Карьера, однако…

Карьера, однако…

Карьера (итал. camera — бег, жизненный путь, поприще, от лат. carrus — телега, повозка) — продвижение вверх по служебной лестнице, успех в жизни.

История эта принадлежит к числу тех самых флотских мифов, которые никто ни подтвердить, ни опровергнуть не может, но все обязательно когда-то где-то и совершенно случайно слышали. Точно так же слышал ее и я. А потому прошу простить мне, простому инженер-механику флота, определенное незнание сложной люксовской структуры братьев-надводников и даже определенный дилентализм в изложении нюансов надводной флотской жизни. Просто легенда эта стоит того, чтобы ее рассказать, хотя бы потому, что есть в ней нечто такое, что и на самом деле поможет понять, пусть и не в полном объеме, что такое Военно-морской флот.

Давно ли, недавно ли, но учился в славном городе Севастополе в ЧВВМУ им. Нахимова, в начале 80-х годов один кадет. Учился он вроде на ракетчика, а может, и не совсем, и был столь знатным раздолбаем, что доковылял до выпуска едва-едва, совершив при этом три захода на отчисление, но благодаря то ли рабоче-крестьянскому происхождению, то ли воле случая, кортик свой получил исправно, в срок, в одном могучем строю со всеми остальными выпускниками.

Но беспутное пятилетие все же аукнулось при распределении. И загнали свежеиспеченного летеху как элемента неблагонадежного и к дальнейшему карьерному росту негодного в то место, которое для любого другого выпускника славного училища Нахимова считалось глухой ссылкой: в отдельный дивизион малых ракетных катеров, командиром пусковой установки, с должностным потолком аж старшего лейтенанта. Надо сказать, что дивизион этот базировался не в Севастополе, не в Феодосии, и даже не в самом Донузлаве, а где-то рядом, на выселках, и представлял собой три устаревших до состояния импотенции ракетных катера времен хрущевских устрашений мира.

Вот ведь удивительная штука — военно-морская служба! Для одних Крым, солнце, природа, теплое море и всегда свежий воздух — просто мечта и сказка, а для других — провал и забвение. Интересна и увлекательна, наверное, служба офицера-надводника. Но не об этом разговор.

Отгуляв свой положенный лейтенантский отпуск, обреченный летеха прибыл в свой дивизион. Представился, как положено по Корабельному уставу его командиру, аж целому капитану 3 ранга, затем своему командиру катера, умудренному опытом капитан-лейтенанту, и впрягся в корабельную рутину. Так и завертелось: отколупывание ржавчины от катера-ветерана, непрекращающаяся покраска всего, что не движется, написание горы планов на все случаи жизни, ну и, само собой, ежедневный телесный осмотр личного состава на предмет следов вшивости и отсутствия членовредительства. Был он на умирающем дивизионе единственным лейтенантом, а посему пинался озлобившимся на жизнь командиром дивизиона нещадно, по поводу и без оного. От всего этого состояния перманентного насилования и хронической жизненной безысходности в редкие часы схода на берег летеха заливал свое беспросветное существование дешевым крымским портвейном «Приморский», закусывая его сочными караимскими пирожками и пуская по ночам скупую мужскую слезу на пахнущие терпкой лавандой упругие груди гарнизонных куртизанок. Так бы, наверное, и служил он до седых волос и самопроизвольного вытекания соплей, если бы не одно историческое для флота знаменательное событие.

В этот же год могучий советский ВПК родил очередной, не побоюсь этого слова, шедевр военно-морского кораблестроения. Со стапелей города Николаева, сошел первый тяжелый ракетный крейсер «Слава», позднее за свою дремучую убойную силу прозванный натовцами «ракетным оскалом социализма». И вот, пройдя кучу ходовых испытаний, отбороздя на всех ходах черноморские полигоны, крейсер подошел к самому главному: испытанию своих могучих ракетных систем. Советские кораблестроители не зря славились своим умением всунуть максимально возможное количество оружия в заданный свыше объем, поэтому «Слава» предназначалась для уничтожения не просто одного отдельно взятого авианосца, а, чего уж стесняться, всей авианосной группы со всеми шаландами в окрестности.

