Генерал–полковник артиллерии Н. К. РЫЖИ НА СЕВАСТОПОЛЬСКИХ РУБЕЖАХ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Генерал–полковник артиллерии Н. К. РЫЖИ

НА СЕВАСТОПОЛЬСКИХ РУБЕЖАХ

Добрый опыт Одессы

Встречи со старыми сослуживцами часто бывают неожиданными, особенно на войне. В первых числах августа 1941 года, когда бои шли на дальних подступах к Одессе, я был на оборонительных рубежах 25–й Чапаевской дивизии. В дивизию прибыл незнакомый, как мне сперва показалось, генерал–лейтенант. Увидев его издали, я подумал, что это, наверное, какой-нибудь представитель командования Южного фронта. И вдруг узнал в генерале Георгия Павловича Софронова.

Под его началом я служил в свое время в 17–й Нижегородской стрелковой дивизии, которой Г. П. Софронов бессменно командовал все двадцатые годы. Мы не просто уважали, а скажу больше — любили своего боевого комдива–краснознаменца. Любили за сильный и самобытный характер, за душевность и прямоту, за кипучую энергию и настоящую партийность. Потом судьба долго не сводила меня с ним, и, конечно, я очень обрадовался этой встрече.

Георгий Павлович сообщил, что он только что назначен командующим Приморской армией, и это означало, что нам снова служить вместе. Я возглавлял артиллерию той же армии, основное ядро которой составил 14–й стрелковый корпус, где я был до этого начартом.

Приморская армия создавалась для защиты Одессы, и Г. П. Софронов сразу стал обсуждать со мною, как организовать оборону города. Задача была нелегкой: к Одессе рвалась крупная группировка противника, а мы располагали всего тремя стрелковыми дивизиями, с боями отходившими от границы.

В качестве командующего артиллерией Приморской армии мне выпала честь участвовать в обороне как Одессы, так и Севастополя. В этих записках речь пойдет о Севастополе. Но я начал с Одессы, потому что в обороне обоих городов есть определенная преемственность. И то, чему научили бои за один, весьма пригодилось, когда пришлось защищать другой.

Мы вступили в борьбу за Одессу, не имея достаточного опыта взаимодействия с артиллерией флота. Однако о том, что надо рассчитывать и на нее, Г. П. Софронов предупредил меня уже при той первой встрече. Это заставило задуматься об объединении управления всей артиллерией — армейской, береговой, а также корабельной для наиболее эффективного использования ее общей огневой мощи.

Так пришлось практически решать задачу, о которой раньше мы и не думали. Кто до войны мог предполагать, что нам придется защищать с суши такой город, как Одесса (не говоря уже о Севастополе)? Артиллерия береговой обороны предназначалась исключительно для борьбы с морским противником. Уже во время военных действий она начала перестраиваться для использования на сухопутном фронте, где применялась затем очень успешно.

Одесская военно–морская база располагала стационарными и подвижными батареями, насчитывавшими в общей сложности 35 орудий. Наиболее мощные батареи имели калибр 180–203 миллиметра, дальность их стрельбы достигала 40 километров. Начальник штаба артиллерии Приморской армии майор Н. А. Васильев (он пришел вместе со мною из 14–го корпуса) побывал на береговых батареях, познакомился с командирами, совместно с ними наметил места корректировочных постов флотской дальнобойной артиллерии. Это и было началом боевого взаимодействия с нею.

События развивались быстро, все организационные вопросы приходилось решать в ходе боевых действий. К утру 11 августа, в процессе общей перегруппировки войск и создания секторов обороны, были образованы артиллерийские группы поддержки пехоты, куда вошли артполки стрелковых дивизий и подвижные батареи береговой артиллерии (преимущественно среднего калибра). Одновременно создавались группы дальнего действия— из дивизионов армейской артиллерии, подвижных 152–миллиметровых батарей и частично из стационарных батарей береговой обороны.

Артиллерийские полки и отдельные артдивизионы, вошедшие в Приморскую армию, были укомплектованы почти полностью и, отходя от границы, сохранили высокую боеспособность. Всего, вместе с артиллерией береговой обороны, под Одессой набиралось 410 орудий и минометов (не считая ротных). К этому должны были прибавиться еще орудия кораблей.

С отходом частей Западного и Южного секторов на рубежи, близкие к морю, их стала поддерживать и корабельная артиллерия. В Восточном секторе, который с самого начала имел небольшую глубину, артиллерия кораблей использовалась еще раньше.

