Мастера идут в поход. Рождение пушкарей

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

О первых пушечных мастерах на Руси известно немного. Летописное известие о том, что в 1380 г. «преже всех зделал снасть вогненного бою – ручницы и самопалы, и пищали железные и медные – немец именем Ян»[214], следует рассматривать как легендарное, хотя некоторые историки считают его уникальным [215]. Дело в том, что в этих строках присутствуют явные анахронизмы, не свойственные для Восточной Европы в 1380 г. – ручное оружие (ручницы и самопалы!), а также медные (т. е. отлитые!) пищали. К тому же это известие противоречит другим летописным сведениям о том, что европейское огнестрельное оружие появилось не ранее 1389 г., когда «вывезли из Немец арматы на Русь и огненную стрельбу, и от того часу уразумели из них стреляти (выделено мной. – А.Л.)».

В XV – начале XVI в. в источниках встречаются термины «пушечники», «пищальники», «пушкари». В чем различие между ними?

За первую половину XV столетия сохранилось только одно имя мастера, который умел делать пушки и стрелять из них, – Микула Кречетников. В 1447 г. осаждающему Углич Василию II его союзник, великий князь Борис Александрович Тверской, послал в помощь «пушечника с пушками, именем Микулу Кречетникова. Но таков беяше той мастер, но яко и среди немец не обрести такова»[216].

И только с 1470-1490-х гг., с приездом в Москву группы итальянских мастеров, источники сохранили имена наиболее известных специалистов пушечного дела. До 1520-х гг. мастер, изготовивший орудия, шел с ними в поход. Так, летописи отмечают в походах на Казань в 1482 г. и на Тверь в 1485 г. литейщика Аристотеля «с пушками, и с тюфяки, и с пищальми»[217].

Мастер Стефан участвовал в третьей осаде Смоленска 1514 г. Уместно здесь привести, со слов С. Герберштейна, высказывание Василия III, брошенное в упрек одному мастеру, спасшему орудие от неприятеля: «…к чему это нелепое старание сохранить орудие? Не орудия важны для меня, а люди, которые умеют лить их и обращаться с ними»[218]. О мастерах, способных отливать огромные орудия, говорят их прозвища. Нам известны итальянцы Аристотель Пушечник, Яков Пушечник, Петр Фрязин Пушечник. Русские мастера Яков, Иван (Ваня), Василий (Васюк), Федор (Федько) были первыми учениками итальянцев. Из них последний в 1488 г. именуется уже Пушечником. То есть пушечник в конце XV в. – мастер высокого класса, который мог отливать пушки-бомбарды: «пушечник нарочит, нарочит лити их и бити ими».

Как уже отмечалось, «пушечники» вместе со своими орудиями неоднократно ходили в походы. С начала XVI в. они именуются пушкарями. Так, мастер Стефан, упоминаемый в документах эпохи Василия III[219], во время третьей осады в Архангелогородском летописце именуется «пушкарем» («И повеле князь велики пушкарю Стефану пушками город бити… и удари по городу болшею пушкою»). Мастер сам наводил и стрелял из орудия, готовил у ней боеприпасы, в том числе и ядра, окованные свинцовыми полосами.

Кстати, Герберштейн в своих «Записках» для обозначения канонира, стрелявшего из «пушек» («bombarden»), использовал слово «пушкарь» («bombardarius»).

С начала XVI в. в источниках появляются некие «пищальники». Впервые слово «пищальник» упомянуто в рязанском акте от 7 марта 1485 г., но, как верно заметил И.Н. Пахомов, под ним подразумевался ремесленник (скорее всего, кузнец, ковавший пищали). С 1500 г. новгородские писцовые книги фиксируют пищальников в северо-западных крепостях.

В современной историографии до сих пор неясно, когда пищальники появились, какие изначально выполняли функции. Одни историки относили пищальников к пехоте, а другие – к артиллерии[220]. В недавней обстоятельной работе И.Н. Пахомов пришел к выводу, что пищальники «не были в чистом виде ни артиллерией, ни пехотой», и в зависимости от задач могли действовать как те, так и другие. Появление же пушкарей исследователь относит только к 1540-м гг.[221].

