ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ: Почему?

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ:

Почему?

Полтысячи страниц, чтобы ответить на один вопрос: «Почему?» Для того чтобы найти ответ, мы иногда забегали слишком далеко назад, вспоминая коммандора Перри или Вудро Вильсона, пытались разобраться в механизмах дипломатии или перегружали текст мелкими, подчас ненужными подробностями или техническими деталями, — и все ради одной цели. Мы просто не могли поступить иначе, т. к. проблема Пёрл-Харбора не может быть объяснена одним заговором или ошибками отдельных людей. Нельзя повесить ярлык «ВИНОВЕН» на какого-то конкретного человека. Претендентов, конечно, много: Рузвельт, Киммель, Старк, Маршалл, Нокс, Шорт, Стимсон, Хэлл — список при желании может получиться очень большой. Но надо понять, что эта проблема многогранна и найти все ответы лишь на одной стороне невозможно.

«Ошибка или провокация» — так называется эта книга. Заголовок, конечно, коммерческий, но он более, чем любой другой, отражает суть проблемы. Историки, любители-публицисты всегда находят простые ответы на сложные вопросы, иной раз грешат этим и профессионалы от нашего цеха. Лучшей иллюстрацией тому является полемика вокруг больной для каждого россиянина проблемы — «внезапного и вероломного» нападения Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. Одни пишут, что Сталин и его окружение были некомпетентными невежами, вот и пустили Гитлера к воротам Москвы. Некомпетентные недоучки — это хорошо, конечно, ну просто все объясняет. Вот только рождается ряд вопросов: как эти люди вдруг стали компетентными через полгода-год (про окончание экстерном Оксфорда или Вест-Пойнта данных нет). Да и огульно обвинять в невежестве всех советников Сталина — показывать собственную необразованность. Это Жуков с Василевским некомпетентны, это Кагонович не знал, как управлять железными дорогами? В Кремле всегда были разные люди, и 1941 г. не исключение.

А вот другой пассаж, уже от Радзинского: Сталин желал Второй мировой войны, он стремился экспортировать революцию в мировом масштабе, а после победы в 1945 г. спал и видел третью мировую мясорубку. И это про человека с имперскими замашками, про диктатора, который всеми силами стремился сделать страну мощной и сильной. Про лидера, чья внешняя политика была направлена на создание системы коллективной безопасности в Европе вплоть до 1939 г. Ну, не его вина, что идеологические догмы для Англии и Франции были дороже мира. Но, Эдвард Станиславович, Вы драматург, Вам позволен художественный вымысел… Жаль только, что Ваша правда, ничего общего с историей не имеющая, издается огромными тиражами и превращает восприятие прошлого в умах наших сограждан в коктейль из крови, насилия и лжи. Хочется ведь и позитива какого-то, вот тот же Сталин во время войны забыл идеологические разногласия и вернул заслуженное место Александру Невскому, Дмитрию Донскому, Ивану Грозному, Петру Великому, Екатерине и ее внуку Александру — а они были классовыми врагами советского человека. Мы уже не говорим о Суворове, Кутузове, Ушакове и других блистательных полководцах. Ну когда мы, Эдвард Станиславович, научимся брать у прошлого правильные уроки, не разрушать и строиться на руинах, а расширять и модернизировать, как во всем мире? Нет, мы не призываем оправдывать злодеяния, но призываем быть аккуратными, рассуждая о них и вороша прошлое.

Мы привели 22 июня в качестве иллюстрации, поскольку для американцев Пёрл-Харбор буквально то же самое. Да и общего у этих двух событий очень много. Вот только ответ на вопрос «почему?» разный. Итак, начнем с версии о провокации.

Провокация или заговор с целью заставить выступить Японию против США — одна из наиболее распространенных версий в американской ревизионистской литературе, посвященной Пёрл-Харбору. Наиболее радикальный ее вариант утверждает, что Рузвельт намеренно загонял Японию в угол экономическими санкциями. Используя данные разведки, он мог легко прогнозировать действия Токио и специально использовал Тихоокеанский флот в качестве «наживки», на которую должны были клюнуть закусившие удила японские «ястребы», испытывающие нехватку нефти. Заодно Киммелю оставляют самые допотопные корабли, а ценные авианосцы посылают подальше от базы с пустяковым заданием прямо накануне нападения. Чтобы быть абсолютно уверенным в успехе, президент меняет строптивого Ричардсона на недалекого Киммеля и лишает последнего доступа к разведданным, прежде всего радиоперехватам. После успешной реализации данного плана, то есть нападения Японии на Пёрл-Харбор, все концы прячутся в воду, в самые темные и потаенные уголки американских архивов, с грифом: «Не подлежит рассекречиванию. Вечно». Ни один из этих документов не был предъявлен при официальном расследовании.

