Глава 41 Турецкое вторжение в Закавказье в 1918 г.

С мая 1917 г. на протяжении всего русско-турецкого фронта соблюдалось нечто вроде необъявленного перемирия. На русских позициях почти не осталось войск. По мере того как «достижения» революции все глубже проникали в солдатские ряды, снижая их боевой дух, они все больше редели. А ведь эти позиции достались русским солдатам ценой огромных жертв и лишений! Самовольная демобилизация началась здесь несколько позже, чем на Западном фронте, но к началу ноября от воинской дисциплины – а с ней и от стабильности фронта – почти ничего не осталось.

Русский Генеральный штаб под командованием генерала Пржевальского продолжал работать в Эрзеруме. Он смотрел на эту ситуацию очень мрачно, как и все христианские меньшинства, проживавшие в провинциях, оккупированных турками. Почти так же относилось к событиям немусульманское население Закавказья. В то же самое время западные страны имели все основания опасаться немецко-турецкого наступления на бакинские нефтяные промыслы как раз в тот самый момент, когда недостаток нефти начал сказываться на функционировании австро-германской военной машины в Европе.

Командование русской Кавказской армии не имело возможности организовать отпор германо-турецкому наступлению. Война в Турции была еще менее популярна в России, чем война с Германией. Начиная с апреля революционные толпы протестовали против «империалистической войны» и кричали: «Нам не нужны Дарданеллы!» После большевистского переворота 7 ноября какое-либо организованное сопротивление на Кавказском фронте стало вообще невозможным. Лишь несколько сот русских офицеров готовы были продолжать оборону Кавказского фронта, а командование могло положиться только на национальные воинские формирования, созданные при Временном правительстве. Они были более или менее легализованы после создания Закавказской Федерации, которая появилась в ответ на переход власти в России в руки Советов. Федерация включала в себя три государства, провозгласившие свою независимость: Грузию, Армению и Азербайджан. Однако, хотя эта федерация не хотела признавать советское правительство в Петрограде, она еще не решалась провозгласить свое окончательное отделение от России, опасаясь последствий этого шага. Закавказская Федерация не участвовала в мирных переговорах в Брест-Литовске, хотя немцы предлагали ей прислать своих делегатов (зато Германии удалось использовать в своих целях украинских представителей). Когда 28 декабря Советы заключили с Германией и Австро-Венгрией перемирие, федерации ничего не оставалось, как последовать за ними, тем более что народные массы требовали мира. Сразу же проявились различные тенденции и стремления трех национальных групп, входивших в федерацию: татары Азербайджана возлагали все свои надежды на союз с Турцией, грузины сомневались, стоит ли заключать такой союз, а армяне были категорически против. У грузин была незначительная национальная армия (не более 10 тыс. человек); они готовились без промедления вступить в переговоры с Германией; их лидеры надеялись, что им удастся примириться с немцами и заручиться их защитой от турок. Армяне оставались верны союзникам – и России; они попытались создать национальную армию с помощью русского командования на Кавказском фронте, надеясь в конечном счете заручиться поддержкой Британии.

На 1 января 1918 г. Армянский корпус имел в своем составе две дивизии армянских стрелков, три бригады добровольцев, кавалерийскую бригаду и несколько батальонов ополчения. Стрелковая дивизия состояла из 4 полков, по 3 батальона каждый. В бригадах добровольцев имелось по четыре батальона, а кавалерийская бригада состояла из 2 полков, по 4 эскадрона в каждом. Стрелковые дивизии были сформированы из бойцов Армянской стрелковой дружины, которая отлично зарекомендовала себя во время кровопролитных боев 1914–1916 гг. Их число увеличилось за счет армян, входивших в состав различных частей армии Юденича, которые решили присоединиться к своим соотечественникам. Добровольцами стали и жители Турецкой Армении, которые записались в национальную армию на местах: в Эрзинджане, Эрзеруме, Ване и долине Алашкерт. В тыловых районах армии Юденича не было недостатка в вооружении, и пехота получила много пулеметов. Артиллерия армянской армии стала бы более сильной, если бы у нее было побольше обученных артиллеристов-армян. Тем не менее в обеих дивизиях имелось по 6 батарей (по 4 полевых орудия в каждой), а горные батареи были приданы трем добровольческим бригадам. Численность пехотных батальонов оставалась небольшой – от 400 до 600 человек. Поэтому при 24 стрелковых батальонах и 8 батальонах добровольцев численность Армянской национальной армии не превышала 16 тыс. пехотинцев, 1 тыс. кавалеристов и около 4 тыс. ополченцев. Даже с помощью 10 тыс. грузин (которые не очень хотели воевать) такая маленькая армия не могла надеяться остановить турецкое наступление, особенно если вспомнить, что армяне полностью зависели от очень растянутых и дезорганизованных линий коммуникаций, которые постоянно разрушались бандами агрессивно настроенных мусульман.

Отношение мусульман к Армянской национальной армии стало ясным еще до того, как турки пошли в наступление. Те же самые дерсимские курды, которые осенью прошлого года обратили оружие против турок и ничем не беспокоили русских во время перерыва в боевых действиях, пришли в возбуждение, увидев, что русская армия покидает районы Эрзинджана, Келкита и Байбурта, передавая их в руки слабых армянских подразделений, решивших защитить своих соотечественников. Сразу же начались столкновения между армянами и курдами; почти каждый день с обеих сторон были убитые и раненые. К тому же поведение расформированных русских войск, возвращавшихся домой, оказывалось далеко не идеальным, давая повод туркам – если они того хотели – вмешаться.

Было бы странно, если бы правительство младотурок во главе с Энвер-пашой не сочло революции в России как предопределенную Аллахом возможность реализации всех своих амбициозных планов в отношении Кавказа. Пантуранская экспансия должна была компенсировать им потери арабских провинций. Даже самые трезвые офицеры в армии считали, что настал подходящий момент для восстановления исторической турецкой границы 1878 г. В летние и осенние месяцы 1917 г. турки очень внимательно наблюдали за развитием событий в России. К концу года они решили, что пришло время переходить к действиям. Для грядущего наступления предназначалась 3-я армия Вехип-паши; это объясняет, почему турки во время полного затишья на русском фронте, испытывая насущную потребность усилить свои войска, которым угрожали британцы, держали наготове свою 3-ю армию. Она предназначалась для захвата Кавказа.

3-я армия была выведена с фронта, проходившего от Тиреболу на Черном море до Кемаха на Кара-Су[316]. 2-ю армию тем временем полностью расформировали, причем 5-я и 12-я дивизии вошли в состав 3-й[317]. После отдыха, продолжавшегося почти целый год, моральное и материальное состояние всех этих частей стало гораздо лучше, чем в начале войны. Однако их численность была относительно невелика – в среднем не более 5 тыс. штыков на всю дивизию. Вместе со вспомогательными войсками Вехип-паша мог выставить от 45 до 50 тыс. человек при 160 орудиях, среди которых было несколько австрийских и немецких гаубиц. Тем не менее такой армии оказалось бы более чем достаточно, чтобы сломить сопротивление грузин и армян.

Закавказская Федерация стремилась как можно скорее начать переговоры с Турцией. Турецкое правительство продемонстрировало свое желание сесть за стол переговоров, и после месяца предварительных совещаний было решено, что мирная конференция пройдет в Трапезунде. А тем временем Закавказский конгресс, абсолютно не понимая реального положения дел, занимался выработкой условий мира. Он открылся 23 февраля 1918 г., а 1 марта его депутаты одобрили проект, который требовал восстановления границ Закавказья 1914 г., а также предоставления права на самоопределение всем народам Восточной Анатолии и гарантий автономии Турецкой Армении, входившей в состав Турции.

За несколько недель до этого Вехип-паша начал боевые действия против армянских подразделений, которые после ухода русской армии держали линию фронта. Перед этим Вехип несколько раз направлял протесты против разбоя русских солдат, уходивших домой, и убийств мусульман, которые совершали армянские банды. В начале февраля активность курдов в Эрзинджанском районе усилилась, и между ними и небольшими армянскими формированиями, которые оккупировали эти земли, стали происходить стычки. Силы, стоявшие в районе Эрзинджана, состояли из 3 добровольческих батальонов (Эрзинджанский полк), эскадрона, 6 орудий и небольшого числа местных нерегулярных бойцов – всего 2 тыс. человек. Ими командовал полковник Морель (бывший русский военный атташе в Токио). Его части были отрезаны от других, поскольку ближайшие армянские войска стояли в Эрзеруме (в 160 км восточнее), и коммуникации морельцев могли быть легко перерезаны курдами.

Неожиданно перед армянским постом в Чардакли (по дороге в Зару и Сивас) появилась турецкая пехота, которая и захватила его. Вскоре пришла еще одна турецкая колонна, которая совершала марш из Кемаха, а 13 февраля турки были уже в 12 км от Эрзинджана. Морелю не оставалось ничего другого, как немедленно оставить пост и уйти в Эрзерум. Отступление заняло 11 дней (с 14 по 24 февраля); солдаты в суровых зимних условиях продемонстрировали замечательную стойкость и отличную выучку. (Тем не менее 40–50 % солдат и беженцев пострадали от обморожения.) В отступавшую колонну (как и во время героического отхода из долины Алашкерт полвека назад) влились тысячи беглецов, спасавшихся от постоянных нападений дерсимских курдов. 36-я и 5-я Кавказские дивизии турок, преследуя отступавших армян, заняли Эрзинджан и Мамахатун. А тем временем части 5-й Кавказской дивизии вошли в Байбурт. II Кавказский корпус пошел войной на грузин и к концу февраля занял Трапезунд и Гюмюшане.

Нигде, кроме Эрзинджана, турецкие войска не встретили никакого сопротивления. Ни турецкое правительство, ни новые правители Закавказья не считали себя находившимися в состоянии войны, а турки заявляли, что они возвращаются в свои собственные провинции. Армяне же столкнулись с очень сложной проблемой: защитой армянского населения в тех районах, которые снова попали под власть турок. Исход мирных переговоров еще не был решен, но всем армянам, жившим в районе Эрзерума, Хиниса, Вана, Малазгирта и Алашкертской долины, грозила неминуемая гибель. Эти несчастные не стали ждать прихода турецкой армии и попросили, чтобы их немедленно эвакуировали в Закавказскую Федерацию. Чтобы защитить их и дать время уйти, значительная часть вновь созданной армянской национальной армии была распределена по различным районам, населенным армянами. В Эрзеруме стоял отряд под командованием знаменитого партизанского лидера Антраника[318] (который получил звание генерал-майора). Другие отряды держали Хинис и Ван, а за старой границей, в Александрополе и Ереване, стояли две другие группы. Такая диспозиция сложилась не в результате разработки какого-либо стратегического плана, а в связи с необходимостью защитить беженцев. Опасность выступлений со стороны татар Азербайджана и Нахичевани вынудила армянское командование держать относительно крупные резервы за Араксом.

