Глава 14 Битва у Верблюжьей Шеи (4 ноября 1877 г.). Попытка взять Эрзерум штурмом (8–9 ноября)

Пока Измаил-паша быстро и успешно уходил от Тергукасова, главные русские войска бездействовали частично из-за того, что надо было разработать новый оперативный план, и частично из-за сложностей в организации караванов, перевозивших припасы и снаряжение.

Великий князь Михаил Николаевич был доволен: после ряда неудач Кавказская армия одержала решающую победу, и как раз в тот момент, когда русские армии на Балканах стояли у Плевны и отражали атаки Мехмет Али-паши на Шипкинском перевале.

Очень важным следствием победы в Аладжийском сражении стало восстановление внутреннего порядка на Северном Кавказе. Как только весть о поражении турок достигла Чечни и Дагестана, там сразу же прекратились вспыхивавшие время от времени бунты, для подавления которых русские власти летом и осенью вынуждены были держать здесь крупные войсковые соединения. После разгрома турок Дорис-Меликов решил распустить по домам всех мусульманских ополченцев (за исключением 3-го Дагестанского кавалерийского полка), которые вернулись в свои селения и рассказали о том, как они помогли русской армии разгромить войска султана.

Что касается оперативного плана, то решили закончить кампанию захватом Карса, Эрзерума, а если удастся, то и Батума. Однако для взятия Карса нужна была осадная артиллерия, а ее подготовка требовала времени, поэтому штаб посчитал необходимым организовать поход на Эрзерум. Лорис-Меликов планировал отрезать Мухтара и Измаила от путей отхода в Эрзерум; для этого подготовили специальный Саганлугский отряд, который должен был соединиться с войсками Тергукасова в долине Пасин. В задачу этого отряда, которым командовал генерал Гейман, входило очистить местность между Карсом и Араксом от оставшихся там турецких войск (главным образом от бойцов отряда Мусы-паши Кундукова в районе Кагизмана), и как можно скорее установить связь с Тергукасовым. Гейман отправил в Кагизман генерала Цитовича (у которого было полтора полка, некоторое число казаков и пушек), а сам со второй частью своего отряда отправился к Сарыкамышу. Осторожный, как всегда, Лорис-Меликов оставил в Котанли (на линии, соединявшей дороги Карс – Эрзерум и Карс – Кагизман) резервную группу войск под командованием генерала Соловьева.

Операции в районе Эрзерума, зима 1877 г.

Сложности с доставкой продовольствия не позволили Гейману выйти в путь до 22 октября. 24-го он достиг Мелидуза, где получил известие о том, что турки занимают свои старые позиции на Зивин-Даге.

Несмотря на то что дружественно настроенные армяне уверяли его, что этот турецкий отряд невелик, Гейман (у которого было всего 12 батальонов) сомневался, стоит ли ему идти в Хорсан и долину Пасин или лучше сначала выгнать турок с Зивинских позиций. Чтобы снять с себя ответственность, этот обычно храбрый командир запросил в Генеральном штабе инструкций. Два дня он простоял в Мелидузе (в это время резерву Соловьева было приказано соединиться с ним), а когда Гейман наконец 27 октября добрался до Хорсана в долине Аракса, то узнал, что войска Мухтара из Зивина и Измаила из Юзервана уже идут по ней в сторону Кёпрюкёя. Боевой дух Геймана возродился. Турецкое войско после соединения отрядов Мухтара и Измаила насчитывало 30–40 батальонов при 40 орудиях. Гейман на рассвете 28-го двинулся на Кёпрюкёй, располагая лишь одной гренадерской бригадой, четырьмя полевыми батареями и некоторым числом драгун и казаков. Он безнадежно опоздал; турки шли к Эрзеруму, и их командиры прибыли туда в ночь с 28 на 29 октября. Русская кавалерия догнала турецкий арьергард в Хасан-Кале (Пасинлере) и захватила 300 человек, однако 29-го основная часть турецких войск заняла укрепленные позиции на Деве-Боюн и была уже в безопасности.

