Возвращение легкой бригады
Возвращение легкой бригады
Пока французские африканские егеря «разбирались» с русской батареей, над полем сражения царила драма. Возвращение остатков Легкой бригады из боя 25 октября 1854 г. было зрелищем, скорее, жалким. Эпическим оно станет много позже.
Некоторые на грани жизни и смерти совершали поступки поистине трогательные. Майор Хелкет из 4-го полка, которого за заботу подчиненные прозвали «отцом полка», уже будучи смертельно раненным, раздал солдатам деньги — «…это для жен и вдов».{979}
Капитан Лоу из 4-го Легкого драгунского полка с трудом вышел к своим. Его лошадь буквально на издыхании, истекая кровью, хлеставшей из оторванной челюсти, вынесла его из боя.
Многим из солдат, потерявших своих лошадей, повезло поймать одну из оставшихся без всадников. К таким немногим счастливцам принадлежал Роберт Аштон из 17-го уланского. Лейтенант Смит оказался вообще единственным из 13-го полка, кто вернулся на своей лошади.{980}
Пауэлл был одним из первых вернувшихся, кто увидел командира бригады: «Возвращаясь из атаки, я увидел, как лорд Кардиган взмахнул своей саблей в правую сторону и слышал, как он сказал: «Мне так жаль Легкую бригаду, но это не была одна из моих безумных выходок!».
Генерал Аллонвиль. В бою 13 (25) октября 1854 г. командовал французской кавалерией.
Когда бригада, вернее, ее жалкие остатки выходили из долины, Раглан, уже понявший, что случилось непоправимое, двинулся к Лукану. Вместе с командующим и его штабом двигался Канробер. Все хотели узнать о случившемся. Встреча Раглана и Лукана была переполнена злостью. Ее пересказывают по-разному, но конечный смысл остается неизменным. Раглан обвинил командира дивизии в потере бригады. Лукан, в свою очередь, на обвинения ответил тем, что его не поддержали обещанные конная артиллерия и пехота.{981} Вскоре, судя по тому, что часто звучало имя Нолана, стало ясно — виновный назначен.
С наступлением темноты Раглан, убедившись, что Липранди не собирается продолжать активные действия, дал приказ отвести на свои места Гвардейскую бригаду и батальоны 4-й дивизии, одновременно заняв оставленный к тому времени русскими редут №3.{982} К передовой линии выдвинули три свежих турецких батальона и начали строительство новых батарей.{983}
Лейтенант 20-го полка Шулдхем так описывает увиденное им поле битвы после атаки Легкой бригады: «Тела несчастных кавалеристов были разбросаны по всему полю, было видно, что многие из них ранены, другие галопом уходили к лагерю, составив группу из двух-трех человек. Одно бедное животное скакало легким галопом с перебитой ногой, раскачиваясь все больше и больше при каждом шаге. Другие, которым сломало обе ноги, пытались подняться и уйти, но вновь и вновь бессильно падали».
Наблюдавший за схваткой Гоуинг спустился в долину и пообщался с некоторыми из выживших:
«…Я отправился назад. Кавалерия все еще стояла в строю. От Легкой бригады осталась лишь жалкая горстка. Вот это храбрецы! Несмотря на потери, бесстрашия в них не убавилось. Какое-то время мы стояли на месте, и я имел невыразимое удовольствие пожать руки многим членам доблестного отряда. Вне сомнений, они выглядели победителями, когда подавали мне руку в знак дружбы!
«Вишневый»[43] сержант, хорошо меня знавший, тепло пожал мне руку, заметив: «Эх, старина фузилер, я же говорил неделю назад, что вскоре у нас будет о чем поговорить». «Но разве здесь не было ошибки?» — спросил я. «Теперь уж все равно — мы сделали свое дело. Когда-нибудь все выяснится».{984}
Английским кавалеристам не удалось сделать то, что получилось у русских драгун 24 июня 1854 г. при Кюрюк-дара В тот день Тверской драгунский полк «…с целью задержать наступление турок на наш правый фланг, был направлен на турецкую батарею из 12-ти орудий. Несмотря на сильный картечный огонь с фронта и фланга драгуны смяли турецкую пехоту, бросились на батарею, изрубили прислугу и увезли с собой четыре орудия».{985}