Таким образом, небольшая армянская армия была рассеяна на обширной территории[319]. Ею командовал генерал Назарбеков (Назарбекян), армянин по происхождению, бывший командир 2-й Кавказской стрелковой дивизии. Это был генерал, которому не особенно везло на поле боя. В штабе, а также в качестве командиров отдельных подразделений служило значительное число офицеров императорской армии, большинство из которых были армянами, однако небольшая часть имела русское происхождение. На стороне армян сражался и офицерский батальон, в который входило около 300 молодых русских офицеров. Грузинская армия числом менее 10 тыс. сосредоточилась между Кутаиси, Ахалцихе и Батумом. Ею командовал грузинский генерал Бабаев (Габайшвили), очень способный офицер, который до революции возглавлял 3-ю Кавказскую стрелковую дивизию. Он не мог смириться с дезорганизацией и падением боевого духа в рядах грузин. Во главе обеих этих армий стоял командующий Закавказским фронтом русский генерал Лебединский; однако закавказское правительство доверяло лишь грузину, генералу Одишелидзе.

Пока Закавказский конгресс ожидал начала мирных переговоров в Трапезунде, было объявлено о заключении Брестского мира. По условиям этого договора советское правительство согласилось отдать Турции район Батума, Ардагана и Карса, судьбу которых должен был решить плебисцит, организованный на принципах абсолютной свободы. Такой поворот событий создал угрозу для безопасности христианских общин, проживавших на территории этих районов, поскольку они хорошо понимали, что турки не примут решения плебисцита всерьез и потребуют вернуться к границам 1877 г. В состоянии большого возбуждения делегация Закавказья 8 марта прибыла в Трапезунд; однако турецкая делегация специально задержала свой приезд, и конференция открылась лишь 14 марта.

25 февраля турецкий авангард (2 полка 36-й Кавказской дивизии с курдами в ее составе) подошел к Эрзеруму. Армянские патрули остались за Илиджей. 8 марта на дороге из Байбурта появились другие соединения 36-й дивизии с отдельными частями 5-й и 11-й Кавказских дивизий. Армянская позиция у Илиджи была легко окружена колоннами, пришедшими из Эрчека – на севере и из Теке-Дере – на юге. 10 и 11 марта армяне вели бои вокруг Илиджи и Теке-Дере, но огромная разница в численной мощи противников оказалась очевидной, и ночью 11-го генерал Антраник отдал приказ оставить Эрзерум. Утром 12-го турки заняли город, и в ходе арьергардного боя в его воротах погибло большое число армян. Армянские потери выросли до 600 человек убитыми и ранеными. 14 марта, в день открытия мирной конференции в Трапезунде, покинувшие Эрзерум армяне добрались уже до старой русской границы в Караургане. 12 марта генерал Назарбеков приказал армянскому отряду в Хинисе сдать этот город. 2-й стрелковый полк присоединился к Антранику, а хинисские и каракилисские добровольцы ушли, минуя Коп и Малазгирт, в долину Алашкерт.

Первым пунктом повестки дня на Трапезундской конференции стало оглашение телеграммы Вехип-паши генералу Лебединскому (10 марта), в которой он потребовал, чтобы его армия немедленно покинула районы, отходившие, по условиям Брестского мира, к Турции. Делегаты Закавказской Федерации с возмущением заявили, что не признают Брестский договор законным и не связаны его условиями. Несколько дней обсуждался этот вопрос; закавказцы пытались выдвинуть свои условия, но тщетно. 22 марта часть делегатов уехала в Тифлис, а возвратившись, предложила новые условия частичных территориальных уступок. Однако туркам надоела бесконечная болтовня, и 6 апреля из Стамбула пришел ультиматум, в котором от закавказцев потребовали полностью очистить все спорные районы до 10-го числа этого месяца.

В последнюю неделю марта Вехип-паша перебрасывал свои войска к границе Закавказья. На побережье Черного моря 37-я Кавказская дивизия наступала на Батум, а 5-я – двигалась на Испир, в долине Чороха. 11-я Кавказская дивизия стояла в генеральном резерве в Эрзеруме, а с ней – и весь I турецкий Кавказский корпус (36, 10 и 9-я дивизии), которые готовились пересечь границу и идти на Карс. На правом фланге IV Кавказский корпус турок вместе с 12-й пехотной дивизией приближался к Малазгирту, 5-я пехотная дивизия была готова занять Ван.

30 марта турки овладели пограничным постом в Караургане; на левом фланге их патрули днем вошли в Бардиз, а ночью – в Каракурт. Как и в Эрзеруме, они совершили маневр окружения с целью подавить возможное сопротивление армян в районе Сарыкамыша. На это обратил внимание Назарбеков. Он знал, что турки могут бросить 3 дивизии против его 13 слабых батальонов (включая 3-й и 7-й полки, которые подошли из Александрополя), и отлично видел, что активность мусульманских нерегулярных частей на его коммуникациях с Карсом возросла. Он опасался, что превосходившие силы турок запрут его в узком Сарыкамышском ущелье. 5 апреля армянские линии обороны подверглись атаке в том месте, где шоссе раздваивается – одна дорога идет в Караурган, а другая – в Каракурт. Одновременно турки атаковали добровольческие бригады полковника Мореля на своем правом фланге. Это произошло в районе перевала Ишак-Мейдан, в деревне Веришан, и эта деревня была потеряна. Опасность обходного маневра на Ново-Селим, расположенный на равнине, увеличилась. В ночь с 5 на 6 апреля армянские войска оставили Сарыкамыш и ушли в Ново-Селим, где они заняли новые позиции в надежде остановить турецкое наступление на Карс. Люди на фронте понимали, что начался очередной этап войны с турками, однако новые лидеры Закавказья продолжали верить в возможность мирного решения конфликта, и их вмешательство лишило войска, стоявшие на границе, последней возможности оказать противнику серьезное сопротивление.

Не имея никакого стратегического плана, армяне тем не менее 10 апреля обнаружили, что диспозиция их войск улучшилась. Теперь их армия состояла из двух групп. Карская включала в себя 17 батальонов в районе Ново-Селима с 4 батальонами, находившимися в резерве в Александрополе[320]; а Ереванская имела 9 батальонов плюс 5-й стрелковый полк и 2 добровольческих полка из Вана, которые шли из Вана в Игдырь.

Несмотря на приближение 4 или 5 турецких дивизий (25–30 тыс. штыков), брошенных против 30 армейских батальонов (15 тыс. человек), можно было все-таки попытаться отбиться. Однако о том, чтобы остановить турецкое наступление на Карс, укрепившись на импровизированной линии фронта, проходившей северо-восточнее Сарыкамыша к равнине, окружавшей железнодорожную станцию в Ново-Селиме, нечего было и думать. 30 турецких батальонов I Кавказского корпуса с их мощной артиллерией и нерегулярной кавалерией могли безо всякого труда окружить армянские части.

Армянский генерал Арефьев (Арешьянц), командовавший войсками в Ново-Селиме, очевидно, хотел преградить главные подходы к Карсу с юго-запада: несколько троп, а также железную дорогу и два шоссе, которые соединяли Карс с Сарыкамышем и Каракуртом. Армянская линия обороны шла от Энгижи вдоль реки на Безиргангечит и Ново-Селим, а оттуда – в Карапинар, Тикнис и Аджадеве. Здесь 9 тыс. стрелков должны были удерживать фронт протяженностью более 40 км. Против этой плохо защищенной линии фронта медленно сосредотачивались три турецкие дивизии. 19 апреля турки нанесли удар в двух местах: по Ново-Селиму, в центре, и по Аджадеве на крайнем левом фланге. Туркам удалось овладеть горой, у подножия которой стояла деревня Аджадеве, однако в результате яростной контратаки они были отброшены. Другая контратака выбила турок из Ново-Селима, но ненадолго. Противник подтянул свежие силы и в нескольких местах прорвал линию фронта по обе стороны от этого селения. После 6 часов вечера армяне уже отступали в Банлиахмет; им удалось уйти, потеряв всего 350 человек. Победа досталась туркам.

В тот день, когда шло сражение за Ново-Селим, на линии фронта побывали генерал Лебединский (главнокомандующий закавказскими войсками), генерал Назарбеков и несколько офицеров штаба, среди которых был полковник Шардиньи, глава французской военной миссии. Они весьма оптимистично отозвались о перспективах дальнейшего сопротивления туркам. Позже в тот же день Лебединский подтвердил эту оценку на заседании Армянской национальной ассамблеи в Александрополе. Большинство ассамблеи проголосовало за продолжение войны. Однако у закавказского правительства и конгресса было иное мнение по этому вопросу. С 8 апреля делегаты Трапезундской мирной конференции настаивали на том, чтобы принять турецкий ультиматум, и 10-го числа в Трапезунде была получена телеграмма из Тифлиса с согласием. Возможно, ее прибытие в Трапезунд несколько задержалось, поскольку 12-го турецкий генерал, командовавший войсками, которые приближались к Батуму, потребовал не позднее 13 апреля сдать ему эту крепость и прилегающий к ней район. Получив новый ультиматум, Закавказский конгресс изменил свое мнение – несмотря на протесты татарских депутатов. Конгресс поддержал правительство, приняв неожиданное решение отвергнуть требование турок. Таким образом, правительство в Тифлисе 14 апреля официально признало состояние войны. В тот же самый день части 37-й турецкой дивизии при поддержке нерегулярных частей лазов и аджаров атаковали Батум. Через несколько часов комендант крепости, имея гарнизон численностью 3 тыс. человек, включая 600 офицеров, решил сдаться. Остатки грузинского корпуса ушли на позицию Муха – Эстате, за которую русские солдаты столь храбро сражались в годы Крымской войны и войны 1877–1878 гг. Эта позиция располагается между Кобулети и Озургети. Узнав об этом, закавказское правительство снова изменило свое решение. 22 апреля Тифлисский конгресс провозгласил независимую Закавказскую федеративную республику. Глава правительства, грузинский меньшевик Гегечкори, передал свой пост другому грузину из той же партии, Акакию Ченкели, который возглавлял делегацию в Трапезунде. Таким образом, через неделю после возобновления боев с турками, в результате которых был сдан Батум, Ченкели получил задание возобновить переговоры о мире.

