31. Внешняя разведка в послевоенном Иране (1945–1953 гг.)

31. Внешняя разведка в послевоенном Иране (1945–1953 гг.)

Вторая мировая война завершилась в сентябре 1945 года капитуляцией Японии, и союзнические отношения между державами-победительницами ушли в прошлое. Их место заняла борьба за влияние в послевоенном мире.

Как и в годы войны, Иран вновь оказался в числе тех стран, где столкнулись интересы ведущих мировых сил. Он по-прежнему играл роль плацдарма для недружественных действий против СССР, но на первое место вышла борьба иранского народа за национализацию нефтяной промышленности и ликвидацию грабительской АнглоИранской нефтяной компании (АИНК), владевшей концессией на эксплуатацию южноиранской нефти с 1901 года. В 1950 году Иран занимал четвертое место в мире по добыче нефти.

Запах иранской нефти будоражил не только англичан. Ллойд Гендерсон, бывший заведующий отделом стран Среднего Востока госдепартамента США, так сформулировал в 1950 году задачи американской политики в Иране: «В радиусе 800 км вокруг Тегерана расположена территория, на которой находится 33 млрд баррелей нефти — почти половина мировых запасов. Мы никогда не допустим, чтобы эта территория попала в руки державы, враждебной Соединенным Штатам». Нетрудно догадаться, какую именно державу имел в виду Гендерсон.

По сути дела, он только огласил замыслы Рокфеллеров, стремившихся к установлению американского контроля над нефтяными месторождениями Среднего и Ближнего Востока. Координатор производства нефти в США Икее в 1944 году в журнале «Америкэн мэгэзин» изложил их существо: «Если мы хотим сохранить и развивать нашу цивилизацию, опираясь на нефть, мы должны быть готовыми идти туда, где есть нефть»[53].

19 апреля 1945 года руководство НКГБ СССР подвело основные итоги деятельности советской разведки в Иране в годы войны. «Важная разведывательная информация, получаемая советскими разведчиками в Иране, — говорилось в принятом документе, — сыграла существенную роль при принятии руководством страны и военным командованием тех или иных политических и военно-стратегических решений». Были рассмотрены и утверждены предложения внешней разведки относительно задач резидентур в Иране с учетом изменившейся обстановки. Существовавшее ранее деление тегеранской резидентуры на разведывательную и контрразведывательную было упразднено, и вся работа отныне должна была концентрироваться в единой резидентуре. Были введены новые штаты загранаппаратов в Тегеране и других городах страны. «Ведущие резидентуры в Иране, Египте и Турции, — подчеркивалось в решении, — если не количественно, то качественно должны быть укомплектованы не хуже основных европейских резидентур».

11 июня 1945 года на основе принятых решений Центр в письме в Тегеран поставил задачу: «Независимо от сроков вывода частей Красной Армии[54] необходимо немедленно приступить к организации работы в изменившихся условиях. Внимание разведки отныне должно сосредоточиться на всесторонней и активной разработке антисоветской деятельности английской и иранской разведок и контрразведывательных учреждений Ирана, равно как и остатков немецкой агентуры».

В январе 1947 года задачи иранских резидентур были конкретизированы: «Основной задачей отныне поставить разработку деятельности англичан и американцев в области политической, дипломатической и экономической».

В июне того же года Центр подчеркнул важность «нефтяного вопроса» для Ирана: «И раньше, и сейчас мы считали и продолжаем считать, что основной вопрос, который необходимо разведать всесторонне, это вопрос о нефти и позициях, которые занимают в нем английское, американское и иранское правительства». «Пока в этой области сделано мало, — отмечалось в письме Центра, — нет документальной информации, на основании которой можно было бы не путаться в догадках, а совершенно точно и определенно информировать соответствующие инстанции о положении дел».

С учетом развития ситуации в Иране, устремлений США и Англии Москва сделала вывод, что борьба против прозападного курса иранского правительства отвечала бы государственным интересам СССР. Вопрос был поставлен так: «Как практически можно было бы объединить оппозиционные шаху и военной клике элементы в целях усиления борьбы против вовлечения Ирана в англо-американский блок?» Это был новый подход, еще год назад Центр придерживался иной позиции: «Никаких мероприятий по развитию демократического движения в Иране, которые ставили бы перед собой задачу изменения общественного или государственного строя, не проводить».

