Глава 17 Турецкая прелюдия к Первой мировой войне

Прогрессирующее сближение Турции и Германии завершилось подписанием 2 августа 1914 г. секретного договора, к которому через двое суток, в день начала Первой мировой войны, присоединилась Австро-Венгрия. Тем не менее официальная позиция правительства младотурок оставалась нейтральной, а мобилизация, объявленная 2-го числа, едва ли ускорила военные приготовления, которые проводились в более ранние неспокойные месяцы 1914 г.

Существовали различные нюансы в оценке этого альянса разными группами. Для людей, подобных барону Вангенхайму, германскому послу в Стамбуле и главному спонсору этого договора, он стал главной наградой за долгие годы напряженной и энергичной работы. Но германский Генеральный штаб по-прежнему скептически относился к перспективе сотрудничества с Турцией и не хотел принимать под свою опеку это «дитя». Он предвидел опасность англо-российской вылазки, которая могла бы открыть прямое сообщение между Западным и Восточным фронтами. Они считали, что главная задача Турции – не важно, нейтральной или воюющей – это держать проливы закрытыми.

Сам же Вангенхайм был недоволен этим секретным соглашением и стоял за немедленное объявление Турцией войны державам Антанты. Но турки очень аккуратно отказывались, ссылаясь на то, что им потребуется по крайней мере 36 дней, чтобы завершить первый этап мобилизации. Они беспокоились о том, смогут ли осуществлять оборону проливов, но гораздо сильнее опасались высадки русских на побережье Малой Азии или Болгарии, поскольку российский Черноморский флот того времени господствовал во внутреннем море. Всю неделю, пока в Золотой Рог не вошли крейсера «Гёбен» и «Бреслау», барон Вангенхайм сильно нервничал.

А тем временем люди с богатой фантазией в немецких и турецких правящих кругах строили гигантские планы по поводу германо-турецкого соглашения. Особенно сильное впечатление оно произвело на императора Вильгельма II. Какое-то время он был склонен преувеличивать вероятность серьезных внутренних волнений в России. Этот мираж ублажал и тешил надежды таких разных исторических личностей, как Бенджамин Дизраэли и Адольф Гитлер. Император считал возможным высадить в России несколько групп агитаторов и пропагандистов с оружием, деньгами и листовками, поставив перед ними задачу спровоцировать революционные или националистические движения; причем предпочтение здесь отдавалось украинцам и татарам. Авантюрный план немецкого императора предусматривал присутствие в Черном море сильного военно-морского флота, который защищал бы пути снабжения от нападения Российского флота. Таким образом, еще до прибытия в проливы «Гёбена» и «Бреслау», Вильгельм II предлагал отправить в Черное море мощный Австро-Венгерский флот. Энвер и Кемаль, по разным причинам, подчеркивали необходимость прибытия хотя бы одного австрийского дредноута в Босфор. Однако оба этих предложения были отвергнуты командующим Австро-Венгерским флотом, адмиралом Хаусом, которого поддержал император Франц-Иосиф.

Тем не менее некоторые варианты этой идеи встретили сочувственное отношение у многих влиятельных людей в Верховном командовании Австрии и Германии. 20 августа сам фельдмаршал Конрад фон Хёцендорф поднял вопрос о возможной высадке на побережье Бессарабии 50 тыс. турецких солдат для проведения диверсионной операции в российском тылу в Галиции. Главным препятствием стало отсутствие подходящего морского транспорта; кроме того, в своем докладе австрийский военный атташе в Стамбуле генерал Романковский указывал, что общее количество мобилизованных войск в регионе не превышает 50 тыс. солдат, то есть минимум, необходимый для обороны. Но и Вена, и Берлин настаивали, и через несколько недель было внесено предложение высадить 50 тыс. турецких солдат под командованием германофила графа Шептицкого на побережье Кубани для организации восстания кубанских казаков (которые, как полагали немцы и австрийцы, находились под влиянием украинских сепаратистов). Вероятно, никто не вспоминал о снах Давида Уркварта и о странствиях Сефер-бея и Бехчет-паши; но турецкое руководство хорошо понимало абсурдность этого проекта.

Однако мы решили рассказать об этих замыслах, поскольку они иллюстрируют романтические мечты о возможном военном сотрудничестве с Турцией, в противовес более прозаическому взгляду, который впоследствии и составил основу турецко-германских военных планов; впрочем, романтические идеи оказали на них определенное влияние. Люди с прозаическими взглядами ограничились выработкой чисто оборонительной стратегии для турецких вооруженных сил. Эту стратегию поддерживали генерал Лиман фон Зандере и Ахмет Иззет-паша, которые подчеркивали, что главная задача Турции заключается в том, чтобы не допускать сообщения между Россией и ее западными союзниками.