В связи с этими возможностями крейсера на полигоне распихали десяток отслуживших свое кораблей-мишеней, а на отстрел этих ветеранов решил прибыть сам главковерх Горшков со всей своей штабной свитой. Да еще и «зеленых» краснолампасников прихватили с полтора взвода, хвастануть обновкой. Для комфортабельного вывоза всей этой оравы отдраили штабное судно «Эльбрус», придав его внешнему и внутреннему виду глянец, достойный московской золотопогонной братии. В целях секретности и безопасности все страны, суда которых, случайно или нет, могли забрести в район стрельб, загодя предупредили об учениях и для пущего страха натыкали вокруг полигона корабли Черноморского флота. А так как и стрельбы предстояли неординарные, можно сказать, даже судьбоносные, на оцепление полигона выгнали все возможные плавсредства, чтобы не то что фелюга, доска с гвоздем не проскочила. И вполне естественно, что и дремучий дивизион также был определен в какой-то глухой квадрат полигона, дабы и дело делать, и глаза флотоводцам не мозолить.

И вот настало то самое время «Ч». «Слава», громыхая подъемниками крышек шахт, занимает позицию для стрельбы. Горшков со штабом на мостике «Эльбруса» с ноги на ногу переминается. Общевойсковые маршалы с генералами по гальюнам отираются, страдая от качки и морской болезни. Короче, все на своих местах. Стреляла «Слава», естественно, болванками, а не боевыми ракетами. Но и та болванка, если уж ненароком в корабль попадет, все равно делов натворить может ого-го!

Все бы хорошо, но ведь это — не война, а испытания. Техника только учится работать. Все болванки «Славы» легли точно в цель, только вот у одной что-то в электронных мозгах наперекосяк пошло, и начала она себе другую цель подыскивать. И ведь нашла! «Эльбрус». Со всеми царедворцами на борту. А Главком уже всех обрадовал успешными результатами стрельб, и вестовые забегали по гарсункам готовя кают-компанию к банкету. Главкому резво доложили о конфузе. Мол, летит, тащ адмирал, и скоро будет. Тот недолго думая дает команду: сбить этот «чемодан» всем, чем возможно, мне ложка дегтя в бочке меда ни к чему! Корабли оцепления напряглись, шарахнули с разных сторон, разнесли болванку в молекулы и опасность от флотоводцев отвели. Даже с летехиного дивизиона раза три грохнули своими устаревшими игрушками, под шумок, решив пару утерянных списать. Когда Главкому доложили, что опасность устранена, старый царедворец мысленно перекрестился и приказал определить, кто именно сшиб непослушную железку, и пригласить того, невзирая на возраст и звание, на предстоящий банкет.

Ракетчики траектории подсчитали, данные приборов сверили, и оказалось, что сбили взбесившуюся железяку с одного старого ракетного катера, с установки левого борта, а попросту именно тот зачуханный летеха, о котором и идет речь. Может, и не так все было, может, никто ничего и не подсчитывал, а просто ткнули пальцем, не знаю, да никто и не узнает уже, но то, что судьба лейтенанта с этого момента изменилась, это факт.

Строго запросили на катер: «Кто командир установки?» С катера рапорт: «Лейтенант Пупкин». Им в ответ: «В 18.30. Пупкину прибыть на «Эльбрус» на аудиенцию к Главкому. Форма одежды парадная. При кортике». И точка. Зачем, почему, для чего — хрен знает. Гадайте мол, сами.

На ракетном катере напряглись. Командир корабля, седовласый капитан-лейтенант, высвистав Пупкина, расспросил того обо всем, начиная от родства в Москве и окрестностях и заканчивая тайной аморальщиной. Но тот ни в каких грехах не признавался, разве только в мелком хулиганстве недавних курсантских времен и бытовом пьянстве, которые на вызов к Главкому явно не тянули. Делать нечего. Приказ есть приказ, его выполнять надо. Но вот только обнаружилось, что, похоронив свою будущую карьеру, Пупкин после выпуска забросил свой парадный мундир где-то на берегу в съемной квартире, и с тех времен его ни разу не доставал. Срочно провели ревизию имеющихся на борту парадных офицерских мундиров, и нашелся всего один, более или менее сидевший на Пупкинской фигуре — мундир командира. Старый каплей думал недолго. Трезво рассудив, что если Пупкин не врет, то вызов к Главкому какая-то ошибка, а если врет, то уж все равно за что по балде получать. Он напялил на Пупкина свою щегольскую парадку, предварительно отстегнув с тужурки свои «песочные» награды и прочие знаки, указывающие на срок службы владельца мундира. Звездочки с погон удалять не стал, пущай летеха где-нибудь в общем строю с каплейским достоинством постоит, а портить окончательно свой мундир вырыванием звездочек и отпарыванием нашивок посчитал уж слишком большой жертвой. Так и убыл свежевымытый, свежепостриженный и выбритый до синевы лейтенант Пупкин в каплейском мундире в полном недоумении и с долей изрядного испуга на рандеву к Главкому на мерно тарахтящем баркасе, по спокойной вечерней глади Черного моря.