Гейман провел несколько дней в Хасан-Кале, ожидая прибытия других колонн – Соловьева, Тергукасова и Цитовича. Так неторопливость войск (в сочетании с отвратительной погодой) разрушила планы русских отрезать друг от друга два отступавших отряда турок.

И снова трудности подстегнули Ахмет Мухтара проявить самые лучшие четры своего характера. Ему повезло застать в Эрзеруме старого венгерского вояку Фейзи-пашу – он сыграл не последнюю роль в обороне Карса в 1855 г., а построенные им в Батуме фортификации помогли отбить штурм Оклобжио. С начала октября Фейзи работал над укреплением деве-боюнских позиций и готовил к боям фортификации вокруг Эрзерума. Фейзи активно помогал комендант Эрзерума Хасан-паша, который сумел сформировать здесь несколько новых батальонов редифов и одну дополнительную полевую батарею. Благодаря этому Мухтар получил возможность сосредоточить на позициях Деве-Боюн 40 батальонов пехоты (средней численностью не более 400 человек в каждом), 12 эскадронов сювари, 15 – курдских и черкесских нерегулярных бойцов и 8 батарей – всего 16 тыс. пехотинцев, 2,5 тыс. кавалеристов при 48 орудиях. Однако не менее половины пехотинцев было измотано и деморализовано долгим отступлением и ночной паникой в Хасан-Кале, когда казаки Геймана зашли им в тыл.

Силы, собранные для атаки Гейманом (за исключением подразделения Цитовича и нескольких батальонов, оставленных Тергукасовым охранять линии коммуникаций), не превышали 34 батальонов, 30 эскадронов и 12 батарей. В целом около 20 тыс. пехотинцев и 3 тыс. кавалеристов. Однако Гейман мог выставить около 100 орудий.

Именем Деве-Боюн[52] был назван перевал на горном хребте, по которому проходит главная дорога из долины Пасин в Эрзерум (этот город лежит всего лишь в 6,5 км от высшей точки перевала). По хребту проходит водораздел между бассейнами Аракса (долина Пасин) и Западного Евфрата (Эрзерумская долина). Высота хребта Деве-Боюн превышает 2440 м, однако не следует забывать, что сам Эрзерум лежит на высоте 1882 м, а высота Хасан-Кале составляет 1894 м. Высота седловины, по которой проходит дорога, на несколько десятков метров ниже 2440 м.

К северу от хребта Деве-Боюн располагается массив Каргапазар (3050 м). В целом он простирается на восток и северо-восток. Каргапазар отделяется от главного хребта Деве-Боюн в северной его части, которая носит название Чобан-Деде («Святой пастух»)[53], узким и глубоким ущельем Той, где расположено селение под тем же названием.

Южная оконечность Деве-Боюна соединяется с более высоким хребтом Паландёкен (около 3350 м), который тянется на восток-северо-восток. В углу, который образуют Деве-Боюн и Паландёкен, находится исток реки, называемой то Яглиан, то Неби (по двум деревьям, расположенным на западном склоне). Река Яглиан весьма неглубока и течет вдоль хребта Деве-Боюн, а потом поворачивает на восток, к Араксу.

Как раз в том месте, где она поворачивает на восток, ее пересекает главная дорога, идущая из Хасан-Кале в Эрзерум; в 6 км отсюда дорога достигает высшей точки перевала. В 1877 г. к этому перевалу с востока подходила труднопроходимая тропа, которая тянулась по северному берегу Яглиан-Чая, а далее – между этой рекой и Той-Чаем. Эта тропа огибала с севера отдельно стоящую гору с плоской вершиной, которую называли Узун-Ахмет («Длинный Ахмет»); к западу от горы тропа выходила на перевал по долине Хамам-Дере («Банная долина»). От главной дороги ответвлялась еще одна тропа, которая шла на юг и вела в селения Яглиан и Чепели, стоявшие на склонах Паландёкена. Далее эта тропа пересекала долину Топлака и южный конец хребта Деве-Боюн и у ворот Эрзерума сливалась с главной дорогой.

