СОМНЕВАЮЩАЯСЯ ДУСЯ

СОМНЕВАЮЩАЯСЯ ДУСЯ

Что же это за страна, из которой постоянно бежали артисты, спортсмены, военнослужащие, ученые и даже те, кому партия доверяла больше всех, — кагэбэшники? И зачем было держать совграждан на такой привязи? Охраняли, бдили, в каждой делегации — по чекисту, за каждым гражданином, работающим за границей, — глаз. Помнится, где-то в 1979 году перед приездом в Данию дирижера Евгения Светланова с оркестром я получил из Москвы цидулю, что он собирается бежать. Ума хватило, чтобы не дергаться. И не заламывать руки всему оркестру. А вот случай с Петровыми. Это первые ласточки в послевоенные годы.

Дуся Петрова вошла в историю 19 апреля 1954 года. В городе Канберра, что в Австралии, волокли ее к самолету двое кагэбэшников-дипкурьеров с физиономиями, прочно ставшими затем образцом для голливудских киноактеров, игравших гомо советикус из службы безопасности.

Туфелька соскочила с правой ноги, руки судорожно сжали черную сумочку, тоска в глазах, отчаяние на лице. Этот уникальный снимок обошел все газеты мира и вызвал настоящий фурор, ибо наглядно показывал, каким «вольным» воздухом дышал простой советский человек.

Правда, Евдокия Петрова была не просто человеком, но и капитаном МВД, и женой подполковника это грозной организации, в то время выполнявшей функции ЧК-ОГПУ-КГБ.

Ее муж Владимир Шорохов, родился в 1907 году в деревне Лариха в Центральной Сибири, где многие годы жили и трудились его предки. Дуся выросла в деревне Липки Рязанской губернии и была старше своего мужа на семь лет. Стало быть, оба из крестьян.

Их судьбы складывались почти одинаково: оба прошли через комсомол, а Владимир, исходя любовью к самому передовому гегемону, даже сменил свою фамилию на Пролетарский.

Владимир и Дуся были смущены репрессиями кулаков и середняков в своих деревнях, а затем политическими процессами, однако верили товарищу Сталину, «как, может быть, не верили себе».

Отслужив на флоте в качестве шифровальщика, Владимир пришел на работу в ОГПУ. Евдокия попала в органы в девятнадцать лет, частично благодаря тому, что ее папа шоферил в транспортном отделе организации. Сначала она трудилась в шифровальной службе, затем ее перевели в Иностранный отдел.

«Я делала то, что в то время казалось совершенно ясным и нормальным, — напишет она позже. — Для меня ОГПУ была организацией, созданной Лениным для защиты революции от ее политических противников».

Молодая чекистка жила с чекистом-сербом (регистрировать браки тогда считалось буржуазным предрассудком) и родила от него дочь. А в 37-м супруга арестовали, и он долгие годы провел в лагерях.

Володя Пролетарский в 1938 году вернулся из командировки в Китай, где служил в нашем консульстве. Самым ярким его воспоминанием станет ликвидация китайского губернатора, бывшего ценным советским агентом. Все происходило простенько, но со вкусом: губернатора пригласили на обед в консульство, включили на полную мощность мотор грузовика во дворе, провели в подвал, кокнули выстрелом в затылок и тут же закопали в лучших традициях конспирации.

Итак, Володя Шорохов-Пролетарский влюбился в Дусю по уши, буквально преследовал ее, нежно заботился о ней после смерти ее дочки (умерла от менингита) и в 1940 году добился ее руки.

В 1942 году чекистскую чету направили на работу в наше посольство в Стокгольме. После глубоких раздумий начальство порешило сменить фамилию Пролетарский (кто знает, как прореагировали бы на это обуржуазившиеся шведы?) на вполне нейтральную Петров. Их пытались переправить в шведскую столицу через Архангельск с помощью британских конвоев — не удалось. Пришлось ехать до места назначения через весь мир, пользуясь воздушным и водным транс-портом: Тегеран, Каир, Дурбан (в Красном море их торпедировала немецкая подлодка), затем на самолете до Лондона, а оттуда через Абердин снова на самолете — в Стокгольм.

В шведской столице Петров занимался шифрованием и исполнял функции по охране советской колонии, в том числе разрабатывал почетно высланную послом в Стокгольм Александру Коллонтай, которая вышла из доверия у Сталина.

Дуся сначала работала секретарем в резидентуре, а затем была выпущена на оперативный простор и чуть не завербовала шведку в местном МИДе.

Четыре года в Швеции прошли у супругов счастливо, все прелести буржуазной жизни, не поколебали их веры в Революцию, поднявшую их из низов на вершины жизни, они благополучно вернулись в Москву и в 1951 году были направлены в Австралию.

В нашем посольстве в Канберре Петров возглавлял ВОКС (до недавнего времени Союз обществ дружбы), по основной линии по-прежнему обслуживал советскую колонию, традиционно охватывая и посла, занимался проникновением в антисоветские и националистические организации, а также имел задание создать в стране сеть нелегалов. В 1952 году его сделали исполняющим обязанности резидента, то бишь шефа резидентуры, правда, в резидентуре, кроме его жены, больше никого не было.

Дуся получила должность секретарши посла и бухгалтера посольства.

Супруги и не помышляли об измене Родине, беда заключалась в том, что они попали в водоворот интриг и подсидок внутри посольства, сами стали активными участниками конфликтов, отголоски которых докатывались до всесильного Центра.

