Вместо заключения

Вместо заключения

Падение Корнилова и провозглашение республики почти совпали по времени. Империя перестала существовать юридически, а человек, отстаивавший сохранение дисциплины в армии и порядок в стране, оказался в тюрьме. Разгром сопротивления со стороны генералов состоялся. За 6 месяцев существования Временного правительства сменилось 4 Главковерха – Алексеев, Брусилов, Корнилов, Керенский¹. Кандидат в Наполеоны также не задержался в Могилеве, поручив верховное главнокомандование генералу Н. Н. Духонину. Последний пришел в Ставку как креатура Гучкова, заместив генерала В. Н. Клембовского на посту начальника штаба². Чехарда главковерхов по интенсивности не уступала министерской в конце правления Николая II.

Уважение к себе новые власти пытались вернуть преобразованиями, смысл которых дано было понять немногим. Между тем результат этой деятельности уже не вызывал ни у кого сомнений ни в самой России, ни за ее пределами. Провозглашение республики и введение пентархии не прибавило авторитета за рубежом ни Керенскому, ни возглавляемому им правительству, ни гибнущей стране. «Можно с уверенностью сказать, – вспоминал русский дипломат, – что после корниловского эпизода английское правительство “махнуло рукой” и ожидало казавшегося ему неминуемым краха Временного правительства»³. Правительство это было уже правительством только по названию. Оно практически не контролировало ни флот, ни армию. Этим занимались резко усилившие свое влияние большевики. Тем временем массы расправлялись с врагами революции, настоящими и выдуманными. Под подозрение было легко попасть, последствия революционной бдительности часто становились неизбежными. В стране уже шла гражданская война как высшая форма классовой борьбы или, как сказали бы сегодня, культурной и социальной нетерпимости.

Всей России было известно о новых массовых избиениях офицеров и генералов: в Выборге были зверски убиты командир 42-го армейского корпуса генерал от кавалерии В. А. Орановский и несколько десятков офицеров⁴. Фактически одним ударом всего за один день штаб корпуса был уничтожен⁵. «Очевидцы передают, – сообщал орган Военного министерства, – такие ужасы о резне офицеров и гнусных насилий над их женами, перед которыми бледнеют самые дикие картины средневековья»⁶. Жертвами были люди, подозреваемые в симпатиях к Корнилову. Поначалу их арестовали и поместили в гауптвахту. Вскоре это здание было окружено солдатами, требовавшими выдать арестованных на самосуд. Уговоры не помогли, и представители свободы прорвались через караул, вытаскивая заключенных на улицу к расположенному поблизости мосту.

Свидетель произошедшего описал случившееся следующим образом: «…бьют по лицу, голове и во что придется кулаками, ногами и прикладами, они все просили помилования, но от товарищей того не было. Жалко было смотреть, как одного генерала тащили по мостовой; лицо его было все в крови, он ничего не говорил, а только крестился. Тащили и несли их на мост, где бросили в воду. Они плывут к берегам, они плывут туда, где видят свою жизнь, карабкались и цеплялись за все то, что может спасти жизнь, в таком случае у каждого человека бывает еще надежда на спасение, они думали и хотели жить. Но нет, увы, многие из товарищей солдат не давали пощады, они начали расстреливать ищущих спасения, они начали добивать их обломками бревен, поленьями и всем, что попало под руку»⁷.

Всего по официальным данным погибло 42 и пропало без вести (в глубоком тылу!) 60 офицеров. Известия о революционных самосудах широко распространялись в газетах⁸. Правительство не нашло поначалу ничего лучшего, как высказать свое недоумение, ведь эти офицеры поддержали его во время «мятежа»⁹. Офицерские погоны часто становились достаточным основанием для подозрений и доказательством обоснованности действий масс. К сожалению, случаи, подобные выборгскому, не были исключением. ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов издал воззвание к солдатам: «Солдаты Российской Революции. Сдержите свой гнев. Не надо расправ и самосудов над офицерами. Среди них огромное большинство наши товарищи по оружию»¹⁰.

Во флоте положение было гораздо более тяжелым. Он давно уже превратился в вольницу, не подчинявшуюся Временному правительству. Еще 7 (20) июля собрание судовых комитетов и ЦК Балтфлота приняло резолюцию о признании только той власти, которая будет «выдвинута из состава» Всероссийского Исполкома Советов¹¹. Одним из центров большевистского влияния на Балтике был дредноут «Петропавловск». Еще в июле 1917 г. его представитель – некто Семен Вольный – открыто заявлял в газете «Волна»: «Мы ни от чего не отказываемся. На наш могучий дредноут затявкали все наступленческие шавки и зарычали все овчарки, охраняющие несгораемые шкапы господ буржуев. Да, “Петропавловск” требовал наступления не на немцев, а на буржуазию и не суда и казни для солдат, а земли и воли народу. Как же не тявкать и не рычать псам облезлым»¹².

В сентябре у «вольных» появилась очередная возможность открыто свести счеты с классовыми врагами. Теперь это было можно. Уже в ходе борьбы с Корниловым ЦК Балтфлота заявил решительный протест против тех, кто распространял слухи о нежелании флота сражаться, и потребовал «народного суда» над клеветниками¹³. После победы над «мятежом» настало время этого суда. На Балтике Советы потребовали от всех офицеров подписок о верности, отказавшихся изгоняли¹⁴. 30 августа (12 сентября) Центробалт принял такое решение, и уже 1 (14) сентября его жертвами стали 1 лейтенант и 3 мичмана с «Петропавловска»¹⁵. Их арестовали, вывезли на берег в Гельсингфорс и там расстреляли на глазах у гуляющей публики¹⁶. Мало того, перед убийством четырех офицеров еще долго и зверски мучили¹⁷.

Вице-адмирал Максимов делал заявления о том, что флот никогда не поддерживал Корнилова, а его офицеры даже не имели своих представителей в Главном комитете Союза офицеров в Ставке, – ничего не помогало¹⁸. Безнаказанность стала демонстрацией силы, добивавшей остатки старой дисциплины. Сторонники «правительства» даже и не думали защищать ее, считая, что интеллигенция совершила ошибку, оторвавшую ее от «трудовой демократии»¹⁹. Временное правительство было проинформировано о случившемся Центробалтом 1 (14) сентября и поначалу ограничилось осуждением и запретом требовать от офицеров подобного рода подписки²⁰.

«Результаты Корниловского выступления показали, – вспоминал В. Чернов, – что в стране тогда дул такой могучий стихийный ветер в левую сторону, что он буквально сметал все, что пыталось ему сопротивляться»²¹.

Эсеры еще надеялись поймать этот ветер в свои паруса. Поэтому они не протестовали против чисток армии и флота, но Керенский распорядился немедленно прекратить самосуды и расправы над офицерами²². 3 (16) сентября глава Временного правительства дал телеграмму в Гельсингфорс: «Требую немедленного прекращения отвратительных насилий, чинимых позабывшими свой долг и совесть командами, прикрывающими свои преступления спасением родины и свободы, а в действительности вносящими полный развал в боевую готовность флота перед лицом врага и поэтому являющимися изменниками родины. Позорные контрреволюционные действия убийц и насильников лягут несмываемым пятном на все команды Балтийского флота. Жду немедленных донесений о восстановлении порядка»²³.

Ждать пришлось недолго, но ожидания оказались безнадежными. Будущее страны после падения Корнилова стало самым неопределенным, но в приходе к власти единственно сильной личности среди политиков того времени никто из серьезных современников уже не сомневался. Российская империя перестала существовать, война продолжалась, но столь неопределенным и нерешительным образом, что конец ее был вопросом времени.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.