Герой Советского Союза гвардии полковник А. Т. ЧЕРЕВАТЕНКО ЛЕТЧИКИ ОДЕССЫ
Герой Советского Союза гвардии полковник А. Т. ЧЕРЕВАТЕНКО
ЛЕТЧИКИ ОДЕССЫ
Война застала 69–й истребительный авиационный полк у Днестра. Но когда мы, летчики, утром 22 июня собрались по тревоге на своем аэродроме, никто, конечно, не представлял, как развернутся здесь в ближайшие месяцы военные события и в каких условиях предстоит нам защищать с воздуха этот большой южный город.
А началось все довольно обыденно. В воздух поднялось дежурное звено И-16 — это были основные наши боевые машины. Остальные самолеты быстро рассредоточили по границе аэродрома и замаскировали. Всего в полку насчитывалось около 70 самолетов, в том числе несколько машин типа МИГ-3, ЯК-1, Р-5. На следующий день каждая из четырех эскадрилий перешла на отдельный аэродром.
Первые три дня войны фашистская авиация не на" летала на Одессу. 25 июня шесть бомбардировщиков подошли к городу со стороны моря. Наших истребителей тогда в воздухе не было. Зенитчики сперва молчали, — очевидно, не были уверены, что это противник, и открыли огонь лишь тогда, когда самолеты начали бомбить район авиагородка. Поднялись в воздух наши «ястребки». Однако в тот раз враг ушел безнаказанно. Это был для нас серьезный урок.
В те дни в командование полком вступил майор Лев Львович Шестаков. Ему было всего двадцать пять лет. Но меньше всего мы думали о том, что наш командир моложе значительной части своих подчиненных.
Шестакова в полку знали уже давно как заместителя командира, а я — еще и как командира эскадрильи в Северо–Кавказском военном округе, на базе которой потом сформировался 69–й полк. Человек простой, душевный и очень смелый, Лев Львович был летчиком по истинному призванию. Сын потомственного железнодорожника, он учился в институте инженеров путей сообщения, но с третьего курса ушел в школу военных летчиков — неудержимо потянуло в небо. Школу окончил с отличием на год раньше срока. Потом добровольцем воевал в Испании, о чем напоминали два его ордена. Словом, мы гордились своим молодым командиром, и эта гордость стала еще больше, когда мы сами увидели его в воздушных боях.
Фашистские летчики вели себя в начале войны нагло. Нередко снижаясь до бреющего полета, они обстреливали все, что попадалось на их пути. Но мы скоро отучили от этого гитлеровских воздушных разбойников. Разгромили одну, другую группу немецких бомбардировщиков, и враг стал осторожнее — начал прятаться за облаками, использовать туман, сумерки, ночь.
Незабываемы первые наши бои, первые победы…
Одну из них одержало звено лейтенанта Виталия Топольского (вместе с ним были лейтенант Серогодский и младший лейтенант Педько). Звено поднялось навстречу шести «Хейнкелям-111», которые, как и 25 июня, на рассвете шли к Одессе с моря. Но в этот раз все было иначе. Тройка «ястребков», несмотря на сильный огонь «хейнкелей», смело сблизилась с ними, и лейтенант Топольский начал атаку. Загоревшийся фашистский бомбардировщик рухнул в море. Затем были сбиты еще два. Эти упали уже на берегу. Ни одному самолету не удалось прорваться к городу.
Этот бой показал, что мы можем не только срывать замыслы врага, не только отгонять, но и уничтожать его, даже если нас в воздухе гораздо меньше.
А через несколько дней шесть наших летчиков — в их числе был и я — перехватили девятку фашистских бомбардировщиков, пытавшихся выйти к городу над сушей. Стремительной атакой мы разбили их строй, заставили беспорядочно сбросить бомбы над чистым полем. Три из девяти бомбардировщиков были сбиты.
Количество боевых вылетов увеличивалось с каждым днем. Прикрывая с воздуха Одессу, мы в то же время вели разведку, сопровождали свои бомбардировщики.
А когда фронт приблизился к Днестру, начали вылетать на штурмовку фашистских наземных войск. Выделенные для этого эскадрильи подсаживались на прифронтовые аэродромы.
Затем потребовалось прикрывать отход наших войск на левый берег Днестра. Гитлеровцы особенно настойчиво пытались уничтожить мост у Бендер, но его надежно охраняла эскадрилья майора Капустина, временно базировавшаяся на тираспольский аэродром.
