Мобилизация корпуса жандармов

Несмотря на то что Первая мировая война не стала неожиданностью для военных и политических элит России, страна не была должным образом подготовлена к затяжной и кровопролитной войне. Неготовность эта проявлялась в различных сферах, в том числе в сфере государственной безопасности.

В первую очередь речь пойдет о работе контрразведывательных отделений и политической полиции в прифронтовой зоне и в действующей армии. Военная контрразведка была создана только в 1911 г. и не была еще опробована в условиях войны. Согласно Положению о контрразведывательных отделениях, Инструкции начальникам КРО и Положению об управлении войск в военное время издания 1914 г., начальник КРО и его заместитель назначались из жандармских офицеров по согласованию с командиром корпуса и штабом ОКЖ. Таким образом, работа по контрразведке в первую очередь легла на офицеров жандармерии.

Другой важной особенностью жандармской работы в указанный период была деятельность по предотвращению революции в том виде, в котором ее понимали руководители сыска и МВД. Речь шла не только о стандартных мерах, но и о специфике военного времени – контроле над армией.

Третья группа задач состояла в содействии армии в организации тыла: доставке новобранцев, усилении офицерского состава штабов фронтов, конвоировании и слежке за военнопленными, работе на оккупированных территориях Турции и Австро-Венгрии и более мелких нуждах военного времени.

В. Ф. Джунковский так описывает в своих воспоминаниях значение начала войны для корпуса жандармов: «Именно во время войны, когда деятельность чинов корпуса значительно расширилась, становясь еще более почетной, ответственной, помимо контрразведки, потребовавшей в полевые штабы очень много лучших офицеров для очень серьезной работы, на всех чинов приграничной полосы легла особо ответственная роль при наступлении противника, когда им приходилось последними покидать районы, подлежавшие эвакуации, охраняя порядок и предпринимая все меры против паники, показывая пример бодрости и присутствия духа. Кроме того, вновь завоеванные места требовали организации гражданского управления, а на это нужны были опять офицеры корпуса жандармов. Надо отдать справедливость офицерам вверенного мне корпуса, они во всех этих командировках и при исполнении всех обязанностей во время войны всегда бывали на должной высоте»[451].

Отдельный корпус жандармов был мобилизован не единовременно, а частями. Непосредственно с начала войны были мобилизованы жандармские управления, находившиеся в пределах театра военных действий, – Финляндия, Петроградская губерния с городом Петроградом, Эстляндская и Лифляндская губернии, Валдайский, Боровичский, Тихвинский, Новгородский, Старорусский, Крестецкий и Демянский уезды Новгородской губернии, Курляндская, Ковенская, Сувалкская, Виленская, Витебская, Псковская, Ломжинская, Полоцкая, Варшавская, Калишская, Петроковская, Люблинская, Гродненская, Келецкая, Радомская, Холмская, Волынская, Подольская, Бессарабская, Киевская, Минская, Могилевская, Херсонская и Таврическая губернии, Краснинский, Поречский и Смоленский уезды Смоленской губернии, Золотоношский, Переяславский, Пирятинский, Прилукский и Кременчугский уезды Полтавской губернии, Черниговская губерния, Верхнеднепровский, Екатеринославский, Новомосковский, Павлоградский и Александровский уезды Екатеринославской губернии, Архангельский, Онежский и Холмогорский уезды Архангельской губернии, Темрюкский отдел Кубанской области, Черноморская губерния, Сухумский округ, Зугдидский, Сенакский и Озургетский уезды Кутаисской губернии и Батумская область[452].

16 июля 1914 г. помощник начальника штаба ОКЖ генерал-майор Правиков по распоряжению начальника штаба Никольского приказал всем офицерам корпуса немедленно явиться в свои управления, за исключением лиц, находившихся на лечении[453].

Мобилизованные части и управления жандармерии должны были находиться непосредственно в подчинении местного военного начальства. 9 августа 1914 г. Николай II обязал жандармов в прифронтовой зоне носить походное армейское обмундирование и снаряжение вместо синих мундиров. Офицерская форма состояла из мундира серо-зеленого цвета по образцу кителя, установленного в 1907 г., серо-синих шаровар, защитной фуражки и шинели[454].

