HMS “AGAMEMNON”: ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА АДМИРАЛА ЛАЙОНСА

HMS “AGAMEMNON”: ПСИХИЧЕСКАЯ АТАКА АДМИРАЛА ЛАЙОНСА

Действия английского флагмана Алабина именует не иначе, как подвиг.^{1048} За что же такая высокая оценка действий неприятеля, кстати, не характерная для большинства русских авторов?

«Агамемнон» мог действовать по батарее Карташевского и в тыл Константиновской, тогда как его обстреливали орудия батарей № 7, 8 и 10 с расстояния более 2000 м. Вначале все складывалось относительно благополучно. 

Когда от перекрестного обстрела и взрыва зарядных ящиков пострадала Константиновская батарея, Лайонс, уверенный что с ней покончено, оставил линию, обошел эскадру, вышел из вновь затянувшего пространство дыма на открытое пространство и открыл большим темпом огонь одним бортом по Константиновской, а вторым — по батарее № 10. Самоуверенность флагмана дорого ему стоила. Через несколько минут русские снаряды в неимоверном количестве стали крушить оба борта линейного корабля. Несколько раз вспыхивал пожар.^{1049}

Неужели Лайонс решил в одиночку атаковать Севастополь? Вернее всего он и не помышлял об этом, а решился на «странную экскурсию», чтобы уточнить результат взрыва на Константиновской батарее и ее состояние, «…дорого поплатившись за свою любознательность».^{1050}

Но так уж ли бездумно действовал Лайонс, как это иногда пытаются представить? Или просто хотел доказать Дандасу, что тот не прав, вынуждая командиров кораблей осторожничать?

На самом деле он рационален. Убедившись, что батарея жестоко терпит от огня других кораблей и скована боем, он, используя данные промеров глубин в районе берега, полученные им от офицеров, проводивших разведку днем раньше, решился на «прощупывание русской обороны». Подтянув «Санспарейл» на свое место в строю, адмирал рискнул попробовать выйти в батарее и добить ее, одновременно накрыв огнем батареи южного берега и прощупать огнем глубину бухты.^{1051}

Так и было. Оказавшись между русскими батареями, «Агамемнон» включил в дело орудия обеих бортов, став, таким образом, единственным кораблем, действовавшим в сражении всеми батареями. Русские батареи, скрытые до этого завесой дыма, оказались видимыми, и англичане сумели добиться нескольких попаданий, правда, без особого успеха.

По другой версии, Лайонс, решив, что Константиновская батарея после взрыва на дворике и повреждения верхней площадки окончательно выведена из строя, направил свой корабль к входу в бухту с тем, чтобы начать прорыв на внутренний рейд, подав тем самым пример остальным кораблям. Но, подвергшись сосредоточенному обстрелу с закругления Константиновской и Александровской батарей и батарей № 8 и 10, получил много попаданий и только бегством спасся от грозившей ему гибели.

Конечно, прорыв в бухту в его планы не входил — это точно стало бы самоубийственной атакой, но опробовать машины линейного корабля в реальном бою — в этом «удовольствии» Лайонс себе отказать не мог. Вот, правда, успех от этого рейда, этакой «психической атаки» оказался сомнительным. Русские накрыли его быстро и, вполне возможно, в союзника всадили «дружественным огнем» несколько снарядов французы («Юпитер») или турки («Махмудие»),

Ко всем неприятностям, машина линейного корабля оказалась слабой, чтобы вытащить его из огня, а вероятнее всего, совсем заглохла. О том, что с «Агамемноном» не все в порядке, первыми узнали на «Роднее». К его командиру прибыла шлюпка с офицером, через которого адмирал просил взять линейный корабль на буксир и вы тащить из огня.^{1052} Судя по всему «Родней» отправил к флагману своего буксировщика, потому что вскоре оказался сам без управления и только чудом избежал гибели.

Потом подсчитали, что флагманский линейный корабль получил около 250 попаданий, имел несколько пожаров, правда, потушенных, и только чудо спасло его от полного разрушения и гибели.^{1053} Иногда говорят, что в корабль попала даже ракета, проломившая борт на 6 футов ниже ватерлинии, создав больше паники, чем повреждений.^{1054}

Скорее всего, англичане если и получили в действительности ракету, то это была одна из своих, предназначенная для города, но нашедшая более «сытную» цель. После боя, по свидетельству его участников, вся верхняя палуба линейного корабля была усыпана щепками от разбитого рангоута и если бы там были расчеты артиллерийских орудий, то убитых и, особенно, раненых было неизмеримо больше.^{1055} Но и на нижних батареях доставалось. Ядра, если пробивали толстые многослойные дубовые борта корабля, как правило, угрозы не представляли. Но вот острые как лезвия щепки по своему эффекту, продолжая убийственную работу снарядов, напоминали картечь, но более жестокую.