13 июля враг потерял в районе Бендерского моста два бомбардировщика. 15 июля, перед очередным налетом на него, шестерка «мессершмиттов» попыталась блокировать наш аэродром. Но четыре «ястребка», уже находившиеся в воздухе, не подпустили бомбардировщиков к цели.
В этот день мы потеряли младшего лейтенанта Дмитрия Иванова. Он был атакован, когда сам поймал в прицел фашистский самолет и открыл по нему огонь. Я видел с земли, как «ястребок» Иванова перевернулся и стал падать. «Прыгай, Митя! Скорее прыгай!» — кричали мы товарищу, словно он мог нас услышать. И от самолета действительно отделился темный комочек. На душе стало легче — теперь только б раскрылся парашют!.. Но раскрыть его Иванов не смог — в воздушном бою у него были перебиты обе руки.
Так погиб наш товарищ. А мост, еще нужный советским войскам, оставался невредимым, переправа продолжала действовать.
В конце июля мы наносили удары по фашистским войскам в днестровской излучине южнее Дубоссар. Враг нес немалые потери, но к 25 июля ему удалось навести переправу. Однако в тот же день мы ее разбили.
Когда возвращались на свой аэродром, я заметил между облаками несколько «мессершмиттов». Едва успел предупредить товарищей, как два Ме-109 атаковали «ястребок» младшего лейтенанта Симкина — он был сзади. Я пошел ему на выручку, и один «мессер» отвернул. А второй уже открыл по Симкину огонь. Даю длинную очередь. «Мессер» переворачивается и начинает падать. Но и самолет младшего лейтенанта сильно поврежден, сваливается в штопор…
В другой раз группу истребителей повел на штурмовку комиссар полка Н. А. Верховец. Был сильный заградительный огонь, и один снаряд попал в самолет старшего лейтенанта Николая Голубева. Раненный осколком в ногу, летчик нашел в себе силы сделать еще один заход, а потом, превозмогая боль, дотянул до своей территории. Как ни старались врачи, Голубев остался хромым. Однако он вернулся в строй и потом командовал в нашем полку эскадрильей.
Несмотря на упорное сопротивление наших войск, враг приближался к Одессе.
Пока бои шли на дальних подступах к городу, с 69–м полком взаимодействовали два других полка 21–й смешанной авиадивизии. Они базировались сперва за Днестром и отошли потом на восток вместе с войсками Южного фронта. Наш полк, оставленный для защиты Одессы, стал единственной истребительной авиационной частью Приморской армии.
Близость фронта накладывала свой отпечаток на все, В августе уже почти ни один вылет, какова бы ни была его основная задача, не обходился без воздушного боя. И нередко мы несли потери.
8 августа группа истребителей сопровождала морские самолеты МБР-2 (их эскадрилья базировалась неподалеку в лимане). Моряки удачно отбомбились, но на обратном пути были атакованы «мессершмиттами». Казалось, не уйти от них старым, тихоходным самолетам. Однако мы надежно прикрывали своих товарищей. Рухнул на землю Ме-109, срезанный точным огнем майора Юрия Рыкачева, еще один сбил лейтенант Шепоткин. Но досталось и нам: был поврежден самолет летчика Иконникова, а сам он ранен. С невероятным трудом Александр Иконников довел машину до аэродрома, но при заходе на посадку силы его иссякли, и неуправляемый самолет врезался в землю.
В тот же день при вылете на штурмовку первая эскадрилья потеряла своего боевого комиссара старшего политрука Николая Алексеевича Пискунова. Истребители уже возвращались с задания, когда из?за облаков неожиданно выскочили два Ме-109. Самолет Пискунова шел сзади, на него и пришелся удар… Военком полка батальонный комиссар Н. А. Верховен, который тоже участвовал в этом вылете, бросился на выручку, но было уже поздно — загоревшийся «ястребок» падал к земле. Однако и фашистский самолет был сбит.
Комиссар Пискунов был отважным воздушным бойцом. За полтора месяца, которые довелось ему воевать, он совершил 120 боевых вылетов, в том числе 45 — на штурмовку, сбил в воздушных схватках три вражеских самолета. Не могу не сказать здесь о его жене Марине Митрофановне. Она накрепко связала свою жизнь с городом, за который сражался муж, и работает сейчас директором 20–й одесской средней школы. Там создан небольшой музей 69–го авиаполка. Побывав в школе осенью 1966 года, когда отмечалось 25–летие обороны Одессы, я был растроган тем, что ребята, родившиеся много лет спустя после войны, знают моих однополчан, их боевые дела…
…Мы поклялись втомстить за гибель Пискунова и начали расчет с врагом за него на следующий же день. Девятка истребителей, которую вел командир полка, перехватила в воздухе двадцать фашистских бомбардировщиков, летевших к Одессе. Гитлеровцы не выдержали нашего натиска и повернули обратно. Но ушла лишь половина. Девять бомбардировщиков стали чадящими кострами на земле. Два из них сбил майор Шестаков.
