Глава 15 Штурм Карса. Военные действия в долине Чороха с ноября 1877 по январь 1878 г.

Изучение особенностей местности в районе Карса спустя 74 года после штурма этого города представляет лишь академический интерес. В то же самое время этот штурм можно безо всякого преувеличения назвать выдающимся. Один американский историк, изучавший войну 1877–1878 гг., писал, что Аладжийская битва и штурм Карса – самые крупные победы во всей русской военной истории. В годы Второй мировой войны проблема изучения штурма крепостей снова приобрела свою актуальность, и тактика русских войск, которую они применили для взятия Карса, разработанная с учетом ошибок, допущенных под стенами Эрзерума и в других сражениях, достойна самого пристального внимания.

После Крымской войны укрепления Карса подверглись модернизации – под руководством немецких инженеров старые форты на правом берегу Каре-Чая были усилены, а на Карадагских высотах выстроены новые. На левом берегу, где в 1855 г. стоял лишь один Вели-Паша-Табия, появились новые форты, которые расположились на высотах Чакмак и Шорах, в том месте, где когда-то предпринял попытку штурма Муравьев, доказав тем самым необходимость укрепления этого участка.

Для русских овладение Карсом стало логическим завершением кампании 1877–1878 гг. Кроме того, эта победа позволила перебросить крупные силы в район Эрзерума и Батума, взятие которого по политическим соображениям считалось совершенно необходимым. Русское командование по достоинству оценило мощь крепостных укреплений Карса. Его защищали более 300 пушек, половина из которых представляла собой современные позиционные орудия. Генерал де Курси, французский военный атташе, состоявший при Мухтар-паше, проехав в Европу мимо русских позиций, заявил в русском штабе, что крепость неприступна и попытка взять ее штурмом приведет к гигантским потерям.

Впрочем, русской армии благоприятствовало одно обстоятельство: гарнизон, оставленный здесь Мухтаром, был слишком мал – для обороны всех укреплений у турок не хватало солдат. Русское командование предполагало, что гарнизон насчитывает не более 15 тыс. человек, и это было действительно так. Более того, боевой дух турецких солдат оказался очень низким. В то же самое время осаждать Карс было совершенно бесполезно, поскольку, в отличие от 1855 г., в крепости находились огромные запасы продовольствия и боеприпасов.

Блокада Карса фактически началась через несколько дней после Аладжийской битвы. Блокадный корпус, которым командовал генерал Лазарев, силами около 2,5 пехотной дивизии, 6 тыс. кавалеристов и 138 орудий расположился на севере – в районе Мезреа-Меликёй, на юго-востоке – между Визинкеем и Магарчиком, а на западе и юго-западе – между Арвартаном и дорогой на Эрзерум. Связь этих трех групп поддерживали кавалерийские подразделения.

Штурм Карса, 1877 г.

В ходе совещаний в русской ставке было решено: во-первых, проверить боевой дух турецких солдат и командовавших ими офицеров; во-вторых, установить осадные батареи для обстрела фортов, а также для того, чтобы заставить жителей Карса потребовать от коменданта сдать город, поскольку стало известно, что воевать они не хотят; и, в-третьих, взять штурмом один тщательно выбранный сектор Карских позиций. По оценкам командования, на все эти предварительные действия должно было уйти около месяца.

Переговоры с турецким комендантом Хусейн Хами-пашой ни к чему не привели, и через несколько дней после того, как турецкие солдаты узнали о поражении под Деве-Боюн, начался обстрел фортов. Поскольку одной из основных задач обстрела было напугать мирное население, огонь велся главным образом по трем фортам, стоявшим на равнине к югу и юго-востоку от Карса. Оттуда легко обстреливались южные пригороды Карса, в то время как с других сторон его защищали фортификации на высотах Карадага и Шораха. К 3 ноября на фронте протяженностью около 6 км по фортам Сювари, Канлы и Хафиз-Паша вели огонь 48 осадных орудий. Обстрел дал некоторый эффект, хотя турецкие форты при поддержке орудий Тахмасп-Табии, стоявших на Шорахских высотах, порой весьма метко стреляли в ответ. Одновременно турки сделали несколько смелых вылазок; им даже удалось построить под покровом ночи небольшой редут в 2,5 км к востоку от Хафиз-Табии, где была установлена полевая батарея, которая нанесла большой урон рабочим отрядам противника.

Однако это имело неожиданные последствия. 8 ноября русские войска предприняли наступление с целью уничтожения редута, и отряд под командованием генерала Алхазова, подойдя к нему со стороны Караургана, заставил турецкую батарею отступить. Одновременно два батальона кутаисских гренадер под командованием полковника Фадеева пошли в наступление с востока, со стороны Визинкея. В задачу Фадеева входило отрезать турецкой батарее путь в Хафиз-Табию. Во время своего наступления русская пехота спустилась в ложбину примерно в 1,5 км от форта, где ее не могли увидеть защитники. Полковник знал, что орудия с этого редута в результате действий Алхазова уже отведены в тыл, но понимал, что за ним наблюдают солдаты, засевшие в турецких фортах на Карадагских высотах. Уже вечерело, и он решил дождаться ночи.