После боев под Ново-Селимом войска обеих сторон двинулись по направлению к Карсу. Рано утром 23 апреля армянские части заняли линию, проходившую через селения Самова, Карачобан (Гарамвартан) и Бозкале до железнодорожной станции Владикарс. Отсюда они прошли восточнее Каре-Чая до селения Каникёй, в 10–11 км от внешних фортов Карса. Утром турецкие войска заняли свои позиции, и началась перестрелка. К 2 часам дня генерал Назарбеков получил три телеграммы. Ченкели извещал его о появлении новой независимой республики. Две телеграммы, отправленные вновь назначенным военным министром, грузинским генералом Одишелидзе, приказывали Назарбекову прекратить огонь по соглашению с турецкими военными властями на фронте. Назарбекову было велено передать решение правительства турецкому генералу, стоявшему перед ним (Якупу Шевки-паше), в надежде, что он передаст его Вехип-паше. В армянских рядах воцарилась полная неразбериха, когда турки сообщили парламентеру, прибывшему к ним с белым флагом, что они не получали никаких инструкций от своих армейских или корпусных командиров, и, пока армянские предложения будут переданы Вехип-паше, у них не остается другого выбора, как только продолжить бои.

Ответ турецкого главнокомандования прибыл на следующий день. Предложение о перемирии принималось при условии, что армяне отойдут за линию, соединявшую Карские форты. Одновременно турки стали обходить Карс, двигаясь к железнодорожной станции Мезреа, создавая угрозу армянским коммуникациям с Александрополем. В течение дня 24 апреля полковник Морель дважды совещался с полковником Казим-беем, который командовал турецким авангардом у Карса. Вехип-паша выдвинул новое условие – армяне должны сдать форты на левом берегу Каре-Чая утром следующего дня (25 апреля), а днем – форты на его правом берегу. Отход армянских войск за Арпа-Чай должен быть завершен в три дня. Назарбеков понял, что ему не остается ничего иного, как только подчиниться этим требованиям.

В 9 часов утра 25 апреля первые турецкие части вошли в Карс. Прошло всего лишь несколько месяцев с того дня, как исполнилось сорок лет (1878–1918) великому штурму Карса русской Кавказской армией под командованием армянина Лорис-Меликова.

Вечером 26-го отступавшие армянские войска были в Башкадыкларе, а 28-го перешли реку Арпа-Чай. Все орудия крепости и все военные припасы, хранившиеся здесь, достались туркам[321].

Политическая неразбериха, порожденная событиями в Тифлисе и переговорами в Трапезунде, помешала армянской армии предпринять сколько-нибудь серьезную попытку оборонять Карс, по крайней мере в тот период, пока не были частично вывезены запасы и не уничтожены накопленные в нем резервы. Но если несчастные армянские командующие надеялись, что после ухода из Карса за старую границу России 1877 г. их несчастья закончатся, то они жестоко просчитались – их ожидали новые беды. Когда 11 мая возобновились переговоры о мире – на этот раз уже не в Трапезунде, а в Батуме, – Вехип-паша заявил, что старые условия мира для турок больше неприемлемы, поскольку армяне и грузины ответили на прежние предложения вооруженным сопротивлением. Территории, которые раньше считались спорными, были теперь завоеваны силой, и Вехип-паша считал себя обязанным выдвинуть новые условия:

1. Районы Ахалцихе, Ахалкалаки и Александрополя передаются туркам, и туда входит турецкая армия.

2. Под контроль турок переходит железная дорога Александрополь – Эчмиадзин – Нахичевань – Джульфа, необходимая для переброски турецких войск в Северную Персию.

3. Пока идет война с Великобританией, турки получают право свободно пользоваться всеми железными дорогами Закавказья.

Эти требования означали, что первый этап турецкой войны в Закавказье завершился, и настало время переходить ко второму. Легкий захват Батума и Карса убедил Энвер-пашу, что он может вернуться к своей идее 1914 г. о пантуранском наступлении, и на повестку дня вышли два вопроса: завоевание Баку и присоединение к Османской империи Кавказского и Персидского Азербайджана[322].

Энвер также надеялся, что если мировая война и распад Российской империи продолжатся, то можно будет предпринять и более решительные шаги: вторгнуться в Закаспийские области и Туркестан, а также поднять панисламистское восстание против британцев в Афганистане, Южной Персии и Северной Индии.

На пути этих грандиозных завоеваний стояли лишь слабые, только что появившиеся на карте мира страны – Грузия и Армения, по территории которых проходили жизненно важные грунтовые и железные дороги. Всем было понятно, что сломить их сопротивление совсем не трудно, и войск, имевшихся у Вехип-паши, было для этого вполне достаточно. Однако для захвата более обширных территорий потребуются дополнительные войска, ибо Британия вряд ли останется равнодушной к судьбе Баку и Северной Персии. Вполне возможно, что недавно созданное в России советское правительство выразит свое недовольство. Несмотря на то что турецкая армия в Палестине попала в опасную ситуацию, 15-я пехотная дивизия, возвращавшаяся с Румынского фронта, была задержана на берегах Босфора, поскольку ее собирались перебросить в Батум. Но Энверу нужны были не только войска – гораздо больше он нуждался в лидерах, способных понять и воплотить в жизнь его амбициозные замыслы. Он вызвал из Триполитании своего сводного брата, Нури-пашу, который успешно сопротивлялся попыткам итальянцев проникнуть в глубь страны, и назначил своего дядю, Халил-пашу, командующим «исламской армией» на Кавказском фронте.

Турецкие планы завоевания Восточного Кавказа вскоре стали ясны не только британцам, но и немцам. А уж немцы никак не хотели, чтобы эти намерения, которые могли сильно повредить их собственным планам, воплотились в жизнь. В апреле 1918 г., когда мечты Энвер-паши приобрели определенную форму, немцы уже расширяли свою оккупацию Украины и готовились взять под контроль северное побережье Черного моря. 20 апреля немцы вошли в Харьков и вскоре были уже в Севастополе и Ростове. Немецкий представитель, генерал фон Доссов, принимал самое активное участие в работе Батумской конференции, а полковник Кресс фон Крессенштайн, не очень дружелюбно относившийся к туркам после своего поражения в Палестине, появился в Тифлисе, где установил самые лучшие отношения с грузинскими членами закавказского правительства. В городе на Куре немецкий полковник обнаружил, что обстановка благоприятствует интригам, направленным на предотвращение захвата турками Баку.

Немцев совсем не интересовало, завершится ли Пантуранская кампания победой или потерпит провал. Однако они отчаянно нуждались в поставках бакинской нефти и были убеждены, что если город окажется в руках турок, то производство нефти резко сократится, даже притом, что все нефтепроводы перейдут под личный контроль Энвера и всех его ближайших и дальних родственников и сподвижников. В течение мая фон Крессенштайн развил в Тифлисе бурную деятельность и показал себя человеком, способным на все. Он хорошо понимал, что грузинские войска не смогут стать надежной преградой на пути турок, а если грузинские части начнут воевать под немецким флагом, турки будут недовольны. Стремясь замаскировать немецкое руководство грузинским ополчением, фон Крессенштайн мобилизовал всех мужчин немецкого происхождения в самом Тифлисе и вокруг него – от персонала своей дипломатической миссии до военнопленных и крестьян старых немецких поселений вроде Эленендорфа. А тем временем грузинские министры закавказского правительства решили, что только немцы сумеют защитить их национальные интересы. Их небольшие и плохо организованные военные силы, разбросанные между Поти, Кутаиси и Тифлисом, не способны были помешать туркам прибрать к рукам Закавказскую железную дорогу. Грузины были уверены, что, если турки сумеют войти в Грузию, их оттуда уже не выдворить.

У армян ситуация была совсем иная. Немцы не были заинтересованы в защите армянской территории, наоборот, им было выгодно, чтобы турки через Армению прошли в Северную Персию и не допустили захвата Баку британцами. Надеясь на то, что Британия в конце концов им поможет, армяне понимали, что им не остается ничего другого, как воевать с захватчиками. Более того, армяне боялись, что даже простой проход турецких войск по их территории подтолкнет мусульман, живших на их южной и восточной границах, к новой резне. Находясь под угрозой неминуемого вторжения с запада и возникновения кровавых конфликтов на национальной почве в тылу, армяне понимали, что даже капитуляция лишь отсрочит истребление – или скорее полное уничтожение – их народа. В мае 1918 г. перспектива полной победы западных держав казалась ереванским наблюдателям весьма призрачной. Редко какому народу приходилось сталкиваться с такой безнадежной и отчаянной ситуацией, в какой оказались армяне в начале лета 1918 г.! Турки тем временем торопились осуществить свои грандиозные планы, и, пока шли переговоры, а перемирия по-прежнему не было, они занимали районы, лежавшие за Арпа-Чаем.

Для закавказского наступления турки имели девять хорошо экипированных пехотных дивизий – от 55 до 60 тыс. закаленных в боях пехотинцев плюс несколько тысяч бойцов нерегулярных войск, которые в горной стране, где должны были вестись бои, были незаменимы для проведения отвлекающих маневров и создания угрозы для коммуникаций численно превосходящего противника[323].

Впрочем, учитывая обширные замыслы турецкого руководства, этих войск было совершенно недостаточно для выполнения поставленных перед ними задач. Так, для борьбы с армянской армией (две группы которой располагались, соответственно, под Александрополем и Ереваном) было выделено пять дивизий из девяти. Поэтому численное превосходство турок не было подавляющим. Против 30 тыс. турецких пехотинцев армяне могли выставить около 20 тыс. стрелков – не всегда дисциплинированных и боеспособных, но зато стойких в бою и храбрых, поскольку они хорошо знали, что защищают родной дом[324].