Одесса уже была осажденным городом. Чтобы дать представление о том, какого напряжения достигали в августе воздушные бои, расскажу немного подробнее об одной жаркой схватке.
23 августа восемь И-16 — их вели командир четвертой эскадрильи капитан Елохин, ее комиссар старший политрук Куница, летчики Королев, Маланов, Алелюхин, Засалкин, Твеленев и я — штурмовали фашистские войска в районе Раздельной. Мы уже сделали один заход, когда появилось одиннадцать фашистских истребителей. Завязался воздушный бой, длившийся 25 минут. Он памятен мне как суровое испытание.
В самом начале сбили по «мессеру» Елохин и Куница. Но прилетели еще шесть «мессершмиттов»… Фашисты наваливались со всех сторон. А мы, стараясь изматывать их на виражах, а иногда и на вертикалях, прикрывая друг друга огнем, упорно оттягивали бой к своей территории.
За моим самолетом увязались сразу три Me-109. Уловив момент, когда они приблизились к дистанции действительного огня, я убрал газ и сделал замедленную бочку. Немцы, не успев отреагировать на мой маневр, проскочили мимо, так и не открыв прицельного огня. Тут я увидел, что два других «мессершмитта» атакуют Маланова. Но на выручку уже пошел Иван Королев. Одного «мессера» он сбил, другой поспешил отвернуть.
Теперь опасность нависла над Иваном Засалкиным — два фашистских самолета зашли в хвост его машине; Заметив их, он резко взял на себя ручку и непроизвольно ввел «ястребок» в штопор. «Мессеры» устремились за ним. Я был еще далеко, но чтобы хоть припугнуть фашистов, дал по ним очередь из всех огневых средств. Один отвернул, другой продолжал преследовать Засалкина. Я погнался за «мессершмиттом», дистанция быстро сокращалась. И все же я опоздал. Засалкин справился со штопором и выводил самолет из пикирования, но в этот момент попал под огонь врага… Минутой позже этот «мессершмитт» был мною сбит.
На выходе из атаки и я попал под огонь. Снаряд пробил бензобак, бензин потек прямо мне на ноги, кабина наполнилась удушливыми парами, стало нечем дышать. Пришлось выйти из боя и открыть фонарь. Я стал планировать в направлении своего аэродрома, каждую секунду ожидая, что кабину охватит пламя. Но пожар, казавшийся неминуемым, все же не возник — обошлось. Однако за моей подбитой машиной увязался фашистский летчик, прельстившийся возможностью легкой победы. И мне бы несдобровать, не выручи меня Алексей Алелюхин — он сбил этого фашиста.
В конце концов мы оказались там, где нас могли поддержать одесские зенитчики, и уцелевшим фашистским самолетам не оставалось ничего другого, как убраться восвояси.
В этом бою у противника был очень большой численный перевес, не говоря уж о том, что Ме-109 превосходили И-16 в скорости. Но победителями вышли мы. Семеро из восьми участников неравного поединка были впоследствии удостоены звания Героя Советского Союза (конечно, не за один этот бой).
Следующий день — 24 августа — был еще более напряженным. До полудня в нашей четвертой эскадрилье почти каждый летчик имел уже по три — пять вылетов. И только младший лейтенант Алексей Сидоров ни одного: у него не было в тот день самолета. Сидоров все ходил вокруг командира полка, упрашивая разрешить ему кого?нибудь подменить.
— Сколько у вас было сегодня вылетов? — спросил майор Шестаков меня.
Я ответил, что пока пять.
— Если понадобится лететь еще, дайте самолет Сидорову, а сами отдохните.
Скоро потребовался срочный групповой вылет. Все, кого касалась команда, запустили моторы и пошли на взлет. Сидоров чуть–чуть задержался… А по аэродрому открыла огонь вражеская дальнобойная батарея, и снаряд попал в разбежавшийся уже самолет. Раненого Сидорова вытащили из горящей машины, которая тут же взорвалась. Спасти жизнь Алексея не удалось — он умер через несколько дней в госпитале.