В данном разделе предложена несколько иная трактовка боевого использования пушкарей и пищальников. С этимологической точки зрения термин «пушкарь» произошел от слова «пушка», а «пищальник» – от «пищаль». Пушками, как уже отмечалось, назывались тяжелые бомбарды, а вот пищалями именовался целый огнестрельный ассортимент: «большие», «малые», «польные», «затинные», «сороковые», «завесные», «ручные» и т. д. То есть, если исходить из этимологии, то пушкари – это бомбардиры, а пищальники – стрелки из разных пищалей. Эта гипотеза подтверждается рядом фактов.

В 1508 г. великий московский князь Василий III отправил из разных городов Руси под Дорогобуж «з городов пищалников и посошных».

В 1512 г. было велено собрать «с городов пищалники, и на Пскович накинуша 1000 пищальников, а псковичем тот рубеж не обычен, и бысть им тяжко велми». С псковского «Застенья» пищальников набрали не с 10, а с 6,5 двора. Судя по количеству воинов, речь шла о людях огненного боя, вооруженных ручным огнестрелом, – именно они «напившися полезоша на приступ ко граду» Смоленску и понесли значительные потери.

На протяжении XVI в. пищальники фиксируются в Орешке (в 1505 г. 6 человек), Кореле (в 1506 г. 9 ч.), Копорье (в 1506 г. 1 ч.), Торопце (в 1540 г. их 30 ч.), Суздале (в 1540 г. их 6 ч.), Порхове (в 1545 г. их 5 ч.), Острове (в 1585–1587 гг. их 15 ч.), Ярославле (1511 г., в 1517 г. их97), Гомеле, Стародубе, Чернигове (1535 г.), Себеже (1535–1540 гг.), Муроме (1537 г.), Коломне (1542 г.), тверском Отроч монастыре (1543 г.), Кашире (1543 г.), Серпухове (1551/52 г.), Торжке (1553 г.). Самые представительные «корпорации» пищальников были во Пскове (до 1000 ч.), Новгороде (до 1000 ч.), и Москве (более 1000 ч.).

Итак, можно предположить, что «пушкарем» в начале XVI в. называли высококлассного специалиста по стрельбе из больших стенобитных бомбард. Подобная трактовка присутствует в немецких книгах по артиллерии первой половины XVI в.[222], а в русском переводе трактата Л. Фронспергера «Das Kriegsbuch» 1573 г., выполненном в 1620 г., отмечено следующее: «…которые стреляют из пушек и из пищалей из шарфмецов или василисков или из соловьев, или из певиц и из квартанов, те пищали стенобитные, и такие люди именуются пушкари (в немецком варианте – Buechsenmeisteray. – А.Л.). А которые из полкового наряду стреляют, из драконов, из змей, из чегликов, из соколов, и те люди именуются стрелки (в немецком варианте – hakehschutzen, т. е. пищальники. – А.Л.) ….а пушкарем такова не называти (выделено мной. – А.Л.)»[223]. Русская артиллерия, созданная в начале XVI столетия по иностранному образцу, не могла не испытывать западноевропейское влияние в организации артиллерийской службы.

Со временем происходит разделение специальностей – пушкарями документы стали называть специалистов по стрельбе из больших пушек, а пищальниками – по стрельбе из колесных орудий и ручных пищалей[224].

В торопецкой писцовой книге 1540 г. уже отождествляются пищальники и пушкари: «И всех дворов пищальничьих и Пушкаревых трицать, а пищальников в них тритцать человек», «и всех дворов пищальниковых и пушкарских 30, а пищальников в них 30 чел.»[225], хотя по факту пищальников 25 и 5 пушкарей. В то же время в 1540-х гг. жалованье пушкарей и пищальников существенно различалось[226]. Тогда же появляются затинщики – стрелки из затинных пищалей.

В соседней Литве, и это важно подчеркнуть, пушкари упоминаются, как уже отмечалось, в конце XVI в. Судя по всему, они действительно были высокопрофессиональными специалистами «огнестрельных дел». Понятно, что пушкарей, «огнестрельных» мастеров высочайшего уровня, в России, как и в соседней Литве, насчитывались единицы, в отличие от пищальников – стрелков из ручных и полевых пищалей.

