26 сентября. Пятница

26 сентября. Пятница

Разбудили в 4 часа на вахту. Стоим с Жентычко.

Пока я спал, вот что произошло: в 23 часа снялись со швартовых и снова пошли к Морскому каналу. Сюда буксиры притащили «Полтаву», вернее то, что от нее осталось. Из истории Балтийского флота помню, что этот корабль был один из четверки самых мощных в мире линейных кораблей в период 1-ой мировой войны: «Полтава», «Севастополь», Гангуг» и «Петропавловск».

Последние три и сейчас служат и воюют, сменив имена. Я думал, что «Полтаву» давно разобрали на лом. Оказывается, не успели, коробка-корпус еще остался, и вид ее очень солидный. А лишившись всех рубок, труб, артиллерийских башен и всех надстроек, корпус его стал выше метра на 3-4, чем у «живых» его собратьев – «Марата» и «Октябрины».

Так вот, корпус «Полтавы» мы с «Октябрем» должны отбуксировать в Кронштадт. Зачем он там нужен? Наверное, на металлолом. На нем всего несколько человек: охрана, для принятия и отдачи буксирных тросов. Подошли осторожно кормой к его носовой части, подали буксирный трос. «Октябрь» подал буксир на корму, и двинулись самым малым. Впереди нас шел буксир «Зюйд» с лоцманом. Около 3.30 наши заметили, что корму «Полтавы» заносит к северному берегу канала. Стали кричать в мегафон, чтобы на «Октябре» удерживали корму, но ответа не дождались. Вахтенный с «Полтавы» сообщил, что «Октября» сзади нет. Когда он ушел, никто в темноте не видел. Дальше случилось то, что и должно было случиться: корма «Полтавы» под острым углом села на грунт у северного берега, а нос, несмотря на то что мы его тянули посередине канала, уткнулся в южный берег.

Вот после того, как «Полтава» перегородила канал, я и вышел на вахту. Нам тоже грозит опасность сесть кормой на грунт у южного берега. Попросили «Зюйд» помочь нам снять с мели носовую часть «Полтавы». Тужились, тужились – ни с места. Масса такой громадины даже на малом ходу здорово врезалась в берег. Теперь канал перегорожен надежно – не только нам, но и «Зюйду» в Ленинград не вернуться. Время уже 5 часов, скоро будет светать, немцы днем никому не дают проходить по каналу. На «Полтаве» больше получаса отдавали буксирные концы. Наш капитан-лейтенант даже охрип, ругаясь. «Зюйд» снял команду с «Полтавы», и мы двинулись в Кронштадт. На востоке небо начинает светлеть. В конце огражденного канала, где стояла в бухточке «Октябрина», полузатопленный буксир. Наверное, он затаскивал, устанавливал «Октябрину» в эту бухточку – артиллерийскую позицию линкора и погиб при последней бомбежке линкора на этом месте.

На еще темном южном берегу пожары в районе Петергофа. Они продолжаются уже несколько дней. На траверзе Петергофа старпом, как и раньше, дал команду запустить донку – насос для закачки в цистерну питьевой воды, здесь она самая чистая и пресная. Совсем рассвело, Кронштадт уже недалеко. Теперь мы почти в безопасности. Со стороны южного берега появился «Юнкерc». Чего в такую рань? Откуда-то по нему вяло, как бы спросонья, дали четыре выстрела. Дал четыре выстрела и я, и «Юнкерc» ушел на юго-запад.

Примерно в километре от Кронштадта стоят отдельно три транспорта. У одного корма сильно погружена. По-видимому, сидит на грунте. У другого вся осадка слишком большая. Неужели и этот весь сидит на грунте? Здесь глубины небольшие, а фарватер в Ленинград или в Петергоф ночью можно и не заметить. Почти от самого Ленинграда до Кронштадта, в заливе, севернее Морского канала, стоят морские охотники, дымозавесчики и какие-то еще катера.

У северного берега залива, в районе Лисьего носа, чернеют неясные силуэты каких-то судов. К нам подходит катер. Велят стопорить машины. Через несколько минут передают приказ из штаба: «Немедленно вернуться к «Полтаве!» Капитан-лейтенант объясняет командиру катера, что одни мы не могли оттащить его от берега. Катер уходит в порт. Мы на самом малом маневрируем то на Восточном, то на Малом рейдах. Я в бинокль рассматриваю, что делается в порту после сильнейших бомбежек в последние дни.