Версия, конечно, красивая, но на данный момент она доказывается лишь косвенно. Каждый из указанных фактов: смена командиров, устаревшие корабли, авианосцы в море и даже отсутствие у главкома Тихоокеанского флота разведданных действительно имели место. Но строить на этой базе теорию об обширном заговоре, на наш взгляд, несостоятельно. Нет ни одного документа, доказывающего вышесказанное. Самое интересное, что в мемуарах эта версия также не находит подтверждения, ну если не брать воспоминания самого Киммеля. С ним-то все ясно, адмирал хотел оправдаться и свалить вину на другие плечи.

Тем не менее провокация была, но не столь масштабная. Надеемся, что мы достаточно выпукло показали, как менялась политика Рузвельта в отношении Японии. Довольно жесткую позицию он занял уже в 1939 г., но тогда не было «фиолетовой магии». Американский президент действительно стремился ввязаться во Вторую мировую войну. Но в нужный для него момент. Летом 1941 г. антигитлеровская коалиция укрепилась Советским Союзом, и теперь Рузвельт оставлял Стране восходящего солнца всего два пути прекратить агрессию: уйти из Китая и занять свое место под американским крылом или начать войну с Америкой. Экономические санкции, во многом спасшие СССР от нападения с Востока, провоцировали Токио. И президент четко отдавал себе отчет в этом. В определенный момент он действительно решил использовать конфликт с Японией как средство вступить в войну с Германией. Таким образом, он действительно провоцировал токийских «ястребов», все усиливая экономическое давление.

Но обвинять президента в том, что он нашел крайне оригинальный способ избавиться от устаревших кораблей, подставив их под японские бомбы, — глупо. Во-первых, США предстояло воевать на двух океанах, нужен был каждый эсминец, не говоря уже о линкорах. Во-вторых, именно он, Рузвельт, построил все линкоры, затонувшие в Пёрл-Харборе, в бытностью свою заместителем морского министра. Трудно предположить, что человек, безрассудно любивший море и военные корабли, мог сотворить такое, да еще со своим собственным детищем — линейным флотом США. Третье, авианосцев не было в порту в момент атаки. Согласиться с тем, что их намеренно спасли, как наиболее ценные единицы, это все равно что подписаться в собственном слабоумии. Для этого необходимо либо признать, что Рузвельт был первоклассным военным теоретиком и аналитиком, опередившим свое время, либо возложить подобные лавры на одного из его ближайших советников. Но военно-морским теоретиком президент не был, он был политиком, и этим все сказано. Что касается его ближайшего окружения, то ни адмирал Старк, ни морской министр Нокс такими талантами тоже не обладали. Можно, конечно, представить, что были советники рангом поменьше, неизвестные широкой публике и историкам, но это маловероятно.

Такой советник должен был обладать полным доступом ко всем сверхсекретным материалам, а таких людей было всего 36, он бы точно был известен и «засветился» бы как теоретик во время или после войны, а возможно, и до ее начала. И самое главное, примерно сто страниц мы потратили на то, чтобы показать косность и неповоротливость американской стратегической мысли, ущербную и устаревшую систему подготовки офицерских кадров для флота. В таких условиях, конечно, рождаются самородки, но крайне редко, и, по всей видимости, в 1930-х гг. таковых не было[860]. Так что отсутствие «Энтерпрайза» и «Легсингтона» в момент атаки в бухте случайность, странное совпадение и не более. Подтверждается этот вывод и тем, что один из них должен был вернуться 6 декабря, и если бы не шторм, «Энтерпрайз» разделил бы судьбу других крупных кораблей.

Не стоит искать заговор там, где царствует человеческая глупость. Эта мудрость, пожалуй, лучше всего объясняет все произошедшее в Перле 7 декабря 1941 г. Отсутствие координации между армией и флотом — системная проблема вооруженных сил США того времени, и родилась она не в 30-е гг., а значительно раньше. И Киммель с Шортом действовали так же, как и 90% их коллег в других местах. Возьмите Филиппины или любой другой район.

