Потери и кадровый голод

Боевые потери корпуса жандармов были невелики. К декабрю 1915 г. убитыми числились один офицер (ротмистр Варшавского ЖПУЖД В. Э. фон Гюббенет) и два унтер-офицера, ранеными и контуженными – три офицера того же управления (подполковник Ф. К. фон Мейер, ротмистр Н. Ф. Принцев и ротмистр Ф. П. Евецкий) и 15 унтер-офицеров, в плену находились четыре офицера и 64 унтер-офицера, включая Новогеоргиевскую крепостную команду в полном составе во главе с подполковником В. А. Скалоном[507]. На 1 декабря 22 нижних чина были награждены георгиевскими крестами 2, 3 и 4?й степеней, а 148 – георгиевскими медалями[508]. Большинство офицеров были награждены орденами разных степеней.

31 марта 1915 г. по требованию начальника Штаба Верховного главнокомандующего Н. Н. Янушкевича командующий корпусом В. Ф. Джунковский издал приказ об отправлении нижних чинов жандармских дивизионов срока службы 1911 г. в распоряжение штаба главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта на усиление полевых жандармских эскадронов[509]. Эскадроны не подчинялись командиру корпуса, их офицеры не проходили жандармской подготовки на курсах при штабе ОКЖ и не входили в состав корпуса, являясь чисто военной полицией в подчинении военных властей. Таким образом, жандармерия и на этом направлении теряла значительное число своих сотрудников.

Нельзя сказать, чтобы руководство корпуса жандармов не принимало никаких мер. Скорее эти действия носили паллиативный характер и не решали проблему в корне. В первую очередь была предпринята попытка временно «закрепостить» нижние чины: дважды – в 1914 г. и 12 августа 1915 г. – командир корпуса накладывал запрет на увольнение нижних чинов на время войны, несмотря на то что они призывались лишь на годичную службу в корпус. Служба становилась сверхсрочной, и ее сроки ежегодно пролонгировались на год вплоть до 1917 г. Разрешалось увольнять только в дисциплинарном порядке (за неодобрительное поведение) и по болезни (исключительно после медицинского освидетельствования)[510].

9 ноября 1915 г. помощник начальника штаба ОКЖ Правиков направил рапорт в Главный штаб следующего содержания: «Доношу, что главное начальство Отдельного корпуса жандармов… разъяснило начальникам жандармских частей и управлений, что последствия ран и травматических повреждений, послуживших основанием к увольнению унтер-офицеров в отставку, не могут служить препятствием к определению их на сверхсрочную службу в корпус жандармов»[511]. Однако реальный результат данной меры был мизерным. За шесть месяцев, к маю 1916 г., на службу в корпус было зачислено всего лишь 27 раненых и увечных отставных унтер-офицеров, причем десять из них – в жандармско-полицейские подразделения Петроградской губернии[512].

На некоторое время остроту кадрового голода сняла эвакуация жандармских управлений из оккупированных германской армией областей Польши и Литвы. Отступление российской армии почти по всей линии фронта в 1915 г. вызвало срочное перемещение жандармских частей и управлений вглубь страны. Этот процесс был не единовременным и занял вторую половину лета и часть осени 1915 г. В июле все русские административные учреждения и армия покинули Варшаву, а вскоре была окончательно оставлена Польша. Во внутренние губернии страны было эвакуировано 18 жандармских управлений, в том числе два из оставленной ранее Галиции и пять – из Литвы и Прибалтики. Однако штаты не были слиты с местными органами политического сыска.

22 августа 1915 г. штаб ОКЖ выпустил секретный циркуляр № 98, в котором приводился табель распределения вывезенных управлений по городам, в основном Центральной России и Белоруссии[513]. В Москву было эвакуировано Варшавское ГЖУ – крупнейшее жандармское управление края, в Смоленск переведены четыре управления: Калишское, Келецкое, Петроковское, Радомское ГЖУ, в Тулу – Виленское ГЖУ, в Минск – Плоцкое и Люблинское ГЖУ, в Калугу – Гродненское ГЖУ с Гродненской крепостной жандармской командой, в Курск – Холмское ГЖУ, в Рязань – Сувалкское, в Полоцк – Ломжинское, в Оршу – Ковенское, в Юрьев – Курляндское, в Белгород – Галицийское ГЖУ, в Волочиск – Галицийское ЖПУЖД, в Гомель – Виленское ЖПУЖД, а в Петроград – Варшавское ЖПУЖД. Это было срочное первичное распределение.