Когда наступила темнота, Фадеев осторожно приблизился к форту с севера. Хафиз-Табия, подобно другим фортам, сооруженным перед Крымской войной, имел довольно мелкий ров, и полковник решил, что его отряд поднимется на бруствер высотой 2,7 м и возьмет этот форт внезапной атакой. Впрочем, внезапного нападения не получилось, потому что за русскими, по мере приближения ночи, наблюдали артиллеристы с Карадагских высот и время от времени посылали в их сторону снаряды.

Оставив две роты защищать свой тыл, Фадеев подвел оставшиеся шесть рот прямо под стены форта, и, когда снаряд, посланный с Карадага, осветил местность, бросил своих людей в атаку с криком: «За мной, ребята, во славу кутаисских гренадер!» Русские форсировали ров и взобрались на бруствер еще до того, как разбуженные по тревоге турки успели открыть огонь. Артиллеристы, бежавшие к орудиям, были убиты, а в одном пехотном батальоне гарнизона, потерявшем многих бойцов в Аладжийском сражении, началась паника. Так один из самых мощных фортов Карса был захвачен за несколько минут горсткой русских солдат.

Фадеев хорошо понимал, что удержаться здесь не удастся; он велел заклепать орудия, и перед рассветом кутаисцы оставили Хафиз-Табию, уведя с собой 10 пленных турецких офицеров и 70 солдат. Общие потери Фадеева составили 42 человека убитыми и ранеными.

Этот случай воодушевил русских, и великий князь, убедившись в том, что боевой дух турок очень низок, решил безо всякого промедления начать штурм. Кутаисцы, сообщил он своим офицерам, проложили им путь в крепость.

9 ноября генералу Лазареву поручили начать подготовку к штурму. Вместе с подкреплениями, прибывавшими из Ардагана, он в начале ноября имел под своей командой 38 батальонов, 54 эскадрона и казачьих сотен и 15 конных и полевых батарей – в целом 26 тыс. пехотинцев, 6 тыс. кавалеристов и 120 полевых орудий. В 1855 г. Муравьев мог выставить против ослабленного голодом гарнизона, имевшего 20 тыс. человек, всего лишь 25 тыс. солдат. Теперь Карский гарнизон насчитывал 15 тыс. бойцов, способных держать оружие, которые, впрочем, не страдали от голода. Орудия турок были гораздо мощнее, чем во времена Муравьева, но план штурма был составлен таким образом, чтобы они не смогли использовать свою позиционную артиллерию.

Несмотря на неудачи, сопутствовавшие русским при осаде Эрзерума, Лазарев по-прежнему верил в необходимость ночного штурма; в этом его убедил пример кутаисских батальонов.

Лазарев внимательно изучил тактику ночного штурма и внес в нее несколько очень важных поправок: как показала практика боев за Эрзерум, начинать наступление в кромешной тьме нельзя; надо выбрать такую ночь, когда местность освещена луной, хотя бы в момент начала наступления. Атакующие войска не должны совершать долгих ночных переходов; надо сосредоточивать их постепенно в точках рандеву, расположенных не далее чем за три четверти мили от места, которое им придется атаковать; удар наносить одновременно по нескольким точкам периметра, чтобы враг не догадался о направлении главного удара; перед началом штурма нужно в течение нескольких ночей тревожить позиции врага специально выделенными командами смельчаков для того, чтобы враг привык к стычкам у стен фортов и к появлению русских патрулей в любое время суток. Кроме того, обстрел вражеских позиций требовалось усилить в последние три или четыре дня перед штурмом, но никак не накануне.

Эти меры были хорошо продуманы, что позволило войскам ночью 17–18 ноября добиться успеха. Особенно полезной оказалась отправка ночных патрулей к позициям турок – это помогло солдатам хорошо изучить подходы к фортам. Во время штурма в темноте заблудились лишь несколько атакующих колонн из резервных частей.

Главными целями атаки выбрали три форта на правом берегу Каре-Чая: Хафиз, Канлы и Сювари с Чим-Табией, который прикрывал левый берег реки. На направлении главного удара должны были действовать 15 тыс. пехотинцев из 26 тыс. солдат.

Перед ними поставили задачу: захватить все четыре форта, которые защищали подходы к Карсу с востока и юго-востока, а потом овладеть и самим городом. На следующий день должен был начаться штурм фортов на левом берегу Каре-Чая и мощных укреплений Карадага; удар по ним планировалось нанести с тыла. В дополнительной инструкции великого князя указывалось, что колоннам, которые будут проводить демонстрацию в районе других укреплений, разрешается, в случае успеха, действовать по своему усмотрению, рассчитывая, однако, только на свои силы. В особом примечании, касавшемся Карадага, указывалось на то, что внезапный удар по этим позициям связан с огромным риском и может быть предпринят только в том случае, если вражеские ряды окажутся в полном расстройстве. Атакующие войска разделили на семь колонн разной численности.

