14 сентября. Воскресенье

14 сентября. Воскресенье

К 14 часам погода прояснилась. Значит, будут немцы. Точно, часов с 16-ти начались налеты. Раза 2-3 немцев отогнали, но три раза им удалось прорваться к городу и спикировать на Кировский завод и куда-то еще, но я не видел, т.к. бил по самолетам.

К 20 часам налеты прекратились. Наверное, немцы ужинают. Я расстрелял 8 осколочно-трассирующих и 3 фугасных снаряда. Капитан-лейтенант говорит, что у фугасных тоже есть ликвидатор, который взрывает снаряд в случае непопадания в цель, но я не видел ни одного разрыва. Значит, эти снаряды падают и взрываются где-то в городе. Больше по самолетам фугасными стрелять не буду.

Ночью ожидаем большой налет, а у меня около орудия только 8 снарядов. В 21.30 тревога. Выскакиваем из кубрика на палубу. Кое- где светят прожекторы, но стрельбы не слышно. Остались на палубе следить, чтобы не курили. Через некоторое время недалеко, где-то по направлению места морского вокзала, взрыв. Я был в это время под спардеком. По железной крыше соседнего склада ударили несколько осколков. Минуты через две снова взрыв. Какой-то необычный звук и не поймешь – на стенке или в воде. Вдруг, при следующем взрыве увидел расходящееся облачко дыма на высоте метров 150-200 левее «Ермака». Так это шрапнель! Ну, это не бомбы.

В 22.30 подошла машина из штаба. Передали приказание иметь шестичасовую готовность к выходу. Такое же приказание для «Ермака». Передать это приказание должны мы. Поскольку в это время на палубе были только двое: Ломко – вахтенный у трапа и я – около орудия, Капитан-лейтенант приказал мне передать это приказание.

До «Ермака» километра два с половиной. Темнота. Дорога вся избита, того и гляди ногу сломаешь. Когда дошел до грузовой стенки, по свисту шрапнели и ударам ее по каким-то железным предметам, что четко слышно, понял, что здесь может и мне достаться хоть одна шрапнелина. Грузовая стенка мне знакома по прошлым стоянкам около нее, поэтому я выбрал путь по южному ее краю, где за штабелями хлопка можно укрываться во время разрыва снаряда. Интервал между разрывами минуты две. За это время перебежкой от штабеля к штабелю пробежал всю грузовую стенку. От последнего штабеля до «Ермака» метров 200 проскочил на одном дыхании. Передал приказание дежурному по кораблю и обратно. Разрывы шрапнельных снарядов прекратились. Но, когда до судна оставалось метров 200, снова разрыв шрапнели и все там же. И пошло и пошло. Выпустил подряд штук 10. Калибр примерно дюймов 6. Наши ребята полагают, что это бьют танки, прорвавшиеся к побережью в районе Лигова, потому что отчетливо слышен выстрел орудия и секунды через две-три звук разрыва шрапнели. Но есть ли на немецких танках шестидюймовые орудия? И почему они били по одному месту, вряд ли зная, что в этом месте находится? Шрапнель-то больше доя поражения живой силы, а что она делает в порту ночью?

Остаток вечера до 24 часов дежурили на палубе вдвоем с Ломко. Где-то по направлению Угольной гавани, только дальше, ружейная перестрелка. К трапу подошел старик с соседней грязевой баржи. Попросил закурить. А мы оба не курим. Разговорились. Сказал, что вчера ночью, когда объявили воздушную тревогу, с латышского транспорта 516, что стоит недалеко на бочке, пустили ракету. Сказал, что в связи с блокадой с 12-го числа второй раз (первый раз 2 сентября) снизили паек хлеба и всех других продуктов. Рабочим теперь выдают хлеба 500 г, служащим и детям – по 300, а иждивенцам 250 г. Оказывается, мы, т.е. весь Ленинград, его окрестности, Кронштадт, Южный «пятачок», Карельский перешеек до Ладоги, – в блокаде!

А мы и не знали, и политрук в беседах с нами ни словом об этом не обмолвился. Неужели тоже не знал? Поезда в сторону Москвы уже неделю не ходят – все дороги на юго-восток перерезаны немцами. Значит, и письма теперь будут идти еще дольше.

В 24 часа вернулись Кузьмин и кто-то еще. Им женщины, что дежурят у складов, сказали, что по направлению нашего судна сегодня поздно вечером пустили белую и красную ракеты.

Ночь прошла спокойно, налетов не было. Прошел слух, что нам на помощь идут два сибирских корпуса. А у нас не слух, а явь – масло сливочное, которое мы получили персонально каждый до октября, я и Ломко убрали в ящик под навесом на спардеке. Сегодня – ни ящика, ни масла. Считаем, что что работа кого-то из эстонского экипажа. Сигнальщика Блохина сегодня тоже списали. Не везет нам на сигнальщиков.