Хлопнули дверью?

Хлопнули дверью?

Об эпизодах вывода войск, о которых не принято было говорить, поведал нам генерал-лейтенант Н. Почему H., а не полная фамилия? По его просьбе.

— Поверьте, не столько боязнь вынести сор из избы и получить за это вздрючку двигают мной, когда прошу не упоминать мои «позывные», — говорил генерал, сорок лет отдавший Вооруженным Силам, готовящийся уйти в отставку, и сокрушенно улыбался, точно извинялся перед нами и перед собой. — Не могу избавиться от стереотипов мышления, догм, заложенных армией. Понимаю, не надо страшиться выступать открыто, тем более рассказывать о том, что видел и слышал сам, в чем лично участвовал — а не могу. Нутро не пускает. Не обессудьте, поймите и простите…

Не стоило ему просить у нас прощения. Мы ведь тоже не в стерильной обстановке воспитывались, росли, страдали, работали. И мы боялись, и нас били. Так что можем понять генерала.

— Еще до подписания Женевских соглашений по политическому урегулированию внешних аспектов афганской проблемы стало очевидным, что войска скоро придется выводить. И тут возник острый вопрос: как уйти без потерь? Больших и малых. Разумеется, генштабисты и офицеры оперативного отдела штаба 40-й армии разрабатывали план проведения операции по выводу войск (забегая вперед, скажу, что он полностью оправдался). И все же как сделать так, чтобы люди больше не гибли — с той и с другой стороны?

Способ нашли без подсказок сами командиры — старшие и младшие, вплоть до лейтенантов. На свой страх и риск они стали договариваться со старейшинами кишлаков и населенных пунктов, разрешили местным жителям свободно передвигаться, вести хозяйственные работы, помогали им продуктами, топливом, запчастями. Надо заметить, такая тактика быстро дала свои плоды. Число диверсий против советских воинов, особенно на дорогах, стало сокращаться.

Командиры афганских правительственных войск такой тактики не придерживались, а если и пробовали договориться с местными старейшинами, то чаще всего безрезультатно. Может, потому, что на них моджахеды имели большой зуб. И диверсии против афганских колонн продолжались.

Тогда афганские командиры начали докладывать местным органам МГБ: дескать, русские не хотят воевать, прячутся за нашими спинами… Это мы-то прячемся! Весь опыт войны говорил об обратном. Жалобы пошли по цепочке, дошли до самого верха, оттуда в Москву и назад — генералу армии В. И. Варенникову. Только уже в ультимативной форме: «Почему ваши люди занимаются политикой, а не воюют?»

Я высоко оцениваю миссию Варенникова в Афганистане. Находясь рядом с ним, мог составить о нем полное представление. Исключительно грамотный военный, дипломат, умеющий находить общий язык с каждым, кто попадал в орбиту его интересов, честный, порядочный человек. Не секрет, что Валентин Иванович негласно поддерживал переговоры наших командиров с населением. Но он, увы, был не всемогущ…

В ЦК КПСС «выдали» министру обороны Д. Т. Язову, тот — Варенникову. Хочешь не хочешь, реагировать надо.

Кстати, сам Валентин Иванович в 1988 году, особенно когда ушли домой первые колонны наших войск, активно занимался переговорами с крупными полевыми командирами вооруженной оппозиции. В частности, он хотел склонить к перемирию Ахмад Шаха Масуда. Написал ему письмо, разведчики доставили.

Готовилось соглашение по Салангу. И тут окрик из Москвы.

Однажды, помню, вернулся Варенников из посольства взбешенный: «Сами не работают и мне мешают!..»

Не берусь судить о всех причинах недовольства стремлением Варенникова наконец-то наладить отношения с Ахмад Шахом (сколько таких попыток делалось!). Со слов некоторых высокопоставленных афганцев и наших дипломатов я знал: Наджибулла предубежденно относился к Ахмад Шаху. Он — пуштун, тот — таджик, возможно, это играло роль. А может, просто боялся его усиления…

Был случай. Из Панджшера, где находилась база Ахмад Шаха, должен был вернуться наш связник. Ждали, ждали, а его нет и нет. Наконец, появился весь избитый. Поймали его на обратном пути хадовцы и «обработали»… Неделю отлеживался.

Варенников стал действовать по другому: напишет письмо — и несет послу Ю. М. Воронцову. Согласуют текст, заручатся поддержкой Москвы и только тогда отправляют гонца к Ахмад Шаху. Одно письмо отправили за двумя подписями — Варенникова и посла, причем на двух языках, дари и русском.

А Наджибулла продолжал бомбить Москву: «Советские войска уйдут, и Ахмад Шах перережет дорогу на Кабул»…

В тот момент произошло такое событие. Мирный Кундуз был форменным образом разграблен моджахедами ИПА («Исламской партии Афганистана»). Некоторые отряды Ахмад Шаха без его ведома тоже участвовали в разбое и грабежах. Узнав об этом, он немедленно отозвал их и наказал.

Через некоторое время Варенникова вызвали в Москву. Вел заседание Э. А. Шеварднадзе, присутствовали В. М. Чебриков, А. Н. Яковлев, Д. Т. Язов, другие товарищи. Чебриков, помнится, бросил такую реплику: «Сколько раз мы требовали разгромить Ахмад Шаха, а Министерство обороны сопротивляется»…

В итоге о переговорах с Масудом и заикнуться стало нельзя. На Варенникова и командарма 40-й Громова начали давить как следует.