Уже через несколько месяцев после прибытия Петров получил шифровку: «Согласно нашей информации, у товарища Петровой иногда проявляется отсутствие такта в отношении сослуживцев, включая посла, что не может не сказаться отрицательно на ее работе. В этой связи просим вас сделать ей соответствующее внушение».

Эпицентр конфликта таился, как это часто бывает, в отношении к моде двух первых дам совколонии. Супруга посла, по словам уже обкатавшейся в Стокгольме Дуси, одевалась хуже, чем жена дворника, даже в дикую жару носила комбинацию, дабы выглядеть потолще (муж ее обожал полных женщин), за девять лет пребывания в Канберре купила лишь одну пару нейлоновых чулок, считая, что они стоят слишком дорого, и постоянно штопала свои простые.

Сама же Дуся — по ее словам — одевалась со вкусом и вызывала восторги даже у местных аборигенов. Это выводило из себя «послицу», которой постоянно мерещилось, что ее муж положил глаз на свою секретаршу и бухгалтера.

Однако она ошиблась: посол насторожился сразу же после того, как новая бухгалтер предложила в соответствии с законными правилами ежемесячно оплачивать стоимость арендованной для дома государственной мебели. Пришлось подчиниться, но зерно конфликта было посеяно.

Удар Дусе нанесли с совершенно неожиданной стороны: под стекло на своем письменном столе она по легкомыслию рядом с портретом великого Сталина сунула фото голливудской кинозвезды и пса, игравшего на пианино. Это выглядело явным криминалом. На партийном собрании поступок расценили как насмешку над «вождем народов». Пришлось писать объяснение и доказывать, что все это чистая случайность.

Дальше больше. Петров завел пса. И тут уже все сотрудники застучали в Москву, что собака целыми днями носится по служебным коридорам посольской обители. Когда посол с супругой (в серебристой чернобурке, наброшенный на плащ) отбыл наконец в Союз, Петровы понадеялись, что страсти утихнут. Однако и новый посол начал с того, что сказал резиденту: «Владимир Михайлович, Центральный Комитет Коммунистической партии Советского Союза принял решение, чтобы вы не приводили вашу собаку на территорию посольства».

В марте 1953 года почил Иосиф Виссарионович, затем арестовали Берию и — вот напасть: мидовцы донесли в Москву, что резидент с женой образовали в посольстве пробериевскую фракцию! Обвинение по тем временам нешуточное.

Неожиданно Петрова поразила болезнь глаз, потребовалось операция. С помощью друга-поляка он попал к местному доктору, связанному со спецслужбами. В беседе с австралийскими друзьями часто возникала тема: а почему бы не остаться в Канберре навсегда? Вряд ли где-нибудь еще так эффективно делают операции на глазах…

Петров давно к этому внутренне был готов, однако Евдокия, которую новый скандал уже успел лишить места секретарши (причиной явился инцидент, когда Дуся бросила в жену посла кусок пирога), и думать не хотела о политическом убежище: в Москве остались мать и сестра, их ожидали бы репрессии.

События развивались динамично. 27 февраля 1954 года Петров впервые связался с австралийской контрразведкой: обещали политическое убежище и круглую сумму на покупку фермы. Однако решение о бегстве он принял лишь после того, как в посольстве в его сейфе были обнаружены секретные документы, которым надлежало храниться в другом месте. Это грозило большими неприятностями, вплоть до привлечения к уголовной ответственности.

Это стало последней каплей, и Владимир, даже не поговорив с любимой женой, захватил кое-какие секретные документы и исчез из посольства.

Тут и развернулись все драматические события. Начались поиски пропавшего соотечественника: его могли убить или похитить — мало ли что бывает за рубежом! Евдокию перевели из городской квартиры в посольство, лишили телефона, радио и газет и поставили под контроль. Исчезновение мужа и неизвестность впереди — все это было невыносимо, бедная Ду-ся даже пыталась повеситься на шнуре от утюга, да не выдержал шнур.

13 апреля австралийское радио официально объявило о том, что третий секретарь советского посольства Петров попросил политического убежища. Однако Евдокия назвала это ложью, обыкновенным империалистическим трюком, так как была убеждена, что мужа увели против его воли!

Через две недели после исчезновения Владимира ей передали письмо от него с просьбой о встрече. Ответ она написала под диктовку: «Я опасаюсь встречи с тобой, это может быть ловушка» — и была полна решимости вернуться в Москву.

19 апреля живописный конвой проводил Дусю в самолет под гиканье зевак и репортеров, призывавших ее остаться в Австралии. Для устрашения толпы конвой приказал фотографировать собравшихся, полагая, что все моментально разбегутся.

Но никто не убежал, наоборот, к аэропорту подкатились контрразведчики, оттеснив эскорт, предложили остаться, но Дуся отказалась. Самолет взлетел. Во время полета Дусю обрабатывали командир самолета и стюардессы. Стойкая чекистка и тут отказалась.

Предстояла высадка в Дарвине, последнем пункте на австралийской территории.

В аэропорту произошло новое драматическое событие: эскорт окружила австралийская полиция и полностью разоружила, хотя курьеры имели право на ношение оружия. Тут же Евдокии устроили телефонный разговор с мужем, умолявшим ее присоединиться к нему — ведь он прекрасно знал, что ожидает ее в Москве.

Только тогда она перешла Рубикон и осталась.

Пожалуй, в истории перебежчиков она вошла как самая сомневающаяся, а паблисити получила самое что ни есть.