Турки выбрали и укрепили великолепную позицию на хребте Деве-Боюн, которая имела длину около 8 км. Одна часть ее располагалась севернее, а другая – южнее перевала. Гора Узун-Ахмет и склоны Паландёкена в районе селения Яглиан предоставили ее защитникам возможность создать передовые оборонительные сооружения, которые позволяли обстреливать главную дорогу продольным огнем. На своем правом фланге турки вырыли траншеи, а на высотах Топлак, Яглиан и Чепели установили батареи. На левом фланге они имели очень умело укрепленную гору Узун-Ахмет с плоской вершиной, склоны которой круто обрывались к дорогам, огибавшим ее и проходившим позади нее.

Турецкие войска на Деве-Боюн были разделены на три группы: центральная, под командованием Ахмет Мухтара, занимала траншеи по обе стороны от перевала. Ее прикрывали три или четыре полевые батареи и батарея крепостных орудий, которую привезли сюда из Эрзерума. Правым флангом в секторе Топлак – Яглиан – Чепели командовал Измаил Хакки, которому помогал венгр Фейзи. На левом фланге войсками, защищавшими гору Узун-Ахмет, а также несколькими батальонами и орудиями, размещенными на Чобан-Деде и в селении Той, командовал немецкий офицер Мехмет-паша.

Несколько дней ушло на разведку оборонительных позиций турок, после чего Гейман решил нанести свой главный удар по горе Узун-Ахмет, развивая одновременную демонстрацию силы на турецком правом фланге вдоль нижних склонов Паландёкена. После захвата Узун-Ахмета, возможно на следующий же день, он предполагал начать штурм центральной позиции на Деве-Боюн, отправив войска в атаку по тропе, проходившей по долине Хамам-Дере. Обсуждалась также возможность обходного маневра вверх по долине Той-Чая с целью выхода на тропу, протянувшуюся позади Чобан-Деде. Задача русских войск была не из легких, поскольку склоны Деве-Боюн были очень крутыми даже в тех местах, где по ним взбирались дороги и тропы; в некоторых местах невозможно было разместить даже роту. Все склоны Узун-Ахмета, за исключением северо-западного, обрывались практически отвесно. На северо-западном склоне турки пробили дорогу для переброски пушек. Она соединялась с дорогой, шедшей на Хамам-Дере, и простреливалась орудиями, установленными на Чобан-Деде.

В 7 часов утра 4 ноября войска вышли из лагеря в Куруке; артиллерия заняла свои позиции и открыла огонь. Турки на Узун-Ахмете, на батареях Деве-Боюн и на высотах Топлак на правом фланге ответили яростным огнем. На их правом фланге колонна под командованием фон Шака пошла в наступление на селение Гюллю; около 10 часов утра оно было занято тифлисскими гренадерами. На правом фланге мингрельцы начали подъем на горы Яглиан и Чепели. Эта демонстрация оказалась такой мощной, что Ахмет Мухтар подумал, что русские решили нанести главный удар именно здесь, и отправил свои резервы к Топлаку, где к полудню сосредоточились 12 турецких батальонов и 18 орудий. В долине Яглиан-Чая турецкие кавалеристы и пехота провели серию контратак. Фон Шаку пришлось очень тяжело – у его солдат заканчивались патроны, однако прибытие двух батальонов грузинских гренадер помогло ему удержать занятые позиции. Вскоре, однако, пришло избавление – в необычной форме и в совершенно неожиданном месте.