…Наступил январь 89-го. До даты завершения вывода войск, определенной Женевскими соглашениями, оставался месяц. И тут началось… Из Москвы поступил прямой приказ: 24 января начать операцию против Ахмад Шаха. Планировалось нанести по расположению его подразделений и баз страшной силы удар авиацией и артиллерией. Причем авиация дальнего действия специально вызывалась с аэродромов Советского Союза. «Зачем хлопать дверью, для чего?» — недоумевали многие офицеры. А некоторые негодовали: неужели «наверху» не понимают, что эта акция, кроме вреда, ничего не принесет?..

Ситуация усугублялась и тем, что в январе Ахмад Шах прислал письмо, в котором приглашал одного из заместителей Громова встретиться с ним. Москва поколебалась и не дала «добро» на встречу.

Прервем пока воспоминания генерал-лейтенанта и дадим слово бывшему работнику оперативного отдела штаба 40-й армии подполковнику В.:

— Группировка для удара по Масуду готовилась еще с ноября 88-го. Ахмад Шах выдвинул свои войска на острие. Часть высот занял он, часть — мы. И однако никаких действий против выходящих из Афганистана колонн он не предпринимал. Более того, его бойцы помогали нашим вытягивать из заносов технику. Зима выдалась на редкость снежная, Саланг становился с трудом проходимым для бэтээров, БМП, танков, тяжелогруженных машин, такая помощь была отнюдь не лишней.

Скажу со всей откровенностью: армия не хотела воевать с Ахмад Шахом. Да и он пообещал: вы не потеряете ни одного солдата.

Мы в оперативном отделе штаба 40-й делали все возможное, чтобы предотвратить столкновение. Ахмад Шах имел хорошо поставленную разведку и наверняка знал о планах удара по нему. Но надеялся он на то, что ранее вступивший с ним в переговоры генерал армии Варенников предотвратит беду.

21 января вдруг поступил приказ Д. Т. Язова: «Операцию начать 23-го». То есть на день раньше. Для нас этот день стал самым черным в Афганистане. Вызвали дальнюю авиацию из Союза. Стала она колошматить основную зону нахождения войск Ахмад Шаха. Правда, по имевшимся тогда у нас данным он успел-таки увести свои отряды в безопасные районы. Кто-то предупредил. Были сведения: наши бомбардировщики в основном «настругали щебенку». Но ведь были там и мирные кишлаки…

У меня есть по этому поводу одно сугубо личное соображение — хочу поделиться им. Возможно, кое-кто в Москве строил такой расчет: на мощную бомбардировку оппозиция ответит своими ударами, а это даст основание часть 40-й армии оставить в Афганистане.

— ???

— Да. Вы разве не знаете, что существовал такой вариант?

За разъяснениями мы обратились все к тому же генерал-лейтенанту Н.

— Да, такой вариант в некоторых планах действительно существовал, — подтвердил он.

…10 января в Кабул прилетели Э. А. Шеварднадзе и В. А. Крючков. Варенников поехал их встретить. Он долго отсутствовал. Возвратившись в свою резиденцию, сразу же бросился к телефону. Связавшись с командармом Громовым, бросил в трубку: «Прекратить вывод войск!»

— Вынашивается идея оставить часть наших войск в Афганистане, — выдавил из себя Валентин Иванович, видя мое растерянное лицо.

— Как оставить? Под каким видом? А Женевские соглашения?

— Чего ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю?! — резко осадил он меня.

Вечером пошли тревожные звонки из Москвы, из Министерства обороны.

— Кто дал команду прекратить вывод? Министр ничего не понимает!

Варенников ничего не стал объяснять, только сообщил: «Я сам доложу министру».

Наутро Валентин Иванович связался с Язовым и все ему рассказал.

Что же произошло? Перед всеми стоял один вопрос: как помочь Кабулу после нашего ухода? Некоторые посчитали, что без нас Наджибулле придется туго. Такая точка зрения в январе, за месяц до окончания вывода советских войск, в определенных кругах возобладала. И тогда родились варианты: или сохранить в Кабуле всю режимную зону, i это 17 тысяч солдат плюс «обслуга», или держать такие же силы на «трассе жизни» Кабул — Термез. А чтобы не было крику на Западе, сделать их добровольцами. Дескать, сами захотели прийти на помощь. Как в Испании.

Варенников и Громов встали на дыбы. Они-то прекрасно понимали всю пагубность такого шага. Но возражать Москве нелегко. Валентин Иванович страшно переживал…

Я решил встретиться с мидовцами, прилетевшими в Кабул. «Братцы, — говорю, — вам же придется отмываться. Мы же не выполним Женевских соглашений»… «Но ведь это совсем немного — тысяч семь», — ответствовали они. Вот и поговорили…

Одновременно потребовалось доставлять боеприпасы в Кандагар, иначе там афганским правительственным войскам не продержаться. Без ИЛ-76 не обойтись. Но тогда нужно вернуть в Кандагар один батальон для охраны аэродрома… Варенников высказался так: без согласия Москвы делать этого ни в коем случае нельзя. А ему в ответ: «А чего согласовывать? Вопрос решен, притом в более широком масштабе»… Словом, не рыпайся.

И вдруг звонит министр:

— Горбачев категорически против возвращения батальона. Действуйте своими силами, по обстановке.

Мы воспряли духом. Но вывод войск покуда все равно приостановили.

Многое должно было решиться на заседании в Политбюро. Насколько мне известно, резкое несогласие с предложенными вариантами «оставления» наших войск выразили А. Н. Яковлев и В. М. Чебриков. Министр обороны поддержал их. И все вернулось на круги своя, вывод продолжался. Но сколько же нервов это стоило всем нам!

Данные оперативного отдела штаба 40-й армии: С 1 января по 15 февраля 1989 года в Афганистане погибли 48 военнослужащих. Завершающий этап вывода войск таким образом прошел без больших потерь.