Численное соотношение обеих армий и, в особенности, характер частей, входивших в состав армянской армии, которые по большей части состояли из добровольцев, имевших богатый опыт партизанской войны и отличное знание той местности, где должны были происходить сражения, натолкнули армянское командование на мысль об организации партизанской войны. Следует отличать войну боевиков, которую ведут небольшие группы вооруженных людей, способных быстро рассеиваться по местности, от партизанской войны, в которой участвуют компактные мобильные отряды по 500–1500 человек, вооруженные полевыми орудиями и пулеметами. Условиям времени больше отвечала последняя, поскольку железные дороги и главные грунтовые пути, безопасность которых нужно было обеспечить еще до того, как армия двинется на завоевание Баку, проходили по долинам, окаймленным высокими горными массивами. Эти массивы могли легко оборонять небольшие активные отряды; кроме того, они предоставляли убежище для армянских крестьян, которые при подходе турок бросали свои дома и бежали в горы. Для такой войны у армян были замечательные командиры: знаменитый партизанский вождь Андраник, а также Амазасп и Дро. Партизанская война конечно же не могла помешать туркам захватить главные линии коммуникаций, но она позволяла сильно затруднить и даже на какое-то время прекратить эксплуатацию этих линий. Такая стратегия отвечала также политическим требованиям ситуации в стране, главным образом обеспечивая ее крестьянскому населению убежище в тех районах, которые было трудно завоевать из-за изменения текущего международного положения. Партизанская война могла бы обезопасить армянские высокогорья летом 1918 г., воодушевить и подвигнуть армян на борьбу, а также создать серьезные препятствия для организации и проведения турецкого наступления на Баку и Каспий. Но, к сожалению для армян, пока только что созданное правительство этой страны занималось дипломатическими экспериментами, их военные лидеры тешили себя иллюзиями, что под их командованием находится «регулярная» национальная армия, которой надо командовать в соответствии с классическими правилами «регулярной войны».

Армяне, все еще ожидавшие результатов дипломатических переговоров в Батуме, были искренне изумлены, узнав, что турки неожиданно начали второй этап своего закавказского наступления. В ночь с 14 на 15 мая они обнародовали на мирной конференции в Батуме свой ультиматум с требованием, чтобы армянская армия в двадцать четыре часа оставила Александрополь и отошла на линию, расположенную в 40 км к востоку от этого города. Не дожидаясь ответа, на рассвете 15 мая они перешли Арпа-Чай и двинулись в сторону шоссе Тифлис – Александрополь. Армянские части начали поспешно и беспорядочно отходить из Александрополя в Дилижан. Как и в Карсе, врагу были оставлены огромные запасы вооружения и продовольствия[325].

Штаб генерала Назарбекова находился в Каракилисе, расположенном в 55 км к востоку от Александрополя. Через него проходили железная дорога на Тифлис и шоссе на Дилижан. Он издал следующий приказ:

а) 1-й стрелковой дивизии (двенадцать батальонов) и 8-му стрелковому полку (шесть батальонов) оборонять линию, проходящую западнее станции Амамли, откуда ответвляется шоссе на Ереван;

б) Эрзерумскому, Эрзинджанскому, Хинисскому и Каракилисскому добровольческим полкам (восемь батальонов) и двум кавалерийским полкам (1000 сабель) идти на юг по шоссе в Ереван в качестве подкрепления Ереванской группы войск;

в) Дорийскому и Ахалкалакскому добровольческим полкам (четыре батальона) под командованием Андраника занять позицию в Гюллю-Булаке, где от шоссе Александрополь – Тифлис отходит дорога на Тифлис и Ахалкалаки.

Поскольку Ереван был столицей Армении, избежать отправки туда подкреплений было невозможно; а главные силы, стоявшие в Амамли, еще имели возможность соединиться с Ереванской группой, пройдя по шоссе Дилижан – Ереван. Идея послать фланговую группу Андраника в Гюллю-Булак была очень удачна, но эта группа была слишком слаба, чтобы оказать реальную помощь при проведении операций регулярных войск.

Захватив Александрополь, турки заполучили в свои руки очень важный железнодорожный узел, где ветка, идущая из Сарыкамыша и Карса, соединялась с главной дорогой Тифлис – Джульфа. Тем не менее необходимо было отбросить армянские части, прикрывавшие транспортный узел Амамли, который контролировал другой путь на Ереван и Эчмиадзин, огибавший с севера и востока массив Алагёз. Турки решили также ударить по группе Андраника в том месте, где ответвляется дорога на Тифлис и Ахалкалаки. 5-я Кавказская дивизия двинулась на Андраника, а 36-я с частями 9-й сосредоточилась в районе Амамли, намереваясь ударить по армянским позициям, защищавшим город. Здесь 21 и 22 мая турки, имевшие незначительное численное преимущество, без труда отбросили главные силы Назарбекова. Армянский командующий приказал отойти к Каракилисе и стоять там до конца. 24-го одно из его подразделений контратаковало турок и отбросило их авангард к Амамли.

Александрополь – Дилижан, май 1918

А тем временем 19 мая турецкая 5-я Кавказская дивизия овладела Гюллю-Булаком, а потом и Карахачским перевалом на дороге Александрополь – Тифлис. Андраник ушел в Воронцовку; турки гнались за ним по пятам. Из Воронцовки партизанский лидер повернул на юго-восток, на Каракилисе, опасаясь, что противник отрежет его от главных сил Назарбекова. Около Джелал-Оглы армянский арьергард два дня сражался с турками, а потом ушел к железнодорожной станции Дсег (в 40 км к северу от Каракилисе).

С 26 по 28 мая в районе Каракилисе происходили самые сильные бои в этой странной турецко-армянской войне. На этот раз армянские стрелковые полки оказали противнику упорное сопротивление, но турки сосредоточили против армянских позиций западнее Каракилисе 36-ю Кавказскую дивизию и части 5-й дивизии, наступавшие из Джелал-Оглы. 27 мая Назарбеков вынужден был оставить селение Безобдал и гору, высившуюся над ним, и армянский правый фланг был отброшен к станции Шаганли. На следующий день турки обошли армян слева, захватили Вартанли и отрезали их от шоссе на Дилижан. С огромным трудом Назарбекову удалось отвести свои главные силы. Отступавшие армянские войска, проходя по горным тропам, захватили участок шоссе между Бозикентом и Никитином, а 29 мая заняли позицию, прикрывавшую Дилижан. Главные силы Назарбекова сократились из-за потерь и, возможно, дезертирства до 5 тыс. человек, боевой дух которых был весьма низок. На следующий день в Дилижане к Назарбекову присоединился Андраник, отказавшийся признать заключенное к тому времени перемирие с турками. Он ушел с частью своих людей в горы, нависавшие над озером Севан (Гёкче).

Район Еревана, май 1918 г.

А тем временем генерал Силиков (Силикян) вел в районе Еревана свою войну. 15 мая он сосредоточил свои главные силы, насчитывавшие от 6 до 7 тыс. человек[326], в районе Эчмиадзина и Сардарабада. Он выслал также сильные патрули южнее Аракса в район Игдырь – Каракале. Здесь они наткнулись на пикет турецкого авангарда, который занял Диядин, Баязет и перевалы на Агры-Дare. Одновременно курдские нерегулярные части появились на северном берегу Аракса в районе Нахичевани. Силиков оказался под давлением с юга и востока, а после падения Александрополя и перекрестка дорог в Амамли угроза нависла над ним и с севера. Здесь его прикрывали лишь два добровольческих полка, переданные ему из группы Назарбекова. Они удерживали тропы, пересекавшие массив Алагёз. Когда Амамли оказался в руках турок, создалась угроза того, что враг двинется на юг по главному шоссе прямо на Ереван, расположенный в 120 км от станции Амамли. Силиков решил, что самым лучшим решением при сложившихся обстоятельствах будет создание небольшого, но надежного отряда из тысячи отборных стрелков под командованием опытного партизанского вождя Дро. Получив большое число пулеметов и четыре полевых орудия, эта группа заняла позицию в ущелье Баш-Абаран, заблокировав дорогу в 50 км к югу от Амамли.

20 мая части турецкой 21-й пехотной дивизии заняли Игдырь. Армяне сосредоточили 1-й и 2-й Ванские полки, а также кавалерийский полк на северном берегу Аракса. Этот отряд должен был оборонять мосты в Маркаре и Каракале. 21-го главная группа Силикова[327] была атакована около Сардарабада двумя полками турецкой 11-й Кавказской дивизии, которая шла из Александрополя. Армяне держали линию фронта, проходившую через селения Кураканлу – Керпалу – Зейва, в нескольких километрах от священного для них города Эчмиадзин, где жил армянский патриарх.

Численность турок была примерно равна численности армян, и, используя свои резервы, Силиков 23 и 24 мая успешно контратаковал их. Он не только сумел захватить Сардарабад, но и гнал врага до самого Ани и Мастары, расположенных примерно в 50 км севернее Сардарабада. В тот же самый день Дро завязал бой с 3-м полком 11-й Кавказской дивизии, которая наступала из Амамли в Баш-Абаран. Силиков отправил ему на помощь 2-й кавалерийский полк, и 25-го Дро пошел в контратаку. Бои продолжались 26-го, а 28-го Дро получил подкрепление пехотой, присланной Силиковым. 29-го он сумел отбросить турок на север от Баш-Абарана и закрепился в этом очень важном ущелье.

Таким образом, Силиков и Дро, имея численное равенство с противником, достигли значительных успехов. Однако 36-й и 5-й дивизиям турок удалось нанести поражение Назарбекову, и положение Ереванской группы стало отчаянным. Она нуждалась в подкреплениях, и Силикову пришлось отправить оба своих Ванских полка в Семеновку, стоявшую на дороге Ереван – Дилижан. Он сосредоточил оставшиеся у него войска, кроме подразделения Дро, в Сардарабаде и в районе Маркарского моста. 4 июня было заключено перемирие. 12-я турецкая пехотная дивизия, которая по непонятным причинам не принимала участия в боях за Сардарабад, теперь перешла в Каракале Араке и присоединилась к 11-й Кавказской дивизии. С 7 по 9 июня турки вели перестрелки с группами армянских добровольцев, которые отказывались признавать перемирие. Турки заняли железнодорожные станции Сардарабад, Эчмиадзин и Улуханлу на Джульфской железной дороге. Однако от захвата ветки, идущей на Ереван, и самой армянской столицы они воздержались. Единственную реальную победу – хотя и весьма скромную – в этой странной турко-армянской войне, которая после начальной неразберихи продолжалась всего три недели, сумели одержать лишь генерал Силиков и партизанский командир Дро. В этой войне участвовало четыре турецкие дивизии, и вряд ли можно утверждать, что армянское сопротивление надолго отложило осуществление турецких планов на Кавказе. Гораздо более серьезная отсрочка была вызвана не храбрым решением армян дать отпор туркам, а политическими маневрами грузинских лидеров.

Через неделю после ультиматума, посланного армянам (14–15 мая), турки отправили закавказскому правительству в Тифлисе новый ультиматум с требованием немедленно передать им линию Закавказской железной дороги, шедшую из Батума через Тифлис в Баку. Лидеры Закавказской республики тянули время, под предлогом того, что надо обсудить детали мирного соглашения, и 27 мая в Тифлисе произошло неожиданное событие, подготовленное полковником Крессом фон Крессенштайном. Грузинские лидеры, входившие в состав закавказского правительства, заявили о создании Грузинской республики, независимой от Закавказской Федерации. Более того, новая республика приняла протекторат Германии. Об этом заявили из окна Тбилисской городской думы сами фон Крессенштайн и фон Шуленбург. Армянские и татарские министры, входившие в состав закавказского правительства, стали гостями независимой Грузинской республики.