Наблюдая за ходом битвы со своего левого фланга, генерал Гейман к полудню решил, что демонстрация силы достигла цели, ибо стало видно, что турки перебрасывают свои орудия и пехоту в направлении Топлакских высот. В это время русские артиллеристы вели сильный огонь по позиции Узун-Ахмет, а на правом фланге Тергукасов овладел селением Той, рассеяв пехоту противника по долине Той-Чая и заставив замолчать несколько турецких пушек, стрелявших со склонов Чобан-Деде. Таким образом, правый фланг бригады полковника Амираджиби, которой было приказано взять Узун-Ахмет, находился под прикрытием, и в 2 часа дня елизаветпольцы и бакинцы начали подниматься по северо-западному склону этой горы, в том месте, где турки проложили дорогу. Эти кавказские полки, специально обученные взбираться на крутые склоны и прятаться в укрытиях, достигли вершины Узун-Ахмета и пошли в штыковую атаку на траншеи врага, которые упорно защищала пехота Мехмет-паши (были единственные боевые части турок, которые еще ни разу не подвергались разгрому). В то же самое время, когда результат битвы еще не был известен, генерал Броневский послал застрельщиков из Крымского и Севастопольского полков, велев им подняться по почти вертикальному восточному склону горы Узун-Ахмет.

Увидев, что на этом участке битвы обстановка складывается благоприятно для русских, Гейман послал бригаду Авинова поддержать слева фон Шака, на которого наседали турки. Эта бригада прошла по восточному берегу Яглиан-Чая; гренадеры Грузинского полка бросились в бой слева от позиций фон Шака, а Ереванского – справа, невдалеке от главной дороги. Поскольку последние сразу же попали под огонь тяжелых турецких орудий, установленных на Деве-Боюн, полковник велел им укрыться за скалистым утесом, вытянувшимся по равнине на правом берегу Яглиан-Чая почти до самой главной дороги (именно в этом месте перед войной 1914 г. турки построили Кабургу, самый восточный из Эрзерумских фортов). В этом укрытии ереванцы были защищены от пушечного огня, а турки на Деве-Боюн их не видели; это случайное обстоятельство и стало решающим для исхода битвы.

Кавалерийская бригада генерала Амилахвари двигалась вслед за пехотой Авинова по главной дороге. Когда бойцы Грузинского и Ереванского полков покинули ее и заняли позицию на берегу Яглиан-Чая, Амилахвари, не получивший четкого приказа, продолжал продвигаться вперед. Кто-то сообщил ему, что гора Узун-Ахмет уже захвачена, и он собирался уже ловить солдат гарнизона, хлынувших в поисках спасения по главной дороге. В Амилахвари сочеталось упрямство и храбрость, характерные для некоторых грузинских офицеров; без какой-либо четкой цели или приказа он бросил свою кавалерию на нижние склоны Деве-Боюн и вскоре попал под яростный ружейный огонь противника, засевшего в траншеях.

Ахмет Мухтар, которому не сообщили, что Узун-Ахмет уже в руках русских, располагался со своим штабом и группой иностранных офицеров (среди которых находились и члены военной миссии генерала Арнольда Кембелла) на вершинах Деве-Боюн. Неожиданно он приказал пехоте покинуть окопы на скалистых террасах этих гор и атаковать русскую кавалерию. С криками «Аллах! Аллах!» 8 турецких батальонов скатились со склонов Деве-Боюн, а две батареи на конной тяге взяли свои орудия на передки и последовали за ними по дороге. Амилахвари велел отступать – его кавалерия постепенно убыстряла бег, попав под плотный ружейный огонь. Преследуя грузин, турецкие пехотинцы, смешав свои ряды, пробежали густой толпой через селение Неби. И тут из-за утеса позади Яглиан-Чая неожиданно появились ереванские гренадеры, которые прятались от огня орудий, установленных на Деве-Боюн, и плотными рядами, переходя реку вброд, пошли в наступление на село. Эта атака началась по инициативе командира Ереванского полка, который увидел, как турецкая пехота преследует кавалерию Амилахвари, однако в оперативные планы Геймана она не входила.

