ГЭУ как степень единения механического коллектива
ГЭУ как степень единения механического коллектива
Ввод ГЭУ в действие производится по БГ-2 для личного состава ГКП, БЧ-5, службы Х.
Из должностной инструкции
… да, придя в родную базу, выведемся, хоть не сразу. С криком радостным: «ЗЕМЛЯ!!!» — люкс рванется с корабля.
И останется опять на борту лишь БЧ-5.
Капитан 2 ранга А. Вашков
Такое широкое понятие, как корабль в море, предполагает два не менее широких понятия: ввод и вывод ГЭУ из действия. Масштаб этих процессов правильно могут оценить только непосредственные участники, творцы и исполнители. А это мы, дивизион движения электромеханической боевой части ракетного подводного крейсера. И, разумеется, электрики, электротехнический дивизион. Да простят меня МАГАТЭ, Минатомпром, инспекция по ядерной безопасности и все остальные инстанции, но речь пойдет о махровых нарушениях всего чего только можно. И дабы не дразнить сторожевых псов ядерной энергетики и уставного порядка, предлагаю все последующее считать вымыслом и безбожным враньем.
Что выход, что возвращение в базу — самое собачье время для механиков. Допустим, через неделю в море. Штурманы рисуют карты, акустики не спеша проверяют аппаратуру, коки подсчитывают содержимое провизионок. Все заняты делом. И механики, само собой. Все крутится. Первый звонок. До выхода осталось трое суток. Тревога, всех на борт, все по боевым постам — комплексная проверка систем и механизмов ГЭУ. Ну по постам разбегаются, естественно, только механики, остальные, справедливо полагая, что это мероприятие касается их формально, дрыхнут по каютам, всеми доступными и недоступными способами пытаются слинять с корабля и ежеминутно названивают на пульт ГЭУ с одним вопросом: «Вам еще долго?» Ну а если сам командир куда-то спешит, то выражается коротко и ясно: «Заканчивайте через полчаса!» А так как комплексная проверка идет часа четыре и чудесным образом выпадает почти всегда на выходные, вопрос этот звучит довольно актуально. Поэтому, с молчаливого одобрения механика, комплексная проверка частенько просто записывается в журнал, а проверяют самые необходимые и лишь внушающие опасения элементы. Остальное кулуарно и тихонько проверяют командиры групп и старшины команд до или после тревоги.
Но если вы думаете, что вся волокита на этом закончена, вы не моряк. Она только началась. Планы флота подобно осенней погоде меняются ежеминутно и без учета людских проблем. Вы отработали комплексную, а в это время лаперузы в штабе уже задумали перенести выход на сутки. Казалось бы, ерунда. Но теперь комплексную проверку придется проводить снова, ведь пройдет больше трех суток до ввода и положено снова все проверять. Помню, мы две недели, каждые трое суток имитировали эту самую проверку, а в море так и не вышли. Но это еще не худший вариант. Хоть домой попадаешь! Но бывает, когда уже завелись, установка пыхтит вовсю, механическая вахта шмелем вьется, а команды в море нет и нет. Вот это беда!
Как-то раз ждали на Северном флоте незабвенного Пашу-Мерседеса в самом начале его карьеры. Зачем — не знаю, но, как всегда, готовились встретить по полной схеме. Нас аврально завели, посадили на борт и сказали — ждите команды, идем в море перед министром плясать. А он взял и опоздал. Недели на две. Забыл, наверное, что его на Кольском полуострове целый Северный флот с фанфарами дожидается. И не предупредил шалун, что его не будет. А наши отцы-командиры словно слюнявые первоклассники заикнуться в Москву о том, что здесь полфлота под парами его ждет, естественно, постеснялись. Так мы и жгли ядреное топливо две недели, дожидаясь у пирса лучшего министра обороны всех времен и народов. А знаете, сколько стоит один час работы установки хотя бы на мощности 15 %? Ошалеть можно. На эти деньги можно пару дней всю страну колбасой кормить, и это как минимум. Про надводников я и не заикаюсь, они министра вообще в море ждали загодя. Мазута сожгли пропасть, не говоря уже о чем другом.
