Глава 17. Планы сторон. Слабые и сильные стороны русской военной машины

Глава 17. Планы сторон. Слабые и сильные стороны русской военной машины

«Мы знаем, что Россия могущественное государство и по своим ресурсам сильнее Японии, — сказал один из первых японских пленных офицеров, — но Россия сильна в Европе, здесь же, по сию сторону азиатского материка, она слабее нас»{1278}. Для переброски русских сил из Европы в Азию требовалось время. Японский план действий исходил из необходимости максимально использовать те преимущества, которые создавала для Японии эта ситуация. В Токио осозновали невозможность для себя вести затяжную войну, для которой страна не имела достаточно ни материальных, ни финансовых, ни людских ресурсов. По расчетам командования армии шансы на победу равнялись 50 %, командование флота прогнозировало, что завоевание моря обойдется в потерю половины судов. Военное руководство и правительство думали о том, как закончить войну еще до того, как она началась{1279}.

400-тысячная хорошо обученная и хорошо вооруженная армия с офицерским и унтер-офицерским корпусом, имевшим опыт японо-китайской войны, должна была высадиться на континенте и быстро разгромить русские силы в Южной Манчжурии, не севернее Ляояна, а также овладеть Порт-Артуром с его неоконченными укреплениями. В первый период войны русская армия уступала японцам в живой силе — она имела от Владивостока до Порт-Артура до 133 тыс. человек. Японцы планировали разгромить эти силы до подхода подкреплений из России. В случае, если бы им это удалось, шансов восстановить положение до того, как противник овладеет Харбином и разорвет связь с Владивостоком, у России практически не было.

Расстояние от Сызрани, где начиналась Сибирская железная дорога, до Ляояна равнялось 6968 верстам. Экспресс от Москвы до Владивостока шел тогда 14 дней. Для перевозки армейского корпуса требовалось 96 составов, армейский состав от Москвы до Харбина добирался 30 дней, в теории для переброски корпуса по одноколейке требовалось 45 дней, на практике выходило от 50 до 60 и даже 69 дней. Эшелоны снабжения находились в пути еще дольше — до 2–2,5 месяцев. При этом в начале войны по Транссибу ежедневно на восток можно было отправлять всего лишь 4 воинских поезда, включая перевозку военных грузов (в конце войны это число увеличилось в 4–5 раз). Свои проблемы оставались и на КВЖД — в мае 1904 года ее пропускная способность равнялась только 9 парам, из которых на воинские эшелоны приходилось 5 пар. К 1(14) июля она была доведена до максимума, составив соответственно 8 и 12 пар поездов.

Увеличению пропускной способности мешал недостроенный полностью Хинганский туннель длиной 1442, 25 сажени(3077,18 метров). Его сооружение проводилось в весьма тяжелых условиях — граниты, сложности с организацией вентиляции, низкие температуры. Первый эшелон прошел по туннелю через 2 дня после начала войны, но работы продолжались и во время военных действий. Сильные наледи привели к необходимости ежедневно вводить в туннель поезд, который чистил его ото льда. Кругобайкальская железная дорога также еще не была готова. Работы здесь также были чрезвычайно усложнены проблемами вечной мерзлоты, большим количеством гранитных скал, безлесных участков. Состояние дороги в конце 1903 г. исключало возможность пропускать более 3 пар поездов день. Единственным способом решить проблему пробки на Байкале было организовать движение через озеро.

Крупные ледокольные паромы «Байкал» и «Ангара» делали по 2,5 рейса за сутки, перевозя по 28 груженых вагонов и 2300 человек за рейс. Покупка пароходов, строительство специализированных пристаней обошлась в 6 744 340 руб.(сумма, сравнимая с годовыми расходами на нужды армии на Дальнем Востоке) при первоначально запланированной сумме в 3 млн. руб. Навигация по озеру была возможной 7 месяцев в году, с середины апреля до середины, в лучшем случае конца декабря. При нормальной погоде переход занимал 7 часов, но осенью, при сильных ветрах, навигация могла быть невозможной в течение 3–4 дней. Сильнейшие морозы января-февраля 1904 года привели к тому, что даже ледоколы вмерзли в лед. Перевозка эшелонов специально оборудованными пароходами исключалась, проводить поезда по временной ветке, положенной в феврале 1904 года прямо на лед, также была невозможной — проваливались паровозы. Для облегчения тяжести с них снимались паровые котлы и в таком виде локомотивы переводились по льду Байкала. В нем несколько раз образовывались трещины и полыньи — временную ветку пришлось переносить.