В 8 часов, в ясную морозную ночь 17 ноября, при почти полной луне атакующие колонны начали свой марш из точек, расположенных примерно в 2,5 км позади полукруга осадных батарей. Они шли в полной тишине; их вели патрули, хорошо изучившие местность. Турки обнаружили их только после того, как они оказались на расстоянии около километра от их позиций.

Форт Кайлы («Кровавый») состоял из двух редутов, прикрытых мощным люнетом, позади которого высились каменные казармы. За ними тянулся небольшой овраг, выходивший на берег Каре-Чая между Сювари-Табией и пригородом Карса. Граф Граббе повел два батальона перновских гренадер во фронтальную атаку на форт Кайлы, а 1-му полку кавказских стрелков приказал взять траншеи, соединявшие Кайлы с Сювари. Граббе, шедший в атаку во главе своих солдат, был убит, и командование принял на себя полковник Белинский, который вел свой батальон севастопольцев на западный редут Кайлы. Какая-то часть солдат Перновского полка сумела забраться на бруствер, но большинство укрылись во рву. Севастопольцы оказались более удачливыми – им удалось захватить западный редут. Однако турки, засевшие в восточном редуте, большом люнете и казармах, упорно сопротивлялись. Им удалось вернуть себе западный редут, но русские тут же его отбили. В ходе этого боя погиб Белинский.

Русские ожидали, что на правом фланге их поддержит колонна полковника Вождакина, которой было велено овладеть траншеями, соединявшими Канлы с Хафиз-Табией, где были насыпаны валы, получившие название Фейзи-Паша. Отсюда турки вели продольный огонь, прикрывая оба форта. Колонна Вождакина оказалась единственной заблудившейся на марше. После 9 часов вечера огонь с укреплений Фейзи-Паши помог Вождакину сориентироваться. Он был ранен, и командование принял на себя полковник Карасев. Валы Фейзи без труда захватили имеретинцы, и русская пехота, прорвав позиции турок, зашла им с тыла и ворвалась на окраины пригорода. Тем временем полковник Карасев, взяв три батальона, двинулся вдоль захваченных траншей в сторону Канлы-Табии.

Между 10 и 11 часами ночи разгорелся ожесточенный бой за восточный редут Канлы, который несколько раз переходил из рук в руки. В 11 часов начали прибывать турецкие резервы, и в битве за форт наступил перелом. Вокруг него сражались остатки восьми русских батальонов; часть солдат стреляла с парапета по засевшим в люнете туркам, другая часть, большая, укрылась во рву. Русские подразделения смешались, единого командования не было. Турецкие подкрепления атаковали противника снаружи и внутри форта. В этот момент прибыл командир саперного полка полковник Булмеринг, которому Дорис-Меликов приказал взять командование. Он повел русские части, усиленные спешенными кавалеристами, в атаку на большой люнет, который атаковали одновременно с запада и востока. Казаки и дагестанские нерегулярные кавалеристы взобрались на бруствер и стали стрелять по окнам люнета и казарм, что приободрило измученных пехотинцев. Другие казачьи части с помощью дагестанцев и грузинских горцев бросились в атаку на турецкую пехоту, засевшую внутри форта. К часу ночи все его сооружения были уже в руках русских, которые захватили в плен 10 офицеров и 200 солдат противника. Однако турки, оборонявшие прочные каменные казармы, еще продолжали сопротивляться. Форт полностью окружили и изолировали от остальных укреплений.

Тем временем к северу от Карса были достигнуты успехи, решившие исход битвы. Генерал Алхазов начал атаку на Хафиз-Табию в 8:30 вечера, и в двенадцатом часу после отчаянного сопротивления этот форт взяли. Полковнику Фадееву, который командовал четырьмя сотнями отборных добровольцев и двумя батальонами Кутаисского полка, поступил приказ повторить подвиг, совершенный им 8 ноября. Он должен был обойти форт Хафиз-Табию с севера, но его отряд, не дойдя до него, растворился в темноте. Дело было в том, что полковник, обходя Хафиз-Табию, попал под огонь из траншей, соединявших этот форт с карадагскими укреплениями. Их обороняла небольшая батарея, и Фадееву нужно было заставить ее замолчать, прежде чем атаковать форт. Турецкие артиллеристы и пехотинцы не выдержали и побежали вверх по склону Карадага, а русские бросились за ними в погоню. Полковник принял неожиданное решение – очистить от турок склон Карадага, оставив у себя в тылу пригород Карса Байрам-Паша. Русские захватили террасу, где стояли 9 полевых орудий, а потом добрались до большого пустого лагеря, где Фадеев дал своим людям небольшую передышку. Турки, засевшие в Карадаг-Табии и Араб-Табии, принялись обстреливать их из стрелкового оружия, однако этот огонь не причинил им никакого вреда. Он велся и из каменной башни высотой 61 м под названием Зиарет («Паломник»), которая прикрывала ущелье ниже Карадаг-Табии. На этой башне имелось одно дальнобойное орудие и две полевые пушки, но ее гарнизон состоял лишь из нескольких десятков человек. Более того, гарнизон Карадаг-Табии, солдаты которого защищали траншеи, соединявшие его с Хафиз-Табией, были уже измотаны боем, а когда на горе появились русские, совсем пали духом. Фадеев приказал лейтенанту Архангельскому взять роту бойцов и захватить башню Зиарет, а сам повел солдат в атаку на Карадаг. Взорвав ворота башни динамитом, люди Архангельского овладели Зиаретом и стали оттуда обстреливать турок на Кар ад are, породив среди них панику. Многие перелезли через парапет и бросились бежать в Араб-Табию, а полковник Фадеев, поднявшись по склонам оврага, протянувшегося перед фортом, вошел в Карадаг-Табию. К 11 часам вечера этот мощный форт – один из главных в системе обороны Карса – был взят атакой 700–800 храбрецов. Фадеев, однако, прекрасно понимал, что очутился в сложном положении. Он послал офицера к генералу Алхазову с просьбой прислать подкрепления и одновременно вывел своих солдат из траншей, соединявших Кар ад а г с Хафизом. Алхазов прислал ему остатки резерва 157-го Кутаисского полка, приказав удержать Карадаг и попытаться обратить турецкие пушки против Араб-Табии и самого города. Он пообещал позже прислать новые подкрепления.