Руководство сыска попыталось принципиально решить кадровую проблему среди офицерского состава путем реформы системы приема и обучения будущих чинов ОКЖ. Последний довоенный набор в корпус был произведен в апреле 1914 г. В войну кадровое офицерство было мобилизовано в действующую армию, и количество людей, имевших право и возможность поступить на службу в корпус, сократилось. Если в 1900?е гг. в год с курсов поступало около 40 офицеров, то в 1915 г. – 31 человек, в 1916 г. – 19.

Задачами «военных» наборов жандармерии стали подготовка офицеров к ведению контрразведывательной деятельности, организации безопасности в прифронтовой полосе, работе военной полиции. Для этого нужна была особая подготовка, ранее не являвшаяся основной для жандармерии. Четырехмесячные курсы совсем не подходили для этих целей. Необходимо было обучить новые офицерские кадры в кратчайшие сроки.

В 1915 г. с целью разрешения вставших перед корпусом задач товарищ министра внутренних дел, главноначальствующий над ОКЖ С. П. Белецкий поручил начальнику штаба Никольскому разработать новое временное положение о жандармских курсах, ориентированное на нужды войны. Положение было разработано очень оперативно и предоставлено на утверждение командиру корпуса жандармов Д. Н. Татищеву. Курсы должны были продолжаться от 6 до 8 недель и готовить офицеров по основным необходимым дисциплинам (производство дознаний и политический розыск, правила ведения хозяйства, военная администрация, военный розыск, железнодорожная служба). По сути, речь шла скорее о подготовке офицеров военной полиции с политическим уклоном, нежели полноценных чинов политической полиции.

Положение вместе с программой были посланы для ознакомления в департамент полиции. Однако чины департамента не только не смогли по достоинству оценить всю сложность и серьезность момента, но и стали оттягивать официальное одобрение Положения и начало работы новых жандармских курсов.

Экспертизу проводил вице-директор Виссарионов. Свой отчет он предоставил директору департамента Кафафову. А 9 декабря 1915 г. Кафафов писал Белецкому: «Я согласен вполне с мнением д. с.сов. Виссарионова о необходимости дополнить программу курсов указанными им предметами, хотя бы в самом сокращенном размере. Кроме того, за 2-годичное преподавание полицейского права на означенных курсах, ознакомившись с общим уровнем знания и развития поступающих на эти курсы офицеров даже в мирное время, я нахожу что 6–8-недельные курсы слишком краткосрочны и, безусловно, надо их увеличить насколько возможно. А так как по докладу штаба курсы можно было открыть с 1 февраля, то я не вижу препятствий продлить их хотя бы до 1 мая, т. е. сделать трехмесячными»[514]. В итоге был принят компромиссный вариант, и курсы стали двухмесячными[515].

Сохранился черновик предлагаемых изменений. Вводились четыре не предполагавшихся по проекту штаба предмета: история революционного движения, уголовные законы, курс государственного и полицейского права. Количество часов, выделенных на политический и военный розыск, предполагалось сократить, оставив по три часа в неделю на каждый вид розыска, а административный курс предлагалось соединить с ведением хозяйства, которое являлось дополненным курсом устройства корпуса. При этом из административного курса исключался краткий обзор административного устройства Российской империи[516]. Таким образом, высвобождалось якобы шесть лишних часов, которые предполагалось выделить под преподавание революционного движения и различных видов права.

Предложения Виссарионова – Кафафова нельзя назвать разумными. В условиях боевых действий, распущенной секретной агентуры в армии, первых солдатских волнений и общей политической напряженности сокращение курса военного и политического розыска, то есть обучения жандармов практике борьбы с революционными элементами и военными шпионами в угоду повышению теоретической и юридической подготовки, было неоправданным. Растягивание продолжительности курсов не способствовало улучшению практических розыскных качеств и изрядно увеличивало сроки подготовки, чем сокращало возможность массового выпуска новых офицеров.

Также неуместным можно считать сокращение курса административного права, изъятие из него устройства империи, а также ликвидацию отдельного изучения устройства жандармерии. В кризисных условиях жандарм был должен наизусть знать полномочия всех должностных чинов и расположение всех штабов, военных округов и прочих органов военной и гражданской власти в губерниях и прифронтовой зоне. Замена столь полезных в военное время познаний общими сведениями из государственного права свидетельствует об оторванности чинов департамента от реалий переживаемого момента.