Несмотря на досадное недоразумение с загулявшей ракетой, стрельбы, заботами Главкома, были признаны успешными, и по этому поводу кают-компания «Эльбруса» битком была набита носителями погон всех категорий, по большинству своему старших офицеров и выше. Оказаться к главкомовскому телу поближе хотелось всем. Пупкин застенчиво жался под стенками кают-компании, где обладатели погон с двумя просветами и выше, ожидая явления Главкома, коротали время в разговорах. Лейтенант, по причине еще совсем недавнего курсантства не успевший избавиться от панического страха перед большими погонами, более всего в жизни хотел, чтобы это мучение побыстрее закончилось, и его отконвоировали на родной катерок. Главком же, до последних своих дней сохранивший трезвость мышления, жесткость и твердость в принятии решений, в последние годы все же обрел некоторую сентиментальность в поведении, присущую почти всем пожилым людям, и поэтому, войдя в кают-компанию, не прошествовал сразу к СТОЛУ, а решил лично поздороваться со всеми присутствующими офицерами.

Шаг за шагом череда рукопожатий добралась и до Пупкина, как он ни старался размазаться по стенке за чужими спинами. Ослепляющий погон Адмирала Флота Советского Союза остановился напротив глаз каплеистого лейтенанта.

— Ну?! — Суровый взгляд Главкома уперся в Пупкина.

— Э. — Пупкин скосил взгляд на погон собственного мундира. — Капитан-лейтенант Пупкин! — выдохнул офицер с максимально возможной громкостью.

— Кто такой? — Главком недоуменно повернулся к толпившейся за его спиной свите.

— По вашему приказанию. Офицер, сбивший ракету. Отдельный дивизион ракетных катеров, — услужливо подсказал откуда-то сзади вездесущий порученец в чине капитана 1 ранга.

Взгляд Главкома потеплел.

— Молодец, капитан-лейтенант! Что, нечасто с главкомом здороваться приходится?

— Нечасто, товарищ Адмирал Флота Советского Союза! — полупрошептал Пупкин, стараясь не глядеть в глаза Главкому.

— Ну так давай! — Главком протянул руку.

Рукопожатие немолодого адмирала оказалось крепким.

— Наша смена. Вот такие, как он, и будут лет через десять новые корабли в океан выводить. Так, товарищи офицеры? — Главком повернулся к свите. Многопогонное сопровождение дружно и воодушевленно закивало, и начало сдержанно, но организованно выражать полное согласие с мудрыми словами адмирала.

— Служи, капитан-лейтенант, и дальше так же достойно. — Главком повернулся и перед тем, как проследовать дальше, кивнул порученцу:

— Офицера отметить в моем приказе.

И свита с адмиралом проследовала дальше. А порученец извлек блокнот и ручку, сноровисто записал данные «капитан-лейтенанта» и устремился вслед отдалившемуся начальнику. На этом судьбоносное свидание Пупкина с Главкомом закончилось. Оставшееся время он, стесняясь и чувствуя себя очень неловко среди скопища больших эполет, чем-то перекусил, и с большим облегчением через пару часов покинул «Эльбрус». На родном корабле он сдал мундир командиру, коротко рассказал о происходившем и снова погрузился в привычный ход службы, особенно и не вспоминая о свидании с Главкомом.