В Стамбуле Вангенхайм, который находился в очень плохих отношениях с Лиманом фон Зандерсом, остался пророком романтической школы, часто получая поддержку от императора Вильгельма. Среди турок романтиками были все три члена властного триумвирата: Энвер, Кемаль и Талаат. Главную роль воинственного политического мечтателя играл Энвер, фантазия которого не знала пределов. По всей видимости, существовало полное взаимопонимание между ним и фонтанирующим идеями бароном. В действительности между обширными амбициями младотурок и немецким толкованием этих амбиций существовала огромная разница.

Триумвират развернул перед восхищенным Вангенхаймом широкую картину победоносного пантуранского движения, вышедшего за пределы Кавказа и распространившегося на Волгу и Каспий, а также возрождения панисламистского движения Абдул Хамита, которое завоюет Египет и Персию и создаст угрозу для Индии. Однако они не раскрывали перед ним то, о чем думали в глубине души, – все эти прекрасные завоевания могут быть достигнуты только при полной политической, военной и финансовой поддержке Германии.

Впрочем, идеи турецкого триумвирата совершенно не соответствовали тому, что мнимые немецкие поклонники плана «трех континентов» ожидали от своих союзников. Турецкий «динамизм» рассматривался ими как удачное средство продвижения германских интересов. Германия рассчитывала, что Турция выставит на поле боя не менее миллиона солдат. Подчиняясь приказам нескольких сотен немецких офицеров и технических специалистов, турки могли стать серьезным отвлекающим фактором для стратегических планов Великобритании и России. И даже если бы надежды турок были преувеличены, они могли бы создать Антанте максимум неприятностей при минимальных затратах со стороны Германии.

Однако ход событий в течение первых двух месяцев войны неожиданно превратил чисто теоретические перспективы турецкого динамизма в жизненно важное и очень срочное дело для европейских держав. К середине сентября военная обстановка сделалась определенно и неожиданно неблагоприятной; австрийцы были бесславно потрепаны сербами и разгромлены русскими в Галиции, а остановка наступления германских армий на Марне похоронила все надежды на быструю победу на Западном фронте. Восточный фронт, где Германия воевала с Россией, продолжал получать подкрепления с Кавказа, из Сибири и Туркестана. Поэтому сотрудничество с Турцией становилось для немецкого Генштаба насущной необходимостью. Этот штаб вовсе не разделял энтузиазма толкователей мировой политики с точки зрения грандиозных планов Турции. Из Берлина и Вены в Стамбул хлынули телеграммы, требующие от Вангенхайма и Лимана фон Зандерса ускорения темпов турецких приготовлений, выработки конкретного плана действий и подтверждения того, что турки ведут со своими германскими и австрийскими союзниками честную игру.

Однако вместе с немецким напором росло и пассивное сопротивление немедленному вступлению Турции в войну – и по тем же самым причинам. Умеренные элементы в этой стране, которые противились войне, резко усилили свои позиции, когда турки узнали о результате сражений во Франции и Галиции. Особенно нервная обстановка сложилась в Стамбуле во второй половине сентября 1914 г. В атмосфере взаимного подозрения и противоречивых докладов и слухов военные и даже политические планы становились все более неопределенными. А тем временем медленно подходила к концу первая фаза турецкой мобилизации. Реальная концентрация войск отражала неразбериху, вызванную существованием противоположных тенденций; одни из них были продиктованы прозаической необходимостью обороны, а другие опирались на обширные «динамические» планы триумвирата.

Организация турецкой армии по прусскому образцу в зачаточном виде существовала уже во времена Ахмет Мухтара и усилиями военной миссии фон дер Гольца была успешно закреплена в ходе десятилетий, предшествовавших Первой мировой войне. В 1877 г. армейские корпуса представляли собой административные районы, но к 1914 г. растущий кадровый офицерский состав, обученный немецкими советниками, превратил турецкие армейские корпуса в боевые единицы[64].

В первые месяцы войны распределение армейских корпусов вряд ли соответствовало требованиям момента; из 13 этих корпусов 5 были расположены вокруг столицы, 3 стояли на границе с Россией; и только 5 (имея в составе всего две или три дивизии) были разбросаны по отдаленным частям империи, которые скорее всех могли подвергнуться нападению морских держав.

К середине сентября были приведены в боевую готовность и более или менее укомплектованы 36 дивизий[65].

Турки были готовы выставить 350 тыс. пехотинцев и тысячу орудий. Что касается кавалерии, то она ограничивалась двумя регулярными кавалерийскими дивизиями и несколькими десятками эскадронов конной разведки, приданными пехотным дивизиям. Под ружьем находилась также курдская нерегулярная кавалерия, сформированная Хамидийе в составе трех-четырех дивизий и распределенная между восточными армейскими корпусами. Хорошо обученные жандармские батальоны и 15 батальонов пограничников, сформированные из отборных солдат, могли прикрыть обширную восточную границу. Как и в предыдущие войны, реальная сила не поддавалась теоретической оценке, но армия, созданная немецкой военной миссией и младотурками, воссозданная после катастроф Балканских войн, являлась фактором, который нельзя было сбрасывать со счетов в критические осенние месяцы 1914 г.