12 декабря 1914 г. военный министр В. А. Сухомлинов отдал распоряжение о мобилизации главного управления и штаба корпуса жандармов с отнесением расходов на военный бюджет[455]. Сложно точно объяснить причину полугодового разрыва в мобилизации между центральным аппаратом и местными жандармскими учреждениями, однако, вероятно, это могло быть связано с сопротивлением руководства ОКЖ массовому привлечению жандармов для занятия армейских должностей. Уже через полтора месяца после начала войны кадровый голод в ОКЖ достиг значительных размеров. 19 августа 1914 г. Сухомлинов вышел на Совет министров с предложением расширения штатов жандармерии[456]. А 23 августа он направил официальное письмо на имя главы МВД Маклакова. В письме было сказано: «В Министерстве внутренних дел находится на службе довольно значительное число офицеров, переведенных туда из войск. Ввиду сего и принимая во внимание, что в настоящее время в войсках ощущается большая потребность в офицерах, было бы весьма желательным привлечь в строевые части и тыловые учреждения армии офицеров означенного ведомства из числа выразивших на то желание»[457].

Генеральный штаб требовал предоставления офицеров и унтер-офицеров корпуса для различных должностей в армии. 2 сентября 1914 г. командующий корпусом Джунковский направил на имя начальника Генерального штаба ответ, в котором требовал упорядочить систему привлечения жандармов на военные нужды. В документе сказано: «Со времени объявления мобилизации и начала военных действий сразу выяснилась довольно значительная потребность в офицерах Отдельного корпуса жандармов как для нужд самих действующих армий, так и для обслуживания тех местностей, на которых происходило сосредоточение таковых. По отношению к удовлетворению означенных потребностей все части и управления Отдельного корпуса жандармов могут быть разделены на две категории: 1) части и управления, находящиеся в районах действующих армий, и 2) все остальные, не входящие в таковые районы. Предъявленные в военное время к офицерским чинам частей и управлений первой категории новые требования и усиленная работа, непосильная их штатному составу мирного времени, вынудили начальство корпуса, по ходатайству главнокомандующих армиями или подчиненных им начальников военных сообщений, усилить состав означенных частей и управлений путем командирования в наиболее важные пункты офицеров из состава частей и управлений второй категории»[458].

Всего за полтора месяца в прифронтовую полосу и в действующую армию было переведено и представлено к переводу 47 офицеров, на усиление жандармских управлений пограничной полосы было направлено еще 34 офицера, а на увеличение состава ЖПУ Финляндских железных дорог по требованиям военного времени – еще 7 человек. Таким образом, в самом начале Первой мировой войны с непосредственной работы по политическому розыску было снято 88 офицеров, то есть более 9 % всего офицерского состава ОКЖ. При этом штатный состав прифронтовых управлений не только не усилился, но из-за больших вливаний чинов в состав армейских структур и подразделений оказался еще более ослабленным, чем раньше. Уже в июле 1914 г. из прифронтовых жандармских управлений стали поступать телеграммы с жалобами на крайний недостаток офицеров и просьбы усилить личный состав несколькими новыми[459]. 13 августа командование корпуса срочным циркуляром требовало немедленно сообщать в штаб о командированиях и назначениях жандармских чинов с точным указанием, когда это произошло и по чьему распоряжению[460]. В одном только Привислинском крае было мобилизовано 19 офицеров, занимавших должности до помощника начальника ГЖУ включительно[461].

На какие же должности назначались жандармы? Во-первых, большая часть переводилась по усмотрению военных на усиление или формирование с нуля жандармских управлений и команд. Во-вторых, немало жандармов назначались в разведывательные (офицерами для поручений и заместителями начальника) и контрразведывательные (начальниками и их заместителями) отделения штабов фронтов и армий. Часть жандармов определяли в распоряжение штабов армий и фронтов, зачастую в санитарную и эвакуационную части[462].

Как было сказано выше, значительная часть чинов направлялась на формирование недавно распущенных крепостных жандармских команд. Еще 13 января 1909 г. император одобрил упразднение Варшавской и Ивангородской крепостей, однако процесс ликвидации значительно растянулся. 31 декабря 1912 г. Главное управление Генерального штаба пришло к выводу о необходимости упразднения штабов данных крепостей вместе с имеющимися Ивангородской и Варшавской крепостными жандармскими командами. Одновременно предполагалось расформировать Либавскую крепостную жандармскую команду (сама крепость по факту была ликвидирована в 1908 г.) и Ломжинскую жандармскую команду, а штаты оставшихся крепостных жандармских команд в империи подлежали значительному пересмотру в сторону сокращения. 30 мая 1913 г. данное мнение ГУГШ было рассмотрено и одобрено Военным советом[463]. По плану ГУГШ, от Варшавской крепости должна была остаться лишь Александровская цитадель, в которой планировалось создать небольшую жандармскую команду. С началом войны распущенные жандармские команды стали в срочном порядке восстанавливаться. Так, распущенная Ивангородская крепостная жандармская команда стала восстанавливаться уже 12 августа 1914 г.[464] Работа крепостных жандармских команд заключалась в борьбе со шпионажем и в поиске дезертиров. К примеру, Новогеоргиевской крепостной жандармской командой с января по апрель 1915 г. было поймано 84 солдата-дезертира[465].

