28 июля. Понедельник. Таллин, в Кронштадт со «Страшным»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

28 июля. Понедельник. Таллин, в Кронштадт со «Страшным»

Днем в порт к нашему причалу прибыли пешком несколько сотен молодых парней-эстонцев. Оказывается, это призывники, которых предстоит доставить в Ленинград. На наше судно предстояло взять 800 человек, по сколько на другие транспорты – не знаю. Погрузка и размещение длились несколько часов. Комендант приказал все винтовки и патроны принести на мостик, кубрик запереть. Двоим нашим встать с винтовками на нижнем мостике и никому не разрешать подниматься на мостик.

Я сначала с интересом наблюдал с мостика посадку, потом спустился на стенку. На транспорте, стоявшем впереди нас, посадка уже закончилась. Никто из ребят не хотел спускаться сейчас в трюмы, и все расположились на верхней палубе, на пристройках. Вдруг раздалась песня, за ней другая. От незнакомых, но бодрых слов у меня на душе повеселело. Рядом со мной стоял пожилой матрос-эстонец из нашей команды. «А вы знаете, какие они песни поют? – спросил он, обращаясь ко мне, – фашистские!» Веселости в моей душе как не бывало. Поднялся на мостик и рассказал об услышанном своим товарищам, а потом сообщил и коменданту. «Надо всю ночь быть начеку», – сказал он.

Капитан с мостика несколько раз объявлял правила поведения на корабле во время перехода. Спать разрешалось в жилой палубе в свободных местах, под спардеком и на спардеке, вокруг дымовых и вентиляционных труб, на юте. Запрещено подниматься на ходовой мостик, который охраняется. Думаю, что каждого из нас в душе беспокоил вопрос: что мы можем сделать, если вдруг эстонцы решат захватить судно и увести его к немцам. История судна может повториться. Что могут сделать 5 краснофлотцев с винтовками и один командир с пистолетом против 800 молодых парней, плюс почти сто человек экипажа? Какую помощь может оказать нам единственный БТЩ? То, что этих ребят отправляют куда-то вглубь страны, а не привлекают к службе здесь, мы считали правильным решением. Тут они не вояки, а там их и подучить могут успеть и использовать не обязательно на фронте.

К вечеру вышли в бухту и стали на якорь в ожидании БТЩ и команды следовать за ним. Погода была солнечная, тихая, и от бухты веяло каким-то спокойствием. Часов в 9 вечера от Минной гавани показались два буксира, тащивших какое-то непонятное плавсредство. Когда они немного приблизились, я разобрался, что это за сооружение. Это был изуродованный эсминец «Страшный». Теперь он полностью оправдывал свое наименование: нос оторван по первое орудие и изуродованные помещения жилой палубы и погребов тоскливо смотрят в бухту. Кормовая палуба тоже разворочена, закопчена. Нам приказано отбуксировать его в Кронштадт. Поведет нас опять какой-то трудяга БТЩ.

Поскольку буксировать за остатки носовой части нельзя, т.к. переборки могут не выдержать давления воды, да и площадь сопротивления воде в носовой части сейчас больше, чем в кормовой, было решено буксировать эсминец за корму на максимальной длине буксиров, чтобы, в случае внезапной остановки нашего судна, «Страшный» не врезался нам в корму.

До сих пор авиация немцев почему-то нас не беспокоила, хотя о всех передвижениях по заливу они наверняка знали. В этом переходе мы все же считали себя более защищенными и от авиации и от торпедных катеров, т.к., по крайней мере, три стотридцатки эсминца действовали и смогли бы прикрыть нас. Но, помня о недавней атаке торпедных катеров, мы неотрывно следили за северным горизонтом, понимая, что, ведя на буксире «Страшный», мы не сможем так же удачно маневрировать и уклоняться от торпед. Я сбегал с мостика только по острой необходимости и перекусить. На это время обязательно на мостик поднимался Ломко или Жентычко, которым я передавал бинокль. Капитан-лейтенанта в таких случаях замещал Кожин. Ночью кто-нибудь из ребят посменно дежурили на правом крыле мостика, левое было за мной. С рассветом и до восхода солнца, когда напряженность немного спадала, глаза наливались свинцовой тяжестью, и сильно клонило ко сну. Начинаешь ходить по мостику. Капитану и капитан- лейтенанту, по-моему, было чуть легче – биноклем почти не пользуются, следят, в основном, чтобы не выйти из протраленного фарватера, можно постоянно между собой вести беседы. К сожалению, эти беседы велись тихим голосом, и я, находясь почти постоянно на крыле мостика, не все мог разобрать. А в беседа старых моряков было много любопытного.

Весь переход мы, конечно, не спали и не сходили с мостика.