Мы тяжело переживали этот обидный случай. Вспоминали, как молодой летчик всегда рвался в бой, как стремился ни в чем не отстать от других. Четвертая эскадрилья считалась в полку эскадрильей ночников — здесь все отлично владели навыками ночного полета, что очень пригодилось в осажденной Одессе. Один Сидоров не был пока допущен к ночным полетам. Командир полка, относившийся к этому строго, собирался сам его проверить. А однажды ночью должен был вылететь по тревоге лейтенант Ратников, но на его машине почему-то не запустился мотор. Сидоров, находившийся поблизости, мгновенно вскочил в другой самолет и взлетел вместо Ратиикова. После того как появившиеся над городом бомбардировщики были отогнаны, он отлично произвел посадку. Майор Шестаков сперва поругал Сидорова, а затем поздравил с успешным ночным вылетом. Это было за несколько дней до гибели летчика…
В полку все больше значили каждый летчик и каждая боевая машина. Даже при предельной нагрузке мы часто оказывались не в состоянии одновременно обеспечить и сопровождение бомбардировщиков, и разведку, и прикрытие города и порта, и штурмовку вражеских войск по заявкам стрелковых дивизий.
Во второй половине августа мы начали наконец получать подкрепление. Из ВВС Черноморского флота были приданы полку эскадрилья И-16 под командованием капитана Ф. И. Демченко, а также несколько самолетов ЯК-1 и И-15 и группа штурмовиков ИЛ-2. Флотскиелетчики быстро освоились в одесской обстановке, и мы зажили единой боевой семьей.
Флотские штурмовики (их группу возглавлял лейтенант Кутейников) летали не только вместе с истребителями, но и самостоятельно. «Илы», вооруженные реактивными снарядами, наносили врагу большой урон, хотя возвращались часто с многочисленными пробоинами. Кому?то пришла мысль использовать «илы» для нарушения связи в тылу противника. К самолету подвешивался на тросе крюк–кошка. Обнаружив где?нибудь проводную связь, летчик снижался, выпускал трос с крюком и рвал провода.
Почти сразу после прибытия, 28 августа, морские летчики провели напряженный бой с большой группой вражеских истребителей. По самолету сбили Ф. И. Демченко и В. Н. Вольцефер, а третий уничтожил таранным ударом летчик И. С. Берешвили. Он погиб, спасая жизнь своему командиру.
Тяжело пришлось 28 августа и командиру нашего полка, который все время вылетал на боевые задания лишь немногим реже рядовых летчиков. В этот раз он вел звено, в составе которого были командир эскадрильи М. Е. Асташкин и летчик Г. И. Педько. Они встретились и приняли бой с шестеркой Ме-109. С первого захода майор Шестаков сбил один «мессершмитт», но тут же сам был атакован и на серьезно поврежденном самолете вышел из боя. Тем временем Асташкин сбил еще один «мессер», а затем тоже оказался атакованным. Младший лейтенант Педько выручил командира эскадрильи, прикрыв его своим самолетом, который, попав под прицельный огонь, был сильно поврежден. После этого капитан Михаил Егорович Асташкин сумел прикрыть оба поврежденных самолета, сопровождая их до посадки. Шестаков сел благополучно. Машина Педько у самой земли загорелась, а на земле взорвалась. Но летчик уцелел, успев за какие?то мгновения до этого выскочить.
И этот неравный бой наши летчики закончили с честью. Но после него майор Шестаков окончательно утвердился в мысли, которую уже давно вынашивал: следует отказаться от традиционного звена, состоящего из трех самолетов, и ввести в боевые порядки новую тактическую единицу — пару истребителей, а в звене иметь четыре машины. Командующий ВВС Одесского оборонительного района комбриг В. П. Катров одобрил идею Шестакова, и она начала претворяться в жизнь.
29 августа комиссар эскадрильи старший политрук Семен Андреевич Куница, будучи в группе прикрытия во время вылета на штурмовку, вступил в бой с четверкой Me-109. Сбив один из них огнем, Куница таранил второй ударом плоскости и тоже уничтожил. Самолет комиссара перешел в штопор, выйти из которого не хватало высоты. Куница выбросился с парашютом над линией фронта, но приземлился уже мертвым: гитлеровцы открыли по нему ружейно–пулеметный огонь…
Комиссара Семена Куницу знали в осажденной Одессе многие. «Подлинным народным героем является старший политрук летчик Куница, — писал о нем в одной из статей командующий оборонительным районом контр-адмирал Г. В. Жуков. — У него 150 боевых вылетов и шесть сбитых «юнкерсов» и «мессершмиттов». Семену Андреевичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. Бойцы 25–й Чапаевской дивизии, на глазах которых он погиб, похоронили его с большими почестями.