С развитием огнестрельного оружия специалисты артиллерийского дела как в Литве, так и на Московской Руси, стали цениться очень высоко. Здесь необходимо подчеркнуть важное отличие в политике вербовки европейских мастеров в Литве и в России. В Великом княжестве Литовском были востребованы в основном пушкари, специалисты по огнестрельной стрельбе, а не литейные мастера. Это может объясняться тем фактом, что в Литве первый государственный пушечный завод заработал только в 1540-е годы[227]. До этого времени основное количество огнестрельных орудий, от тяжелых пушек до легких гаковниц, Литва закупала у Польши[228]. Для их обслуживания привлекались наемники-пушкари из сопредельных областей Пруссии, Ливонии, Империи. Так, например, в декабре 1488 г. наместник смоленский передал властям Риги следующую просьбу, «про то ж просим вашое м(и)л(о)сти, абы ваша м(и)л(о)сть из(ъ)еднали нам шесть пушкаров и до нас прислали, а мы им хочом от тог(о) плат платит(ь) ещо надвышь, и где бы инде што мели от т[о]г(о) брати»[229]. В 1502 г. на войну с «московитами» в артиллерию были наняты начальник артиллерии Георгий (Georgius pixidarius regius) и 12 главных пушкарей (magistripixidarii), носящих немецкие имена: Эрхард, Вайс Ганс, Никель Гульден, Воллтан, Арнольд, Гарендор, Ларсель, Янек, Иероним Ринк, Михель Алиблер и два Йохана. Сохранились также единичные свидетельства о следовании наемных артиллеристов к месту службы (например, королевский лист о следовании пушкаря Амбросия в г. Каменец от 10 февраля 1515 г.)[230].

Еще один документ 1520 г. дает понятие о некоторых обязанностях литовских пушкарей того времени. Киевский пушкарь Ян был обязан за суконное и денежное жалованье (20 коп грошей в год) «з дел стреляти» и «пушкарскую службу нам служити», помимо этого он еще должен был изготавливать в больших количествах селитру и порох. Однако киевские власти задолжали пушкарю 95 коп грошей и суконного жалованья за 6 лет, в связи с чем он просил увольнения со службы («бил намъ чолом, абыхмо ему тую службу казали заплатити и оттол зъ замку нашого Киевъского его спустили»). Компромиссное решение великого князя Литовского об увеличении жалованья до 30 коп грошей показывает, как Сигизмунд I пытался удержать на службе в Киеве «пушкаря Яна»[231].

В отличие от Литвы, в России отдавали предпочтение специалистам широкого профиля – литейным мастерам, которые могли как отливать орудия, так и обращаться с ними.

Только к 1540-м гг. происходит разделение специальностей – мастер отливал орудие, а стрелял из него пушкарь. Пищальником именовался стрелок из ручных пищалей. К 1540-м гг. согласно новгородским документам пушечник и пушкарь – одна и та же специальность, означающая специалиста по стрельбе из пушек (в одном и том же документе встречаются фразы «с пушкарей и с пищальников», «пушечники и пищальники» и т. д.) [232]. Тогда же появляются затинщики – стрелки из затинных пищалей.

Интересны по своему содержанию грамоты от 27 и 29 ноября 1555 г. о посылке в Новгород московских пушкарей и артиллерии. Откомандированные должны были обучать кузнецов делать «ядра круглые и гладкие» и зажигательные снаряды. В документе также впервые упомянуто важное техническое новшество – «кружала», представлявшие собой калибровочно-измерительные циркули для расчета диаметров стволов и ядер. Очевидно, это российский аналог изобретенной в 1546 г. артиллерийской шкалы Г. Гартмана (1489–1564 гг.)[233]. Восемь московских канониров обслуживали 8 пищалей (3 полуторных и 5 девятипядных), а в помощь к ним, в «поддатни», приписывались 40 новгородских пушкарей, по 5 на орудие[234].

