Штурм продолжается

Штурм продолжается

В центральной части участка первого батальона, на безымянной высоте, напоминавшей своими причудливыми очертаниями булаву с острыми шипами, оборонялся пулеметный взвод младшего лейтенанта Матвея Грицика, рослого моряка, человека недюжинной силы. В декабрьских боях он был дважды ранен и после выздоровления вернулся в 79–ю бригаду. В расположении взвода Грицика были сооружены три дота и дзот. Почти в сплошном камне пулеметчики пробили траншеи, ходы сообщения.

Внизу, в долине, ковром расстилался зеленый луг, пестрящий ярко–красными маками. Пулеметчикам из дотов было хорошо видно, как немецкие солдаты — с засученными рукавами, с ранцами за плечами — цепями двинулись по этому маковому ковру на позиции третьего батальона. Но, встретив там сильный огонь, фашисты стали сворачивать к высоте–булаве, ища под ней укрытия.

И тогда вступил в дело дот № 15, расчет которого возглавлял хладнокровный сержант Верещак. Кинжальным огнем своего «максима» он заставил немцев отвернуть и от этой высоты. В течение дня дот вновь и вновь открывал огонь, как только враг появлялся перед ним в долине.

Потом Матвей Иванович Грицик рассказывал мне, какую тревожную ночь провели пулеметчики, готовясь отражать с утра новые атаки и еще не зная, удержался ли на своих позициях их батальон. Связь с ним прервалась, связист, ушедший на линию, не вернулся и, очевидно, был убит.

— Я проберусь, разрешите! — попросил старшина 2–й статьи Заяц, когда неизвестность стала слишком тягостной. И командир его отпустил.

Моряк вернулся в дот с двумя котелками пшенной каши, изрядно присыпанной по дороге песком, но еще горячей, и с колбасой за пазухой. Но главным было известие, которое он принес. Батальон держится! Повеселевшие бойцы, справившись с кашей и колбасой, тут же засыпали. Только сержант Верещак с первым номером расчета продолжали возиться у пулемета: они меняли ствол и чистили «максим», которому опять предстояло изрядно поработать.

С утра 8 июня к пулемету в доте № 15 встал сам Матвей Грицик. А сержант Верещак с двумя бойцами вышли в траншею с гранатами и зажигательными бутылками: немцы начинали штурмовать и эту высоту.

— Прерывая огонь, — рассказывал Матвей Иванович, — я прислушивался, работает ли «максим» в шестнадцатом доте у Девлешева. Это тот сержант, который гладил неразорвавшийся снаряд, чтобы ободрить своих бойцов. До середины дня я слышал его очереди. Потом шестнадцатый дот замолчал. И Девлешева я больше не увидел. Свой долг он выполнил до конца.

Враг, как видно, решил во что бы то ни стало разделаться и с дотом Верещака. По нему открыли прицельный огонь три танка. В доте появились раненые. Грицик отправил их в батальон, а сам продолжал отбиваться с оставшимися восьмью бойцами.

Вечером в дот вполз старшина 2–й статьи Заяц.

— Раненых доставил, — прохрипел он, — Ночью приказано отходить…

Главные события между тем продолжали развертываться на нашем левом фланге.

Еще в ночь на 8 июня мы получили приказ командарма произвести контратаку в направлении стыка с левым соседом и восстановить там передний край обороны. Атаковать врага надо было на рассвете. В помощь нам выделялись батальон 2–го Перекопского полка и рота танков.