В полосе Чапаевской дивизии враг наступал крупными силами. В течение дня истребители десять раз вылетали на штурмовку наступающих фашистских войск. Группы водили майор Шестаков, комиссар Верховец, заместитель командира полка Рыкачев, командиры эскадрилий. Напряжение было предельным, но мы видели, что помогаем чапаевцам отбить вражеский натиск.
Начальник штаба полка майор В. С. Никитин побывал на КП дивизии, где его радостно встретил комдив генерал–майор И. Е. Петров (ставший в октябре командующим Приморской армией). Вместе они пришли к выводу, что целесообразно снабдить летчиков закодированной картой полосы обороны дивизии. Кроме того, была установлена прямая телефонная связь между дивизией и 69–м полком.
Наше взаимодействие с чапаевцами продолжалось, и вот как оценивал боевую работу истребителей генерал–майор И. Е. Петров в письме командиру одной из эскадрилий полка:
«Умело штурмуя живую силу, обозы и транспорт, подавляя систему огня противника, летчики В–ашего подразделения содействовали частям дивизии в выполнении поставленных задач. Личный состав дивизии выражает свою красноармейскую благодарность лучшим друзьям— летчикам. Летчики действительно работали и работают прекрасно».
Хочется привести также письмо командира 421–й стрелковой дивизии полковника Г. М. Коченова. Оно касается уже сентябрьских боев, которые были еще более ожесточенными:
«…Противник в течение всего дня вел ожесточенные атаки на участке 1–го полка морской пехоты. Я позвонил в штаб армии, к телефону подошел полковник Крылов. Доложил ему обстановку и просил помочь нам авиацией. Крылов ответил: «Сейчас будет авиация». И действительно, через 11 минут появилось одиннадцать «ястребков». Построив свою знаменитую карусель, самолеты на бреющем полете стали штурмовать врага. Это было неповторимое зрелище. Всякий бой на этом участке прекратился. Наши бойцы вышли из окопов, кричали «ура», бросали вверх пилотки и аплодировали своей героической авиации. Казалось, горела земля под самолетами бесстрашных летчиков. После такой обработки противник не решился наступать…»
8 сентября вновь создалось напряженное положение на одном из участков обороны 25–й дивизии. Рано утром генерал Петров соединился по прямому проводу с командиром нашего полка и попросил нанести штурмовой удар. Майор Шестаков немедленно поднял десять самолетов и сам их повел. Штурмовка была настолько успешной, что враг и в этот раз прекратил начатые атаки.
За месяц наиболее упорных боев в августе — сентябре наш полк произвел лишь в полосе Чапаевской дивизии 107 штурмовок.
14 сентября мы помогали нашим войскам отражать вражеские атаки в районе хутора Важный. Вылеты на штурмовку переходили в воздушные бои. В этот день, сбив десятый вражеский самолет, погиб комэск М. Е. Асташкин, посмертно удостоенный звания Героя.
К сентябрю гитлеровское командование усилило свою авиацию под Одессой, пополнило ее новейшими боевыми машинами, в том числе истребителями Ме-109е. На наших самолетах техника выработала уже по полторы–две эксплуатационные нормы. Буквально все многократно ремонтировалось. Инженеры и техники работали поистине самоотверженно и порой творили чудеса.
В особенно напряженные периоды, когда было много боевых повреждений, технический состав сутками не уходил с аэродрома, восстанавливая искалеченные машины. Буквально за несколько часов, зачастую под артиллерийским обстрелом, производилась смена моторов, сложных блоков. И самолеты, которые по прежним понятиям уже ни на что не годились, снова поднимались в воздух, вступали в бой.
Однажды лейтенант Алексей Алелюхин (впоследствии дважды Герой Советского Союза) был вынужден посадить подбитый самолет на линии фронта. Гитлеровцы пытались захватить летчика, но Алелюхин, выскочив из машины, убежал от них и на какой?то случайно попавшейся ему лошади прискакал на аэродром. А на переднем крае началась борьба за самолет. Красноармейцы огнем отогнали от него неприятельских солдат. Техники под вражеским обстрелом подобрались к машине, взяли ее на буксир и оттянули в расположение ближайшей части. И этот самолет тоже был отремонтирован, возвращен в строй.