За молом в гавани видны только труба и рубка «Минска». Он затоплен у стенки, у него, похоже, оторвана корма. От «Марата», который стоит в Средней гавани, упершись кормой в стенку Петровского канала, осталось чуть больше половины – носовая часть вместе с первой трубой представляет груду металла. Но полубак цел! И немного носовой частью возвышается над водой. Даже гюйс на флагштоке висит. Правда, половина его полощется в воде. В этой груде металла можно разобрать только два ствола главного калибра. Бомба, очевидно, попала между первой башней главного калибра и боевой рубкой. В результате детонировал боезапас в погребах первой башни. Результат налицо. С него сгружают на стенку боезапас.

«Октябрина» в Лесной гавани. У нее сильно покорежен бак. Но полубак цел. На стенках и пристанях горы ящиков со снарядами, пустых и с гильзами. На берегу много краснофлотцев.

Немецкая «колбаса» отсюда видна лучше, чем из Ленпорта. Она висит немного левее колокольни Петергофской церкви, которая заметно возвышается над темной линией леса Петергофского парка.

Вдруг пальба. Бьют зенитки. За облаками над нами гул самолетов. Со стенок все побежали в Петровский парк, с кораблей тоже бегут на берег. Вскоре из-за облака вывалился самолет, штопором пошел вниз и врезался в воду на Малом рейде недалеко от фортов, что за Кроншлотом. Рядом на «Водолее» даже взвыли от восторга, захлопали в ладоши, но быстро утихли. Самолет-то наш

– «чайка».

Вскоре по «Марату» стало бить одно немецкое орудие. Судя по разрывам, дюймов шести. Очевидно, пристрелка. Поскольку мы в это время находились немного восточнее Кроншлота и метрах в 400-500 от наружного мола Средней гавани, то снаряды на излете пролетали почти над нами. Несколько разорвалось между нами и молом, другие рвутся в гавани и на стенке недалеко от «Марата». Один здоровый осколок врезался нам в правый борт, один просвистел над палубой. Пристрелявшись по «Марату», немецкое орудие перенесло огонь по «Октябрине». Подожгло один транспорт, стоявший в Средней гавани .

От «Марата», который стоит в Средней гавани, упершись кормой в стенку Петровского канала, осталось чуть больше половины.

С 12-ти часов до вечера катера постоянно ставят дымозавесы между Кронштадтом и Петергофом, но это мало помогает, т.к. с немецкой «колбасы» корректировщики видят и рейды, и порт, и тем более город. Дьмозавеса плотная только внизу и на небольшой высоте. Какой-то буксир потащил баржу в «Рамбов». По нему сразу же открыли огонь. Немцы просто обнаглели и издеваются над нами, а мы глаза закрываем и делаем вид, что ничего не случилось. Наверное, наши очухаются, когда «колбаса» будет висеть в Ораниенбауме, а немецкие летчики будут бить из пистолетов по окнам штаба флота или летать над площадями и улицами и бить из пистолетов по прохожим по выбору.

В 18 часов капитан-лейтенант и капитан на подошедшем катере ушли в штаб. Были у какого-то адмирала, объяснили ему, почему не можем в узком канале стаскивать с мели такую громадину. Во- первых, «Полтава» встала не поперек канала, а по диагонали, примерно под углом градусов 30, носовой и кормовой частью. Значит, стаскивать ее с грунта надо под прямым углом от носовой части, т.е. под углом 60 градусов от берега канала, а не вдоль капала. А в таком ракурсе наше судно не умещается. А, главное, для этого маневра нам надо развернуться в канале, что при наших габаритах невозможно – ширина канала в огражденной части метров 85-90. Буксировать в море, это мы можем, а заниматься буксировкой в узкостях, наверное, дело буксиров. Адмирал согласился. Ему, оказывается, передали из Ленинграда, что мы – буксир.

Машины снова в двухчасовой готовности. Темнеет. Старый Петергоф горит уже вторую неделю. Вдоль берега все время взлетают осветительные ракеты. Кто их пускает – не знаю.