Политическое убежище и миллион впридачу
Политическое убежище и миллион впридачу
27 августа 1945 г. заместитель резидента НКГБ в Турции Константин Волков, работавший вице-консулом, направил английскому вице-консулу просьбу о безотлагательной встрече. Не получив ответа, 4 сентября Волков явился лично, чтобы попросить политического убежища для себя и своей жены, а также 50 тыс. фунтов стерлингов (по ценам 1990 года это составляло около 1 млн. фунтов). В обмен он предлагал важные досье, документы и собранную им лично информацию. Волков утверждал, в частности, что один из самых важных советских агентов в Англии исполнял обязанности руководителя отдела английской контрразведки. Волков настаивал, чтобы о его действиях сообщили в Лондон не по радиосвязи, а диппочтой, поскольку, по его данным, все шифрованные радиосообщения между Москвой и Лондоном в течение последних 2,5 лет дешифровались в СССР.
19 сентября из дипломатической почты, поступившей из Стамбула, Ким Филби с ужасом узнал о попытке Волкова. Упоминание Волковым руководителя отдела контршпионажа недвусмысленно указывало на Филби, занимавшего этот пост. Вечером того же дня разведчик известил о Волкове Москву, а через день московское консульство Турции выдало визы двум сотрудникам НКГБ, которые отправились в Стамбул под видом дипкурьеров. 22 сентября в Лондоне решили, что Филби необходимо лично разобраться с делом Волкова. Задержавшись в пути, Филби прибыл в столицу Турции только 26 сентября. За два дня до прибытия Филби Волков и его жена, накачанные лекарствами до беспамятства, были доставлены на самолет и отправлены в Москву под конвоем «дипкурьеров».
На обратном пути в Лондон Филби спокойно подготовил отчет, предложив различные объяснения неудачи, которой закончилась попытка Волкова сбежать: пьянство, неосторожность, прослушивание НКГБ его квартиры, неожиданная перемена принятого решения. Версия, что НКГБ был предупрежден о намеченном побеге, не была даже включена им в отчет, поскольку, по мнению Филби, изложенному им руководству в устной форме, не имела под собой никаких доказательств. В стремлении дискредитировать информацию Волкова Филби весьма пространно убеждал свое начальство в ненадежности сведений, которые тот собирался передать. В отчете он, например, выразил удивление, что Волков не сумел дать полезной для английских криптографов информации, хотя и уверял в успехах советских спецслужб по вскрытию английских шифров за последние 2,5 года.
И хотя, благодаря усилиям Филби, Волков так и не раскрыл англичанам секреты советской радиоразведки, те сведения о ней, которыми западные спецслужбы уже обладали, позволили им весьма высоко оценить ее. В докладе Объединенного комитета начальников штабов США об ущербе, нанесенном обеспечению безопасности связи, говорилось: «Все английские, а возможно, и американские дипломатические шифры, имевшиеся на 15 мая 1951 г., находятся в руках русских и больше не используются». Следует отметить, что в этой фразе доклада была известная доля преувеличения. В ней не учитывалось использование в английской и американской дипломатической переписке шифрблокнотов, из которых лишь незначительное количество могло попасть в распоряжение выявленных к маю 1951 года советских агентов. Однако в то же время в расчет не брались военные шифры, часть которых к тому времени уже нашла путь из сейфов, где они хранились, в руки советской разведки.