Армейская разведка
Армейская разведка
Военное и морское министерства имели собственные разведывательные службы. Каждая из них получала информацию из различных источников и снабжала ею собственное министерство для обеспечения его деятельности. Вместе они поставляли основную массу информации высшему военному и политическому руководству Соединенных Штатов накануне Пёрл-Харбора.
Военное министерство сразу после Первой мировой войны обладало «наиболее функциональной и современной разведывательной службой»[634]. Военно-разведывательный отдел (Дж-2) был создан как один из основных отделов главного штаба армии в августе 1918 г. В течение двух лет войны он добился впечатляющих результатов в военной, экономической, политической разведках, в сборе информации и криптоаналитике, в разведке средств связи, топографии и обеспечении секретности проводимых акций.
Наиболее успешным подразделением Дж-2 был отдел Ми-8. Собственно говоря, Разведывательный отдел как бы «нарос» вокруг этой службы, созданной еще в июне 1917 г. телеграфистом из Государственного департамента Г. Ярдли, который увлекался взломом шифров и кодов. Сначала все подразделение состояло из трех человек, но уже к концу войны под началом Ярдли служило около 150 офицеров и гражданских сотрудников, бюджет Ми-8 достиг фантастической суммы — 100 000 долларов. Правда, методы, которыми пользовались сотрудники службы, были довольно примитивны и строились на ручной обработке материалов, математическом и лингвистическом анализе. Однако результаты работы «Черной комнаты» (неофициальное название Ми-8) впечатляли: с 1920 г. сконцентрировавшись на японском дипломатическом коде, сотрудники Ярдли все-таки взломали его. Теперь они поставляли бесценную информацию американскому правительству, в особенности во время работы Вашингтонской конференции по морским вооружениям. То была информация о потенциальных возможностях японского флота, его силах и размере, что позволяло американской делегации играть на опережение.
Но с уходом из большой политики В. Вильсона, с окончанием войны и началом эры изоляции для «Черной комнаты» настали воистину черные дни. Бюджетные ассигнования на нее уменьшались год от года, достигнув, наконец, всего 25 000 долларов, персонал сократился до 6 человек. Исследования, работа над дальнейшей дешифровкой, радиоперехваты и пеленгация — все было забыто, прекращено. Г. Ярдли вместе с его подразделением вернули в Госдеп — казалось, что там-то их квалификация и умение читать японскую дипломатическую переписку пригодится. Но нет. «Coup-de-grace»[635] был нанесен в 1929 г. Государственный департамент возглавил Г. Стимсон, исповедовавший кредо: «Джентльмены не читают почту друг друга»[636]. Во времена Гувера «изоляционизм» приобрел откровенно уродливые формы и побеждал даже там, где в этом не было необходимости. Все архивы и документы «Черной комнаты» были переданы Службе связи армии США (АСК)[637].
Тем не менее, отдел Дж-2 в структуре военного министерства сохранился. Но его авторитет и финансовые возможности значительно сократились. Урезания бюджетных ассигнований происходили на фоне «Великой депрессии» и изоляционистских настроений в стране, подрывая необходимые условия для поддержания удовлетворительной работы разведывательного отдела. Личный состав отдела к октябрю 1941 г. усох до 168 человек, разделенных на 5 отделений.
Как видно из приведенной ниже схемы, отдельно от Дж-2 разведывательную информацию собирала и еще одна структура военного министерства — Служба разведки средств связи. Несмотря на то что ее личный состав подчинялся главному офицеру связи, эта служба проводила неоценимую работу по перехвату, дешифровке и переводу иностранных дипломатических и военных сообщений. Именно на долю этой службы выпали основные достижения армейской разведки. В 1930 г. ее возглавил У.Ф. Фридман, именно с его деятельностью связано некоторое оживление в военной разведке. Именно ему впоследствии выпадет ключевая роль при дешифровке японского дипломатического кода, известного как «фиолетовый».