Работой технического состава руководил инженер полка Николай Яковлевич Кобельков, который пользовался исключительным авторитетом не только среди своих подчиненных, но и у летчиков. Кобельков был инженером–новатором. Он разработал, например, вместе с инженером по вооружению Иваном Андреевичем Орловым систему подвески реактивных снарядов и авиационных бомб к плоскостям истребителей И-16. А от этого существенно зависела сила наших ударов по врагу при штурмовках.
В середине сентября фронт был настолько близок к городу, что наш аэродром обстреливался уже не только дальнобойной, но и обычной артиллерией противника. От артобстрела самолеты все чаще выходили из строя на земле, были потери и в людях. Для машин соорудили специальные укрытия, а для личного состава блиндажи, но это помогало лишь частично. Враг приноровился обстреливать самолеты при заходе на посадку или при наборе высоты, когда скорость полета совсем мала.
Надо было принимать более радикальные меры. Так родилась идея соорудить новый аэродром в самом городе, в районе Большого Фонтана. И если мы были обязаны инженерам и техникам тем, что наши самолеты вообще еще могли летать, то новый аэродром был, по существу, подарком полку от жителей Одессы. В строительстве его приняли участие тысячи одесситов, в том числе много женщин. Они не прекращали работу и во время артиллерийских обстрелов, сознавая, что дорог каждый час. Аэродром был создан за семь дней.
На эту площадку и перебазировались остатки полка. Самолеты были расставлены между домами и замаскированы. Взлетать с узенькой полоски нового аэродрома, как и садиться на нее, было нелегко. Но мы приспособились, взлетали и садились даже ночью. А для маскировки аэродрома не набирали после взлета высоты, выходили на бреющем, над крышами домов, к морю, там собирались на определенной высоте в группы и шли на задание. С бреющего полета заходили и на посадку. И гитлеровцы до конца обороны Одессы так и не смогли узнать, откуда поднимаются в воздух советские истребители.
Наши войска готовились нанести в Восточном секторе Одесской обороны сильный контрудар. Перед этим усиленно велась разведка. Важно было, в частности, иметь точные сведения об используемых противником аэродромах.
Как раз в это время сбитый румынский летчик сообщил интересные сведения о базировании неприятельской авиации. Командир полка поручил мне вместе с ведомыми Малановым и Таракановым срочно произвести доразведку.
21 сентября, уже при наступлении темноты, удалось обнаружить с бреющего полета до 30 истребителей на аэродроме у селения Баден, а у селения Зельцы—до 20 бомбардировщиков, очевидно только что сюда перебазировавшихся. Самолеты были расставлены по краю аэродрома, вблизи разбиты большие палатки.
Выслушав мой доклад, командир полка приказал, чтобы за ночь все исправные самолеты были подготовлены к нанесению штурмового удара. Утром в воздух поднялись 20 истребителей и 2 штурмовика.
Основную группу вел Лев Львович Шестаков, а самолеты, выделенные для штурмовки аэродрома Зельцы, — майор Рыкачев. К цели шли на большой высоте, снижались на приглушенных моторах. Над аэродромом мы появились настолько внезапно, что даже зенитки не сразу открыли огонь. Прежде всего мы обстреляли из пушек и пулеметов палатки на краю аэродрома, где еще спали застигнутые врасплох гитлеровцы. Затем ударили по самолетам на стоянке, сделав несколько заходов. Противник потерял практически все, что там было, — и самолеты, и людей.
И в этот самый день начался контрудар, составной частью которого явилась высадка у села Григоръевка морского десанта. Едва мы успели вернуться со штурмовки фашистских аэродромов, как потребовалось прикрыть эсминцы «Беспощадный» и «Безупречный». Они поддерживали огнем высаженный десант и были атакованы пикирующими бомбардировщиками. Мы подоспели как раз в тот момент, когда «Юнкерсы-87» начали пикировать на корабли. «Ястребки» сбили два «гонкерса» и помешали остальным вести прицельную бомбежку. Корабли, хотя и получили некоторые повреждения, до конца выполнили свою задачу.
Одесса ликовала, восторженно приветствуя победу в Восточном секторе, где враг потерял немало своих солдат и важные позиции и был отброшен дальше от города. Но сосредоточение фашистских войск было обнаружено в противоположном, Западном секторе, и 23 сентября мы снова вылетели к знакомой станции Выгода.
Из двенадцати истребителей, вылетевших на боевое задание, девять, в том числе и мой, составили ударную группу, которую возглавил капитан Аггей Елохин. Три остальных — группа прикрытия. Там старшим лейтенант Михаил Шилов.