За службу пищальникам и пушкарям полагалось хлебное и денежное жалованье. По данным за 1556 г., московский пушкарь получал «по два рубля человеку» в год, в месяц «по осмине муки ржаные да по полпуду соли», а в случае участия в походе ему полагалось выдать дополнительно «по полуосмине круп овсяных, по полуосмине толокна». В качестве личного оружия пушкарь получал ручницу[235]. Пищальник же получал меньше пушкаря: в год по рублю, «по двеннадцати ржы, по двеннадцати коробей овса»[236], причем как и пушкарь, он должен был «быти на городе у наряду, у пушок и у пищалей, неотступно, день и ночь». Надо заметить, что в случае дефицита артиллерийских кадров для службы у большого городового наряда привлекались люди «из старых из отставных пушкарей и пищальников, гораздых стрельцов»[237].

Впрочем, к концу XVI в., и это мы знаем из копии единственного полного списка служилых людей пушкарского чина 1598/99 г., сохранившегося в архивном собрании И.Х. Гамеля, денежные выплаты пушкарям варьировались от 17 до 4,5 рубля[238]. Это было связано, очевидно, с тем, что пушкарей могли привлекать к разного рода работам, в том числе и по отливке орудий.

В качестве служилого платья пушкари и пищальники получали в 1550-х гг. из казны «однорядки». Весьма интересны для реконструкции облика пушкаря того времени «обидные списки» 1571 г., в которых перечисляется захваченное «литовскими людьми» имущество: «Да ехали с Лук Великих на Нешерду нещердской пушкарь Тимоха, да воротники Нечайко да Фролко да кузнец Матюшка да стрелец Третьячко… У Нечайка – однорятку лазореву сукно колтырь, да кафтан теплой заечей под крашениною под синею, да рубашку красную с тясьмою, погвицы у ней з жемчюги на спенках, да пояс шолков, да две рубашки полотняных… А у Фролка взяли – мерин саврас да кобылу гнеду, да платья кафтан суконной синь английской земли, да кафтан теплой заечей под сукном под зеленым, да однорятку лазореву сукно колтыр, да шапку лисью под сукном под синим да колпак углетцкая полстка, да четыре рубашки полотняных белых, да четверы портки… да у нево ж пушкарева Тимохина живота взяли: сукно черлено аглинской земли да два аршина мухояру чорного»[239].

Пушкарская служба была наследственной, «от отца сыну, от дядь племянникам». В случае прямой угрозы к орудиям могли ставить под наблюдением пушкаря обученных посадских и пушкарских детей («а у того наряду, коли в приход воинских людей, стоят пушкари, монастырские слуги и детеныши Иван Букин с товарищи»[240]). При поступлении на службу с пушкаря бралась «поручная запись», в которой тот обязывался служить государю, «с государевой службы не сбежать ни в Крым, ни в Литву, ни в Наган, ни в немцы, ни в которые государства не отъехать, ни красть, ни разбивать, ни зернию не играть, ни корчмы, ни блядни не держать, и с воры не знатца, ни над государевою казною хитрости ни в чем не учинить».

По-прежнему, вплоть до конца XVI в., сохранялась практика приема на службу иностранных специалистов. В 1576 г., когда после взятия Люцина некоторые немцы изъявили желание служить государю, царь повелел: «…которые пригодятца в пушкари, и тех устроить жалованием денежным и хлебным». В списке 1598/99 г. среди московских пушкарей можно встретить «новокрещеных немцев»: «Новокрещены, что были немцы, дано по 8 рублев»[241].

Для подготовки высококвалифицированного артиллериста, хорошо знающего «пушкарское дело», владеющего основами баллистики и инженерного дела, техникой заряжания и прицеливания, нужны были многие годы, поэтому правительство было заинтересовано в укреплении семейной традиции, преемственности передачи опыта пушкарского дела «от отцов детям, от дядь племянникам». Однако недостаток специалистов по артиллерийскому делу вынудил правительство пойти на ряд мер. При дефиците квалифицированных кадров, когда традиционные способы комплектования («от отцов дети, а от дядь племянники») не могли обеспечить нужные потребности в обслуживании большого парка орудий, возможность «государевой пушкарской службы» стала распространяться и на посадское население. При поступлении на службу новоприборные из «черных слободцов и вольных людей» освобождались от налогов; им выдавалось единовременное пособие и назначались денежный и хлебный оклады. В военное время, по распоряжению Пушечного приказа, часть из них направлялись в армию, в составе которой пушкари подчинялись начальникам артиллерии – пушкарским головам. Оставшиеся в городе, согласно росписным спискам, на случай осады посменно дежурили у своих орудий и следили за их исправным состоянием.