Еще 23 июля 1914 г. Совет министров по ходатайству главы МВД Маклакова принял решение все не находящиеся на осадном и военном положении местности Российской империи объявить в состоянии чрезвычайной охраны[466], что требовало максимального напряжения сил от тыловых ЖУ, усиленного несения службы. На деле же шло сокращение личного состава управлений.

«При таких условиях дальнейшее ослабление офицерского состава корпуса… представляется довольно затруднительным», – резюмировал в письме от 2 сентября Джунковский[467]. Столь мягкий протест был вызван позицией его непосредственного начальника Маклакова, который на следующий день, 3 сентября, направил на имя Сухомлинова письмо, в котором предлагал перевести в армию еще 13 офицеров ОКЖ, в большинстве своем не занимающихся рутинной работой сыска, а состоящих при министре внутренних дел или в распоряжении командира корпуса. Министр также «признал возможным предложить наличным офицерам полицейской стражи перейти в действующие войска для замещения некомплекта в строевых частях»[468]. Поначалу МВД довольно мягко сопротивлялось требованиям военного начальства, пытаясь найти компромисс. Предложение Маклакова, по сути, было попыткой сохранить штат ОКЖ (и так весьма малочисленный), перенося основную тяжесть потерь на более многочисленную полицию.

Положение с рядовыми нижними чинами было не менее сложным. Патриотический энтузиазм, вызванный началом войны, привел к тому, что многие унтер-офицеры и иные нижние чины начали подавать прошения о переводе их на фронт. Начальники управлений запрашивали руководство ОКЖ о возможности удовлетворить данные прошения. 26 июля 1914 г. в циркуляре № 99 начальник штаба корпуса генерал Никольский подчеркнул, что «на чинах корпуса жандармов лежит серьезная обязанность, заключающаяся в охране государственного спокойствия и общественной безопасности, которая приобретает наиважнейшее значение в военное время», и передал приказ командующего корпусом отклонять все подобные прошения. Подписанным в тот же день циркуляром № 98 Никольский разъяснял позицию начальства ОКЖ: всех находящихся на службе нижних чинов нужно оставлять, а тех, у кого заканчивается срок подписки (контракта с ОКЖ), необходимо было убеждать эту подписку продолжить; уволенных со службы рекомендовалось принимать обратно. Отправлять в распоряжение местных воинских начальников он приказывал только те нижние чины, которые отказались продлить сроки подписки или подлежали увольнению по иным причинам[469].

31 июля 1914 г. циркуляром № 101 штаб ОКЖ признавал большой некомплект унтер-офицеров и требовал брать на службу отставных унтеров, если они были годными к службе[470]. Несмотря на то что закон это вполне разрешал[471], ранее такая практика не имела места: руководство корпуса предпочитало набирать только нижние чины, находящиеся в запасе.

Армия забирала не только сотрудников сыска вне зависимости от их чина, но даже и вспомогательный персонал. Например, массово на фронт стали мобилизовывать врачей при жандармских управлениях и дивизионах. 26 июля 1914 г. товарищ министра внутренних дел Золотарев издал специальный циркуляр, требовавший заменять мобилизованных врачей «докторами медицины иностранных университетов из русских подданных, студентами 5 курса медицинских факультетов и слушательницами 5 курса высших женских медицинских учебных заведений»[472]. Это была установленная по всей империи практика, применявшаяся в городских, земских и благотворительных учреждениях. В условиях патриотического подъема такой предлог, как «обстоятельства военного времени», иногда превращался в настоящий бич для нормальной организации работы ведомств.