Командарм Г. П. Софронов смело положил в основу всей тактики Одесской обороны принцип самых активных действий. При этом Георгий Павлович решительно поддержал идею объединить управление всей наличной артиллерией в руках командующего артиллерией Приморской армии и его штаба. Это было осуществлено и полностью себя оправдало, позволив создать при довольно ограниченном количестве орудий такую систему огня, которая не раз приводила противника в смятение и изо дня в день наносила ему большие потери.

Высокую оценку действиям артиллеристов неизменно давали командиры стрелковых частей и соединений.

Помню, как 17 сентября, в день, когда были отражены яростные вражеские атаки, я застал командира Чапаевской дивизии генерал–майора И. Е. Петрова на НП ее начарта. Делясь впечатлениями только что отгремевшего боя, генерал увлеченно говорил:

— Ну и молодцы артиллеристы! Их удар прямо сломил сегодня боевые порядки врага. Ему пришлось отходить, и огонь шел за ним по пятам. А наши пехотинцы не замедлили этим воспользоваться!..

Сами имена наших лучших артиллерийских командиров наводили страх в стане врага.

Как?то разведчики 265–го армейского артиллерийского полка захватили в ночной вылазке вражеского сол–дата. Приведенный на КП полка, пленный заявил, что в его части больше всего боятся огня советской артиллерии.

— Особенно страшно, когда стреляет полк Богданова, — добавил солдат.

Майор Николай Васильевич Богданов, присутствовавший при допросе, весьма удивился, услышав свою фамилию. Пленный же, когда ему сообщили, что это и есть тот самый Богданов, надолго лишился дара речи.

Командование противника потом буквально охотилось за Богдановым. За его голову назначалась награда в 50 тысяч румынских лей, ордена и поместья на советской земле.

А у нас от фамилии этого талантливого командира образовалось неофициальное название части — богдановский полк. Н. В. Богданов, являвшийся, кстати сказать, депутатом Верховного Совета УССР, отлично подготовил свой полк к боям, за что был в мирное время награжден орденом. И вся Приморская армия называла артиллеристов этого полка богдановцами. Потом запели в осажденной Одессе и «Песню о богдановцах»…

И еще одно яркое, неизгладимое воспоминание, связанное с Одессой. Однажды утром (это было в сентябре, в очень трудное время обороны) ко мне явился молодой коренастый командир, отрекомендовавшийся старшим лейтенантом Небоженко. Он доложил, что с Большой земли прибыл дивизион гвардейских минометов. Это явилось для меня полной неожиданностью.

Расспросив Небоженко о свойствах и возможностях, нового оружия (мне тогда было известно о нем очень немногое), я отправился к гвардейцам–минометчикам. Они показали мне свою технику и заверили, что готовы к выполнению боевых задач.

Наши войска уже несколько суток отражали атаки противника вдоль дороги Вакаржаны — Дальник — поселок Застава. Следовало ожидать, что новые попытки прорваться к Одессе будут предприняты здесь и следующим утром, и я предложил командарму произвести первый залп из гвардейских минометов на этом направлении.

Ночью дивизион «катюш» занял огневые позиции. Ему был выделен отдельный участок подавления шириной примерно 500 метров. Участок представлял собою небольшую возвышенность с траншеями, хорошо просматривавшуюся с нашей стороны.

Стало светать, противник начал артиллерийскую подготовку атаки… Затем я, как обычно, подал команду на нанесение огневого удара по пехоте, скопившейся на исходных позициях. Участок, выделенный гвардейцам, не перекрывался другими батареями. А пехота двинулась уже в атаку и там.

— Пора, Николай Кирьякович! — подсказывает мне стоящий рядом командир Чапаевской дивизии Иван Ефимович Петров.

— Гвардейцам огонь! — передаю я по телефону.

Все, кто находился в то утро вместе со мною на наблюдательном пункте, впервые стали свидетелями стрельбы гвардейских минометов. Мы услышали сильное, резкое шипение. Залп накрыл густые боевые порядки наступавшей пехоты, и эффект был исключительный. Сразу все остановилось, прекратила огонь даже неприятельская артиллерия. Потом до нас донеслись отчаянные крики вражеских солдат: те, кто остался на переднем крае в живых, покидали свои траншеи. Противник бежал с поля боя в самом прямом смысле слова.

Залпы «катюш» всегда действовали на врага ошеломляюще. Пленные называли их «огнем дьявола». К сожалению, мы имели под Одессой лишь один дивизион гвардейских минометов с весьма скромным запасом реактивных снарядов.