У цели нас встретил очень сильный зенитный огонь. Разрывов так много, что они мешают держать в поле зрения друг друга. Однако и такой огонь не спасает гитлеровцев от штурмовки.
Восемь «мессершмиттов» пытаются помешать нам сделать очередной заход, Маленькая группа прикрытия самоотверженно отвлекает фашистские истребители на себя. Пять «мессершмиттов» атакуют самолет Шилова. Один против пяти… Летчик знает, что сейчас от него зависит выполнение1ударной группой основной задачи, и, не теряя присутствия духа, изворотливо защищается. И сам атакует. Падает сбитый им «мессершмитт». Но в самолете Шилова разрывается вражеский снаряд, и мотор глохнет.
Мы видели это, но уже ничем не могли помочь товарищу. А Михаил не захотел выбрасываться с парашютом над территорией, занятой врагом. Планируя, он направил самолет на фашистские танки. Направил точно— взрыв раздался среди боевых машин…
Так закончился его 164–й боевой вылет. Имя Михаила Шилова прибавилось к списку летчиков 69–го полка, отмеченных Золотой Звездой Героя.
Из многих боевых вылетов конца сентября мне памятен один, когда довелось атаковать несколько необычную цель. Мы вылетели на очередную штурмовку. Вблизи села Свердлово показалась на меньшей высоте и встречном курсе какая?то непонятная группа больших и малых самолетов. Я развернулся, стал снижаться и наконец разобрался: транспортные самолеты Ю-52 — их было шесть — буксируют куда?то в сторону Николаева десантные планеры.
Немцы заметили нас. Один Ю-52 отделился от остальных и, отцепив свой планер, попытался уйти налегке. Я быстро догнал его, пулеметной очередью угомонил стрелка, открывшего было по мне огонь, а затем с короткой дистанции ударил по моторам и бензобакам огромного «юнкерса». Самолет загорелся, пронесся пылающим факелом над селом и сел на брюхо в поле. Солдаты–десантники кинулись прятаться в копны, но думаю, что от очередей моих пулеметов ушли немногие. А на самолет я сбросил бомбу. В разных концах поля горели остальные пять Ю-52 и несколько планеров, сбитых моими товарищами.
Этот эпизод не имеет прямого отношения к обороне Одессы, поскольку немецкие войска, перехваченные нами в воздухе, предназначались для какого?то другого участка фронта. Но мы были горды тем, что смогли нанести из осажденного города уничтожающий удар по такому воздушному десанту.
В первых числах октября мне удалось настигнуть долго ускользавший от нас бронированный корректировщик «Хеншель-126». Командование не раз ставило задачу уничтожить его, но как только появлялись наши истребители, «хеншель» бросался в отвесное пикирование, а затем, прячась в складках местности, скрывался на бреющем полете.
В этот раз я обнаружил его на высоте полторы тысячи метров в стороне моря. Фашист заметил меня несколько позже и, как обычно, стал пикировать. Не раздумывая, я ринулся за ним, но догнал уже над побережьем, занятым врагом. После нескольких моих: атак с точным, как я был уверен, огнем, самолет продолжал лететь как ни в чем не бывало — его хорошо защищала броня. Но в конце концов мне удалось ударить по нему под другим ракурсом, и «хеншель», перевернувшись, рухнул на землю.
Однако радоваться было еще рано. Вражеские зенитчики, которые почти не стреляли, пока я гнался за «хеншелем», теперь открыли неистовый огонь. Один снаряд разорвался в фюзеляже за бронеспинкой, перебив ножное управление рулями. Осколком меня ранило в руку (потом выяснилось, что еще один осколок оказался в кармане и пробил там портсигар). Самолет стал плохо управляться. А высоко над собой я заметил группу немецких истребителей. К счастью, они меня, кажется, не видели.
Прижимаясь к земле, используя впадины и большие овраги, я кое?как долетел до Одессы. С трудом посадил самолет с неисправными рулями на наш тесненький аэродром, втиснувшийся между городскими кварталами. Некоторое время самолет катился по земле прямо, а когда скорость стала гаснуть, самопроизвольно развернулся влево и остановился в двух метрах от каменной стены. Ко мне тотчас же подошли командир и комиссар полка, инженер Кобельков. Осмотрев самолет, изрешеченный пулями и снарядами, все удивились, как я вообще долетел. Поврежденным оказалось не только ножное управление — что называется, на нитке держалась и тяга руля глубины.