Это известие произвело в Батуме эффект разорвавшейся бомбы. Халил и Вехип пришли в ярость: последний заявил грузинам, что турецкий ультиматум остается в силе и что 30 мая турецкие войска перейдут в наступление на Поти и Кутаиси. Фон Доссов, остановившийся в Батуме на пути в Германию, демонстративно покинул город. Первым следствием нового развития событий стало подписание 4 июня «договора о мире и дружбе» между турками и армянами. Одновременно Вехип понял, что не сможет выполнить свою угрозу о вторжении в Грузию, поскольку три прусских офицера тщательно все продумали.

Сразу же после провозглашения Грузинской республики главная линия Закавказской железной дороги была занята смешанными немецко-грузинскими подразделениями. На станциях теперь развевались грузинские и немецкие флаги. Ситуация стала еще больше похожа на фарс, когда 3 июня в Поти высадились два немецких батальона, прибывшие из Крыма. Немецкие солдаты вскоре появились в портах Сухум и Поти, на железной дороге, идущей из Тифлиса в Александрополь, на железнодорожных станциях на границе Грузии и Азербайджана и в самом Тифлисе. Берлин отозвал немецкие части с Сирийского фронта, а 217-й пехотной дивизии был отдан приказ отправиться с Украины в Грузию. Между турками и немцами разгорелся конфликт. 5 июня Энвер-паша в сопровождении генерала фон Секта вышел на корабле из Стамбула в Батум, надеясь найти решение, приемлемое для обеих сторон.

Эти возмущенные господа прибыли в Батум в тот самый момент, когда турецко-немецкий конфликт достиг кульминации. Упрямый Вехип-паша отдал приказ своим войскам, стоявшим в районе Александрополя[328], идти на Тифлис. 10 июня передовые части 9-й турецкой Кавказской пехотной дивизии встретились с немецко-грузинскими подразделениями в Воронцовке, которая стоит на главной дороге в Тифлис, пересекающей долину Храми, и на железной дороге, идущей на север по долине Борчалу. Две немецкие роты вместе с добровольцами Кресса и грузинскими ополченцами заняли боевую позицию. После нескольких стычек турки разгромили немецко-грузинские части и взяли значительное число пленных. На следующий день после этого «скандального инцидента» из немецкой штаб-квартиры пришла телеграмма, в которой содержалась угроза вывести из Турции всех немецких военных и чиновников. Турки вынуждены были остановить наступление на Грузию и немедленно освободить всех пленников, взятых в боях на границе.

Необходимы были резкие перемены. Через несколько дней Энвер придал новую форму своим кавказским планам. Вехип-паша, ставший теперь для союзников Турции persona non grata, был отозван в Стамбул. Была создана новая боевая единица, 9-я армия, которой командовал Якуп Шевки-паша (бывший руководитель I Кавказского корпуса). Его база располагалась в районе Александрополя и железной дороги Александрополь – Джульфа. В задачу 9-й армии входило, как утверждал Энвер, активное противодействие британской и большевистской угрозам на Кавказе и в Персии[329]. Придав 9-й армии оперативное направление на Северную Персию, Энвер хотел успокоить немецкую штаб-квартиру, которая весьма критически относилась к пантуранским и кавказским планам Турции и была заинтересована лишь в одном – создании максимального числа препятствий для британского командования на Востоке.

Однако Энвер вовсе не думал отказываться от своих планов и теперь надеялся осуществить их с помощью «исламской армии». Было решено организовать под таким названием армию на территории Республики Азербайджан, которая больше уже не входила в состав Закавказской Федерации. Это должно было быть вооруженное формирование азербайджанских татар. В качестве ее базы был выбран древний мусульманский город Ганья (по-русски Елизаветполь), стоявший на железной дороге Тифлис – Баку, где северные склоны массива Шах-Даг спускаются в долину Куры.

Ядро «исламской армии» должна была составить турецкая 5-я дивизия, стоявшая в ту пору под Дилижаном. Ей предстояло пересечь территорию Армении (с согласия армян или без него) и добраться до станции Акстафа на железной дороге Тифлис – Баку. Эта станция располагалась примерно в 50 км юго-восточнее границы только что созданных республик Грузия и Азербайджан. От Дилижана до Акстафы проходило хорошее шоссе, а от Акстафы до Ганьи – вполне приличная грунтовая дорога. Туркам нужно было преодолеть 160–200 км, от Дилижана до штаб-квартиры «исламской армии». 5-я Кавказская дивизия вошла в Ганью 20 июня. Несколькими днями позже туда явился сводный брат Энвера, Нури, приехавший кружным путем из северной части Персии, и принял командование над «исламской армией», в которой насчитывалось около 6 тыс. регулярных турецких солдат и 10–12 тыс. татарских добровольцев и ополченцев.

Так был выполнен искусный политический маневр, задачей которого было обмануть немцев. Турки имели теперь достаточно сил, чтобы приступить к осуществлению своего кавказского плана. Первым делом они собирались захватить Баку; им удалось обойти все запреты немцев, поскольку они находились за пределами Грузии и не использовали грузинские железные дороги. Они базировали свои операции на временно оккупированной ими территории Армении, по которой проходило шоссе из Александрополя через Дилижан к станции Акстафа.

Можно считать, что борьба за Баку началась в последнюю неделю июня. Это была очень сложная операция, поскольку за обладание «нефтяным» городом боролись несколько соперников.

Турки основывали свои надежды на захват города на том, что они были самой сильной в военном отношении стороной поблизости от Каспия. 9-ю Кавказскую дивизию могли усилить 5-я и 36-я Кавказские дивизии (а если потребуется, то и 15-я пехотная). Можно было поставить под ружье от 20 до 30 тыс. азерских ополченцев; к тому же турки планировали набрать 10–15 тыс. бойцов нерегулярных войск в Дагестане. Энвер надеялся овладеть не только Баку, но и видел зеленое знамя ислама над терскими землями, на Нижней Волге и даже в Закаспии. Он хорошо понимал, что этому захочет помешать Британия, но четыре или пять дивизий 9-й армии Якупа Шевки-паши должны были встать у нее на пути.

Немцы не имели в Грузии сил, достаточных для захвата Баку. Поэтому они продолжали свою борьбу только на дипломатическом фронте. Первым шагом немцев стало приглашение, посланное «союзниками» (то есть немцами, австрийцами и турками) представителям кавказских народов, принять участие в консультациях в Стамбуле. Эти консультации проходили в июле и приняли форму бесед и интриг в пользу Османской империи. Жителей Кавказа по очереди искушали немцы и турки, но грузины остались прогерманскими, а татары – протурецкими. Армяне оказались в безвыходной ситуации, а посланцы горцев, включая некоторых представителей буржуазии из Грозного, разбогатевших на продаже нефти, очень гордились, что за ними ухаживают импозантные государственные мужи и генералы. Но, изучив этих кавказских гостей, немцы пришли к четкому заключению – ключ к бакинской проблеме лежит не в Закавказье, а в Москве. Поэтому немцы предложили пригласить советских делегатов на Константинопольскую конференцию, и первым шагом к сближению между Берлином и Москвой стало признание советским правительством Грузинского независимого государства (20 августа)[330].

В турецких политических кругах быстро росло недовольство действиями Германии; появились слухи, что немцы ведут переговоры с донским атаманом Красновым (которого принимал в Спа сам кайзер) о том, чтобы казаки оказали им помощь против турок и англичан в Баку[331].

В конце августа турки получили известие о том, что германо-советское соглашение по Баку уже практически заключено. В турецкой прессе разразилась буря возмущения. Энвер отправил своему брату приказ немедленно захватить Баку. Этот приказ был выполнен лишь 14 сентября, накануне серьезных событий, которым суждено было привести к полному развалу Османской империи.

Советы в отношении Баку находились практически в том же положении, что и Германия. У Красной армии на Нижней Волге и на Северном Кавказе не было достаточного числа войск для предотвращения турецкой оккупации Баку. Тем не менее советское правительство решительно настаивало на том, что город Баку должен остаться в составе Российской советской республики, поскольку бакинская нефть необходима для развития экономики России. Советы никогда не признавали претензий Закавказской Федерации или Азербайджанской республики на Баку. Россия готова была оказать вооруженное сопротивление туркам, но, в силу обстоятельств, то ограниченное число красноармейцев, которое она имела на Кавказе, вынуждено было сотрудничать с такими союзниками, как армянское национальное ополчение и казаки полковника Бичеракова, причем последних поддерживали и снабжали британцы. А помощь Британии вызывала подозрение и считалась «капиталистической и империалистической интервенцией». Во время переговоров с Германией Советы не шли дальше обещаний предоставления экономических концессий. Но после захвата турками Баку и под влиянием перемен на Западном фронте Советы 25 сентября 1918 г. неожиданно денонсировали Брестский мирный договор в отношении Турции и потребовали немедленного вывода всех турецких войск из Закавказья.

Претензии азербайджанских татар на Баку были вполне обоснованными, поскольку большую часть населения в окружающих его районах составляли татары по крови и мусульмане по вере. Однако ни Закавказская республика, ни (позже) азербайджанские государства не были признаны Советами, и единственной реальной властью в Баку и на нефтяных промыслах были Революционный комитет Баку, поддерживаемый Красной гвардией, и, в определенной степени, ополчение Армянской национальной организации. Несмотря на то что железная дорога, идущая в Тифлис, была перерезана татарскими бандами, Революционный комитет поддерживал связь с Центральной Россией по Каспийскому морю, через Астрахань. Во время создания Закавказской Федерации в Баку были лидеры, которые искренне верили в возможность сотрудничества трех закавказских народов; но это продолжалось недолго. Малейшего предлога оказалось достаточно, чтобы между армянами и татарами, жившими в Баку, начались кровавые уличные столкновения (с 30 марта по 1 апреля 1918 г.). Поскольку армян поддерживали красные (которые считали татар врагами революции), эти бои вскоре переросли в самую настоящую резню татар. Было убито несколько тысяч татар, и почти половина мусульманского населения Баку бежало из города. «Мартовские события» не предвещали армянам ничего хорошего, поскольку мусульмане пообещали в будущем жестоко им отомстить. По всему Азербайджану татары взялись за оружие. Они начали создавать в Ганье нечто вроде регулярных войск из бывших полков так называемой Дикой дивизии[332] и демобилизованных солдат (среди которых было несколько офицеров татарского происхождения). Однако боеспособность этих «национальных войск» ослаблялась отсутствием дисциплины. Разгул беззакония в них был еще более сильным, чем в армянских регулярных частях, которые воевали под Амамли и Сардарабадом. Нури-паша обнаружил, что «исламская армия» весьма немногочисленна, а ее боеспособность невысока. А когда эта импровизированная армия столкнулась в бою с ашкерами 5-й Кавказской дивизии турок, ее боевой дух совсем упал.