Если проанализировать предлагавшиеся Кафафовым и Виссарионовым дополнения в программу, то не все из них были нужны. Введение истории революционного движения, необходимой для мирного времени, приводило бы к тому, что офицер вместо изучения тактики только ныне существующих политических партий революционной направленности проходил бы все, начиная с Французской революции и восстания декабристов, то есть дела давно минувших дней, не имеющие отношения к современности и не могущие помочь ему в его профессиональной деятельности. Если введение уголовного и полицейского права в сокращенном варианте можно признать уместным, то изучение государственного права, куда лектор Виссарионов включал и обширные сведения из энциклопедии права, не было нужно жандарму военного времени, отрывало его от изучения розыска, приводило к переутомлению и худшему усвоению более важных практических дисциплин.

Работа над составлением временного Положения и программы рельефно обрисовали неспособность ряда чиновников и выходцев из департамента полиции, в большинстве своем юристов, окончивших училище правоведения, понять экстремальный и кризисный характер ситуации. По старинке настаивая на фундаментальном изучении юриспруденции и теоретических дисциплин, они не только не способствовали, но и невольно мешали работе политического розыска.

Товарищ министра Белецкий полностью одобрил доклад Кафафова. 24 декабря 1915 г., по прошествии более двух недель, он написал командиру корпуса Татищеву: «Прежде всего, программы курсов необходимо дополнить преподаванием слушателям хотя бы самых кратких сведений по: 1) истории революционного движении, 2) уголовному законодательству и 3) государственному праву в связи с административным (полицейским) правом, причем время, необходимое для чтений лекций по этим предметам (6 часов в неделю), представлялось бы возможным получить путем сокращения числа часов по остальным предметам, а именно: по полицейскому розыску – с 5 часов до 3 часов в неделю, по военному розыску – с 4 до 3-х, и по административному курсу вместе со сведениями по ведению хозяйства в жандармских управлениях – с 7 часов до 4-х. Последняя мера представляется тем более достижимой, что ввиду введения в программу особого курса – государственного права в связи с административным правом – из административного курса может быть исключен краткий обзор административного устройства Российской империи. На деле продолжительность курсов должна быть не менее 8 недель»[517].

Татищев скептически оценил замечания Белецкого, выдвинув компромиссный вариант, который, сохраняя основу, разработанную в штабе корпуса, учитывал все же ряд предложений департамента. Через месяц после получения доклада Белецкого 23 января 1916 г. в приказе по Отдельному корпусу жандармов № 18 он одобрил проект Положения, приказав открыть курсы в период с 1 марта по 1 апреля 1916 г.[518] К приказу была приложена выписка из Положения. В конечном варианте оно именовалось Временным положением об офицерских жандармских курсах, учреждаемых при штабе корпуса жандармов на время войны.

В основу были положены следующие принципы: 1) курсы вводились только на время войны; 2) наибольшее внимание при жандармской подготовке уделялось интересам армии; 3) подготовка офицерского состава ориентирована на решение конкретных практических задач, а не на освоение общего теоретического курса; 4) подготовка производится не долее чем в течение восьми недель и охватывает только основы жандармской службы[519].

На временных жандармских офицерских курсах преподавались производство дознаний и политический розыск, военный розыск, история революционного движения, уголовное законодательство, государственное право, железнодорожная служба, военно-административный курс, правила ведения хозяйствования. Эта программа имеет явно компромиссный характер. С одной стороны, в нее были включены история революционного движения, государственное и уголовное право, но с другой – не был включен курс полицейского права и был сохранен отдельный курс правил ведения хозяйствования в корпусе. Военно-административный курс не потерял административного устройства империи.

Также произошли серьезные изменения в преподавательском составе. Некоторые преподаватели продолжили чтение своего курса, но большинство было заменено. «История революционного движения» осталась за Ф. С. Рожановым, а «Устройство корпуса», переименованное в связи с внесенными в курс изменениями в «Правила хозяйствования», продолжил читать полковник С. М. Пискунов. Остальные преподаватели были новыми. Нововведенный курс военного розыска был поручен талантливому офицеру полковнику князю В. Г. Туркестанову. Он был одним из отцов русской военной контрразведки: с 1911 г. возглавлял контрразведывательное отделение штаба Московского военного округа, а с 4 сентября 1915 г. занимал одновременно две должности – начальника контрразведывательного отделения Главного управления Генерального штаба и начальника Центрального военно-регистрационного бюро при ГУГШ, то есть фактически руководил русской военной контрразведкой[520]. Объединенный курс производства дознаний и политического розыска читал крупный аналитик МВД, бывший начальник Петроградского охранного отделения генерал-майор П. К. Попов. Привлечение к организации временных курсов таких выдающихся профессионалов, как Попов, Рожанов и Туркестанов, говорит о важности, которую им придавало руководство жандармерии.

