Огонь открыт у Дуванкоя

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Огонь открыт у Дуванкоя

Теплым солнечным днем 23 октября 1941 года 134–й гаубичный артиллерийский полк, эвакуированный из Одессы вместе с другими частями Приморской армии, погрузился в вагоны на севастопольском вокзале. Мы направлялись на север Крыма, где шли тяжелые бои.

Однако вступить в дело полк не успел. 31 октября мы находились еще в Сарабузе (Гвардейское): предполагалось, что на этой станции получим тягу — после Одессы у нас на 22 гаубицы не было ни одного трактора. В это время с севера потянулись к Симферополю обозы и колонны стрелковых частей.

Командир полка майор И. Ф. Шмельков и военком батальонный комиссар П. С. Коновалов спешно собрали командиров и комиссаров дивизионов, начальников служб. Все уже понимали, что на фронте произошли какие?то непредвиденные события.

Неизменно спокойный начальник штаба майор Константин Яковлевич Чернявский развернул карту.

— Пятьдесят первая армия отступает к Керченскому перешейку, — начал он без всяких предисловий. — Приморская армия отходит на Севастополь. Штаб армии не имеет резерва транспортных средств. Судьба полка зависит от нас самих.

В ближайших МТС удалось найти несколько автомашин и тракторов. Пока старшие лейтенанты Л. И. Яценко, В. Н. Майборода, П. И. Захлебин добывали тягу, полк открыл огонь — немцы уже приближались к Сарабузу. Важнее всего было сберечь наш 3–й дивизион — 152–миллиметровые гаубицы. Его командир майор Н. И. Шаров получил приказ выйти из боя и без остановок вести дивизион к Севастополю через Алушту и Ялту (путь через Бахчисарай был уже отрезан).

В то время как 1–й и 2–й дивизионы еще вели бои между Гурзуфом и Ялтой, дивизион Шарова вечером 6 ноября прибыл в Балаклаву, а 7–го, оставив слева Севастополь, вышел в район Мекензиевых гор. По раскисшей от осенних дождей дороге колонна свернула в поросшую мелким лесом Трензину балку. И скоро, словно дятлы, застучали о каменистую почву ломы и кирки— бойцы начали рыть ровики для орудий, щели для укрытия людей.

Сплошной линии обороны здесь еще не было. Командир взвода управления 7–й батареи сержант Федор Сухомлинов, развернув наблюдательный пункт на высотке недалеко от Дуванкоя (Верхнее–Садовое), не сразу уяснил, где проходит передний край. Немного разобраться в обстановке помог сосед — командир роты моряков.

— В первой половине дня, — рассказал он, — батальон немецкой пехоты пытался овладеть Дуванкоем.

А вообще понять, где чьи боевые порядки, довольно трудно. Словом, бей туда, где увидишь немцев!

7–я батарея начала пристрелку. И когда к Дуванкою двинулись по долине пять фашистских танков и пехота, по ним был открыт беглый огонь. Два танка оказались подбитыми, три развернулись и скрылись в кустарнике. Пехота тоже отошла, оставив в долине до сотни трупов. Тем временем разрывы снарядов другой, 9–й, батареи слились в сплошное черное облако над тем местом, откуда только что били по Дуванкою немецкие орудия.

Получив отпор, гитлеровцы на время притихли. Пользуясь этим, на наблюдательный пункт к Сухомлинову пробирались бойцы из соседних стрелковых подразделений. Они от души благодарили артиллеристов. До прибытия дивизиона на этом участке артиллерии не было совсем.

Федор Сухомлинов смущенно выслушивал слова благодарности. Этот улыбчивый сержант, в недавнем прошлом школьный учитель, отличался большой скромностью, которая, впрочем, не мешала ему быть очень требовательным к подчиненным. Другой характерной чертой Сухомлинова была обстоятельность. Его доклады отличались достоверностью. В блиндаже у командира взвода управления всегда можно было увидеть панорамную зарисовку переднего края противника с точно обозначенными огневыми точками.

В те первые дни боев на севастопольских рубежах мы еще плохо представляли роль нашего дивизиона в общей системе обороны города. Почти ничего не было известно об остальных дивизионах 134–го артполка, попавших на какой?то другой участок. Но вскоре все прояснилось.

Утром 11 ноября вернулся из штаба армии озабоченный майор Шаров.

— Вызывайте командиров батарей! — приказал мне комдив и быстро прошел к начальнику штаба.

Им был в дивизионе лейтенант Виктор Родионович Куцинский, недавний начальник цеха одного из днепропетровских заводов. Сдержанный и очень аккуратный по натуре, он в любых условиях умел быть как?то не по–фронтовому опрятным, свежим. Шаров и Куцинский за время войны успели стать друзьями.

Первым прибыл командир ближайшей к КП 7–й батареи лейтенант Иван Ефимович Пшеничный, худощавый брюнет с красивой бородкой. Из?под его фуражки по–казачьи выбивался уйрямый смоляной чуб, кобура с пистолетом сдвинута назад, сапоги в окопной грязи. Вслед за Пшеничным появился коренастый Даниил Васильевич Халамендык, командир 9–й батареи. Ему тридцать три года, а на вид можно дать и больше. На широкой груди старшего лейтенанта Халамендыка орден Ленина, полученный в финскую кампанию. Оживленно разговаривая, вынырнули из?под плащ–палатки, натянутой над входом, начальник разведки лейтенант Александр Щербаков и командир 8–й батареи младший лейтенант Юрий Леонов, которого почти все звали просто Юра.