К полуночи турецкая оборонительная линия была прорвана повсюду – от Канлы до Карадага, и русские войска ворвались в город, где на улицах южных пригородов разгорелись жаркие бои. Все русские резервы были уже пущены в ход, и Лазарев, который оказался в самой гуще уличных боев, увидев, что Канлы и Карадаг еще сопротивляются, приказал сосредоточить все силы в турецком лагере, расположенном между пригородами и редутом Фейзи-Паши.

Положение Фадеева на Карадаге сделалось отчаянным. По нему били орудия Араб-Табии и Инглиз-Табии (бывшего форта Вильям-Паши, стоявшего на другом берегу реки), а турецкая пехота в Араб-Табии при поддержке кавалерии не менее шести раз ходила в контратаку на территории между Арабским фортом и Карадагом. Люди Фадеева были измучены боем, и туркам удалось бы их выбить, если бы не своевременная помощь колонны генерала Рыдзевского, которой первоначально было приказано провести простую демонстрацию против Карадагских фортов. Солдаты Рыдзевского периодически обстреливали Араб-Табию с севера, как вдруг от Лазарева пришел приказ атаковать его. Когда 160-й (Абхазский) полк пошел в атаку, уже приближался рассвет. Этот мощный форт на самом деле очень плохо оборонялся – его гарнизон очень устал и был удручен неудачными контратаками на Карадаг-Табию. Звуки боя, доносившиеся из города, и общая растерянность в конце концов сломили дух защитников, и они начали спускаться к Каре-Чаю. Когда в 5 часов утра показались первые лучи солнца, турки увидели, что с обоих фортов на горе Карадаг вниз по склону несутся русские солдаты.

В Канлы-Табии, за каменными стенами казарм, до 4 часов утра продолжали сопротивление 300 человек Давут-паши (вокруг которых лежало более 500 убитых). Наконец Булмеринг, сумевший с огромным трудом затащить на парапет пушку, убедил турок, что дальнейшее сопротивление приведет к тому, что все они будут разорваны на куски. Остатки гарнизона под радостные возгласы своих победителей сложили оружие.

Судьба Карса решилась в восточном секторе обороны. В южном секторе русское наступление не было столь успешным. Колонна под командованием Лорис-Меликова-младшего с небольшими потерями овладела Чим-Табией, но была вытеснена из Сювари, на этот раз с огромными жертвами. Атаку колонны Комарова на Тахмасп-Табию, начавшуюся одновременно с атакой Лорис-Меликова, тоже отбили. Впрочем, неудачи русских на южном участке не имели особого значения, поскольку здесь их атаки носили характер демонстрации силы против слабых фортов Сювари и Чим с целью отвлечь внимание турок от главной атаки на Канлы и Хафиз, которая была направлена в тыл этих мощных укреплений.

Гораздо важнее стали демонстрации в западной и северо-западной частях Карса. Здесь полковник Черемисов повел четыре батальона в атаку на Чакмакские высоты. Он расположил своих солдат и несколько полевых орудий напротив Инглиз-Табии (форта Вильям-Паши) и Мухлис (Тисдейл) – Табии, а потом, недовольный своей ролью пассивного наблюдателя, повел пять рот гренадер Несвижского полка на штурм форта Лаз-Тепе, который представлял собой всего лишь передовые укрепления, а вовсе не форт в полном смысле этого слова. Нарушив строгий приказ, полученный им перед боем, Черемисов попытался взять Лаз-Тепе, оборонявшийся двумя батальонами с 16 орудиями. Его люди в неудержимом порыве сумели взобраться на парапет, покрытый льдом, но были отброшены назад. Тем не менее они засели вблизи форта и непрерывно обстреливали его ружейным огнем. Эта демонстрация имела определенное значение, поскольку отвлекла внимание турецкого командующего, Хусейн Хами-паши.