С танкистами мы связались быстро. Но найти батальон перекопцев, находящийся в подчинении Чапаевской дивизии, долго не удавалось. Когда прибыли наконец две роты, было уже светло. Действовать требовалось очень быстро — пока не появилась в воздухе вражеская авиация. Все делалось наспех, командиры прибывших подразделений не успели как следует познакомиться с обстановкой. Начавшаяся с опозданием контратака успеха не имела…

На второй день штурма нас продолжали атаковать части 50–й и 24–й немецких пехотных дивизий. Появились и пленные из 22–й пехотной. Вчерашние потери кое–чему научили гитлеровцев. Они, как видно, уже не рассчитывали прорвать нашу оборону с ходу, шли не «навалом», как накануне, а пытались нащупать наши уязвимые места и пробивать там бреши. Уже не так нахально, а осторожнее действовали, стремясь пробраться к нам в тыл, группы автоматчиков. Танки, попадая под огонь нашей артиллерии, торопились от него укрыться. И все же враг продвигался вперед. Очень медленно, но продвигался. Его перевес в силах давал себя знать.

На правом фланге четыре фашистские роты, поддерживаемые артиллерией и авиацией, теснили нашу вторую роту, оборонявшуюся на высоте 90. Там шел тяжелый бой, и, чтобы ободрить людей, туда поспешил комиссар бригады Слесарев. А против третьего и второго батальонов действовало до трех немецких полков с танками.

Комбат–два Яков Мартынович Пчелкин долго держался на своем старом КП. Его прикрывала «счетверенка» на «Сливе». Комендантский взвод Савченко много раз открывал огонь по автоматчикам, поддерживая с фланга свои роты. Потом прямым попаданием снаряда разбило «счетверенку» на высотке. Оба моряка — Поляков и Кудинов — были убиты. Выбыл из строя раненый лейтенант Савченко. За пулемет становился то сам Пчелкин, то остававшийся с ним Куролесов.

После полудня комбату пришлось все?таки покинуть свой обжитый КП и перебраться по траншеям на новый — за позициями шестой роты. Она в этот день неоднократно вступала в рукопашный бой, а немецкие танки появлялись и над траншеями. Рота потеряла командира и многих бойцов. Оставшихся в строю возглавил командир взвода лейтенант Васильев. За день он лично подбил гранатами два танка.

Под вечер, когда Пчелкин был вызван к комбригу и на новом КП батальона оставались Ершов с Куролесовым, пришлось и тут отбиваться от прорвавшихся автоматчиков и танков. Комиссар, подобно тому, как это сделал накануне комбат, попросил, чтобы по району КГТ открыла огонь своя артиллерия. Это помогло отбить вражескую атаку.

В направлении кордона Мекензи № 1, от которого уже не так далеко и до Северной бухты, выступала как бы изогнутым волнорезом наша вторая позиция, обращенная на северо–восток. Оборона ее становилась главной заботой командира бригады.

—-Там надо сплотить кому?то все подразделения, — делился Потапов своими мыслями. — Кулиниченко ранен… Кого бы туда послать — сильного, надежного человека.

— Давайте пошлем майора Кохно, — предложил я. — Все равно его батареи в том же районе.

— Хорошо, вызывайте его, — согласился Алексей Степанович. Решения, в том числе и касавшиеся разных назначений, он принимал быстро.

Иван Ильич Кохно командовал дивизионом противотанковых пушек. В бригаду он попал при ее формировании, из госпиталя, где лечился после ранения, полученного на другом фронте. А перед войной служил преподавателем в артиллерийском училище. При отражении декабрьского штурма дивизион Кохно был единственным артиллерийским подразделением, находившимся непосредственно в боевых порядках 79–й бригады. Все у нас относились с уважением к этому аккуратному и исполнительному, всегда подтянутому майору.

— Товарищ Кохно, я вас знаю как стойкого, смелого и рассудительного командира, — сказал Потапов Ивану Ильичу, явившемуся на КП. — Возьмите в свои руки управление всеми подразделениями второй позиции. Надо не допустить, чтобы противник там прорвался. Особенно важно закрыть ему выход из Камышловского оврага.

— Задача ясна, — ответил майор. Через четверть часа он с военкомом своего дивизиона И. А. Кузнецовым был уже на месте.

