3-й БАСТИОН
3-й БАСТИОН
Корнилов, простившись с князем, вновь отправился на 4-й бастион. Навстречу, пользуясь ослаблением огня со стороны французских батарей, тянулись носилки с ранеными. По пути от театра встретили полковника Попова, с которым адмирал подъехал к двум батареям, находившимся на месте вскоре построенного Язоновского редута.{1011}
На 4-м бастионе Попов остался, получив указания на случай возможного штурма, а сам Корнилов спустился к пересыпи Южной бухты, где встретил Тотлебена и коротко с ним обсудил ситуацию. Инженер доложил о действиях артиллерии Корабельной стороны и том, что 3-й бастион находится в критическом положении.{1012} Корнилов немедленно направился туда, хотя Жандр убеждал его возвратиться домой, но получил очередной категорический отказ: «Что скажут обо мне солдаты, если сегодня они меня не увидят?».
Перейдя через пересыпь, адмирал поднялся по крутой тропинке прямо к 3-му бастиону, где его встретили начальник артиллерии 3-го отделения капитан 1-го ранга Ергомышев, командир бастиона капитан 2-го ранга Попандопуло и капитан-лейтенант Наленч-Рачинский, вскоре после того убитый ядром.{1013}
3-му бастиону было суждено испить наиболее горькую чашу первого дня бомбардировки. Самые большие потери, наряду с 4-м бастионом и Малаховым курганом, были понесены здесь.{1014} Как и всюду первые минуты обстрела показали, что смешанный с камнем грунт, если он не укреплен турами, может быть убийственным для обороняющихся. Не только это стало причиной первых потерь на оборонительных позициях. Наши матросы несли большие потери, но некоторые — по собственной неосторожности. Они то и дело выскакивали из-за бруствера посмотреть на результаты выстрела и тут же попадали под огонь вражеских снайперов, которые были наготове.
Этой же болезнью страдал противник. Война еще не приучила к осторожности. Считалось, что если враг далеко, то и опасность от него минимальная. Многие постоянно высовывались из окопов, чтобы посмотреть на результаты действий артиллерии. Двое таких «любопытных» из 95-го полка капитан Реймс и лейтенант Смит получили осколками снарядов в голову и в тяжелом состоянии завершили свое участие в Крымской войне.{1015}
Одним из первых защитников погиб сын командира 3-го бастиона лейтенант Попандопуло, командовавший батареей. Еще живого его отнесли с позиции, о чем сообщили отцу. Константин Егорович успел попрощаться с ним, но и сам долго не оставался на бастионе и, получив осколок в лицо, был унесен в тыл. Шесть офицеров, командиров батарей, один за другим были ранены, либо убиты.{1016}
Из 22 орудий в исправности после полудня остались 15 и те с полуразрушенными амбразурами. В три часа дня неприятельская бомба попала в главный пороховой погреб, устроенный в исходящем углу бастиона, который после этого был почти разрушен (так у Пестича). Когда рассеялся дым, уцелевшие увидели страшную картину: вся передняя часть бастиона сброшена в ров и все укрепление обратилось в кучу земли; везде валялись опаленные, обезображенные трупы. Потери были громадными. При взрыве погибло более 100 человек, многие были разорваны на куски. Офицеры почти все выбыли из строя. В их числе капитан 1 ранга Л.А. Ергомышев (тяжелая контузия), капитан-лейтенант Лесли (убит, от тела ничего не осталось).{1017} Бастион пришел в окончательное расстройство.{1018}
В действие, сверхчеловеческими усилиями оставшихся в живых и сохранивших возможность работать раненых удалось ввести два 24-фунтовых орудия, буквально откопав их. Но и при них оставалось целыми только 5 человек прислуги. Но уже вскоре большую часть выбывших из строя заменили новыми людьми.{1019}
Батарея Будищева, отвлекая на себя огонь неприятеля, несколько облегчила положение бастиона, давая возможность хоть немного привести его в порядок, отнести раненых и заменить людей у орудий. Вместе с остатками орудий 3-го бастиона ее артиллеристы продолжали поддерживать учащенный огонь в сторону английских позиций.{1020}
История безупречно владеет искусством сарказма и это, вскоре первое выигранное русскими сражение во многом своей победе благодарно именно Синопу. Русские пушки, успешно крушившие английские и французские батареи, а в некоторых случаях и борта кораблей союзного флота, еще недавно делали то же самое с турецкими кораблями и береговыми батареями.{1021} Таким образом, дух Синопской победы вместе с пороховым дымом витал теперь над Севастопольской бухтой.
Глядя на ураганный огонь, открытый союзными кораблями и батареями 5(17) октября по Севастополю, матросы-участники истребления турецкого флота в 1853 г. говорили своим командирам: «Ваше превосходительство, а ведь это они нам за Синоп отплачивают».{1022}
В разгар боя закончились запасы пороха — сказался уничтоженный погреб. Хотя в различных местах и были устроены резервные хранилища в железных цистернах зарытых в землю, учащенная стрельба требовала еще и еще.
Срочно сформировали команду добровольцев, которые под обстрелом направились на Госпитальную пристань, где уже стоял баркас, груженный запасами пороха. В помощь им отправили матросов с корабля «Ягудиил», стоявшего в глубине бухты. За возможность продолжать огонь до вечера некоторые из этих храбрых людей заплатили своей жизнью. Из 75 матросов «Ягудиила», отправленных, в том числе, на восполнение людских потерь 3-го бастиона, на следующий день на корабль вернулось только 25.{1023} Этот рискованный путь вскоре получил название «Дороги смерти».{1024}
Результаты многодневных трудов постепенно превращались в прах. Бастион был «…буквально обращен в кучу земли».{1025} С темнотой стрельба стихла. На батареях личный состав немедленно приступил к исправлению разрушений, ремонту или замене поврежденных орудий.