К концу октября 1916 г. была практически парализована работа типографии штаба ОКЖ, печатавшей различные документы, приказы и циркуляры (в том числе секретные) корпуса жандармов, департамента полиции, инспекции императорских поездов по охране путешествий Его Императорского Величества, Главного артиллерийского управления, Главного военно-технического управления, мобилизационных отделов Николаевской и Северо-Западной железных дорог, офицерской стрелковой школы.

На военную службу были призваны почти все рабочие типографии, а общий состав служащих доведен до минимального предела[473]. Важность вопроса была настолько велика, что начальник штаба ОКЖ Никольский направил от имени командующего корпусом срочное секретное письмо на имя и. д. начальника Генерального штаба П. И. Аверьянова с просьбой немедленно предоставить отсрочку в призыве всем сотрудникам типографии[474].

4 октября 1914 г. начальник Военно-медицинской академии ввиду необходимости обучить верховой езде слушателей выпускного курса, которых предстояло отправить на фронт в качестве военных врачей, просил о выделении ему помещений манежа столичного жандармского дивизиона и жандармских лошадей, на что получил полное согласие как командира названного дивизиона, так и самого Джунковского[475]. Отставные жандармские офицеры, вплоть до генерал-майоров, начальников ГЖУ, выходили из отставки не на службу в корпус, где были очень нужны, а как раз на военную службу. Несмотря на то что в последний раз они командовали военными частями лет за двадцать до начала войны, Главный штаб удовлетворял данные ходатайства[476].

Необходимо признать, что правительство пыталось отчасти компенсировать потери полиции. Еще в июле 1914 г. Николай II распорядился сохранять за лицами, прикомандированными в действующую армию из других ведомств, право «возвратиться по окончании военных действий на занимаемые ими должности»[477]. 2 сентября 1914 г. Совет министров выделил Министерству внутренних дел дополнительный кредит в размере 500 000 руб. для принятия особых мер охраны по случаю военного времени, а именно «на образование военно-полицейских команд, на наем особых надзирателей для надзора за политическими ссыльными, на содержание поднадзорных, на сыскные надобности, на усиление секретной агентуры и на прочие экстренные расходы, не подлежащие оглашению»[478]. Несмотря на то что эта сумма соответствовала требованиям самого МВД, проблема набора кадров не могла быть решена лишь путем финансовых вливаний.

По данным историка полиции К. С. Романова, некомплект только полицейской стражи составлял 13 % по империи в целом, а в ряде крупнейших губерний (в том числе Московской и Петроградской) варьировался между 30 и 60 %[479]. Армия также старалась помочь МВД в решении проблем некомплекта, но чисто механическим путем: 23 мая 1915 г. военный министр Сухомлинов в письме Маклакову, ссылаясь на разрешение императора, предлагал раненых и признанных врачебными комиссиями непригодными к дальнейшему несению строевой службы назначать на вакантные штатные должности в МВД[480]. Однако замена обученных и опытных специалистов по сыску на строевых офицеров, не знакомых с работой розыска, не имела смысла.

К лету 1915 г. кадровая проблема обострилась еще сильнее. По данным штаба ОКЖ, на начало июля некомплект унтер-офицеров в жандармских частях и управлениях составлял 900 человек. Плюсом к тому из имеющихся в списках 950 чинов было командировано в распоряжение штабов действующих армий[481]. Таким образом, армия забрала 8 % штатного состава унтер-офицеров жандармерии, а общая нехватка унтерских чинов составила 15,7 %. Некоторое время пополнение происходило за счет железнодорожных и полицейских стражников, которых переводили в состав жандармерии. Однако уже 27 августа 1915 г. ГУГШ запретило определять их в жандармские управления и команды[482]. Руководству ОКЖ пришлось смириться с этим требованием: 1 сентября начальник штаба Никольский запретил нанимать унтер-офицеров, демобилизованных с фронта, в связи с полученными ими ранами и увечьями[483], но об офицерском составе речи не шло. В условиях, когда лучшие нижние чины оказались на фронте или подлежали призыву, приходилось нанимать людей, совершенно не подходящих для специальной службы. 24 апреля 1915 г. в циркуляре № 54 Никольский отмечал, что «на службу в жандармские управления принимаются нижние чины, которые, как выясняется впоследствии, в момент определения на службу в корпус жандармов, были одержимы туберкулезом, венерическими и другими серьезными заболеваниями, дальнейшее развитие которых делает таких нижних чинов совершенно неспособными к продолжению службы… Кроме того, в то же время поступают уже ходатайства нижних чинов, раненых и контуженных на войне»[484].