Ну да ладно. День стоим — весь экипаж на борту, другой, третий — нет министра на Кольской земле, и все тут! А дом рядом, десять минут пешком. Звонит командир БЧ-4 однокласснику в Североморск по ВЧ. Тот оперативным связистом заступил. Мол, где там Грачев потерялся? Заждались. А у того через ухо все флотские приказы и слухи проносятся. Он и отвечает: да он еще и из Москвы не вылетел, и когда будет, неизвестно, а все флотское командование в обычном режиме служит: 18.30 — море на замок и по домам. А если учесть, что знакомые и одноклассники не только у нашего связиста есть, на третий день вся флотилия знает — ничего не будет, по крайней мере пока. Но нам-то не легче! Мы под парами! Домой ни шагу, в море ходу нет! Все! Залипли. У командира от долгих сборов пламенный боевой порыв спал, смотришь, одного, другого люкса вечерком домой спустил, старпом на пару часиков сбегал — фильтруются немеханические на берег потихоньку. Сам командир строгость блюдет, домой ни шагу. Спит как убитый, загодя силы на выход набирает. Короче, одни механики в работе. Вахты, как в море. Подменишься ночью часа на два, галопом домой сгоняешь, чтобы ни свои, ни чужие не видели, и снова на борт. Командир механиков ни за какие деньги на берег не отпустит, ядерная безопасность — штука серьезная, узнают — по головке не погладят. Механик боится, бережет заднее место, и правильно делает. Он за все в ответе. У старпома один ответ: иди, но если что, я тебя не отпускал.
Короче, дело — вакуум. Днем штурманы, связисты и прочие люксы обязательно дела в штабе найдут и смоются. А мы сидим как привязанные: ни дома, ни в море. Вот тут-то и начинается. Идти некуда. После вахты, пока воды с базы в достатке, натопишь сауну. Попаришься. Ну а что после баньки-то у русского человека первое дело? Вот-вот, как Суворов говаривал: последние портки продай, а выпей. А шило пока еще на флоте никто не отменял, да и свои запасы опытные военные всегда имеют. Раз банька, два банька, а если стоишь две недели? И пошло-поехало пассивное пьянство, совмещенное с «синдромом крысы». Выпил, забился в каюту и дрыхнешь. Так и стояли. Две недели — 336 часов. Людей повыматывали, матчасть напрягли. А у нас, для справки, ГЭУ в базе не больше 200 часов в год работать должно. С кого спрашивать? То ли с Павлика необязательного, то ли с начальников трусливых. Да и будут ли спрашивать? Страна огромная, богатая. Переживет.
Другое дело, когда в море взяли и вышли. Без проволочек и надолго. Ходили, бродили, боевые задачи выполняли, наконец, в базу. Пришли, пришвартовались. Электрики часа за три до базы концы питания наверх вытаскивают, побыстрее питание с берега примешь — побыстрее вывод ГЭУ закончишь. Это при советской власти концы питания с собой не возили. Сейчас все с собой таскают. Рыночная экономика: оставишь на пирсе, и нет их. Медь — штука дорогая, никто не брезгует ей ноги приделать. От мичмана предприимчивого до многозвездного военного. До года восемьдесят восьмого обрубков этих кабелей около каждого пирса было пруд пруди. Потом исчезли в один день. Лишь после узнали, что в Мурманске шведы или норвежцы медь за валюту принимать стали. А кто может за одну ночь два-три «КамАЗа» многокилограммовыми кусочками загрузить? Понятно, откуда ноги растут?
Бог с ними, с кабелями. Об этом разговор отдельный нужен. Вот только одно понять не могу. Почему, когда простой офицер с Севера уезжает, все вещи в один контейнер вмещаются? А когда адмирал — подавай ему минимум пять. Прямо-таки мини-Россия получается: русские офицеры и «новые» русские офицеры. Пойдем дальше. Пришвартовались, электрики сломя голову носятся, питание принимают, мы телефоны обрываем, вызываем пробоотборщиков с СРБ. Без них выводиться нельзя. Надо анализы первого контура отдать. Наконец «бояре» с СРБ прибыли, все сделали, и мы докладываем командиру, что готовы к выводу. Шеф дает отмашку, и мы начинаем. А весь корабль в это время лихорадочно ищет возможность дернуть домой. Вся люксовская братия осознает, что на корабле уже делать нечего (что справедливо, но очень обидно для механических сил) и всеми правдами и неправдами старается покинуть борт родного корабля. Первым после швартовки, чуть ли не раньше командира на пирс выпрыгивает «особняк». Ему сам черт не указ, и его никто не остановит. С ЧК не шутят. Хотя по всем документам до сброса аварийной защиты обоих реакторов на берег сойти не имеет права ни один член экипажа. Даже такой значительный, как флотский чекист. Позже пойдут другие «незаменимые»: секретчик в штаб, доктор в госпиталь, интендант неизвестно куда, еще кто-то куда-то, и потекло, поплыло. Ладно, тех, кто на вахту после вывода заступает, отпустят часа на два семью обнять. А остальные? Море на замок всеми правдами и неправдами. Мой последний командир, при всех своих минусах, правила знал и выполнял. И первый раз на моей памяти не закрыл глаза на такое дело. Взял и приказал после сброса защиты экипаж построить на пирсе, проверить людей, и отсутствующих обидеть финансово. Господи, горе-то какое было! Люксы шатались по пароходу, проклинали сатрапа-командира, не знали куда деться и ежеминутно названивали на пульт с глупыми просьбами. Ну тут мы повеселились! Каждый вывод мы и без этого кумы королю, а здесь все вовсю умоляют, ну поскорее, миленькие, пожалуйста, ножками стучат, домой хочется! Мелочь, а приятно!