Таким образом, утром 18 ноября русские овладели всем правым берегом Каре-Чая, самим Карсом и его цитаделью. Солдаты начали грабить город, но генерал Лазарев решительно пресек это безобразие. Во время штурма Хусейн Хами потерял не только инициативу, но и всякую возможность контролировать ход сражения. Его главной бедой стало отсутствие телеграфной связи между основными фортами, окружавшими Карс. Длительное сопротивление Канлы тоже оказалось весьма вредным, поскольку совместно с отпором, данным русской демонстрации в районе Тахмаспа, Сювари и Лаз-Тепе, оно породило у турецкого командования иллюзию, что штурм города провалился. До поздней ночи Хусейн Хами был уверен, что противник сумел овладеть лишь Хафиз-Табией. Истинное положение дел стало ему известно только в 2 часа ночи, и из своей штаб-квартиры в Вели-Паша-Табии он попытался организовать оборону левого берега Каре-Чая, однако ситуация уже сложилась так, что дальнейшее сопротивление сделалось совершенно бесполезным. Между Тахмаспом и Лаз-Тепе скопилось огромное число турецких пехотинцев, бежавших с правого берега. Постепенно люди стали перемещаться в направлении Эрзерумской дороги, где стоял охранявший ее весьма слабый русский отряд. Несколько офицеров сумели придать отступлению пехоты некоторый порядок, и турки двинулись в сторону селений Бозанли, Арватан и Самова. В то же самое время турецкая кавалерия поскакала на запад через Чакмак. Позже к ней присоединился Хусейн Хами со своим штабом.

Турецкое отступление застало русских врасплох, и гренадеры Ростовского полка, стоявшие в Бозанли, увидев огромную массу войск, приближавшуюся к ним, отступили. Русская пехота, шедшая на Арватан и Самову, отстала, и турок преследовали только драгуны князя Щербатова и казаки. Окруженная русской кавалерией, турецкая пехота поспешила сложить оружие. Только один отряд турецкой кавалерии сумел прорваться; он поскакал в сторону Ольты. Казаки гнались за ним 25 км и зарубили саблями около 100 человек. Спастись удалось лишь 30 или 40 кавалеристам, благодаря быстроте их коней; среди них оказался и Хусейн Хами-паша.

Турки потеряли на поле боя 2,5 тыс. человек; в Карсе насчитали 17 тыс. пленных, среди которых находились 5 пашей и 800 офицеров. Сюда входили все сотрудники администрации крепости и персонал госпиталей, где русские обнаружили еще 4 тыс. больных и раненых. Было захвачено 303 орудия, из них – 200 крепостных, вполне пригодных к дальнейшей службе. Потери русских войск не превышали 2 тыс. человек, но среди них было очень много офицеров. Во время штурма Карса 1877 г. погибло больше полевых офицеров, чем во время всех предыдущих атак. Русская армия в 1877 г., как и в 1835 г., оставалась офицерской армией.

Падением Карса завершилась кампания 1877 г. На Балканском фронте еще не была взята Плевна. Кавказская армия одержала больше побед, чем армии великого князя Николая на Дунае. На Кавказе остались непокоренными лишь две крепости: Эрзерум и Батум. Войскам Гурии безо всяких задержек отправили подкрепления; Комаров с усиленной группой вернулся в Ардаган, поскольку планировалось совместное наступление на Батум из Озургети и Ардагана. 40-я пехотная дивизия влилась в армию Геймана, стоявшего у стен Эрзерума.

Весь ноябрь Мухтар собирал в Эрзеруме подкрепления, которые прибывали из внутренних районов Анатолии, часто в количестве одного батальона. К началу декабря он имел 17–18 тыс. пехотинцев и несколько тысяч лазских и вооруженных мусульманских жителей Эрзерума. В середине декабря в городе начались болезни, и Мухтар, опасаясь лишиться тех солдат, которых он сумел собрать, и надеясь после известия о падении Плевны сохранить силы для дальнейшей обороны Анатолии, увел свои лучшие части (6–8 тыс. пехотинцев при 20 орудиях) в Байбурт. Это было разумное решение. Старый Измаил при поддержке Хасан-паши остался оборонять Эрзерум, гарнизон которого насчитывал 15 тыс. регулярных и нерегулярных бойцов.

К 10 декабря русские сосредоточили у стен Эрзерума дивизию кавказских гренадер, 39-ю дивизию и 40-ю со 150-м (Таманским) полком, а также 3-й полк кавказских стрелков и мощную кавалерию. Однако Гейман и другие генералы не ладили между собой, и под Эрзерум прибыл Лорис-Меликов, чтобы взять командование на себя. Несмотря на трескучие декабрьские морозы, стоявшие на Армянском нагорье, русские медленно, но верно окружали Эрзерум линиями своих укреплений. 5 января 1878 г., когда взяли деревню Илиджу, стоявшую на Трапезундской дороге, город был полностью окружен, а его гарнизон в 15 тыс. солдат и 50 тыс. человек населения оказались полностью отрезанными от остального мира. Русское командование хорошо знало, что в Эрзеруме заканчиваются продукты; оно рассчитывало, что через два месяца город сдастся. Поэтому планов штурма никто не составлял. Однако осаждавшая армия находилась почти в столь же удручающем положении, что и город. Морозы все усиливались; сильные бураны замели дороги, и они стали практически непроходимыми; некоторые соединения по 10 дней кряду сидели без хлеба и печенья. Особенно сильно страдали лошади. В довершение ко всему из города на осаждавшую армию перекинулась эпидемия сыпного тифа, опустошавшая Эрзерум. В некоторых русских и турецких частях насчитывалось не более 100 здоровых солдат. От эпидемии умерли более 3 тыс. русских солдат и офицеров, среди которых были Гейман, Шелковников и Лорис-Меликов-младший. Страдания обеих сторон закончились только с подписанием перемирия 31 января 1878 г. В соответствии с его условиями Измаил Хакки-паша покинул Эрзерум, выведя из него регулярные войска гарнизона и тех вооруженных жителей, которые решили остаться в армии. 8 февраля город заняли русские.