К 29 сентября 1915 г., согласно справке по Отдельному корпусу жандармов, составленной в недрах департамента полиции, под руководством военных оказалось 162 офицера и 3638 нижних чинов корпуса[485]. Таким образом, армия «изъяла» 25 % нижних чинов, а если прибавить к ним некомплект унтеров в 900 человек, то получится, что общая нехватка унтер-офицеров, вахмистров и рядовых на работе по охране государственной безопасности составит 31,5 %. Нехватка офицерского состава в политическом сыске составила 16,3 %. Несмотря на то что штатное число офицеров корпуса выросло на 3 % (с 962 в 1914 г. до 993 в 1915 г.)[486], реального увеличения штатов не произошло, так как данный рост был обусловлен исключительно появлением новых жандармских управлений на оккупированных территориях.

По оценке руководства политического сыска, «существующая прочная организация жандармских полицейских управлений стала нарушаться»[487]. Касалось это не только пострадавших в наибольшей степени ЖПУЖД, но и непосредственно политических ГЖУ, УЖУ и ОблЖУ. Исключение составлял прифронтовой Привислинский край, в девяти ГЖУ и одном жандармском дивизионе которого был полный комплект офицерских и нижних чинов, а Варшавское ГЖУ было даже усилено пятью прикомандированными офицерами и одиннадцатью унтерами[488], что объясняется тем, что эти управления почти в полном составе работали на армию.

25 ноября 1915 г. в штабе корпуса жандармов был составлен следующий документ – «Сведение о чинах ОКЖ, командированных и выбывших по разным случаям в связи с обстоятельствами военного времени». Согласно ему, политический сыск потерял прикомандированными с начала войны 178 офицеров и 1161 унтер-офицера (без учета прочих нижних чинов)[489], то есть 18 % офицеров и 10 % унтеров. Таким образом, только за 2 месяца (октябрь и ноябрь) 1915 г. нехватка офицеров увеличилась на 16 человек. То есть с начала августа 1914 г. по конец ноября 1915 г. «на военные нужды» прикомандировывалось в среднем 8–11 офицеров в месяц. Если мы допустим сохранение таких темпов и в дальнейшем, то можно предположить, что к концу 1916 г. жандармерия могла потерять более 300 офицеров, то есть треть состава.

В сводке за 25 ноября 1915 г. приводятся данные по распределению командированного личного состава ОКЖ. Так, наибольшее число командированных офицеров было направлено на усиление ГЖУ и ЖПУЖД по ведению военных работ 65 человек (или 36,5 %), в разведывательные отделения штабов армий – 45 человек (или 25 %), в части действующих армий – 43 человека (24 %), а остальные 25 офицеров были откомандированы в штабы главнокомандующих армий фронтов, в распоряжение начальника секретной охраны Управления дворцового коменданта, в крепостные команды, на укрепленные позиции, в различные органы власти на оккупированных территориях Австро-Венгрии. Большинство же унтер-офицеров направлялись на усиление ГЖУ и ЖПУЖД по ведению военных работ – 706 человек (или 61 %), в крепости и на укрепленные позиции – 232 человека (20 %), в разведывательные отделения – 94 человека (или 8 %), на обслуживание и охрану этапов действующих армий – 73 человека (или 6 %), а также в Галицию (около 3 %), на радиотелеграфные станции и в иные военные структуры.

Следует отметить, что командирование офицеров из ряда жандармских управлений, находящихся на театре военных действий, совершалось зачастую по одному лишь требованию штабов армий без предварительного согласования или хотя бы информирования руководства корпуса жандармов. Данная ситуация вызывала серьезные конфликты и разногласия между руководством армии и сыска, вылившиеся в отдельную переписку. Только 23 февраля 1915 г. по твердому настоянию жандармского руководства начальник Штаба Верховного главнокомандующего письмом № 1639 на имя Джунковского уведомил последнего, что сделал распоряжение о командировании жандармских офицеров в армию исключительно по согласованию с руководством корпуса[490].

Кроме разведывательных отделений и КРО офицеры ОКЖ направлялись на руководящую работу в военно-эксплуатационный отдел управления начальника военных сообщений армии фронта[491], заведующим передвижением войск, комендантом станции, на военную цензуру[492], в санитарную и эвакуационную часть[493], в военно-дорожный отдел управления военных сообщений армии фронта[494], генералом для поручений при главном начальнике военного округа[495], корпусным комендантом[496], дежурным генералом военного округа[497] и проч.