В результате прибывавшие эшелонами войска выгружались и следовали частично пешим порядком, частично в теплушках на конной тяге, следовавших одна за другой на расстоянии нескольких десятков метров. Часть людей и грузов перевозилась санями. Для питания и согрева войск прямо на льду озера была организована станция Середина — огромный теплый деревянный барак с бесплатным кипятком и закусками. До 1(14) марта 1904 с западного на восточный берег озера было переведено 1300 вагонов. С мая по специально прорубленному во льду каналу стал ходить «Байкал», после ледохода к нему присоединились практически все пароходы на озере. В августе 1904 года был сдан значительный участок Кругобайкальской дороги — разрыв между ее конечными точками сократился до 80 верст, что давало возможность переводить части этапным путем. Полностью строительство дороги было закончено лишь поздней осенью 1904 г{1280}.

Как такового, плана войны у русского Главнокомандующего поначалу не было. Для победы над японцами он считал необходимым собрать армию величиной приблизительно в шесть корпусов. Отсюда и вытекал общий замысел Куропаткина, идея кампании, которую он излагал Николаю II. По свидетельству Вл. И. Гурко, которому он явно обязан своему брату — ген. В. И. Гурко, Главнокомандующий предлагал постепенное отступление без стычек вглубь Манчжурии, потом, после накопления сил, переход в контрнаступление, которое должно было завершиться высадкой десанта в Японии и даже пленением японского императора{1281}. В общем, у Куропаткина не было плана операций, но был контур развития ситуации, общий план действий, который, по его мнению должно было быть «весьма простым». Он изложил его во Всеподданнейшей записке от 2(15) февраля 1894 г.:

«1. Борьба флота за господство на море.

2. Десант со стороны японцев и противодействие ему.

3. Оборонительные действия с широким развитием партизанских действий до сбора достаточных сил.

4. Переход в наступление:

а) Вытеснение японцев из Манчжурии;

б) Вытеснение японцев из Кореи.

5. Десант в Японию. Разбитие японских территориальных войск. Борьба с народным восстанием»{1282}.

О том, как Куропаткин представлял свой проект действий, вспоминал В. А. Сухомлинов. По его мнению, после окончания сосредоточения план отличался логичностью и большой продуманностью деталей: «Последовательно, шаг за шагом, он двигался вперед, переносил операции на Японские острова и кончал лаконичной эффектной фразой: «Пленение Микадо!»{1283} Один из русских критиков Куропаткина сравнил его с Суворовым, который перед началом Итальянского похода отверг план австрийского Гофкригсрата со словами: «Я начинаю действия переходом через Адду и закончу поход там, где это угодно будет Богу». Он отмечал следующее: «Главная разница между операционными планами Куропаткина и Суворова заключается в том, что Суворов отлично знал, где и как он начнет действия, но не знал, где он их кончит. Куропаткин же отлично знал, как он закончит войну, но не знал, как ее начать»{1284}.

Русский план действий также исходил из скромных оценок пропускной способности Транссиба и, естественно, был построен на идее затягивания войны. Армия должна была отступать вдоль железной дороги на север, постепенно усиливаясь за счет прибывающих пополнений. Выйдя из горной Манчжурии на равнину, в районе Ляояна, она могла перейти в контрнаступление. В 1903 году штабом Наместника на Дальнем Востоке разрабатывались три варианта планов — на случай войны с Японией, Китаем или с двумя соседями сразу. Все они исходили из необходимости использовать Харбин в качестве промежуточной базы для снабжения войск в Манчжурии, а сосредоточение войск провести в районе Ляояна{1285}.