Армяне, которые воевали за Баку в большем числе, чем все другие, на самом деле меньше всего думали о судьбе нефтяных промыслов.

В Баку армяне столкнулись с огромной проблемой, которая не давала им спокойно жить и в небольших городках Турецкой и Русской Армении: как защитить армянское мирное население от резни, выселения или даже полного уничтожения. Эта проблема существовала и в небольших городках Восточного Закавказья, где армяне жили в опасной близости к своим вековым соседям и врагам – мусульманским татарам. Шемаха, Шуша, Нуха и другие древние города в бассейне Куры видели много этапов борьбы между двумя этими народами. Армяне очень рано начали создавать свои «национальные» батальоны в этих местах, а также в Казахе около станции Акстафа, на жизненно важной для Турции линии коммуникаций между Дилижаном и Ганьей.

В Баку ситуация поначалу казалась благоприятной для армян. С января по март 1918 г. в городе скопилось несколько тысяч солдат армянского происхождения, демобилизованных с Русского фронта. Эти войска, среди которых было несколько десятков офицеров и которые не могли уехать в свои родные места, готовы были, казалось, стать идеальным материалом для создания Армянского национального корпуса. Полковник Багратуни, находясь под покровительством Национального комитета и не встречая противодействия со стороны Совета солдатских и матросских депутатов, начал работу по организации своих соотечественников. Националистические и красные элементы в равной степени осознавали угрозу со стороны татарского населения, и их сотрудничеству способствовал тот факт, что Степан Шаумян, вождь красных в Баку, один из выдающихся лидеров революционного движения в России, был армянином по национальности. Тем не менее, когда татарские добровольцы двинулись по железной дороге на Баку, формирование Бакинского войска еще не завершилось. В апреле татары были остановлены на станции Хаджикабул, в 120 км от города, партизанами Амазаспа, ветеранами горных сражений в районе озера Ван в 1914–1916 гг.

Британцы, по мнению армян, были единственной силой, которая могла их спасти. Весной и летом 1917 г. англичане продолжали верить обещаниям русского командования на Кавказе, а положение на фронте в Армении и в Северной Персии сохраняло если не по существу, то хотя бы с виду впечатление нормального. Даже в сентябре и октябре войска Баратова все еще контролировали район между Керман-шахом и Каспийским морем, а VII Кавказский корпус занимал территорию между Тебризом и Урмией. Только после Октябрьской революции и начала переговоров о мире в Бресте британцы задумались о политическом и военном будущем региона, который лежал между Черным и Каспийским морями. Идея самоопределения была в ту пору в большой моде. Мало кто сомневался, что в недалеком будущем Австро-Венгерская и Османская империи, как и Российская, развалятся, а гибель империи Романовых создала для малых народов, лишившихся объединяющего центра, множество возможностей для развития своей государственности. Британские действия на Кавказе отвечали стратегическим требованиям ситуации на Ближнем Востоке и позволяли им быстро реагировать на центробежные явления, которые породили сначала Закавказскую Федерацию, а через несколько месяцев – и независимые республики Грузии, Армении и Азербайджана. Переговоры о мире, которые вело в Брест-Литовске советское правительство, сильно раздражали западные страны, и отказ Закавказской Федерации послать своих делегатов в Брест-Литовск, естественно, привлек внимание этих стран и обеспечил поддержку этой федерации. Британия, как и русская штаб-квартира на Кавказском фронте, придерживались чересчур оптимистичных взглядов. Они полагали, что с помощью вооруженных сил, созданных в Армении и Грузии, можно будет удержать завоеванные за последние три года территории. Британия, в этой связи, возлагала определенные надежды на многочисленные отряды, набранные из армянских и ассирийских (несторианских) беженцев, которые готовы были дать отпор туркам в районе озера Ван.

В начале января в Багдаде был разработан план «Данстерфорс»[333] (его автором стал генерал-майор Индийской армии Данстервиль). Сначала предполагалось, что Данстервиль с большим числом офицеров и сержантов, получив большую сумму денег, пересечет Персию, высадится на берегу Каспийского моря и установит прямой контакт с закавказскими властями в Баку и Тифлисе. Предполагалось, что грузины и армяне при финансовой поддержке Британии, а также при участии кадровых военных смогут выдержать турецкий удар, направленный на Баку, а азербайджанских татар удастся удержать от участия в войне на стороне турок. Но, как ни странно, в северные районы Персии для поддержки операции Данстервиля не было переброшено крупных британских сил – видимо, из-за трудностей в организации передвижения больших войсковых соединений на Иранском плато, да еще в зимних условиях.

Несмотря на энергичные действия, Данстервиль к 17 февраля смог добраться лишь до Энзели, и то еще только потому, что непрерывный поток демобилизованных русских солдат, возвращавшихся домой, прикрыл его от войск тюркофила Кучик-хана, удерживавшего с помощью банд Джангали перевал Манджил, по которому проходила дорога из Кизвина в Энзели. Однако Данстервиль явился слишком поздно: Энзели находился уже в руках красных, которые в тот момент были в основном заинтересованы в заключении Брестского мира. Они отказались пропустить британскую экспедицию дальше, и Данстервиль с трудом сумел избежать засады, которую устроил ему Джангали на обратном пути в Хамадан. В Хамадане Данстервиль, обнаружив, что ситуация ухудшается с каждым днем, а остатки корпуса Баратова не могут обеспечить даже своей безопасности, начал готовиться к оккупации британскими войсками Северной Персии. Ему удалось привлечь на службу добровольческий партизанский отряд Бичеракова, который в предшествующем году отлично проявил себя во время наступления в Ираке. Таким образом, к двум сотням британских офицеров и военным других званий, прибывшим в Керманшах в конце мая, добавилось 1200 закаленных в боях казаков. Обе эти группы представляли собой единственную силу, которой располагал британский генерал. В июне начали прибывать серьезные подкрепления: 14-й полк гусар, батальон британской пехоты и еще один батальон, состоявший из гуркхов (индийских бойцов), а также одна батарея, четыре броневика и пять сотен грузовиков. Однако в июне наступление турецких дивизий на Тебриз и Урмию было уже в самом разгаре, а 1 июля стало известно, что «исламская армия» двинулась на Баку.

Развитие событий на Кавказе вовсе не отвечало надеждам британцев на то, что народы Закавказья будут продолжать войну с турками, на которых основывалась первоначальная идея «Данстерфорса». Грузины переметнулись на сторону немцев, а борьба армян с турками не принесла им победы. Когда немцы заняли Тифлис, а турки – Александрополь, стало ясно, что и те и другие, а может, и все вместе не будут терять времени и двинутся на Баку. Данстервиль получил приказ помочь защитникам Баку – кем бы они ни оказались – любым возможным способом. Не ожидая подкреплений, которые должны были прибыть в течение июня, Данстервиль создал в Казвине свою ставку. Он решил пробиться через страну Джангали и дойти до Энзели. С казаками Бичеракова, их четырьмя орудиями на конной тяге, одним эскадроном гусар и несколькими бронеавтомобилями Данстервиль 8 июня[334] рассеял три или четыре тысячи нерегулярных бойцов, которых поставил на его пути Кучик-хан, и через несколько дней вошел в Энзели.

В течение июля прибытие подкреплений позволило Данстервилю создать гарнизон в Реште и обеспечить охрану дороги из Казвина в Энзели, а его патрули несли службу на дорогах Казвин – Биджар и Казвин – Тебриз. К счастью для британцев, турки (которые находились уже в Тебризе) не предпринимали активных действий.

В Энзели Данстервиль обнаружил, что политика красных сильно изменилась по сравнению с февралем; однако для немедленного наступления со стороны Каспия у британского командования не было никаких дополнительных войск, кроме казаков Бичеракова. Было решено, что Бичераков будет временно тактически сотрудничать с красными: они должны были помочь в транспортировке казаков морем в Баку. Казачий вождь между тем планировал высадиться не в Баку, а в Альяте, примерно в 65 км к югу от города, где железная дорога, идущая от станции Ганья, проходит по берегу моря и резко поворачивает на север, к нефтяной столице. Бичераков хотел сохранить независимость от многочисленных конфликтующих между собой политических фракций в Баку; одновременно он собирался, совершив смелый рейд вдоль линии железной дороги, достичь очень важного моста через Куру в Эвлахе и уничтожить его, серьезно затормозив тем самым наступление мощных турецких сил на Баку. Таким образом, отчаянный авантюрист и талантливый командир, Бичераков преследовал две цели: добиться транспортировки его людей на родину путем участия в борьбе с турками и при этом сделать так, чтобы они оказались как можно ближе к родному дому на Тереке и Кубани.

В течение первой недели июля Бичераков высадился в Альяте, однако обстановка в Баку оказалась гораздо менее благоприятной для него, чем он представлял. Тем временем Данстервиль на берегу Каспийского моря с нетерпением ждал обещанных ему подкреплений, но они прибыли только в течение первой декады августа. К 9 августа он имел только пять батальонов и четыре батареи, один кавалерийский полк, несколько броневиков и одну эскадрилью самолетов; пять других батальонов и столько же батарей растянулись по дорогам Персии. Соединения «Данстерфорс» пришли слишком поздно и оказались весьма немногочисленными. Сам Данстервиль, информированный теперь гораздо лучше, чем полгода назад, не питал иллюзий относительно потенциала местных вооруженных групп в Баку. По существу, его экспедиция не имела никаких шансов на успех, а как только он вышел в Каспийское море – единственный крупный морской бассейн в мире, в котором еще ни разу не появлялись английские войска, – события во Франции и Палестине приняли такой оборот, что риск, связанный со слабой попыткой подчинить себе Баку, стал совершенно бессмысленным.