Операции под Батумом начались в конце ноября. Русские планировали начать наступление из Ардагана, к которому через некоторое время должны были присоединиться части, выдвинувшиеся уже из Озургети. Оперативный план теоретически был безупречен, а русские силы в этом районе значительно превосходили турецкие, однако при его составлении забыли о сложных климатических условиях в Понтийских Альпах, в которых расположена долина Нижнего Чороха, а также дорога из Ардагана в Батум. Вину за это, видимо, нужно возложить на мечтавшего отличиться Комарова, который командовал ардаганскими войсками, ибо ему удалось убедить русский Генеральный штаб в том, что высокогорный перевал в горах Яльнизчам зимой вполне проходим.

Комаров покинул Ардаган 14 декабря с 13 батальонами (151-го и 152-го полков и 1-го полка кавказских стрелков), одним казачьим полком, одним полком нерегулярных войск и 12 горными орудиями. Турецкий отряд, состоявший из 2 батальонов низамов и 2 тыс. лазских нерегулярных солдат при 3 орудиях, занял хорошо защищенную самой природой позицию в селении Хане, которая прикрывала дорогу на Артвин. Эта позиция была взята после непродолжительного боя, и 16 декабря Комаров занял Ардануч, небольшой древний городок, стоящий на квадратной по форме Столовой горе, нависающей над ущельем Чороха. Однако ему пришлось провести здесь три недели, поскольку мощные снежные бури сделали дальнейшее продвижение невозможным; дорога, шедшая по правому берегу глубокого ущелья Чороха, отвесные склоны которого в некоторых местах достигают высоты 300 м, была непроходима.

Тем не менее практические соображения вынуждали русское командование настаивать на продолжении наступления на Батум. В первые дни января 1878 г. русские армии на Балканах вошли на территорию Фракии; все понимали, что перемирие скоро закончится, и Санкт-Петербург хотел на предстоящих мирных переговорах иметь Батум «в своем мешке». К тому же было хорошо известно, что войска Дервиш-паши в Батуме были сильно ослаблены отправкой подкреплений в Европу.

На Батумском фронте стояло долгое затишье, которое растянулось на всю осень и начало зимы. Начиная с июля Дервиш-паша сосредоточил основную часть своих войск позади Кинтриши, оставив на Хуцубанских высотах лишь передовые отряды для обслуживания нескольких батарей. Стоявший на позиции Муха-Эстате русский отряд имел строгий приказ придерживаться исключительно оборонительной тактики, и военные действия ограничивались лишь артиллерийскими перестрелками и стычками. В районе истока Ачквы (Ачквис-Тави) и перевалов, ведущих в Аджарию, произошло несколько ожесточенных столкновений между гурийским ополчением и кубанскими пластунами, с одной стороны, и аджарскими и кобулетскими партизанами – с другой.

В октябре Дервишу пришлось послать 8 батальонов и батарею в Эрзерум, а в ноябре ему было приказано отправить 6 батальонов в Стамбул. Он решил сократить линию фронта и в ночь с 27 на 28 ноября вывел свои батареи с Хуцубанских высот. Он отошел на Квирике-Девинские позиции, которые прикрывала в своем нижнем течении Кинтриши и ее приток Кинташ. Дервиш оставил на Самебских высотах передовой отряд, состоявший в основном из нерегулярных бойцов.

После падения Карса генерал Денибеков (принявший командование гурийскими войсками у генерала Оклобжио) получил приказ нанести удар после того, как основные силы Комарова спустятся в долину Чороха. Однако Комаров смог выйти в Ардануч только 13 января. Турки заняли очень мощную от природы позицию в Долис-Хане – в шести часах неспешной езды верхом на пони от Ардануча. 21 января Комаров решительной штыковой атакой выбил турок с позиции Долис-Хане, потеряв одного офицера и 60 солдат, и дорога на Ардануч оказалась свободной. Однако от этого приятного городка, стоявшего над главным ущельем Чороха, до Батума было еще более 80 км. Командование понимало, что на этой дороге сопротивление лазских и аджарских ополченцев будет гораздо сильнее, чем в Ардануче и Долис-Хане. Это обстоятельство усилило нетерпение ставки великого князя, поскольку там прекрасно понимали, что через две недели будет заключено перемирие. В связи с этим было принято решение подвергнуть Батумские позиции, которые летом отбили штурм Оклобжио, фронтальной атаке. Командовать этой атакой поручили Комарову. Русский Генеральный штаб рассчитывал на то, что боевой дух турецких солдат в Батуме будет подорван известиями о поражениях на Балканах, но он не учел, что местные жители в районе Батума будут стойко защищать свои дома и начнут партизанскую войну; кроме того, психология этих людей была весьма примитивной, и их интересовало только то, что происходит в непосредственной близости от их домов.