Энергичный и деятельный руководитель, он входил в состав Объединенного криптографического центра (АФСА)[638] в Вашингтоне. Первой его задачей было набрать персонал для СИС, выпестовать и выучить новых рекрутов. И с этой работой он блестяще справился, впервые за много лет армейские службы занялись декодированием иностранных шифров и созданием собственных. Однако Фридман не имел в своем распоряжении станций радиоперехвата. Куцая американская армия имела крошечный бюджет, который к тому же постоянно урезался — по крайней мере, в отношении разведки. Добывание денег стало экстремально трудной задачей. Осложняла работу и чрезвычайная секретность, только главный офицер связи, начальник главного штаба и военный министр имели доступ к материалам и разработкам СИС. Делиться информацией запрещалось даже с Дж-2. Причиной такой экстремальной секретности, которая больше мешала, нежели давала какой-либо эффект, была опубликованная в 1931 г. книга. Обиженный и оскорбленный невниманием, опалой и отлучением от любимого дела Г. Ярдли написал автобиографичную вещь: «Американская черная комната»[639]. В книге описывались подробности работы и успехи Ми-8 в годы мировой войны: первый гонорар США от этой книги — дипломатический скандал, второй — смена шифров большинством потенциальных противников. Волей-неволей задумаешься о секретности и сохранении безопасности.
Схема 2. Структура военного министерства в 1941 г.: разведывательные службы
Отдел Фридмана получил кодовое название «Магия», тут же родилась шутка — сотрудники стали «кудесниками». Несмотря на то что они занимались важнейшей задачей — дешифровкой нового машинного японского дипломатического кода и успешно ее выполнили (совместно с разведкой ВМС), СИС оставалась крайне малочисленной организацией, всего «44 офицера и 144 гражданских и военных служащих в Вашингтоне и 150 человек на полевых станциях перехвата, которые появились к 1941 г. Для сравнения, к концу войны СИС имела в своем составе 666 офицеров и 10 000 служащих только в Вашингтоне»[640].
Но об успехах «кудесников» знали лишь единицы, в то время как престиж Дж-2 в военном министерстве и в армии неуклонно падал. «Офицеры регулярной армии осознали, что разведка не является службой, где можно сделать карьеру», и предпочитали отказываться от назначений в Дж-2, именуя подобную возможность «поцелуем смерти»[641]. Нередко разведчиков называли «свалкой дилетантов»[642], считали людьми, неспособными служить на других участках. Следствием подобного пренебрежения стало отсутствие достаточного количества квалифицированных людей в области разведки, что препятствовало быстрому увеличению персонала, когда это потребовалось.
Дж-2 также страдал от изменений, которые происходили внутри военного министерства и армии в межвоенный период. Изоляционизм и боязнь шпионажа в 30-е гг. заставили отдел сконцентрироваться на контрразведке и борьбе с подрывной деятельностью вместо внешней разведки. Существовавшие в армии уставы 1940 г. не способствовали развитию разведки за рубежом. По ним Дж-2 должен был «собирать, оценивать и доставлять военную информацию»[643]. В отделе это интерпретировали как необходимость сконцентрироваться на оперативной, а не стратегической разведке. Единственное четкое указание разведчикам в Уставе 1940 г. звучало так:
«Военная разведка обязывается готовить планы, политику и прогнозы в отношении всех действий, касающихся:
1. Военных топографических чертежей и карт, включая их приобретение, размножение и распространение (за исключением специальных тактических карт, готовящихся Дж-3).
2. Охраны собрания карт Военного министерства.
3. Военных атташе, обозревателей и иностранных студентов.
4. Разведывательного персонала всех подразделений.
5. Взаимодействия с другими правительственными разведывательными агентствами и с должным образом аккредитованными иностранными военными атташе и миссиями.
6. Кодов и шифров.
7. Переводов.
8. (вычеркнуто)
9. Цензуры в военное время.
10. Охраны военной информации»[644].
Таким образом, основное внимание и без того ограниченного личного состава и разведывательные ресурсы отвлекались на то, что считалось «наиболее важным» главным штабом армии, а не на «сбор, оценку и доставку» разведданных из-за рубежа.