В начале октября в нашей столовой состоялось собрание летного и технического состава. Присутствовали командующий ВВС оборонительного района комбриг Катров, военком ВВС полковой комиссар Мельшанов, начальник штаба полковник Щанин. Отметив наши успехи в боевой работе, старшие начальники рассказали об обстановке, сложившейся под Одессой и в Крыму, призывали не пасовать перед трудностями, драться с врагом еще упорнее. О возможности оставления Одессы не было и намека, но чувствовалось, что нас готовят к каким-то событиям, которые надо встретить мужественно.
А Лев Львович Шестаков говорил о новых приемах воздушного боя, требовал быть осмотрительнее, не увлекаться преследованием противника в одиночку, разбирал наши действия при штурмовке наземных войск, маневрирование в зонах сильного зенитного огня. Потом лучшие летчики делились опытом. На этом собрании остро ставился вопрос о том, что необходимо сократить потери — слишком мало оставалось в строю и самолетов, и летчиков.
И мы продолжали прикрывать город и порт от налетов вражеской авиации, вести разведку, штурмовать рвущиеся к Одессе фашистские войска.
А 12 октября я неожиданно получил приказание возглавить группу И-16, перебрасываемых в Крым. Это были самолеты, уже не способные по своему техническому состоянию вести воздушные бои, и с них сняли вооружение, которое еще могло послужить на других машинах. Поэтому я мысленно приготовился к самому худшему, когда в начале перелета, еще над сушей, появилась на параллельном курсе четверка «мессершмиттов». Выручили зенитчики, помешавшие врагу нас атаковать. И мы долетели до Крыма благополучно, хотя порой и барахлили давно выработавшие свои ресурсы моторы.
14 октября прилетели в Крым и остальные самолеты полка. Те, что лететь не могли, были взорваны. Командир и комиссар полка хотели улететь последними, но по приказу старшего начальника их самолеты были погружены на канлодку.
Вскоре все мы оказались в Закавказье — 69–му Истребительному авиаполку предстояло пополниться, получить и освоить новую материальную часть. А затем — бои на другом фронте, в которые мы вступили, вооруженные богатым одесским опытом.
Я уже говорил о том, какой разносторонней была под Одессой боевая деятельность истребителей. Красноречивы, на мой взгляд, и некоторые итоговые цифры, которые хочется привести в заключение. За время обороны Одессы летчики 69–го полка совершили 6603 боевых самолето–вылета, в том числе 3421 вылет на штурмовку. Мы провели 576 воздушных боев, в которых сбито 94 фашистских самолета (сожженные на земле сюда не входят). И конечно, никто бы не смог точно подсчитать, сколько вражеской живой силы и техники уничтожено при наших штурмовках.
За одесские бои двенадцать летчиков полка были удостоены звания Героя Советского Союза. Некоторых я уже называл. Остальные — наш командир Лев Львович Шестаков, майор Юрий Рыкачев, капитан Аггей Елохин, старшие лейтенанты Алексей Маланов и Петр Полоз, лейтенанты Иван Королев, Василий Серогодский и Виталий Топольский. Был удостоен той же высокой награды и я, тогда — старший лейтенант, заместитель командира эскадрильи. Каждый из этих летчиков совершил до двухсот боевых вылетов, половина которых приходилась на штурмовки, сбил не менее пяти вражеских самолетов. А «ястребок» майора Шестакова украшали к концу Одесской обороны одиннадцать красных звездочек.
Наш полк был награжден орденом Красного Знамени, стал гвардейским и получил почетное право именоваться по городу–герою, в небе которого мы начали войну. Вот его полное наименование: 9–й Одесский гвардейский Краснознаменный истребительный авиационный полк.
Летчики полка сражались под Харьковом и Сталинградом, под Ростовом и в Крыму, а потом дошли и до Берлина. В полку выросло много новых Героев Советского Союза (всего за войну — 26 человек, в том числе 4 дважды Героя). Из тех летчиков, что приняли боевое крещение в небе Одессы, заслужил впоследствии Золотую Звезду Михаил Твеленев, а Алексей Алелюхин — дважды.
Подвиги летчиков нашего полка помнят жители города–героя. В дни, когда отмечалось 25–летие обороны Одессы, заложен монумент в честь солдат и офицеров 69–го авиаполка. Он будет стоять среди новых красивых зданий на площади Патриса Лумумбы: на этом месте, которое теперь трудно узнать, и был наш последний одесский аэродром.