Комаров прибыл в Кобулети 28 января и в тот же самый день послал своих разведчиков разведать турецкие позиции (этот район был ему совершенно неизвестен). На следующий день он обсудил положение с генералами Денибековым и Шелеметевым, которые воевали на Батумском фронте с апреля 1877 г. Атаку назначили на 30 января. Комаров имел в своем распоряжении значительные силы: 41-ю пехотную дивизию, 76-й (Кубанский) полк, 2-й полк кавказских стрелков, несколько батальонов кубанских пластунов, гурийское, имеретинское и грузинское ополчения, несколько казачьих полков и мощную артиллерию. Даже если бы части этих сил было поручено наблюдать за побережьем и за районом Ачквис-Тави, у Комарова все равно осталось бы не менее 15 тыс. солдат для удара по войскам Дервиш-паши, который имел 12 тыс. турецких пехотинцев и нерегулярных бойцов. В то же самое время турецкие укрепленные позиции были не тронуты боями; батареи стояли на хребте, который тянулся между Девой и Цихис-Дзири, а в устье Кинтриши стояли четыре броненосца, которые должны были поддержать турок огнем.

Комаров решил нанести удар по более растянутой линии фронта, чем была у Оклобжио. На левом фланге нерегулярные войска при поддержке одного батальона пехоты должны были форсировать верхнее течение Кинтриши и захватить горы Самеба и Столовую, где без промедления надо было установить орудия. После этого при поддержке этих орудий 2-й полк кавказских стрелков и 163-й пехотный полк должны были перейти Кинтриши и захватить позицию Квирике-Дева. Справа генерал Шелеметев должен был идти вдоль побережья и, пользуясь мощной артиллерийской поддержкой, форсировать эту реку. Весь этот план базировался на предположении, что на этот раз сопротивление турок будет гораздо слабее, чем во время атаки Оклобжио.

К несчастью для русских, первый этап сражения только укрепил эту иллюзию. Самебскую позицию и Столовую гору, где стояли только слабые нерегулярные части, удалось взять довольно легко. Однако переброска орудий через реку Кинтриши – более сложная задача в январе, чем в июне, – потребовала времени, и нетерпеливые кавказские стрелки в центре, за которыми последовали роты 163-го полка, начали форсировать реку без артиллерийской поддержки. Турецкие орудия на Девинских высотах молчали, и русские начали подозревать, что противник оставил этот укрепленный лагерь. Однако после того, как несколько рядов траншей, тянувшихся вдоль Девинских и Квирикийских высот, ощетинились ружейным и пушечным огнем, эти иллюзии рассеялись. Одновременно на побережье орудия, установленные в районе Цихис-Дзири и на турецких броненосцах, открыли мощный дальнобойный огонь по той местности, где генерал Шелеметев пытался разместить свои батареи.

Шелеметев был убит; погибли несколько артиллеристов и лошадей; но ситуация в районе Кинтриши, где два батальона пехоты успешно форсировали реку, быстро становилась критической. Во многих случаях форсировать реку в обратном направлении было невозможно – в самых неожиданных местах река оказалась глубокой и быстрой. 2-й полк кавказских стрелков понес тяжелые потери: почти все офицеры были убиты или ранены. Остаткам полка удалось спастись от гибели только потому, что они взобрались по левому берегу реки на Столовую гору. Комаров, увидев, что его план провалился, отвел своих людей на позиции, которые они занимали утром. Потери оказались велики: более 1,2 тыс. человек убитыми или ранеными. Это чуть меньше, чем потери в Аладжийской битве. И, что самое обидное, люди погибли совершенно напрасно, поскольку на следующий день, 31 января, было подписано перемирие. Во время действия этого перемирия Батум оставался в руках турок; этот город с очень важным портом перешел в руки русских только после Берлинского конгресса[55].

В последний период Кавказской кампании 1877 г., продолжавшейся с октября по ноябрь, русская армия одержала решающую победу. Ее могли добиться гораздо раньше (вероятно, в период с июня по август), если бы стратегия русского командования была продумана более тщательно. Более того, на решения русской ставки оказали сильное влияние турецкие диверсии на Кавказском побережье и в долине Аракса, а также панический страх перед внутренними беспорядками, что позволило туркам перехватить стратегическую инициативу. Впрочем, турки не сумели этим воспользоваться. Турецкая политическая стратегия, заключавшаяся в проведении диверсий, была весьма успешна и стала достойным ответом на политические и военные диверсии России на Балканах (в Сербии и Черногории). В лице Ахмет Мухтара турки имели стратега, превосходившего своего противника, однако турецкая армия (несмотря на ее модернизацию после Крымской войны), несомненно, очень сильно уступала по своим боевым качествам русской Кавказской армии, поэтому туркам пришлось ограничиться лишь оборонительными действиями.