В общих чертах приблизительный план русских действий сложился примерно за десятилетие, предшествующее войне. Его основы были заложены еще в 1895 году, во время ультиматума о пересмотре условий Симоносекского мира. Японцы находились тогда на юге Манчжурии, лишенной современных путей сообщения. Русскую армию в случае начала военных действий предполагалось собрать на севере, в районе Гирина. В случае, если бы противник углубился на север, он сразу же потерял бы преимущество в численности и снабжении. Вслед за успехом железнодорожного строительства эти планы изменились несколько раз. Сначала планировалось сосредоточить в Манчжурии 6 резервных корпусов, так как ожидалось, что Япония сможет выступить только в случае войны России с Германией и Австро-Венгрией.

Вслед за «боксерским» восстанием и успехами японской программы модернизации и увеличения армии два резервных корпуса было решено заменить на два армейских — X и XVII. Во время войны количество резервных корпусов сократилось еще на два. Их перевозка и сосредоточение требовали времени. В первый период войны русская армия уступала японцам в живой силе — она имела от Владивостока до Порт-Артура до 133 тыс. человек. За вычетом гарнизонов этих двух крепостей полевая армия составляла всего 73 тыс. человек, рассредоточенных по побережью от Инкоу до Ялу, под Ляояном находилось только 30 тыс. человек. Это предполагало возвращение к привычной логике действий — отступлению вглубь страны для того, чтобы выиграть время. Во второй период войны, по русским расчетам, должен был наступить перелом. Эти расчеты исходили из недооценки японских мобилизационных возможностей{1286}.

На первом этапе планировалось ограничиться исключительно оборонительными действиями, закрывшись небольшим заслоном в Корее, который должен был вести активную партизанскую борьбу с японцами. Последнее решение было принято с учетом опыта действий буров против англичан, при полном забвении того очевидного факта, что в Корее у России тогда не было массовой поддержки местного населения, значительная часть которого находилась под японским влиянием. Это было далеко не самой опасной ошибкой русского командования, которое существенно недооценило мобилизационные возможности Японии, считая, что силы мобилизованой японской армии(358 тыс. чел., из них 217 тыс. резервистов) в случае действий на континенте не превысят 200, максимум 250 тыс. чел. В таком случае для японцев исключалась возможность одновременных активных действий на маньчжурском и порт-артурском направлениях. На самом деле, Япония в ходе войны мобилизовала свыше 1,1 млн. чел., и смогла содержать на фронте примерно 500-тысячную армию{1287}.

Японцы совершили значительную ошибку, недооценив транспортные возможности русской железной дороги и оборонительный потенциал Порт-Артура. И их, и их противников ожидали неприятные сюрпризы. Допущенные в предвоенный период значительные просчеты в ходе военных действий поставили планы противников на грань срыва. Русский план имел еще один существенный недостаток: даже в случае успешной его реализации на суше и полного разгрома японского флота на море перенести военные действия на японские острова было невозможно по причине отсутствия достаточного для этого транспортного флота. В этой ситуации как на море, так и на суше решающую роль сыграла подготовка солдата и матроса, а также качество управления войсками и флотом. Тщательно скопированная у Англии и Германии система образования и управления дала Японии значительное преимущество.

Что касается русской военной системы, то в ней проявились практически все недостатки пореформенного периода, заметные уже в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. Полковник Ф. А. Веллесли — британский военный атташе в Дунайской армии во время войны 1877–1878 гг. следующим образом отозвался о России в 1904 г.: «Она, конечно, более или менее продвинулась со временем в отношении научной организации войны, но даже современные флоты и хорошо снабженные армии сами по себе не обеспечивают успеха, как явно доказали недавние события… То, что сейчас происходит на Дальнем Востоке, по видимости, доказывает, что, не смотря на опыт своей последней войны с Турцией, Россия не сделала из него для себя уроков, и что она была также плохо готова к войне против Японии в 1904 г., как и к вторжению в Турцию в 1877 г»{1288}. Можно перечислить основные составляющие этой неподготовленности к использованию «в поле» в целом весьма неплохо снабженной, а с лета 1904 г. и отнюдь не менее многочисленной, чем японская, армии: 1)«отрядомания», т. е. дробление прибывающих на фронт частей на составные, в результате чего создавался, по выражению одного из участников войны, «винегрет из отдельных подразделений»; 2) недооценка важности штабного управления крупными войсковыми группами, что вело к потере контроля над ними; 3) переоценка возможностей резервных войск, недостаточное внимание к их слаживанию на этапе мобилизации.