К ереванцам присоединилась часть Грузинского полка, а Броневский, который оказался ближе всех к месту боя, вывел севастопольские батальоны из-за горы Узун-Ахмет и повел их в контратаку на левый фланг наступавших турок. Окружение противника на левом берегу Яглиан-Чая было скорым и полным. Переяславские драгуны и казаки Амилахвари развернулись и принялись рубить саблями бегущих низамов. Две турецкие батареи, несшиеся галопом по дороге, были захвачены еще до того, как артиллеристы успели снять свои орудия с передков. Русские пехотинцы в пылу боя бежали по дороге и взбирались по склонам Деве-Боюн. Паника перекинулась на турецких артиллеристов, которые побросали свои орудия, прикрывавшие перевал, и убежали. К 5 часам вечера позиции на Деве-Боюн были уже в руках русских, а войска Мухтара отрезаны друг от друга.

Положение защитников Узун-Ахмета тем временем стало отчаянным. Кавалерия хана Нахичевани обошла левый фланг Мехмет-паши и вторглась в долину Хамам-Дере. Войска на горе прекратили сопротивление и бросились малыми группами бежать к Чобан-Деде. Только на правом фланге турок сохранялась еще некоторая видимость порядка, а Фейзи-паше удалось отвести свою пехоту и 14 орудий в Эрзерум.

Потери турок были огромны: 42 орудия, включая 8 тяжелых гаубиц; 3 тыс. убитых и раненых и тысяча попавших в плен; на местности рассеялось 4 тыс. дезертиров.

Эта победа досталась генералу Гейману необычным путем и с очень скромными потерями – всего 1,2 тыс. человек. Легенда о «засаде», куда Гейман заманил турок, не имеет под собой никаких оснований, хотя она и прибавила славы этому талантливому офицеру. Изучение оперативных планов показывает, что русские не планировали никакой засады, и победа в битве досталась им в результате неожиданного наступления Амилахвари и смелой инициативы командира Ереванского полка (имя которого в отчете о сражении даже не упоминается). Мухтар-паша еще раз продемонстрировал беспомощность на поле боя, тактическую бездарность и отсутствие способности схватывать особенности развития битвы. Горячий характер Мухтара сослужил ему в этом бою плохую службу; еще в 4 часа дня он сообщил иностранным офицерам и военным корреспондентам, что ситуация во всех секторах складывается в пользу турок и вполне стабильна.

Разгром армии Мухтара был полным, а неразбериха в Эрзеруме столь велика, что никто не сомневался в том, что если бы русские стали преследовать беглецов, то сумели бы ворваться в Эрзерум на их плечах. Геймана упрекали в том, что он не сумел воспользоваться представившейся возможностью, но в его защиту следует сказать, что русские овладели перевалами не ранее 5–6 часов вечера, и после этого лишь отдельные части ереванцев и ставропольцев с драгунами и казаками сумели добраться до города. Организовать наступление на Эрзерум до 8 часов было невозможно, а темнота в ноябре в Анатолийских горах наступает очень рано. Две трети русских войск, измученных тяжелым боем и непроходимыми тропами, находились еще в нескольких милях от перевала. При таких обстоятельствах попытка ворваться в Эрзерум на плечах отступавших турок, скорее всего, закончилась бы провалом. Как бы то ни было, Гейман всю ночь концентрировал свои войска на перевале, а утром послал офицера под белым флагом с требованием сдать Эрзерум. Однако гази ответил отказом.

Мухтару было не так-то просто отказаться от капитуляции 5 ноября. В его распоряжении осталось не более 6–8 тыс. надежных пехотинцев, к которым можно было добавить 2–4 тыс. нерегулярных конников и вооруженных местных жителей сомнительных боевых качеств. В руках турок осталось 15 или 20 полевых орудий. Сама крепость в 1877 г. была совсем не похожа на мощный оборонный комплекс, созданный в Эрзеруме перед войной 1914 г.