Однако Центр не был полностью удовлетворен качеством агентурной сети и в довольно жесткой форме требовал приобрести новые надежные источники в личной канцелярии шаха и канцелярии премьер-министра, где сосредоточивались самые важные документы, а также среди руководителей основных политических партий и лидеров меджлиса.

23 марта 1950 года Центр потребовал получения информации «о деятельности иностранных нефтяных компаний на территории Ирана, в частности АИНК, и других вопросах, касающихся нефти».

К концу 40 — началу 50-х годов эти задачи, хотя и не в полном объеме, были решены: к сотрудничеству были привлечены агент-«документальщик» в канцелярии премьер-министра, источники в руководстве политпартий, меджлиса, среди духовенства, в окружении англо-американских представителей в Иране и т. д.

Центр не был доволен и тем, как в иранских резидентурах велась работа по США. В письме в Тегеран в октябре 1950 года, в частности, говорилось: «В настоящее время работа по американцам является одной из главных задач в Иране. До сих пор от вас, несмотря на наши напоминания, не поступило по этому вопросу никаких практических предложений, хотя все необходимые условия для этого у вас имеются. Дальше такое положение терпимо быть не может». Из этой жесткой критики были сделаны соответствующие выводы, и уже в 1951 году Центр отметил улучшение работы на «антиамериканском» направлении и писал в Тегеран: «Материалы, поступившие от вас, позволили информировать инстанции по всем вопросам, связанным с национализацией нефтяной промышленности, — в основном на базе документальной информации о переписке МИД Ирана с иранскими диппредставительствами за границей, что позволило знать о позициях Англии, США и Ирана в вопросе национализации».

Разгром фашистской Германии послужил мощным толчком для подъема демократического движения в Иране. Прогрессивные силы выступали за либерализацию общественной жизни, освобождение страны от иностранного засилья и национализации основного богатства Ирана — нефти. Однако развитие широкого демократического движения наталкивалось на решительное противодействие иранских властей, получавших материальную и моральную поддержку от англичан и американцев.

После ввода союзных войск в Иран молодой шах Мохаммед Реза Пехлеви, занявший трон после отречения своего отца — Реза-шаха, подписал 27 сентября 1941 года указ об освобождении всех политических заключенных и ссыльных. Именно тогда начали образовываться политические партии, профессиональные и крестьянские союзы. После окончания войны интеллигенция, национальная буржуазия, часть шиитского духовенства начали активно выдвигать требования возвращения стране национального достоинства и полной независи-мости, что находило поддержку в народе. Кабинеты министров в те годы, не имея опоры в обществе, постоянно сменяли друг друга, не задерживаясь у власти.

В январе 1946 года премьер-министром был назначен Кавам-эс-Салтане, прозападные настроения которого были широко известны. На первых порах он, учитывая свою репутацию и обстановку в стране, широко прибегал к риторике о необходимости демократизации общественной жизни, сохранения суверенитета, политической независимости и территориальной целостности Ирана, поддержания дружественных отношений с США, Великобританией и СССР. Однако на деле с приходом Кавама-эс-Салтане начался очевидный дрейф страны к англо-американскому блоку. В 1947 году он подписал секретное военное соглашение с США, которое ставило Иран в зависимость от американцев. Одновременно обозначилась линия на свертывание отношений с СССР. Во внутренней политике был взят курс на разгром демократических сил и установление военно-полицейского режима с использованием открыто насильственных методов.

Кавам-эс-Салтане был прожженным и хитрым политиканом, он не гнушался прибегать к прямому обману, к закулисным интригам и немедленно воспользовался ситуацией, возникшей после вывода из Ирана частей Советской Армии. Нарушив достигнутые ранее советско-иранские договоренности, он добился того, что послушный ему меджлис торпедировал соглашение о предоставлении СССР концессии на разработку и эксплуатацию нефтяных месторождений на севере Ирана. Не посчитался премьер-министр и с договоренностью относительно автономии Иранского Азербайджана, где у власти находилась Демократическая партия. Как только советские войска покинули территорию Ирана, шахская армия начала поход на Тавриз. Было введено военное положение, над руководителями и активистами Демократической партии Азербайджана была учинена жестокая расправа. Их расстреливали, вешали, над ними чинили расправу на улицах. Было расстреляно и повешено более 700 человек, сотни были убиты и замучены в результате самочинных расправ.