Главная беда русской армии заключалась в бездарности высшего командования, ошибки которого усилили промахи некоторых генералов. Структура высшего командования была чрезмерно перегружена: во главе армии стояли великий князь со своими (безответственными) советниками, Святополк-Мирский и (позже) Обручев. Великому князю подчинялся главнокомандующий Дорис-Меликов. Вся ответственность за боевые действия лежала на нем, однако он полностью зависел от великого князя (который, к счастью, являлся великодушным и рассудительным человеком, хотя и не обладал талантом военачальника). Работа штаба всегда и везде оказывалась неудовлетворительной – за исключением Аладжийского сражения и битвы за Карс, когда военными действиями руководил решительный и талантливый Лазарев.

Что касается героев кампании 1877 г., то она дала очень интересный психологический материал, обладающий, возможно, непреходящим значением для военных характеров любой эпохи. Лорис-Меликов не один раз демонстрировал свои недостатки. В российских военных журналах того времени его жестоко критиковали, однако следует отметить, что он никогда не жертвовал жизнью своих солдат ради собственной славы. В этом его можно сравнить с энергичным и властным Гейманом, который часто стремился продемонстрировать свое превосходство над врагом. Гейман представлял собой весьма колоритную фигуру: еврей по происхождению, он сделал стремительную карьеру в русской армии благодаря своей необыкновенной храбрости и удивительному везению. В нем было что-то от игрока, как и в Комарове (но в меньшей степени). Совсем другим являлся Тергукасов, исключительно серьезный и твердый человек, которого очень любили солдаты. Лазарев, еще один генерал армянского происхождения, был не менее твердым (он очень любил строгую дисциплину); к тому же в нем, несомненно, была искра истинного таланта[56]. Он успешно работал вместе с Шелковниковым, единственным генералом среди высшего командования, который сочетал в себе талант штабного работника с талантом военачальника.

Примечательной чертой этой кампании стало обилие храбрых и способных полковников, среди которых особенно выделялись Фадеев – из Кутаисского гренадерского полка, Амираджиби – из Елизаветпольского и (бригадир) Цитович, с его Бакинским и Дербентским полками. Офицеры, командовавшие батальонами и ротами, часто совсем еще молодые ребята, также были очень способными. Кампании 1877–1878 гг. стали первой проверкой на прочность русской армии нового образца, созданной на базе всеобщей воинской повинности, введенной в 1874 г. Результаты этой проверки оказались отличными как на Кавказском, так и на Балканском фронтах. Вновь сформированные дивизии, вроде 38-й и 40-й, вернулись с войны столь же прославленными, как и старые Кавказские гренадерские полки или полки 19-й дивизии, ветерана Кавказских войн. Только Московская гренадерская дивизия воевала немного хуже. Кавказские стрелки и драгунские полки оправдали свою репутацию отборных; отлично воевали также казаки и дагестанские нерегулярные кавалеристы.

С турецкой стороны солдаты были превосходными, а резервисты (и это внушало большие надежды) оказались не хуже низамов. В хорошо вооруженной турецкой армии по-прежнему не хватало умелых командиров. Отсутствовали также талантливые военачальники – поскольку высшее командование назначалось по указке двора и Стамбула. По сравнению с прежними кампаниями, в турецкой армии появилось много офицеров, приближавшихся к европейскому стандарту. Одним из первых преподавателей в только что созданном Военном училище в Стамбуле был Ахмет Мухтар, а офицеры вроде Хусейн-паши (который руководил инженерными работами в Карсе) обучались в Вулвиче (многие морские офицеры также получили образование в Англии). Тем не менее самыми талантливыми офицерами под командой Мухтара оставались иностранцы: венгр Фейзи и немец Мехмет (который ни разу не потерпел поражения в бою – и в Ардаганской битве, и при обороне редута Азизие). В турецкой армии было множество способных офицеров: Дервиш – в Батуме, Хасан – в Эрзеруме и Хусейн Хами – в Карсе; однако большая часть по-прежнему принадлежала к тому типу, который придерживался самых худших турецких традиций: Хасан Сабри – в Ардагане, Файк – в Баязете и старый негодяй Измаил Хакки.

Что касается самого Ахмет Мухтара, то Анатолийской армии повезло – ею командовал один из лучших турецких военачальников своего времени. Он, конечно, не достиг таких же успехов, что и Осман Нури в битве за Плевну, но, несомненно, гораздо лучше разбирался в стратегии, чем Мехмет Али или Сулейман. Несомненно, Мухтар был способным командующим, быстро принимал нужные решения и действовал без промедления. Он был сангвиник по темпераменту, но обладал холодным умом и не терял головы в сложных ситуациях. Его главная ошибка заключалась в том, что он задержался с выводом войск с Аладжийских позиций, но ее можно объяснить так: положение только что испеченного гази обязывало его воевать до конца. Этого требовали соображения престижа.