К началу июня силы, предназначенные для обороны Баку, насчитывали тридцать батальонов. В каждом из них было не более 400–500 человек, а состав был весьма разношерстным: русские рабочие с нефтяных промыслов (мобилизованные красными), бывшие армянские солдаты и ополченцы из мирного армянского населения, армянские беженцы из Карабаха и даже Эрзинджана и Вана. Большинство этих формирований не имели никакого понятия о воинской дисциплине и были непригодны для боя, но некоторые оказались весьма боеспособны и полны желания отстоять город. Винтовок было достаточно, однако не хватало исправных пулеметов. У защитников Баку имелось 54 орудия – они были объединены в две батареи гаубиц, шесть полевых и одну батарею горных пушек. Имелось два эскадрона кавалеристов. С такой силой нельзя было не считаться, несмотря на неуверенную и часто менявшуюся политику руководителей, а также нехватку офицеров и сержантов.

Удивительно, но эта армия, созданная в оборонительных целях, начала свою боевую историю с наступательного маневра. Он был вызван вовсе не соображениями стратегии: здесь, как и в других местах, первой задачей войска, состоявшего в основном из армян, была защита мирного армянского населения. Армяне, рассеянные по всему Азербайджану, в большинстве своем не искали прибежища в Баку. Большая армянская община проживала в древнем мусульманском городе Шемаха (в 100 км к западу от Баку), а другие – в поселке Саляны, в районе устья Куры, и в других сельских центрах. Жизнь всех этих армян находилась под угрозой; местные вооруженные отряды добровольцев могли защитить их от татарских соседей, но никак не от турок, которые к тому времени уже дошли до Дилижана и могли двинуться далее на восток. Поэтому было решено занять как можно большую территорию западнее Баку, пока к вооруженным отрядам азеров не присоединились регулярные турецкие войска. Командование в Баку решило занять линию обороны, идущую от Шемахи через Аксу (на шоссе от станции Кюрдамир до Шемахи), саму станцию Кюрдамир (на железной дороге Тифлис – Ганья – Баку) до села Петропавловка (на Куре, недалеко от того места, где она сливается с Араксом). Если получится, то в дальнейшем планировалось занять линию, проходящую западнее этой, – от города Нуха на юг к Эвлахскому мосту через Куру и далее вдоль шоссе в Шушу[335]. План был весьма удачным, но он требовал мобильных и опытных соединений, способных действовать очень быстро.

Операции на нижней Куре, июнь 1918 г.

К 5 июня подразделения, готовые к наступлению, были сосредоточены на станции Хаджикабул. Их оказалось вполне достаточно, чтобы отбросить на запад, вдоль железной дороги, передовые отряды азеров. Армянские войска наступали тремя колоннами: справа четыре батальона двигались на Аксу с целью очистить дорогу в Шемаху; в центре девять батальонов наступали вдоль линии железной дороги на Кюрдамир; и слева четыре батальона шли по берегу Куры. 15 июня две колонны, за исключением левой, достигли линии Аксу – Кюрдамир – Петропавловка. По пути случилось лишь несколько стычек, однако было известно, что на станции Мусусли, в 30 км западнее Кюрдамира, концентрируются мощные отряды азеров. Другие отряды сосредотачивались в Гёк-Чае, на дороге, проходящей севернее железной дороги в Эвлах, параллельно ей[336].

Правая колонна встретила азеров в районе Карамариана, и здесь 16–17 июня произошел бой. Армяне захватили город и удержали свои позиции, но продвинуться дальше не смогли. Более сильная центральная колонна, которая ожидала результатов наступления справа (задуманного как обходной маневр), стояла в Кюрдамире. Левую задержали в Зубовке отряды азерской нерегулярной кавалерии, и она не смогла дойти до Петропавловки. Армяне стояли на этой линии с 17 по 26 июня, не делая никаких попыток ее укрепить.

26 июня армянский отряд получил известие о том, что турецкая регулярная пехота идет из Ганьи в Эвлах и дальше – на станцию Уджари. Храбро, но довольно бессмысленно армяне решили повторить свой «обход справа», который не принес им успеха в борьбе с азерскими нерегулярными частями и который они решили применить против закаленной в боях турецкой пехоты. 27 июня армянский правый фланг двинулся на Гёк-Чай и достиг высот, расположенных восточнее этой деревни. Здесь 29 и 30 июня армян атаковало азерское ополчение, поддержанное турецким пехотным полком и его артиллерией. Армяне стойко сопротивлялись, но 1 июля им пришлось отступить в Карамариан, а на следующий день отойти в Аксу. Еще до 27 июня правая колонна получила в качестве подкреплений четыре батальона из центра, однако в ходе боев за последнюю неделю июня потеряла 800 человек убитыми и ранеными. Более того, во всех армянских соединениях свирепствовала дизентерия, так что в Аксу количество способных воевать бойцов сократилось примерно до 2 тыс. человек. Турки, однако, не проявляли особой активности и медленно сосредотачивались в районе Гёк-Чая и станции Уджари. Через несколько дней, 5 июля, Бичераков с 1200 казаками и шестью орудиями высадился в Альяте. Население Баку возликовало! Красные и армянские националисты согласились поставить храброго казачьего полковника во главе «активной группы» на линии Аксу – Кюрдамир.

8 июля Бичераков прибыл в Кюрдамир. Он разработал план операции, в ходе которой армяне должны были удерживать свои позиции в Аксу и Кюрдамире, а казаки и тысяча отборных бойцов из Баку под его командованием – нанести удар из Карасакала (на дороге Кюрдамир – Аксу) в область разрыва между турецкими колоннами, которые шли маршем из Гёк-Чая в Аксу и из Уджари в Кюрдамир. Однако осуществить этот план не удалось, поскольку 10-го числа два турецких полка при поддержке азерского ополчения и конных партизан яростно атаковали линию фронта Кюрдамир – Карасакал. Армянское подразделение, стоявшее в Кюрдамире, отошло на станцию Керар. Бичеракову тоже пришлось отступить, чтобы избежать окружения в Карасакале, в то время как армянский правый фланг покинул Аксу. Одновременно дороги заполнили толпы армянских беженцев из Шемахи и окружающей местности, которые стремились добраться до Баку.

К 15 июля Бичераков понял, что «активная группа» не сможет в открытом поле устоять под натиском регулярных войск противника, имевших к тому же артиллерию. Он приказал правой колонне отойти на станцию Баладжари (в нескольких километрах к северу от Баку), а центральной – назад, в Хаджикабул, куда все еще ходили поезда. Отступление прикрывали казаки; впрочем, это было нетрудно, поскольку турки не пошли дальше линии Аксу – Кюрдамир[337]. К 30–31 июля остатки бакинской «активной группы» сосредоточились между станциями Баладжари и Баба-Эйбат, в 7–8 км от центра Баку. Отделение Бичеракова стояло на правом фланге, вдоль железной дороги на Дербент.

Медленное продвижение турецких войск свидетельствовало о том, что у Нури-паши были свои проблемы. Невыносимая летняя жара в бассейне нижней Куры, отсутствие свежей питьевой воды, растянутые линии снабжения замедляли продвижение войск, организованных гораздо лучше, чем «исламская армия». Эпидемия дизентерии, поразившая армянские войска, перекинулась и на 5-ю Кавказскую дивизию противника. Когда Нури дошел до Кюрдамира, у него осталось всего 4 тыс. боеспособных бойцов. Азерские ополченцы дезертировали, и для завоевания Баку Нури с трудом смог наскрести 8 тыс. человек, половина из которых принадлежала к нерегулярным бойцам сомнительных боевых качеств. Уже 15 июля Нури просил прислать ему подкрепления, и 36-я Кавказская дивизия была отправлена из Дилижана в Ганью[338].

В первые дни августа ситуация в Баку изменилась. Провал наступательной операции с потерей 3 тыс. человек убитыми, ранеными и больными произвел на красных такое сильное впечатление, что они решили сдать город. Однако национальная армянская организация при поддержке буржуазии и умеренных элементов, узнав об этом, 1 августа совершила переворот в городе и, создав Центрально-Каспийскую диктатуру, решила продолжить борьбу с турками и обратиться за помощью к британцам, находившимся в Энзели. Красные отряды Шаумяна (армянина) и Петрова (русского) прекратили огонь и были разоружены. В связи с этим число потенциальных защитников Баку сократилось еще на 3 тыс. человек.

2 августа, когда в городе царила неразбериха, порожденная политическим кризисом, авангард «исламской армии» вышел на оборонительную линию между станциями Баладжари и Эйбат. Если бы враг начал атаку и прорвал эту почти незащищенную линию, дальнейшая оборона города стала бы невозможна. Однако своевременное появление казаков Бичеракова на левом фланге и в тылу у турок породило панику среди турко-татар, которые в беспорядке отошли на несколько километров к западу, что было истолковано в Баку как полная победа. Бакинское ополчение некоторое время преследовало разбитого врага, а потом, торжествуя победу, вернулось в революционный город на радость его жителям. И никто не позаботился занять и укрепить возвышенность, расположенную к западу от железной дороги.

Баку в сентябре 1918 г.

За этим последовал новый сюрприз: Бичераков безо всяких объяснений покинул район Баладжари и, двигаясь вдоль железной дороги, ушел на север. Он направился в Дербент со всеми своими казаками, прихватив с собой тысячу бойцов Бакинского гарнизона, которые решили связать свою судьбу с единственным способным воевать командиром во всем дезорганизованном городе, находившемся под угрозой турецкой оккупации. К счастью, в тот же самый день (4 августа) в Баку появились первые части британского контингента, что помогло сгладить ужасное впечатление, произведенное уходом Бичеракова. В порту высадились семьдесят пехотинцев и несколько офицеров Британской армии. Разумеется, это была капля в море, которая, однако, показала, что помощь Великобритании на подходе, и энтузиазм толпы еще больше возрос, когда разнесся слух, что на пути к центрально-каспийской столице находятся еще 20 или 30 тыс. человек.

Этот энтузиазм оказался очень кстати на следующее утро (5 августа), когда турки предприняли свой первый штурм города. Они пытались прорваться в него со стороны станции Эйбат по главной дороге, которая проходит по разрыву в гряде утесов под названием Волчьи Ворота. Эта гряда отделяет город от долины, по которой на север из Эйбата в Баладжари идет железная дорога. Нападающие были встречены артиллерийским и мощным ружейным огнем. В некоторых местах им удалось подняться на вершины утесов, но Волчьи Ворота устояли, и около полудня защитники пошли в контратаку и повсюду отбросили турко-татар к железной дороге. Впрочем, противнику удалось удержать высоты, расположенные западнее железнодорожной равнины. В этот день (5 августа) гарнизон Баку оказался на высоте, потеряв около 600 солдат и двадцать офицеров убитыми и ранеными. Противник понес серьезные потери и оставил на поле боя шестнадцать пулеметов.