К 1877 г. процесс модернизации эрзерумских укреплений шел уже несколько лет, однако после начала войны внимание двух прекрасных офицеров Фейзи и Хасан-паши сосредоточилось на фортификациях, прикрывавших позицию Деве-Боюн. Старая городская стена длиной более 6 км, высокая и широкая, была усилена многочисленными бастионами и окружена рвом, который в некоторых местах достигал глубины 7,5 м и представлял собой серьезное препятствие для пехоты. Однако гарнизон Эрзерума был совсем невелик; людей для защиты крепости не хватало. Подходы к городу прикрывали новые форты: Месидие, севернее дороги на Карс; Сурп-Нишан, прикрывавший северо-восточный угол городских стен между дорогами на Карс и Ольты; Кереметли, у юго-западного угла этих стен. Самым опасным было восточное направление, поэтому по обе стороны от Карской дороги соорудили передовые укрепления: Азизие – севернее дороги и Ахали – южнее. Мухтар пополнил гарнизоны этих укреплений своими лучшими пехотными частями и несколькими полевыми орудиями в добавление к уже установленным.

7 ноября Гейман созвал военный совет, на котором были рассмотрены возможные варианты боевых действий. Все собравшиеся понимали, что начинать осаду бесполезно, поскольку осадные орудия Кавказской армии отправили в Карс. Организация блокады силами 25 тыс. человек тоже оказывалась невозможной. Территория была очень обширной, и существовала вероятность того, что на помощь Эрзеруму придут войска из Трапезунда (несмотря на отправку подкрепления на Балканы, у Дервиш-паши в Батуме еще оставались значительные силы). Кроме того, коммуникации русской армии были уже и так сильно растянуты, а зимой вообще могли стать ненадежными. Оставалось два варианта: штурмовать Эрзерум или вести наблюдения за его гарнизоном с хребта Деве-Боюн, ожидая падения Карса, а также подкреплений и подвоза припасов, необходимых для успешной осады. Гейман предложил вместо штурма устроить внезапную атаку (русские не имели даже осадных лестниц); самым подходящим временем для нее было ночное. Ночи в ноябре длинные, поэтому решили, что в ночь с 8 на 9 ноября войска произведут необходимые маневры и нападут на защитников Эрзерума. Штаб Геймана разработал длинную, подробную диспозицию, в которой точно указывалось время всех войсковых перемещений. Недавний опыт задержек в пути и потери направления был забыт. В плане указывалось, что атака при дневном свете приведет к серьезным потерям, и только ночная операция дает шанс на успех – «ни одного выстрела и удара штыком». От офицеров, командовавших колоннами, требовалась максимальная собранность.

В 6 часов вечера 8 ноября генералу Авинову было приказано взять Грузинский и Ереванский гренадерские полки и две роты саперов и выдвинуться по двум сложным горным дорогам на склонах Паландёкена в точку, расположенную в одной миле от Кереметли-Табии; прибыв туда, он обязан был ждать начала атаки на Карской дороге. О том, что она началась, он догадался бы по выстрелам. Идея была очень смелой – людям Авинова предстояло пройти 15 км по неизвестной горной местности в кромешной тьме ноябрьской ночи. В 2 часа утра 9 ноября полковник Крузенштерн с 3-м полком кавказских стрелков и одним крымским батальоном должен был обойти форт Ахали и овладеть им без единого выстрела атакой с его незащищенного тыла. О захвате Ахали полковник должен был сообщить сигнальной ракетой. От людей Амираджиби – 156-й (Елизаветпольский) и 153-й (Бакинский) полки – требовалось небольшими группами проникнуть в овраг, который тянется перед фортом Азизие, и точно в 2 часа утра начать его штурм. Фон Шак с тифлисскими и мингрельскими гренадерами должен был сосредоточиться на перевале Деве-Боюн, чтобы в 2 часа утра начать решающее наступление на Карские ворота. Резерв, которым командовал генерал Тергукасов, состоял из двух крымских, трех ставропольских и трех таманских батальонов и артиллерии. Кавалерия должна была вступить в дело только после 5 часов утра – ей поручили отрезать разбитого врага, который побежит по дороге на Ольты и Трапезунд.