Главная проблема была в наборе самих офицерских чинов для их подготовки на курсах. Большая часть старого кадрового офицерства находилась в действующей армии или погибла. Из 72 985 боевых потерь офицеров и военных чиновников за всю Великую войну в 1914–1915 гг. погибло 45 115 человек, то есть почти 62 %. Если принять в расчет, что на 1 ноября 1914 г. в русской армии служили 38 156 офицеров, то получается, что за первые два года погибло или было выведено из строя почти все кадровое офицерство[521]. В основном офицерский состав армии пополнялся за счет офицеров с незаконченным сроком обучения в военных училищах или окончивших ускоренные курсы при военных училищах, школы прапорщиков. Все чаще в офицеры производились отличившиеся в бою унтер-офицеры, солдаты, студенты. С начала войны до мая 1917 г. было выпущено 172 358 прапорщиков[522], что составляло более 90 % офицерского состава армии. В таких тяжелых условиях Военное министерство не разрешило бы переводить в корпус жандармов старых кадровых офицеров, ценившихся в армии на вес золота.

Временное положение разрешало эту проблему следующим образом: «К переводу в корпус жандармов допускаются те из эвакуированных офицеров, которые согласно распоряжению Главного управления Генерального штаба (по эвакуационному управлению) будут причислены к третьей категории, то есть будут признаны способными нести службу в обстановке мирного времени, причем первый разряд этой категории признается безусловно пригодным, а из второго и третьего разряда могут быть выбраны офицеры, по усмотрению начальства корпуса (не исключая возможности медицинского освидетельствования комиссией врачей при штабе корпуса), кои будут признаны вполне соответствующими для специальной службы в корпусе жандармов»[523]. Получалось, что в жандармерию военного времени брали эвакуированных офицеров, не способных по состоянию здоровья служить в действующей армии, но и не инвалидов. Такой подбор был заранее обречен на провал, так как в основном легкораненые возвращались на фронт.

В Положении подробно описывалась процедура поступления: «Обер-офицеры, желающие быть командированными на курсы, заявляют о том письменно начальнику штаба Отдельного корпуса жандармов или начальникам местных жандармских управлений, с приложением копии послужного списка или краткой записки о службе и медицинского свидетельства, удостоверяющего принадлежность их к третьей категории эвакуированных офицеров». После подачи записки офицера проверяли на политическую благонадежность и вызывали для прохождения предварительных испытаний, которые, как и в мирное время, состояли из письменного и устного экзаменов. Письменное испытание заключалось в написании небольшого сочинения на заданную тему. Устный экзамен не требовал от поступающих тех глубоких познаний, которые проверялись на предварительных испытаниях в довоенный период. «Устное испытание состоит в предложении обер-офицерам вопросов из общих сведений, почерпнутых ими при прохождении курсов учебных заведений или военных училищ, а равно и тех вопросов, ответы на которые осветят комиссии способность обер-офицера сознательно относиться к окружающей его обстановке и к текущим политическим и общественным событиям»[524]. То есть выяснялся минимальный интеллектуальный уровень офицеров, а также усвоение ими материала.

Предварительные испытания проводились в ГЖУ, в зоне ответственности коих размещался эвакуационный пункт, где находился претендент на поступление в жандармерию офицер, или в районе ближайшего штаба военного округа. В случае успешного прохождения офицера должны были вызвать в Петроград для прохождения восьминедельных курсов при штабе корпуса жандармов.

Однако эту внешне простую систему было достаточно сложно запустить. Прежде всего возникли проблемы с оповещением офицеров о возможности перевода в жандармерию. 4 февраля 1916 г. директор департамента Кафафов, тормозивший в течение полугода принятие Положения, был снят с должности. На его место назначили решительного бывшего московского градоначальника Климовича.

Между ним и Никольским произошла личная встреча, на которой обсуждалась проблема набора офицеров в жандармерию. Понимая бессилие заложенной во Временном положении системы поступления на курсы, они, не отбрасывая этой системы, приняли новую тактику. Со стороны Никольского и руководства корпуса на курсы отбирались и направлялись дети и родственники давно служивших и проверенных жандармских офицеров, а со стороны Климовича и департамента начался поиск офицеров общей полиции, способных нести жандармскую службу. По первому направлению было выдвинуто несколько кандидатур: поручик Петроградского жандармского дивизиона В. В. Шлихтинг[525], сын бывшего начальника Ковенского и Тверского ГЖУ генерал-майора В. А. Шлихтинга[526], поручик лейб-гвардии Измайловского полка А. Д. Правиков, сын помощника начальника штаба корпуса Правикова. Кроме проверенных представителей известных жандармских семейств штаб отобрал офицеров, проходивших службу в строевых частях – жандармских дивизионах. На курсы поступили поручик Варшавского жандармского дивизиона А. Н. Бонч-Бруевич, поручик Московского жандармского дивизиона В. А. Орлицкий, штабс-ротмистр Петроградского жандармского дивизиона Н. А. Куличенко.