Прошло два месяца. Привезли как-то в штаб дивизиона очередную порцию документов из штаба флота, естественно, засекреченных донельзя, а потому, на счастье, мало кому доступных. А там… Среди всяческих приказов и директив общего характера затесалось две бумаженции, первая их которых заставила командира дивизиона очень сильно почесать затылок, а от второй у него вспотела спина. Бумага номер один была выпиской из приказа Министра обороны СССР о присвоении внеочередного воинского звания капитан 3 ранга капитан-лейтенанту. Пупкину!!! Бумага же номер два, уже приказом командующего ЧФ, назначала на вакантную должность начальника штаба его дивизиона все того же свежеиспеченного капитана 3 ранга Пупкина. Сомнений быть не могло: фамилия, имя и отчество совпадали полностью.

Надо отдать должное крепкой закалке немолодого комдива. Приказав секретчику молчать до команды, под страхом потери скальпа, комдив утром, понимая, что такие вещи по телефону не решаются, подхватил папку с документами и унесся в штаб флота, в Севастополь.

В отделе кадров флота, куда предусмотрительно с самого начала двинулся комдив, оторопели не меньше его самого. Но начальник отдела кадров, быстро смекнув, что к чему и оперативно посовещавшись с кем-то повыше, принял воистину соломоново решение. Заведя комдива к себе в кабинет, разлил по рюмкам коньяк и выдал тому примерно следующее:

— Уж и не знаю, на чьей совести прохлоп со званием, но вот с должностью точно на нас. А назначение ведь утвердил начальник штаба флота. Сам и сказал: вот вам и кандидатура, Главкомом отмеченная. Вот и суди сам: попытаться в Москву доложить об ошибке Главкома, так сами по загривку по полной получим и всем скопом головы поснимают. Главком лично представление подписал, а с его подачи и министр обороны, причем с формулировкой знаешь какой? За освоение новой техники! За «Славу». А мы им попытаемся, понимаешь каптри, мы им попытаемся доказать, что они уже дурни старые и ничего не соображают! Да нас в порошок сотрут наши же местные начальники! Мы с тобой оба на посту НИС на острове Диксон до смерти служить после этого будем! Пойду я к нашему начальнику штаба, тот же результат будет, уж я лично на своем месте стопроцентно не усижу. Да и ты, наверняка, тоже… за компанию. Поэтому решение мое такое: езжай-ка ты обратно на свои скорлупки и вручай Пупкину «майорские» погоны со всеми положенными ритуалами и перед строем. А на все вопросы офицеров отвечай: Главком есть Главком! И баста! Мол, сам удивлен, но в штабе все подтвердили. Так и сказали: приказы министра не обсуждаются. А обо всем остальном — молчок! Сам ведь понимаешь, кадры решают все. Мы этому Пупкину и старлея, и каплея задним числом присвоим, никто и не подкопается. А вот насчет его должности… придется тебе его начальником штаба потерпеть. Пусть он у тебя бумажки пару-тройку месяцев поперебирает, может, и научится чему, а потом я его перекину куда-нибудь с повышением с «твоей» подачи, туда, где он никаких бед по своей молодости наделать не сможет. А заодно с ним и тебя куда-нибудь переназначим, чтобы обидно не было. Небось, уже и надеяться перестал из дыры-то своей выбраться? Поможем!

Так и поступили. Погоны полностью офонаревшему Пупкину торжественно вручили перед строем дивизиона. Вопросов, конечно, было — масса, но и Пупкин, сам уже кое о чем догадывавшийся, и офицеры с его катера благоразумно и предусмотрительно помалкивали, да и комдив, осадив наиболее любопытных, интерес к этому делу довольно быстро погасил.

Месяца четыре капитан 3 ранга Пупкин честно пытался разобраться со всеми штабными проблемами под чутким и непрерывным контролем командира дивизиона, а потом был внезапно отозван в распоряжение отдела кадров ЧФ. Там он еще месяца два протирал штаны, попутно поменяв удостоверение личности офицера на новое, из которого с удивлением узнал, что старлея он получил через 2 месяца после выпуска из училища, а каплея еще через 2, а уж только потом стал капитаном 3 ранга. После всего этого Пупкин получил назначение командиром курса в один из питерских ввмузов, куда и незамедлительно убыл, воспитывать будущих офицеров, ненамного младше его самого. Командира его дивизиона тоже не забыли. Почти сразу после Пупкина он получил очередное воинское звание, на которое уже давно не рассчитывал, и с повышением был переведен в штаб Черноморского флота. А командиром дивизиона стал бывший командир пупкинского катера, тот самый капитан-лейтенант, с мундира которого и закрутилась эта сказочная история.