Атака на самый сильный и важный форт Месидие рассматривалась как вторая стадия боя, которая должна была начаться после захвата Ахали и Азизие и прохода войск Авинова через природную брешь в стенах около Кереметли-Табии.

Сложность соблюдения временных рамок и сохранения нужного направления в темноте стала очевидной, когда елизаветпольцы (из колонны Амираджиби), от которых требовалось пройти всего 6 км, сбились с дороги, и бакинцам пришлось штурмовать форт Азизие в одиночку. Эта задача была выполнена превосходно – атака застала турок врасплох. Настал благоприятный момент для неожиданного нападения на Месидие, стоявшего всего лишь в полумиле, однако бакинцы не получили приказа о штурме, поскольку командир бригады, Амираджиби, растворился в темноте вместе с елизаветпольцами. Время шло; приближался рассвет. Мехмет-паша, находившийся в Месидие, бросил свои войска в контратаку; одновременно из Карских ворот города вывалилась огромная вооруженная толпа жителей[54].

Тем временем Крузенштерн, дважды обойдя вокруг редута Ахали (как потом выяснилось) и не найдя его, двинулся назад, к тому месту, откуда он вышел. Фон Шак, ожидавший ракеты Крузенштерна, не сумел атаковать Карские ворота в тот момент, когда началась вылазка. Бакинцы на редуте Азизие остались в одиночестве и попали под огонь форта Месидие. Одновременно они должны были отражать атаки пехоты Мехмет-паши и толпы горожан. Потеряв 600 человек, они сумели вырваться из форта, захватив в плен около 600 турецких солдат; 130 русских бойцов попали в руки турок. После захвата Азизие Мехмет-паша попытался перейти в наступление, но с рассветом Амираджиби сориентировался на местности, и елизаветпольцы отбросили торжествующих турок назад. К 9 часам утра всем стало ясно, что внезапная ночная атака потерпела полный провал.

Авинов шел всю ночь. Намеренно или нет, но его проводник из местных повел его дальней дорогой, и измученная тяжелым маршем колонна появилась у стен Кереметли-Табии уже при дневном свете – и была встречена огнем турецких пушек. Авинов отступил и двинулся назад; он шел почти весь день, так и не выполнив своей задачи.

Потери русской армии составили более чем 800 офицеров и солдат, из которых три четверти пришлось на храбрых бакинцев. Турки потеряли три батальона в Азизие; в целом их потери составили 1,6 тыс. человек.

Провал ночной атаки и ошибки в ориентировании и соблюдении сроков привели темпераментного Геймана в ярость. Несколько дней в русской ставке шли жесточайшие споры. Гейман настаивал на повторении атаки (14 или 15 ноября), однако Тергукасов, которого поддержал Девель (недавно приехавший в ставку), упорно возражал против этого. Поскольку оба этих командира были с ним в одних чинах, навязать им свою точку зрения Гейману не удалось.

Тергукасов и Девель ссылались на усталость солдат и распространившиеся среди них многочисленные заболевания, а также на уже начавшее ощущаться отсутствие необходимого продовольствия и вооружения. Приближалась зима – достаточно суровая на открытых вершинах Деве-Боюн, располагавшихся на высоте 2440 м. Конечно, часть солдат могла уйти на постой в деревни и военные лагеря в долине Пасин, однако большинство их должно было остаться в горах. Более того, в полках кавалерии осталось лишь 30 % бойцов; она страдала и от отсутствия фуража. Именно слабость кавалерии помешала русским организовать блокаду Эрзерума, в результате чего коммуникации этого города с Эрзинджаном и Трапезундом не были перерезаны, и Мухтар-паша смог доставлять туда боеприпасы и продовольствие. В Эрзерум прибыла пехотная бригада (6 батальонов), присланная Дервиш-пашой из Батума в Трапезунд. В первые недели после успеха при редуте Азизие моральный дух защитников Эрзерума был очень высок, но вскоре начались болезни, и он упал так низко, как не было даже при поражении.