Директор департамента полиции Климович вскоре после встречи с Никольским, 4 мая 1916 г., шлет своему преемнику на посту московского градоначальника В. Н. Шебеко телеграмму: «Необходимость положения корпуса жандармов побуждает просить Ваше Превосходительство рекомендовать достойных молодых обер-офицеров полиции из находящейся [в] Москве земской стражи поступить [в] корпус жандармов. Лекции начнутся 20 мая. Не откажите предложить желающих возможно срочно подать докладные [в] штаб корпуса»[527]. 17 мая докладные записки четырех помощников приставов Московской столичной полиции – штабс-капитанов А. А. Воинова и П. Г. Гончарова, поручиков Величковского и Емельянова – были направлены в штаб. У последних двоих имелись близкие родственники в корпусе жандармов. Таким образом, среди курсантов не оказалось ни одного армейского офицера, который ни по долгу службы, ни по родственным отношениям не имел бы отношения к Отдельному корпусу жандармов, департаменту полиции или местным полицейским органам.

Занятия на курсах начались с большим опозданием (20 мая вместо 1 апреля) и продолжились до середины июля. С 18 по 29 июля курсанты сдавали выпускные экзамены, а 9 августа были официально зачислены в корпус. Интересна характеристика, данная чиновником особых поручений при министре внутренних дел статским советником П. М. Митровичем, командированным Климовичем для присутствия на экзаменах: «Вследствие предписания от 19?го минувшего июля за № 107516 имею честь доложить Вашему Превосходительству, что я присутствовал на окончательных испытаниях офицеров, прошедших жандармские курсы при штабе Отдельного корпуса жандармов, что эти испытания выдержали удовлетворительно все двенадцать офицеров, подвергшихся означенным экзаменам, что из них наиболее выдающимися по своим познаниям и способностям были пять офицеров: 1) штабс-капитан Гончаров, 2) штабс-капитан Воинов, 3) штабс-капитан Марко-тун, 4) штабс-ротмистр Куличенко и 5) поручик лейб-гвардии Измайловского полка Правиков и что по политическому розыску весьма удовлетворительные ответы давали на экзамене в особенности офицеры Гончаров, Куличенко и Маркотун»[528].

Такая формулировка означала, что в довоенное время из 12 офицеров только означенные пять смогли бы поступить в корпус. К сожалению, руководству политического сыска приходилось не выбирать, а готовить офицеров к жандармской службе.

Интересно проследить за распределением выпускников курсов. Поручик Шлихтинг прикомандировывался в расположение начальника штаба Кронштадтской крепости, Бонч-Бруевич – в расположение начальника штаба морской крепости и порта императора Петра Великого на Балтике. В декабре оба были ускоренно произведены в штабс-капитаны[529]. Офицеры Воинов, Маркотун и Харитонов были направлены на стратегически важные прифронтовые Северо-Западные железные дороги, штабс-ротмистры Тучемский и Куличенко – в Петроградское ГЖУ (последний – в расположение начальника отдельного отряда подвижной охраны столицы), Гончаров – в Галицию. Таким образом, все без исключения новоиспеченные жандармские офицеры были направлены на театр военных действий. Зимой 1916–1917 гг. была подготовлена вторая партия жандармов военного времени. По иронии судьбы последний экзамен курсанты сдали 20 февраля 1917 г.[530]

Говоря о Временном положении об офицерских жандармских курсах, истории его создания и опыте применения в 1916–1917 гг., хочется отметить, что большим его недостатком была привязка к довоенным правилам приема. Документ такого рода было необходимо принимать не зимой – весной 1916 г., а летом – осенью 1914 г., когда еще можно было успеть поставить на поток подготовку военной жандармерии как нового типа специальных служб. За десятилетия борьбы с революционным движением жандармерия потеряла военный облик. Считавшаяся военной полицией, она фактически перестала ею являться уже с 1890?х гг. В довоенный период это было достоинством и способствовало борьбе с революционными партиями, но в военное время большим недостатком: политическому сыску было некого противопоставить разложению армии и солдатскому мятежу.