— Ну и дал Юра прикурить фашистской батарее! — объявил начальник разведки. — Захожу к нему на НП, а вся лощина впереди в дыму — горит склад немецких снарядов! В воздух летят какие?то обломки. Две машины, как ошалелые, выскочили из огня и махнули в рощу. А Юра все бьет и бьет, оторваться не может. Вроде тихий парень, а вцепился так, что мне аж фрицев жаль стало!..

— Молодец, Юрий Михайлович, — сказал, пожимая Леонову руку, майор Шаров. На его моложавом, чисто выбритом лице появилась улыбка. И сразу исчезла — командир дивизиона начал излагать обстановку и задачу: — Первый и второй дивизионы вместе со штабом полка с боями отошли к Севастополю. Сейчас они в районе селения Камары и Итальянского кладбища отбивают попытку противника прорвать оборону сто семьдесят второй стрелковой дивизии… По решению командования армии наш полк придан этой дивизии. Точнее— не весь полк, а два дивизиона, которые остаются на ялтинском направлении. Наш дивизион переходит в оперативное подчинение Чапаевской дивизии. Огневые позиции — прежние. Срок открытия огня — через три часа. Сейчас пойдем на рекогносцировку…

По лесным тропинкам пробираемся к командному пункту 25–й Чапаевской дивизии. Все время слышатся треск пулеметов и разрывы мин.

— Вот кстати и артиллеристы! — обрадованно встречает нас командир Чапаевской генерал–майор Трофим Калинович Коломиец. — Когда сможете открыть огонь?

Ваша помощь крайне нужна. Немцы заняли хутор Мекензия и непрерывно атакуют.

С высотки, у которой разместился КП дивизии, видны другие холмы, сплошь покрытые лесом. Среди зарослей различимы только узкая полоска дороги да два домика того хутора, о котором только что говорил генерал. Подполковник–чапаевец, поднявшийся сюда с нами, показывает, где проходит передний край. Противник наступает на высоту справа от хутора, обороняемую 7–й морской бригадой полковника Жидилова, и на вон ту горбатую — ее отметка 157.5, где занял оборону 54–й полк чапаевцев.

Потом Даниил Васильевич Халамендык долго ползал по высоте 157.5, выискивая подходящее для наблюдения место.

— Та якый же цэ НП, колы дальше свого носу ничего нэ бачу! — ворчал он, счищая грязь с плащ–палатки. — Хоть на дэрэво лизь. Ваня, бачишь оце дэрэво? — подозвал командир батареи сержанта Кучерявого.

Иван Кучерявый — лучший артразведчик батареи. А во время уличных боев в Кишиневе, месяца четыре тому назад, он спас Халамендыку жизнь.

Бойцы вырубили длинные слеги, связали их, сделав что?то похожее на лестницу с живыми ветвями. Взобравшись по ней на высокое дерево, Кучерявый оказался почти незаметным даже с небольшого расстояния.

— Дорога и хутор — как на ладони, а если еще стереотрубу пристроить, то лучшего и желать нечего! — крикнул он сверху.

Пристроили и стереотрубу. Для быстрого спуска наблюдателя в случае обстрела подвесили веревку. И вот уже Даниил Васильевич командует через связиста на батарею:

— По пехоте… старой гранатой… заряд второй…

В воздухе зашуршали снаряды. Гулко разносятся их разрывы. И стихает треск вражеских пулеметов. Невдалеке ложатся снаряды с батарей Леонова и Пшеничного. Они подавляют немецкие минометы.

Атаки гитлеровцев не прекращались и в последующие дни. Но с помощью нашего дивизиона 54–й полк чапаевцев и моряки 7–й бригады успешно их отбивали. И 18 ноября немцы прекратили на этом участке активные действия, поняв, очевидно, что с ходу им к Севастополю не прорваться.

Уже потом мы узнали, как действовали в это время 1–й и 2–й дивизионы на Ялтинском шоссе.

11 ноября командир взвода управления 1–й батареи сержант Абдулхак Умеркин увидел с окраины селения Камары, что враг теснит нашу пехоту, и запросил огонь. Но орудия 1–й батареи еще не были установлены. Хорошая связь позволила накрыть колонну наступавших немцев огнем другой — 3–й батареи. На шоссе было уничтожено свыше десятка машин, три полковых орудия, до взвода пехоты. Вскоре 3–ю батарею поддержали другие, и противник был остановлен.

А 13 ноября 72–я немецкая дивизия перешла там же в решительное наступление, в котором участвовали уже и танки. Бойцы нашей 172–й дивизии встретили наступающих огнем из всех видов оружия. Заговорили и 122–миллиметровые гаубицы 1–го дивизиона.

На его огневые позиции обрушились фашистские бомбардировщики. После жестокой бомбежки орудия умолкли.

Но вот сержант Умеркин передал на свою батарею:

— Танки и пехота подходят к моему НП. Открывайте огонь!

Там, где только что падали бомбы, раздалась команда: «По местам!» Оставшиеся в живых бойцы бросились к уцелевшим орудиям. И батарея снова уничтожала фашистскую пехоту и танки.

Так артиллеристы 134–го полка помогли сорвать попытку врага прорваться к Севастополю еще на одном участке.