Дальнейшие попытки Дж-2 производить адекватную разведывательную продукцию были подорваны существовавшей внутри военного министерства секретностью по отношению к доступу и распространению перехватов «Магии» и другой информации, полученной Службой разведки средств связи. В итоге аналитики Разведывательного отдела не имели важнейшего пласта информации, который бы, возможно, позволил им обнаружить признаки надвигающейся угрозы. Причины довольно тривиальны: во-первых, только горстка высших командиров в военном министерстве (министр, начальник штаба, начальник военной разведки) и генерал Дуглас Макартур, командовавший филиппинской армией, имели доступ к расшифрованным перехватам «Магии». Это приводило к тому, что «голая», неоцененная информация попадала напрямую к высшим командирам. Но они не имели ни опыта, ни теоретических знаний для работы в области стратегической разведки. Генералы попросту не могли адекватно оценить значимость информации. Они также не могли соотнести ее с другой доступной информацией, которая могла дать более полное представление о японских намерениях в Тихом океане. Таковая в военном министерстве практически отсутствовала — обструкция Дж-2 превратила его в орган скорее контрразведывательный или охранный. Разведотдел попросту не имел источников информации, которые бы могли дополнить «Магию». В дополнение, ключевые командиры на Тихом океане и их штабы, например генерал Шорт на Гавайях, не имели доступа к перехватам дипломатических документов Японии и, соответственно, не могли включить ее в свою оценку ситуации. Кроме того, обучение офицеров было ограничено малым или полным отсутствием внимания к вопросам применения разведданных в оперативном искусстве. Такая ситуация привела к тому, что в американской армии было всего несколько экспертов разведывательной службы, а их звания росли слишком медленно, чтобы отделить их от лингвистов, экспертов по странам, различного рода аналитиков и криптологов. В конечном итоге к 1941 г. они занимали слишком низкие должности, не могли повлиять на принятие решений и правильно оценить возросший поток информации оперативного характера.
Во-вторых, персонал Дж-2, его аналитики, не имея доступа к результатам работы «кудесников», были вынуждены полностью полагаться на донесения атташе и наблюдателей, находившихся за рубежом. Военные атташе, аккредитованные в дальневосточных посольствах США, предоставляли информацию низкой ценности. Они просто ничего не видели. Японцы предприняли беспрецедентные и крайне эффективные меры для предотвращения шпионской работы. Япония применяла очень строгую систему безопасности внутри страны, в особенности после того, как Г. Ярдли опубликовал свою книгу. Это подстегнуло традиционное японское недоверие к иностранцам и породило в стране шпиономанию[645]. Передвижения иностранцев по стране были ограничены и проходили под пристальным надзором Кемпетай (военная секретная полиция) или Токкока (специальный политический отдел токийской полиции), а то и обеих сразу. Действия японцев ограничивали доступ персонала посольства, как дипломатического, так и военного, к японским военным секретам и делали сбор полезной информации практически невозможным.
«Наблюдателей на Дальнем Востоке было всего несколько (три в Сингапуре, один в Гонконге), они были низкооплачиваемыми, и, как и следовало ожидать, их информация не заслуживала даже того, что за нее платили»[646]. В дополнение, армия не создавала сети резидентур на Дальнем Востоке. В общем, существовавшая секретность заставляла Дж-2 предоставлять полевым командирам в основном статистическую информацию, а не динамично меняющиеся признаки и предупреждения, которые показывали бы высшим офицерам действительную ситуацию.
Указанные выше факторы оказывали серьезное влияние на Гавайский военный округ. Отдел Дж-2 штаба округа в действительности практически не занимался разведывательной работой и сконцентрировался исключительно на профилактике саботажа. Генерал Шерт слабо понимал смысл разведывательной работы и уделял ей мало внимания. Он даже не оглашал донесения разведки на заседаниях штаба и назначил в качестве начальника Дж-2 офицера, не имевшего никакого опыта разведывательной работы (лейтенант К.Д. Филдер). Причиной назначения стали приятельские отношения офицеров, а не служебная пригодность или компетентность. Шорт был знаком с Филдером еще по прежнему месту службы и предпочел его, нежели опытного офицера, призванного из запаса, лейтенанта Г.У. Биквелла[647]. В конечном итоге это вылилось в то, что отдел Дж-2 занимался чем угодно, но не своими прямыми обязанностями.