ПЛАНЫ СТОРОН: РУССКИЕ

ПЛАНЫ СТОРОН: РУССКИЕ

«… нам видно на расстоянии двух пушечных выстрелов от Севастополя, как они копают землю, и нам не миновать бомбардировки».

Князь А.С. Меншиков — князю М.Д. Горчакову

Гарнизон имел одну задачу — выстоять под жесточайшим огнем, сохранив вновь созданные и бывшие ранее укрепления. Единственное, чего действительно опасался Меншиков — штурм.^{945}

То, что союзники со дня на день начнут бомбардировать крепость — русские знали. В конце концов, англичане с французами в Крым не пивом торговать приехали, а то, что артиллерийский обстрел для них давно национальный вид спорта, стало ясно после Одессы. Не сомневаясь в ожиданиях после потери Балаклавы, Меншиков писал князю М.Д. Горчакову: «…нам видно на расстоянии двух пушечных выстрелов от Севастополя, как они копают землю, и нам не миновать бомбардировки».^{946}

Но князь удивительно спокоен. На его стороне как минимум два преимущества: союзники потеряли время, и вышли туда, где их ждали; мощность оборонительных сооружений крепости много лучше, чем была до этого.

Знал он и еще одно преимущество, вытекающее из практики применения артиллерии в оборонительном сражении: «Батареи обороняющегося, владея почти всегда тем преимуществом, что с самого начала знают дистанции, с успехом противодействуют атакующим орудиям».^{947}

Отсутствие громоздкого плана на этот раз было не слабой, а сильной стороной обороняющихся. Если вспомним Альму, то одной из причин поражения стал крах разработанной сложной, непосильной генеральскому уму, системы управления войсками, созданной князем. Здесь же не было чему разваливаться: каждый командир батареи или иной начальник имел задачу сдерживать того неприятеля, который был прямо перед ним.

Единственное, что вменялось всем в непременную обязанность, это с максимальной скоростью восстанавливать разрушенные укрепления, чтобы ни один из оборонительных участков не был разбит до такой степени, которая позволит легко занять его атакой пехоты, которую отбивать было некому. Пехоты в крепости было мало.

Незадолго до нападения, русские уже получили возможность потренироваться в практической стрельбе, хотя союзные корабли не спешили приближаться к Севастополю. В тех редких случаях, когда батареи (№8, №10, Константиновская, Александровская, Карташевского, Волохова) открывали огонь, его вели на предельной дистанции ок. 2000 м. Но даже в этом случае корабли быстро выходили из-под огня.^{948}

Теперь попалась серьезная добыча. 1(13) октября австрийский (зафрахтованный) транспорт спешил из Качи в Балаклаву с грузом сена. Капитан шел самоуверенно, приблизившись к Константиновской и Александровской батареям менее чем на 1500 м. Оплошность поняли поздно: вода вскипела от десятков русских снарядов, ложившихся угрожающе близко. Команда, повела себя оригинально: поняв, что русские их все равно потопят, они, бросив судно на произвол судьбы, сели в шлюпки и изо всех сил налегли на весла, «рванув» в сторону Камышовой бухты, где их взяли под защиту солдаты 74-го полка линейной пехоты.^{949}

Англичане утверждают, что русские стреляли плохо: из 300–400 насчитанных ими выстрелов, только 4 или 5 снарядов попали в цель. Для спасения транспорта направились дежурившие неподалеку «Бигль» и «Файербенд». Последний, под командованием кептена Стюарта, попытался подойти ближе и взять австрийца на буксир. «Бигль», которым временно командовал Александр Боксер, страховал. Оба корабля тоже получили попадания, но сумели буквально дотолкать транспорт до мыса Херсо- нес, где их встретил «Самсон» кептена Джонса. Австрийца, оставшегося без экипажа, вытолкнули на мель.^{950}

Как бы в отместку, несколько английских пароходов несколько раз обстреляли русские батареи, но по приказу Дандаса, считавшего, что они больше вредят, вызывая ответный огонь, осадным работам, нежели помогают, подобные действия запретили. Как ни странно, случай с австрийцем больше успокоил англичан, чем насторожил.