По сути дела, русско-японская война была первым испытанием массовых резервов, обеспеченных реформой 1874 г. Сравнение с русско-турецкой войной 1877-78 гг. здесь абсолютно неприменимо. Во-первых, тогда между мобилизацией армии, ее сосредоточением и началом боевых действий прошла, не считая частичной мобилизации 1876 г., почти треть года. Этого времени хватило для создания боеспособных частей из мобилизованных. В японскую войну ничего подобного не было. Например, X Армейский корпус, мобилизованный в мае 1904 года, имел на подготовку только 10 дней, XVII Армейский и V Сибирский, мобилизованные в начале и конце июня того же года — две недели{1289}. Только в ходе войны эти сроки стали постепенно увеличиваться: XVI Армейский корпус начал мобилизацию 10(23) октября 1904 года, и начал движение на фронт 14(27) ноября, то есть чуть более месяца{1290}. При этом мобилизация по прежнему была организована весьма скверно{1291}. Шла она медленно, во-всяком случае — никто поначалу не торопился. Для колониальной войны с азиатским противником не требовалось особенных усилий{1292}. Неслаженные части, с офицерами и рядовыми, недостаточно привыкшими друг к другу, часто вступая в бой «с колес» в незнакомых и непривычных для себя условиях, часто не могли показать хорошие результаты. В результате слаживание проходило на фронте, за счет потерь.

О том, как подготовка сказывалась на качестве войск, можно судить по простым фактам: в 1877–1878 гг. мобилизованные в массе своей представляли собой солдат, прошедших значительный срок службы под знаменами и действовавших знакомым оружием. В 1904-05 гг. положение Действующей армии было другим: процент запасных в возрасте от 35 до 40 лет в армии постоянно повышался: 30 % начало войны, 53 % — Ляоян, 57 % — Шахэ, 72 % — Мукден, 58 % — конец войны{1293}. Призывной возраст в России начинался с 21 года, в то время как срок действительной службы равнялся 5 годам. Это означает, что значительная часть призванных для войны с Японией проходила службу под знаменами с винтовкой системы Бердана, так как перевооружение магазинной винтовкой системы Мосина прошло в 1893–1895 гг., и, следовательно, с новым оружием они не были знакомы. Значительная часть 40-летних запасных попросту уже не годилась для воинской службы{1294}.

Не было по достоинству оценено еще одно грозное стрелковое оружие — пулемет. Впрочем, по достоинству оценить эту новинку не смогли военные практически всех армий не смогли как пулемет. В начале 1900 года ген. Драгомиров опубликовал в журнале «Разведчик» статью под весьма характерным названием «Что сделает ваш штык против этого?». Так называлась присланная ему статья из некой французской газеты, к которой был приложен фотоснимок — ростовые мишени роты, обстрелянные на британском стрельбище из пулемета Кольта с расстояния 1097, 914, 731 и 457 метров. Огонь велся без прицеливания, тем не менее мишени оказались испещренными пулевыми отверстиями. Из выпущенных 2250 пуль в них попало 1220, т. е. 54,22 %.

Командующий войсками Киевского Военного округа остался при своем мнении, его не убеждали возросшие возможности стрелкового оружия: «Кто воспитан на штыке, то и стрелять будет спокойно; кто воспитан только на стрельбе, в штыки неохотно пойдет, а чаще и совсем не пойдет. Он слишком надеется на то, что пулей не допустит до себя противника, и конечно сконфузится, когда это ему не удается. Губить других в бою, не рискуя самому погибнуть, нельзя, как это не приятно личному самосохранению. Это то же, что ловить птицу насыпанием соли на хвост»{1295}. Использование пулемета англичанами в войнах с бурами и махдистами убедило только в том, что это оружие может быть использовано при обороне. Между тем, первое его применение русскими войсками в боевых условиях при подавлении «боксерского» восстания оказалось очень эффективным{1296}. Этот опыт так и не был оценен по достоинству вовремя.