Военный министр Энвер-паша, занявший эту должность только в феврале 1914 г., еще не успел приспособить существующую систему мобилизации к своим «динамическим» мечтам, и распределение основной массы дивизий по трем армиям было основано на установившейся практике оборонной концепции. Первая армия под командованием Лиман-паши была размещена в Европейской Турции для защиты Стамбула и проливов; она состояла из I, II и III армейских корпусов, к которым собирались добавить IV – переброшенный из Алеппо в Сан-Стефано. В то же время 1-й армии передали новые 19-ю и 20-ю дивизии. 2-я армия состояла из IV и V армейских корпусов под командованием Кемаль-паши и базировалась на азиатском побережье Мраморного моря. Генерал Хасан Иззет-паша возглавлял 3-ю армию, состоявшую из IX, X и XI армейских корпусов и предназначенную для обороны границы с Россией. Помимо трех этих армий оставались еще четыре армейских корпуса, которым была поставлена задача локальной обороны: VIII – в Дамаске, XII – в Мосуле, XIII – в Багдаде и VII – в Йемене. Та же локальная оборонительная роль была предписана 21-й и 22-й дивизиям, стоявшим в Хаязе. Расхождение взглядов и целей между оборонительными и динамическими группами (которые имели своих представителей как в немецком, так и в турецком командовании) продолжало вносить сумятицу во все совещания, и, несмотря на долгие и жаркие дискуссии, турки, похоже, вступили в войну без какого-либо четкого плана военных действий.

Около середины сентября, когда триумвират сумел подчинить себе сторонников нейтралитета, приверженцы оборонной стратегии потеряли опору. Идею панисламистского «динамизма» приняли в принципе; для соратника Энвера Кемаль-паши была создана 4-я армия, которая состояла из VIII (Дамасского) армейского корпуса с 8-й и 10-й дивизиями, взятыми из 1-й армии в Европе, и из 35-й и 36-й дивизий, взятых из XII (Мосульского) корпуса. Надежды на успешную оборону Ирака были разрушены еще и тем, что части XIII (Багдадского) корпуса перебросили для поддержки пантуранской армии Энвера, стоявшей на Кавказе. В то же самое время решили оставить X (Эрзинджанский) корпус между Сивасом и Самсуном – вероятно, для того, чтобы удовлетворить постоянные немецкие и австрийские требования о сотрудничестве в форме отвлекающих маневров у бессарабских и крымских берегов.

В начале октября обстановка в Стамбуле продолжала вызывать озабоченность и недовольство Берлина и Вены: война шла уже третий месяц; турецкая мобилизация, похоже, завершилась; были снова подтверждены обещания вести военные действия на трех континентах; однако начало войны против держав Антанты постоянно откладывалось. В условиях нервозности, вызванной многочисленными поражениями на других театрах, в Германии и Австрии день ото дня росли подозрения, что Турция ведет двойную игру. Вангенхайм боялся увольнения, а персонал немецкой миссии Лимана фон Зандерса и командование эскадры адмирала Сушона угрожали Энверу, что уйдут в отставку в полном составе и вернутся на действующий фронт, чтобы воевать за свое отечество. Турки продолжали утверждать, что панисламистские и пантуранские армии еще не достигли полной боевой готовности. Великий визирь все больше упорствовал, прячась за своими жалобами о нехватке оружия, снаряжения, обмундирования и денег.

К 20 октября представители Германии в Стамбуле получили четкие инструкции в два этапа заставить турок вступить в войну. На первом этапе было проведено секретное совещание Вангенхайма с членами триумвирата, где туркам предложили сумму в 30 млн фунтов стерлингов золотом (с немедленной выплатой части этой суммы). Кроме того, были предприняты официальные австро-германские шаги с целью сломить сопротивление сербов, подавить болгар и открыть прямое сообщение по суше между Турцией и центральными державами. На втором этапе турецкий флот утром 28 октября вышел в Черное море, причем его капитаны получили запечатанные приказы. В ночь с 29 на 30 октября российские порты были подвергнуты бомбардировке, во время которой затонуло несколько небольших российских военных судов. Так несколько немецких военных и дипломатов, сыгравших на любительских амбициях молодых турецких лидеров, ввергли империю в смертельную схватку, которой, благодаря мудрости старых государственных мужей Османской империи, все время удавалось избегать: Турция вступила в войну на два фронта – с Россией и западными морскими державами.