На все работы, связанные с путями сообщения, назначались, как правило, офицеры ЖПУЖД. Джунковский издал два циркуляра, 9 декабря 1914 г. № 15015 и 27 декабря 1914 г. № 419, а также приказ от 31 января 1915 г. № 30 по данной сфере жандармской работы. В приказе сказано: «С началом военных действий одной из самых существенных обязанностей чинов жандармских полицейских управлений является поддержание полного порядка на станциях и в поездах при воинских перевозках и оказание в этом полного содействия чинам, заведующим передвижением войск и начальникам военных команд, следующих по железным дорогам. Высшее военное начальство обратило самое серьезное внимание на принятие мер против самовольных поездок нижних чинов по железным дорогам и присутствия таковых чинов в полосе отчуждения»[498]. Впоследствии руководство ОКЖ издало еще 2 циркуляра, предписывавших «принять самые энергичные меры по задержанию бежавших нижних чинов из эшелонов, едущих на пополнение действующих армий, и вообще установить неослабное наблюдение за нижними чинами, следующими по железным дорогам»[499]. Волнения среди новобранцев начались еще в августе 1914 г. Так, 18 августа на станции Тлущ Северо-Западных железных дорог нижние чины 235-го Белевского пехотного полка разгромили и ограбили несколько еврейских лавок, нанеся убытков на 7800 руб[500]. Отсутствие согласованности между военными и жандармами приводило к тому, что офицеры эшелона не предпринимали никаких мер для прекращения беспорядков. На следующей остановке Вольмин повторилась та же история: новобранцы Белевского полка вновь разгромили лавки частных лиц, на этот раз уже без разбора национальности их владельцев. Ситуация с охраной эшелонов с новобранцами особенно обострилась в 1916 г. Инциденты на различных железных дорогах происходили почти каждый день. 21 мая на станции Подсевы Московско-Виндавско-Рыбинской железной дороги товарный поезд столкнулся с военным поездом № 86, который вез новобранцев, по причине того, что последние в шутку перевели стрелку. Погибли 13 новобранцев, ратник ополчения и две местные женщины, ранения разной степени тяжести получили 26 человек[501]. 26 мая на станции Трусевич Николаевской железной дороги пьяные новобранцы военного поезда № 242 забросали камнями и бутылками пассажирский поезд № 19. В тот же день на разгоне Дубасовский Рязанско-Уральской железной дороги произошел конфликт между новобранцами военных поездов № 69 и 204, стоявших рядом. Начальник эшелона № 69 был ранен в голову камнем. При подавлении волнений убит один новобранец. 30 мая на станции Кавказская Владимирской железной дороги толпа новобранцев разгромила комнату дежурного жандарма, кондукторскую и квартиру помощника начальника станции. Волнения усмирил жандармский унтер-офицер Соляной, открыв из револьвера огонь в воздух[502].

С каждым месяцем волнения становились все более массовыми. В октябре – ноябре 1916 г. стрельба в воздух уже не останавливала толпу. Приходилось вызывать на подмогу местную жандармскую команду и подкрепление с соседних станций[503]. Осенью 1916 г. в связи с конфликтами между военными и жандармами по вопросу, кто кому должен помогать в подавлении выступлений, на некоторых железных дорогах стали принимать местные договоренности. Например, на Московско-Рижской железной дороге между начальником военно-дорожного отдела и местным ЖПУЖД было согласовано следующее: «В случае участившихся беспорядков жандармы должны немедленно передавать командирам станций роты резерва и энергично содействовать в соблюдении порядка»[504]. Однако жандармы за малочисленностью не могли контролировать ситуацию. 21 декабря на станции Унеча Полесских железных дорог новобранцы эшелона № 40538 разгромили и разграбили буфет и девять лавок. Более 500 новобранцев преследовали и избивали камнями и палками дежурных унтер-офицеров жандармерии. Подполковнику Виленского ЖПУЖД Д. И. Осипову, руководившему подавлением и имевшему в своем распоряжении всего одну запасную роту, пришлось обратиться за помощью к начальнику гарнизона, который выделил еще две роты[505]. К тому же жандармско-полицейские управления железных дорог были дополнительно перегружены работой, когда 16 июля 1915 г. решением первого департамента Министерства юстиции по согласованию с Сенатом судебным следователям было официально разрешено поручать жандармским чинам произведение дознаний и сбор справок[506].