Весной 1901 г. было сформировано 5 пулеметных рот по 8 пулеметов в каждой — одна в 3-й Восточно-Сибирской стрелковой бригаде, четыре в 4-й, 6-й, 8-й и 16-й пехотных дивизиях Варшавского Военного округа{1297}. В результате в начале боевых действий на Дальнем Востоке находилась одна пулеметная команда из 8 пулеметов. Самые первые столкновения показали обеим сторонам, насколько эффективно это оружие в обороне{1298}. Уже при защите Цзиньчжоуской позиции флот начал передавать армии пулеметы, снятые с кораблей{1299}. Догонять упущенное пришлось во время боевых действий. В 1904 году русское Военное министерство заказало 246 вьючных пулеметов (получило только 16), 411 пулеметов на лафетах (получило 56). Несколько лучше обстояло дело с горными орудиями — из заказа в 240 стволов было получено 112{1300}.

В европейской части страны в 1905 г. были подготовлены кадры для 44 пулеметных рот и 31 конно-пулеметную команду, которые имели на вооружении ружья-пулеметы (ручными пулеметами) системы Мадсена. Все они, за исключением первых четырех пулеметных рот, были направлены в Манчжурию. Все они прибыли в армию накануне Мукденского сражения{1301}. Кроме того, в 1905 году на театре военных действий было сформировано еще 10 команд, включая 2 из 12 крепостных пулеметов крепости Владивосток. В кавалерийских полках было сформировано несколько конно-пулеметных команд с пулеметами Мадсена{1302}. Это был в высшей степени неудачный выбор — система Мадсена имела по сути дела только одно преимущество — легкость(8,2 кг.). Все остальное было недостатками — ружья-пулеметы были очень сложными в сборке и разборке, имели большое количество незаменяемых частей, постоянно заклинивали, и были ненадежны при интенсивной стрельбе{1303}.

Горная артиллерия русской армии была сконцентрирована на Кавказе, в Одесском и Киевском Военных округах. Эта дислокация объяснялась предполагаемыми театрами военных действий — Малая Азия, Карпаты, Босфор. Как это ни странно, вопрос о снабжении войск в Манчжурии горной артиллерией был поднят только в конце 1903 года. Командование больше интересовал вопрос о новом скорострельном полевом орудии{1304}. В результате в южной Манчжурии горных орудий у русских войск почти не было. По мнению ген. М. В. Алексеева, недостаток горной артиллерии делал русские войска беспомощными в горах, а значение пулемета при обороне уже тогда проявилось во всей силе: «Это грозное оружие временами сметает нашу атакующую пехоту»{1305}.

Уровень тактической подготовки пехоты потенциальным противником оценивался невысоко. Были проблемы и в полевой артиллерии{1306}. Русские артиллеристы получили новое полевое скорострельное орудие, ни в чем не уступавшее японскому, но их так и не обучили стрельбе с закрытых позиций. Более того, иногда, как это было, например, в XVI Армейском корпусе, новые орудия получали при погрузке в эшелоны, следовавшие в Манчжурию{1307}. Не только высшие начальники, но и офицеры-артиллеристы не знали возможности нового орудия. Никто не уделял должного внимания этим проблемам до войны{1308}. В результате новые методы боя начали осваивать после первых неудач. Под руководством Великого князя Сергея Михайловича в кратчайшие сроки была налажена подготовка вновь формируемых для Маньчжурской армии батарей, и в результате уже под Вафаньгоу русские батареи неприятно удивили своего противника. Под Дашичао 76 русских орудий I Сибирского Армейского корпуса смогли даже подавить огонь 186 японских и не дать возможность японской пехоте атаковать русские позиции{1309}.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.