Низкий, реликтовый уровень подготовки офицерского состава флота—еще одна извечная на тот момент беда американских ВМС. Взять того же Киммеля: полное отсутствие боевого опыта, кроме того, он ни разу не был (не стажировался) за границей (нормальная практика во многих флотах мира). К этому добавьте то, что ни один, подчеркиваем, ни один американский адмирал, служивший в 1941 г., не управлял крупными соединениями кораблей в боевых или приближенных к таковым условиях. Что там говорить о офицерах рангом пониже. Нарисованный нами портрет Хазбанда Киммеля подошел бы любому американскому адмиралу, главком Тихоокеанского флота не был из ряда вон, он был обычным средним офицером, волей случая взлетевшим на вершину служебной лестницы.

Помножьте все вышесказанное на то, что о флоте фактически забыли на 20 лет. Изоляционизм наложил свой отпечаток. После чего за считанные годы офицерский корпус вырос в несколько раз, на деле его качество лишь понизилось. И понизилось оно до сверхмалых величин. Капитаны и лейтенанты, отвечавшие за связь, передачу донесений и множество других вопросов, без которых жизнедеятельность столь крупного организма, как военно-морские силы, невозможна, просто не знали своих служебных обязанностей, не владели техникой, с которой работали, отсюда волокита в передаче донесений, путаница и неразбериха, как в мирные дни, так и в момент атаки. В армии дела были не лучше, всего одни факт: с 300 000 солдат и офицеров за два года она увеличилась до 1 700 000 — о каком адекватном управлении здесь может идти речь.

Разведка, несмотря на все достижения в области дешифровки, испытывала на себе те же трудности. Несогласованность на всех инстанциях, даже в пределах одного ведомства, делала прохождение важнейших разведданных невозможным. Отсутствие квалифицированных кадров, аналитических отделов и, наконец, координации между разведчиками, когда данные «фиолетового кода», расшифровки «ДжН-25», других шифров и результаты анализа перемещений японского флота существовали в разных вселенных, никак не корелировались между собой — все это ставило крест на нормальной работе. Тотальная секретность, наличие у каждого командира собственной службы радиоперехвата, которая должна была снабжать его данными, но подчинялась непосредственно министерству и, соответственно, выполняла задачи, нужные центральному управлению в Вашингтоне, а не командующему флотом на Гавайях. Вот и все, не было никакого вакуума, в который поместили Киммеля, его не снабжали данными, потому что думали, что его снабжает Рошфор. А Рошфор в силу секретности даже не знал всех возможностей и занимался тем, что скажут из министерства. Ким-мель тоже ничего не знал, потому что про него элементарно забыли. Организуй Старк или Тернер единый центр сбора и анализа разведданых, который бы централизованно сообщал командующим разведывательную информацию в виде сводок и конкретных документов, — многих проблем можно было бы избежать. Но централизованной системы управления просто не было, и не было ее во всех сферах жизни флота, а не только в разведке.

Американских руководителей необходимо было учить логистике в Морской академии, а не стремлению занять место повыше в итоговом списке с оценками. Недаром именно логистика приобретет особое место при разработке операций в американской армии и флоте во время войны. Возьмите три-четыре официальных военных монографии по истории Второй мировой на Тихом океане, и вы непременно в паре из них обнаружите раздел, посвященный этой науке.

Что же касается боевой готовности армии и флота на Гавайях, то она стала логическим завершением кризиса американских вооруженных сил. Именно так! На основании вышесказанного можно с уверенностью утверждать: военная машина США к декабрю 1941 г. переживала глубокий системный кризис. Хуже всего было то, что тот кризис тлел внутри военного организма, как гнойный нарыв, долго и незаметно. Он прорвался, и скальпелем, который его удалил, как это ни странно звучит, было ударное соединение японских авианосцев под командованием адмирала Нагумо. Дальше началась интенсивная терапия.

Итак, суммируя все вышесказанное, подведем итог: политическая провокация со стороны Рузвельта была. Но президент собирался пожертвовать не более чем «одним-двумя» крейсерами, а не целым флотом. Разгром же в Пёрл-Харборе стал закономерным явлением, итогом кризиса американских вооруженных сил. Что касается персональной вины адмирала Киммеля и генерала Шорта, то она, несомненно, была — боеготовность соединений, находившихся под их началом, это исключительно их ответственность. И несмотря на то что они были всего лишь винтиками заржавевшей и прогнившей насквозь машины, на своем месте они вполне могли проявить инициативу, а не надеяться на Бога и начальство, которое подскажет, что делать.