Более привилегированные московские пушкари могли набираться не только из родственников пушкарей, но и из лучших городовых пушкарей. Можно с уверенностью утверждать, что московские артиллеристы являлись элитой пушкарского чина.

Из документов XVII в. мы знаем, что пушкари несли два вида службы, «домашнюю» (в своей слободе и родном городе) и «отъезжую» (походная и посылочная командировки в уезды страны). Была ли такая практика в XVI столетии – сказать затруднительно.

О численности городовых пушкарей существуют лишь отрывочные данные. Поскольку подавляющее число крепостей вооружалось легким «нарядом» (сороковыми, семипядными, девятипядными, скорострельными, затинными пищалями, тюфяками), то и количество пушкарей исчислялось от нескольких человек до нескольких десятков. Так, в 1560-х гг. в Казани было 33 пушкаря, а в Коломне – 27 затинщиков и 17 пушкарей[242]. В ливонские крепости для обслуживания артиллерии было направлено 140 пушкарей, московских, новгородских и псковских (см. Табл. 9). Известно, что к 1580-м гг. в крепостях северо-запада сосредотачивается значительное количество пушкарского контингента. На одном из важных оборонительных рубежей в 1585–1588 гг. значилось 156 пушкарей [243]:

в Гдове – 11 пушкарей;

в Изборске —15;

в Острове – 20;

в Вороначе —15;

в Белье —15;

в Красном —15;

в Опочке – 34;

в Себеже – 31.

Артиллерийское вооружение северо-западных крепостей по результатам Баториевой войны было значительно усилено. В целом в крепостях северо-запада России (с учетом Пскова) было столько же пушкарей, сколько и в самой Москве при «Государевом большом наряде».

К 1598/99 г. пушкарей в Москве насчитывалось до 230 чел.[244]. Эта цифра на протяжении XVII в. менялась несильно.

Пушкари подчинялись «головам у наряда» (с начала XVII в. – «пушкарским головам»). «Головы у наряда» впервые упоминаются под 1549 г.[245]. При осаде вражеских крепостей они руководили артиллерийскими батареями, обеспечивали доставку орудий и боеприпасов[246]. Круг обязанностей «голов у наряда» со временем значительно расширился, и в начале XVII в. пришедшие им на смену «пушкарские головы» отвечали уже за целый комплекс мероприятий – от отливки орудий до расстановки артиллерийских батарей. Из документов XVII в. известно, что пушкарскому голове предписывалось: «…у пушечных и у колокольных и у всяких литейных дел быть ему (голове. – А.Л.) безпрестанно, а что будет на Пушечный двор к литью и на поделку, ко всяким делам, надобно какого лесу или иных каких запасов, и ему лес и всякие запасы велеть в рядех у торговых людей, с целовальниками, и с пушечными, и с колокольными, и с иными мастерами приторговывать… без прибавочной цены, и тому покупные росписи, за своею и за целовальниковыми руками подавать в Пушкарский приказ, и тое покупку записывать в книги…»[247]Не думаю, что круг обязанностей в XVI столетии у «головы у наряда» сильно отличался.

К моменту приготовлений к походу в Ливонию 1577 г. относятся первые упоминания об артиллерийском ведомстве – «Пушечном приказе». В списке «бояр, окольничих и дворян, которые служат из выбора» указаны начальник этого приказа князь Семен Коркондинов (Коркодинов) и его помощник Федор Пучко-Молвянинов, которые еще два года назад числились в Разряде как «головы у наряда». Пометы сверху над их именами «с государем» означают, что в Ливонском походе Ивана Грозного они находились непосредственно при наряде и руководили общими действиями осадной артиллерии[248]. Но в том же году С. Коркондинов и Ф. Пучко-Молвянинов получили другое назначение и их заменили Остафий Пушкин и Петр Волконский. Начальники приказа ведали весь «бой огненной» на Москве и в городах.

Помимо этих должностей в документах конца XVI в. упоминается «пушечный приказчик» – по-видимому, распорядитель в военном производстве[249].