В «отряде Кохно» — так мы стали называть все вверенные Ивану Ильичу подразделения — набралось около 150 человек. Из штаба бригады мы дали в помощь Кохно начальника оперативного отделения старшего лейтенанта П. Г. Банкета (это был мой «выдвиженец», командовавший раньше взводом ПВО). В отряд вошла рота противотанковых ружей лейтенанта Ф. М. Грабового.

Как мы и предполагали, танки, а затем и автомашины противника пытались воспользоваться дорогой, ведущей наверх из Камышловского оврага. И как только они выходили из лощины, замедляя ход на повороте, по ним, с расстояния 300–400 метров, без промаха били пушки и противотанковые ружья. Танки вспыхивали, а автоцистерны с горючим сразу взрывались, загромождая дорогу обломками.

Небольшой отряд майора Кохно прочно держался на своей позиции и на целую неделю стал для врага тем трудным «орешком», который немцам никак не удавалось раскусить.

9 июня батальон старшего лейтенанта Оришко вел тяжелый бой уже в полуокружении. Фашистские самолеты, как и перед штурмом, сбрасывали кроме бомб железные бочки, тракторные колеса… Батальон по–прежнему дрался стойко. Раненые после наскоро сделанной перевязки возвращались в строй. Но батальону надо было чем?то помочь. Решили взять со второй позиции часть роты автоматчиков. Ее командир только что выбыл из строя.

— Назначьте кого?нибудь из штаба, — приказал комбриг.

Рядом стоял майор Николай Кузьмич Афонин, наш начальник связи.

— Разрешите пойти мне, — попросил он.

— Хорошо, — согласился я. — Но прошу быть осторожным. А то в штабе никого не остается…

Автоматчики прорвались к Оришко, когда остатки батальона держались из последних сил. И еще раз удалось отбросить фашистов назад. Но майор Афонин в штаб уже не вернулся: в этом бою он был ранен разрывной пулей.

Несколькими часами позже выбыл из строя и тяжелораненый командир первого батальона старший лейтенант Оришко. Наши командные кадры таяли. В этот же день был ранен комиссар бригады Иван Андреевич Слесарев. Его обязанности принял начальник политотдела С. И. Костяхин.

Вечером на левом фланге в руках противника оказалась «высота с памятником» — так называли мы возвышенность, где стоял обелиск в честь событий первой Севастопольской обороны. Эта небольшая высотка приобретала сейчас важное значение, как и любой рубеж на пути к кордону Мекензи и Северной бухте.

— Немцев с высоты надо выбить, — сказал Потапов, уезжавший в это время по вызову командарма. — Поручите это третьему батальону.

Раненый комбат Кулиниченко продолжал руководить подразделениями, но такую задачу, как овладение высотой, можно было возложить в батальоне только на начальника штаба старшего лейтенанта М. Л. Латмана. Я объяснил ему, что захватывать высотку надо ночью, потому что днем будет гораздо труднее.

Была уже полночь, когда Латман вместе со старшим лейтенантом А. И. Сафроновым повели на высоту группу человек в двадцать — все, что оставалось от седьмой роты. С КП бригады были видны пулеметные трассы завязавшегося боя. Высотку и все вокруг стали освещать немецкие ракеты. Почувствовав, что Латману может понадобиться поддержка, я послал ему в подкрепление группу бойцов из второго батальона, с двумя противотанковыми ружьями.

Этот сводный отряд занял и высоту, и позиции вдоль проходившей около нее шоссейной дороги. На следующий день враг трижды пытался вернуться сюда, но выбить наш отряд не смог. При отражении фашистских атак там был убит командир седьмой роты Анатолий Ильич Сафронов. Он запомнился мне как удивительно спокойный человек с сильным и твердым характером.

Старший лейтенант Латман и его бойцы ушли с «высоты с памятником» только по приказу, когда потребовалось выполнять новую задачу на другом рубеже.