Любой оператор ГЭУ знает: после моря домой он попадет позже всех. Даже если принципиальный командир оставит всех ждать окончания, механический офицер все равно останется привести механизмы в исходное, поставить парогенераторы на хранение, турбину ГТЗА попроворачивать, да много всякого. Ко всему прочему, по флотской иронии судьбы, из морей приходят, как правило, под вечер. Часиков эдак в девятнадцать-двадцать. Приплюсуйте часа полтора на приготовления и пробы, часа четыре на вывод, и домой уже толку идти нет. Крути не крути, а к восьми ноль ноль весь экипаж на пирс, подъем флага — традиционный ритуал.
Да и сам вывод — это тоже ритуал. Незаконно — неуставной. Прозвенела тревога, собрались на пульт, начали один борт. Первый и второй операторы на местах, комдивы тоже, остальные из отсеков доложились и тоже на пульт прирулили. Перешли на ручное управление, снизили температуру, начали промывание парогенераторов — и поехали. Промывание идет час, время есть. Режется сало, чистится лук, вскрываются консервы и главное — разбавляется шило. В чисто военно-морских пропорциях — два к одному. Не две части воды к одной спирта, а наоборот. Так убедительнее и действеннее. Все маскируется под массовое чаепитие. Секрет Полишинеля. Все, вплоть до командира, знают, ну или догадываются: механики выводятся, пошел процесс. Лучше закрыть глаза и ничего не замечать. Или только в крайнем случае, если уж бесчинства пойдут. Но это редко. А так тихо-мирно. Сейчас можно немного расслабиться. Не надо очертя голову лететь на пульт ГЭУ при любом залипании техники, дрожать над работой испарителей, вскакивать при утробном звуке падающей защиты. Все позади, работа окончена. Ждем новой, а пока — расслабляемся.
Под неторопливый процесс вывода установки, принятия антистрессового напитка и поглощения продуктов питания мы решаем, кто остается после ухода всех. Комдив — само собой, командир реакторного — как правило, и один управленец. Остальные после всего могут идти домой, но большинство все же остается. Особенно если поздно. Домой пойдешь — не выспишься. Опять же не для ушей блюстителей ядерной безопасности, вывестись можно очень быстро, выполнив ко всему прочему все необходимые операции, а не просто нажав кнопку сброса стержней АЗ. Уметь надо, и это умение свое воплощать в жизнь. Частенько после обсуждения с механиком всех нюансов так и делается, но никому до поры до времени не докладывается. Несмотря на свой якобы аристократизм, редко кто из люксов знает, что защиту реактора можно сбросить бесшумно, а о световой сигнализации в ЦП вахтенные офицеры, конечно, знают, но что и когда горит — тайна острова Пасхи. Лишние знания отягощают голову и мешают полноценному восприятию мира, так сказать. Командир перед каждым заходом в базу часов десять торчит на мостике в любую погоду, на берег до сброса защиты сойти тоже не имеет права, и с началом вывода падает в каюте на шконку как убитый, только мыча в «Каштан» в ответ на доклады дежурного. Так что все в наших руках. И порой, когда весь корабль думает, что до конца вывода еще тьма времени, мы уже все окончили и сидим, мирно попивая горячительные напитки, и, сверяясь по часам, докладываем этапы «большого пути» для записи в журнал дежурного по кораблю. Все равно раньше докладывать нельзя. Такие вот ядерно опасные дела. А помогает нам наводить тень на плетень обилие взаимоисключающих руководящих документов и директив (смотрите рассказ «Кладезь знаний»). При умении, желании и опыте с их помощью можно доказать любому все что угодно. Ну а шило? Современная медицина еще не сумела придумать более сильного средства против стресса. По крайней мере, для нас, русских. И я думаю в умеренных дозах его надо прописывать после долгих походов. Особенно если там, где ты живешь, ничего, кроме ДОФа и магазинов, нет и, думаю, никогда не будет. Раньше не сделали, а сейчас никому это и подавно не надо. Не те времена.
На флоте, надо с этим смириться, пили, пьют и пить будут. От адмирала до последнего матроса. Видел я, как горькая хороших ребят сжигала, пьяных замкомдивов с царскими замашками в море наблюдал, сам грешен был, не скрою. Но могу сказать одно. Если раньше пили для удовольствия, то сейчас — кто-то от обиды и злости, кто-то от вседозволенности. А причины со следствиями ох как связаны! И уж если это зло неистребимо, так пускай причины для него будут хорошие и радостные.