Шахские каратели вошли также в Иранский Курдистан, где была проведена такая же кровавая операция над курдами. Руководитель национально-освободительного движения Казн Мухаммед и его ближайшие сподвижники были повешены. В 1947 году репрессии охватили всю страну, тысячи людей были брошены в тюрьмы. Комитеты левых партий и профсоюзов были закрыты, газеты запрещены; крестьянское движение было подавлено, крестьянские союзы разгромлены. В иранской деревне вновь воцарились средневековые отношения между крестьянами и помещиками.

В ходе массовых репрессий пострадала и агентура советской разведки. Некоторые агенты были арестованы за участие в демократическом движении, другие оказались под наблюдением полиции. Были и такие, кто предпочел предательство и выступил с разоблачениями деятельности нашей разведки. Нужна была ревизия агентурного аппарата.

Центр потребовал принять срочные меры безопасности, сократить до минимума личные встречи с ценной агентурой, законсервировать тех, кто попал под подозрение властей или находился под угрозой ареста. После «чистки» к 1948 году агентурный аппарат уменьшился почти наполовину.

В связи с разгулом карательной стихии угроза репрессий нависла над сотнями просоветски настроенных лиц. В 1947–1948 годах разведка оказала многим из них конкретную помощь, десятки людей были негласно переброшены в СССР. Нередко такие мероприятия осуществлялись резидентурами на свой страх и риск: нехватка времени часто не позволяла своевременно согласовать их с Центром.

Тем не менее, несмотря на репрессии, демократические силы не были сломлены, на их стороне выступали национальная буржуазия и часть влиятельного духовенства. Неприятие народом антидемократического курса властей особенно проявилось после назначения в июне 1948 года новым премьер-министром Хажира, который имел стойкую репутацию «старого слуги англичан». При нем атаки на прогрессивные силы еще более усилились. В 1949 году были закрыты советские консульства во всех городах Ирана, за исключением Исфагана и Мешхеда. Политика Хажира вызвала открытое недовольство в народе, и в конце 1949 года премьер-министр был убит в результате террористического акта.

К тому времени борьба иранцев за национализацию нефтяной промышленности и ликвидацию АИНК достигла большого накала. Она, по сути дела, была «государством в государстве», занимала 250 тысяч кв. км иранской территории и имела свое правительство, своих чиновников и подданных, свой флот, свои поезда, пароходы, самолеты, собственную полицию. Генеральный директор АИНК фактически был королем этого «государства». Компании принадлежали абаданские нефтеперерабатывающие заводы, нефтепроводы, нефтеналивные суда, аэродромы, радиостанция. Чистые прибыли АИНК за все время ее существования составили более 400 млн фунтов стерлингов. Только в 1947 году она добыла 20 млн тонн нефти и получила 81 млн фунтов стерлингов прибыли, а Ирану досталось всего 7 млн фунтов.

Условия труда рабочих на предприятиях компании были рабскими. При 12-16-часовом рабочем дне нефтяники получали 12–16 риалов в день, которых не хватало даже на питание. Это было в четыре раза меньше, чем заработная плата венесуэльских нефтяников, которые считались одними из самых низкооплачиваемых.

Под давлением настроений в обществе шах был вынужден обратиться к Англии с предложением изменить некоторые пункты концессионного договора с АИНК и увеличить долю доходов Ирана. В Лондоне, понятно, делать этого не собирались, и переговоры в начале 1949 года не принесли Ирану успеха. В обществе усиливались требования ликвидации АИНК.

Осенью 1949 года был учрежден Национальный фронт Ирана (НФИ). В числе его основателей были видные политические и религиозные деятели — доктор Мухаммед Мосаддык и аятолла Аболь Ка-сем Кашани. В программе НФИ содержалось главное требование: деятельность АИНК должна быть запрещена, а нефтяная промышленность — национализирована. В мечетях читали обращение Кашани: «Долой англичан! От них все беды, они захватили наше богатство — нефть. Отнимите ее у них!».