В борьбе за Баку начался новый этап. Турки были поражены тем сопротивлением, которое им оказали 5 августа, а еще большее впечатление произвели на них слухи о прибытии большого числа британских военных. Командир 5-й Кавказской дивизии, у которого осталось всего лишь около 3 тыс. упавших духом ашкеров, решил закрепиться на своих позициях и ждать подкреплений. 36-я Кавказская дивизия была уже на подходе и вскоре должна была соединиться с «исламской армией». Доклады, поступившие из-под Баку, вынудили турецкую штаб-квартиру перебросить 15-ю пехотную дивизию из Батума в район Александрополя, а 9-ю Кавказскую дивизию отправить в Джульфу. 9-й армии было приказано действовать в Северной Персии более энергично и перерезать дорогу Хамадан – Казвин – Энзели, по которой, как полагало турецкое командование, пойдут британские войска, предназначенные для Баку.

Впрочем, надежды армян и опасения турок были сильно преувеличены. С 4 по 17 августа в Баку прибыла только одна неполная британская бригада (39-я) в составе трех батальонов, полевой батареи и трех бронемашин под командованием генерал-майора Данстервиля[339].

Данстервиль, должно быть, горько пожалел о том, что Бичераков бросил Баку на произвол судьбы, но, еще до своего прибытия в этот город, хорошо понимал, почему тот это сделал. А проведя здесь некоторое время, он осознал, что другого выхода у казачьего командира просто не было. Бичераков не относился к тому типу людей, которые умеют сотрудничать с различными комитетами и руководить войсками, которые устраивают митинги, чтобы обсудить вопрос – стоит идти в бой или нет. Он пошел на компромисс с красными по одной простой причине – чтобы заполучить для своих людей суда, которые перевезли бы их на Кавказский берег Каспия. Попытавшись сдержать турок в Кюрдамире, он понял, что его казаков заставят принять участие в обороне осажденного Баку, а это отрежет им все пути к дому на Северном Кавказе. Поэтому, когда он узнал о турецкой активности в Дагестане и о том, что дорогу в Дербент и сам этот город захватили банды горцев, решил идти на север и отбить Дербент – ворота в Северный Кавказ. Форсированным маршем Бичераков дошел до Дербента, 12 августа захватил его и остался там.

А тем временем генерал Данстервиль с каждым днем все глубже и глубже погружался в пессимизм. Оборона Баку  была организована из рук вон плохо; центральнокаспийские войска не подчинялись дисциплине, а большинство солдат вовсе не желало воевать. Русский генерал Докучаев, главнокомандующий войсками в Баку, не сумел справиться с революционными добровольцами, а армянский полковник Багратуни, способный организатор, был инвалидом и не мог противостоять нараставшей волне беспорядков. Британцы думали, что их помощь Баку сведется к отправке ограниченного числа технических специалистов, которые помогут кавказским национальным силам организовать свою собственную боеспособную армию, а армяне были уверены, что британцы станут воевать вместо них и примут на себя всю тяжесть обороны нефтяного города от врагов.

Однако три батальона из английской глубинки вряд ли могли изменить положение, в котором они оказались на берегах Каспия. Баку прикрывала с запада цепь почти перпендикулярных, но не очень высоких утесов. На южном конце этой цепи существовал разрыв, называемый Волчьими Воротами, по которому проходила, извиваясь, железная дорога в город. В 7–8 км к северу от этих Ворот утесы резко поворачивали на северо-восток, а потом сменялись равниной. В том месте, где железная дорога, пройдя параллельно утесам, поворачивает на восток, располагается станция Баладжари. Оттуда дорога уходит на юг и входит в Баку с северо-запада, минуя район, где располагаются основные нефтяные промыслы и нефтеперегонные заводы. Поэтому можно было очень легко догадаться, что турки вскоре обойдут станцию Баладжари с севера и, двигаясь сначала на восток, а потом на юг вдоль железной дороги, попытаются проникнуть в город с тыла. Чтобы предотвратить подобный ход событий, необходимо было создать оборонительную линию к северу от Баладжари и довести ее через объекты под названиями Грязевой Вулкан и Соленое озеро до северного берега Апшеронского полуострова. Станция Баладжари располагается примерно на одинаковом расстоянии (15 км) от северного и южного берегов этого полуострова. Войск же, имевшихся в Баку, было явно недостаточно, чтобы оборонять фронт длиной 27 км (за исключением 5 км, занятых Соленым озером). Более того, местность к северу от Баку совершенно плоская, за исключением двух невысоких холмов (одним из которых и был Грязевой Вулкан). Единственным выходом из этой ситуации для Данстервиля было поставить уорикцев и вустерцев на линии обороны к северу от Баладжари, придав им два или три местных батальона.

В середине августа банды азеров начали орудовать в северной части Апшеронского полуострова, где оборонительные патрули продлили линию обороны на восток от Баладжари до Балахонских и Сабунчийских нефтяных промыслов. К концу месяца враг стал более активным. Передовые части 36-й турецкой дивизии дошли до линии обороны Баку, и турки стали окружать город. 26 августа рота солдат из Северного Стаффордшира, стоявшая на Грязевом Вулкане, была атакована двумя турецкими батальонами при поддержке легкой и тяжелой артиллерии. Рота потеряла всех своих офицеров и восемьдесят солдат. Туда были переброшены две другие английские роты, но два армянских батальона, которые, как полагали, находились в районе Баладжари, так и не появились. Для защиты новой линии обороны – от Баладжари до горы Бинагади (восточнее Грязевого Вулкана) – Данстервиль смог выставить лишь три роты англичан. 31 августа турки атаковали их, и солдаты из английской глубинки снова отошли под ударами превосходящей их по силе пехоты и артиллерии. Резервные армянские батальоны не проявили никакого желания участвовать в бою. Слабая линия обороны была отодвинута еще дальше на восток и прошла теперь между деревней Баладжари и Дигой.

После поражения в двух боях, 20 и 31 августа, генерал Данстервиль потерял терпение. Он обрушился на бакинских «диктаторов» с упреками, обвиняя их в том, что подчиненные им войска не хотят воевать, и заявил, что дальнейшая оборона «нефтяного города» приведет лишь к потере времени и человеческих жизней. Обсуждение шло несколько дней, после чего Данстервиль заявил, что уводит свои войска из Баку, поскольку ни одна сила на земле не сможет спасти его от турок. Впрочем, покидать город без согласия центрально-каспийской диктатуры было для Данстервиля неудобным, а поскольку диктаторы отказались одобрить его предложение сдать город, ему не оставалось ничего иного, как ждать штурма.

Этот штурм все откладывался из-за медленной концентрации 36-й Кавказской дивизии. К 12 августа «исламская армия» смогла собрать 7–8 тыс. турецких солдат и 6–7 тыс. нерегулярных азеров. В Баку способных (или желающих) воевать британских и центральнокаспийских бойцов было менее 8 тыс. 14 августа 3 тыс. турок и азеров появились на крайнем правом фланге оборонительной линии в районе Сурахани. Однако это был лишь отвлекающий маневр, ибо на следующий день восемь или десять турецких батальонов начали решающий штурм при мощной артиллерийской поддержке по обе стороны от Волчьих Ворот. Этот важный пункт был захвачен еще в начале дня, но британская полевая артиллерия и шесть бронемашин (три британские и три русские) не позволили туркам продвинуться дальше. Понимая, что их домам грозит неминуемая гибель, несколько сот армян отчаянно сражались в бою[340].

К 8 часам утра турецкая атака на Волчьи Ворота и под углом к цепи утесов около станции Баладжари была отбита. Мощной контратакой можно было бы отбросить врага на исходные позиции, но две или три неумелые попытки бакинских добровольцев потерпели крах. Турки тем временем начали обстреливать город и порт; эта бомбардировка вызвала панику среди населения. К 11 утра ситуация еще больше ухудшилась, и генерал Данстервиль отдал приказ своим кораблям готовиться к отплытию. К 6 часам вечера провалилась последняя попытка организовать контратаку. Часом позже британцы начали отходить в порт, при этом стаффордширцы двигались в арьергарде. К 10 часам вечера погрузка англичан на корабли закончилась. Погрузка бакинских войск и мирного населения продолжалась всю ночь, и к 6 часам утра 15 августа около 8 тыс. армянских солдат и мирных жителей покинули город. Турки стояли на цепи утесов до 5 часов утра 16 августа, после чего они вошли в город и положили конец резне, грабежам и насилию, которое устроили татары, жившие в городе, в ночь с 14 на 15 августа и которое продолжалось весь день и всю ночь 15-го. В этой резне погибло около 9 тыс. армян.

5-я Кавказская дивизия турок осталась в Баку, а 36-я пошла на север, к Дербенту, вдоль линии железной дороги. Бичераков уже вывел своих людей из древних ворот Кавказа и отправился в город Петровск (Махачкала), куда он прибыл 2 сентября. Несмотря на отчаянную ситуацию в Турции, 36-я Кавказская дивизия (в которой осталось лишь 3 тыс. человек) продолжила свой триумфальный пантуранский марш по берегу Каспия и в октябре заняла Петровск, откуда Бичераков ушел на Терек. Впрочем, Петровск стал последним и совершенно бесполезным завоеванием «исламской армии». Сентябрьские события на Сирийском фронте вынудили турецкий Генеральный штаб сконцентрировать свои 10-ю и 15-ю пехотные дивизии в Батуме для отправки в Босфор.

Осталось лишь описать события в Северной Персии, связанные с Кавказской кампанией. В начале лета 1918 г. в районе озера Урмия скопилось около 10 тыс. ассирийских и армянских беженцев с турецкой территории. Разобрав остатки русского оружия и припасов, брошенных в этих местах, эти беженцы под командованием русских офицеров (полковника Кузьмина и др.) дали отпор 6-й турецкой пехотной дивизии, наступавшей со стороны Рувандиза. Вскоре, однако, здесь появилась 5-я пехотная дивизия, а за ней – и 12-я (обе из IV корпуса 9-й армии). Тем временем в июле 11-я Кавказская дивизия заняла Тебриз, а 9-я, поддержавшая ее, достигла Джульфы. Несмотря на то что дорогу из Тебриза в Казвин обороняли очень слабые английские войска, турки вели себя на удивление пассивно. После многочисленных приказов из турецкого Генерального штаба 11-я Кавказская дивизия в конце августа медленно двинулась вперед и 6 сентября вошла в Миану. 12-го ее патрули достигли Зеньяна, а 12-я и 5-я пехотные дивизии после того, как ассирийцы покинули район Урмии, вошли в Бияр и Синну. Сентябрьские события в Сирии положили конец пантуранскому наступлению в этих краях.