Нереализованная победа

Нереализованная победа

На практике союзники признали поражение, отказавшись от передовой линии обороны Балаклавы, переместив ее на прилегавшую почти к базе цепь холмов.^{1083}

Спустя менее года взятие русскими войсками передовых неприятельских укреплений было оценено русскими войсками совершенно по-иному. П. Глебов высказался по этому поводу в упрек действиям Горчакова, отдавшего впоследствии те результаты, которые были достигнуты русскими войсками в сражении у Балаклавы: «Кто злобно улыбнется, когда узнает о неудачном деле 4-го августа, это князь Меншиков. При нем высоты, которые мы атаковали, были за нами. Мы сделали большую глупость, уступив их неприятелю без боя, а теперь едва ли не впали в еще большую глупость, вздумав отбить их у него».^{1084}

Глебов не одинок. Шильдер также считает, что «…Балаклавское сражение, которое должно было подготовить Инкерманскую битву, доставило во власть русских на левом берегу Черной Федюхины высоты, находившиеся на фланге и почти в тылу англо-французской позиции; они угрожали вместе с тем сообщению их с морем, а именно — Балаклавской гавани. Горчаков очистил их добровольно…».^{1085}

Еще уничижительнее к сведшему «на нет» успех Меншикова Горчакову фельдмаршал Паскевич: «…Затем спешу возвратиться к Севастополю. От марта до славно отбитого штурма вы потеряли передовые укрепления: Селенгинское, Камчатское, уступили неприятелю без выстрела Федюхины горы и Байдарскую долину, где союзники как в обетованной земле нашли все, чего до сих пор им не хватало, т. е. воду и траву. Наконец, когда подошли к вам сильные подкрепления, вы вместо того, чтобы маневрировать вдоль Черной речки в тылу неприятеля с 50 или 60 тысячами и держать его в постоянном недоразумении на счет ваших намерений, что поставило бы его в весьма затруднительное положение, решились 4-го августа на дело несбыточное и пошли, так сказать, напролом (по-русски, на авось) атаковать позицию, которая, как вы сами говорите, сильнее севастопольских укреплений.

Здесь рождается вопрос: какие стратегические соображения могли вас заставить уступить неприятелю Федюхины горы? Вероятно, чтобы дать ему время укрепить их, и когда они сделались неприступными, идти на верное поражение, зная, что вся наша попытка с этой стороны, как мы сейчас же увидим из ваших же слов, должна быть отбита со стыдом и с большим уроном».^{1086}

Что касается М.Д. Горчакова, тут все понятно. Его военные способности всегда оценивались невысоко, даже теми, кто гениальностью полководца не обладал тоже.

Приехавший на его место в Дунайскую армию Паскевич «не мог сделать его даже начальником своего штаба».^{1087}

Войска тоже были недовольны новым командующим, под руководством которого успех Липранди был без видимых причин сдан и вскоре пришлось «…сызнова начинать все то, с чего счастливо начал Липранди 13-го октября».^{1088}

Возможно, столь кардинальной переоценке способствовали появившиеся французские исследования, где признавалось трудное положение, в котором оказалась Английская армия, отдав русским контроль над значительной частью Воронцовской дороги и прилегающей к ней долины^{1089} и получив холодную и голодную зиму.^{1090}

^{Английский фарфоровый стакан, посвященный основным битвам Британской армии в Крыму: Альме, Балаклаве и Инкерману.}

Вейгельт вообще считает сражение у Балаклавы малозначительным событием, особенно в вопросах применения артиллерии.^{1091}

Успех русских выражался не в общем числе истребленных неприятелей, а в числе отдавших Богу душу в результате болезней, возникших от трудностей снабжения и изнуряющих работ, из-за отсутствия надежной коммуникации от базы к передовым линиям зимой 1854–1855 гг. Липранди сумел перерезать основную коммуникационную линию англичан,^{1092} в результате чего значение этого сражения проявилось не в день его окончания, и не может выражаться в соотношении потерь. Итак, дорога. Зловещее слово для любого неприятеля, рискнувшего вторгнуться в Россию. Отсутствие дорог и наличие направлений сгубило на ее просторах не одну армию: поляки, французы, немцы…

Именно по этой причине успех русских проявился позже, когда из-за отсутствия нормального сообщения базы с позициями и передовыми лагерями англичане понесли огромные потери во время холодных осени-весны 1854–1855 гг. — иногда войска нуждались в том, что уже давно находилось на складах в главной базе. Кавалерия свои главные потери понесла не во время сражения, а по его итогам. К концу декабря в кавалерийской дивизии осталось не более 60 лошадей.^{1093}

Зимой 1854–1855 гг. англичане терпели ужасные лишения на скалистых высотах под Севастополем в основном потому, что не было никакой возможности подвозить припасы из Балаклавского порта. Системы наземного армейского снабжения, по сути, не существовало. Перепорученный гражданскому ведомству (интендантству) под контролем другого гражданского ведомства (казначейства), этот род деятельности, на который не распространялась власть главнокомандующего, нельзя было назвать военным ни по сути, ни по форме. Присланные вьючные животные, вскоре не вынеся беспощадной эксплуатации и голодного существования, вымерли. Капитан Генри Клиффорд ядовито замечал, что «припасы приходится доставлять на собственном горбу», поскольку вновь прибывшие животные передохли еще до того, как приступили к работе.^{1094}

Чтобы не быть голословным, достаточно посмотреть приказы английского штаба в Крыму уже с ноября месяца, когда особенно со второй его половины проблемы снабжения стали расти, как снежный ком.

14 ноября: дорога между Балаклавой передовыми линиями стала непроходимой. Для ее восстановления нужно срочно привлечь турецкие войска…^{1095}

28 ноября: вследствие состояния дорог комиссариат не может в необходимом количестве обеспечивать фуражным кормом животных, содержащихся в полках, и предлагает осуществлять это силами самих полков…^{1096}

С конца ноября на передовых линиях началось массовое уничтожение шанцевого инструмента: солдаты, не надеясь получить дрова и уголь из Балаклавы, стали жечь черенки лопат и рукояти кирок.^{1097} Вскоре это стало настоящим бичом армии, вынуждая командование принимать жесткие меры для противодействия.

В результате, имея достаточно припасов в главной базе, англичане не могли обеспечить доставку их войскам.

Поражение под Балаклавой вынудило англичан отвлечь на ее защиту корабли Королевского флота, а потеря сразу 9 морских пушек оказалась чувствительной для Королевского флота.^{1098}

Из этого следует, что Балаклава — блестящий пример, как при минимальных затратах и не самых больших размахах можно достичь максимального успеха.^{1099}