Кашани пользовался большой популярностью в стране, его почитали как своего рода «восточного папу». Он был уверен, что сможет поднять на борьбу с англичанами весь мусульманский мир и объявить им священную войну. Еще в 1941 году он публично выступил с яростными заявлениями против «английских колонизаторов». В отличие от других духовников высшего ранга, он открыто затрагивал в своих проповедях острые политические проблемы и неустанно призывал народ не подчиняться диктату англичан, бороться с ними. В 1942 году Кашани был арестован по обвинению в связях с гитлеровской разведкой и заключен в тюрьму, откуда был освобожден в 1945 году, и включился в политическую жизнь. Он повторял в проповедях: «Англичане должны уйти. До тех пор, пока они остаются в нашей стране, у них будут возможности и право вмешиваться в нашу внутреннюю политику и наш образ жизни. Мы их должны выкинуть за пределы Ирана, мы это сделаем, и ничто нам не помешает».

Небольшого роста, щуплый, в большом черном тюрбане, простой в обращении, Кашани обладал сильной волей и даром убеждения. У него было бледное, тонкое лицо с четко выписанными, как на персидской миниатюре, чертами, маленькая седая бородка, от него веяло глубоким умом и мудростью — так описала Кашани итальянская журналистка М. Мачокки, побывавшая в 1951 году в Тегеране и принятая аятоллой.

Одно время Кашани был духовным вождем религиозной террористической организации «Федаян-е-ислам» («Жертвующие собой ради ислама») и был причастен к ее деятельности. На ее счету был не один террористический акт против государственных деятелей Ирана. Ей же приписывали неудачное покушение на шаха в феврале 1949 года. Тогда разгневанный шах выдворил Кашани из страны, однако высылка аятоллы вызвала бурю негодования в обществе, и шах был вынужден разрешить ему вернуться на родину.

Шах Мохаммед Реза Пехлеви ничем не походил на своего сурового и деспотичного отца Реза Шаха, прошедшего свои «университеты» в казармах казацкого полка, где царила палочная дисциплина.

Благодаря рвению по службе он сумел выбиться сначала в унтер-офицеры, а затем получил офицерское звание и дошел до генерала. Сын же получил европейское образование, свободно владел английским и французским языками, не был чужд новым веяниям культуры, но по характеру был человеком мнительным, нерешительным, подверженным влиянию людей с более сильной волей. С течением времени и укреплением его власти у него развился комплекс мании величия, но после неудачного покушения на него в феврале 1949 года молодой шах очень опасался за свою жизнь.

После этого шах начал сторониться всех сильных, самостоятельных, независимых политических деятелей, даже из своего близкого окружения. Так, он сначала быстро возвысил влиятельного генерала Бахтиара, поручив ему командовать специальной службой — Организацией информации и безопасности страны (САБАК), при этом назначении было учтено и родство Бахтиара с шахиней Сурейей, которой он доводился дядей. Но очень скоро Бахтиар попал в опалу из-за того, что сосредоточил в своих руках большую власть, его выслали в Ирак, где вскоре он был убит шахскими агентами.

Еще одной отличительной чертой шаха была его нетерпимость к критике своей персоны, от кого бы она ни исходила. Большое влияние на него оказывали мать Тадж-оль-Молюк и сестра-близнец Ашраф, к советам и рекомендациям которых он прислушивался.

В июне 1950 года правительство по назначению шаха возглавил прямой ставленник дворца — начальник Генерального штаба иранской армии генерал Али Размара. Высшие иранские круги понимали необходимость проведения ряда мер, направленных на улучшение положения бедствующего населения. В этих кругах тогда не раз высказывались мысли, что если кое-какие реформы не будут осуществлены, то революция может стать неизбежной. Одновременно с декларациями и обещаниями реформ власти развернули широкую пропагандистскую кампанию с целью привлечения на сторону двора широких народных масс и особенно средних слоев. Новый премьер включился во все эти инициированные двором мероприятия, он даже пошел на обсуждение проекта реформы образования с представителями интеллигенции. Он решился на запрет трансляции передач «Голоса Америки» для Ирана, 26 декабря 1950 года в специальной декларации провозгласил политику нейтралитета и сделал ряд шагов по улучшению ирано-советских отношений. Однако в вопросе о национализации нефтяной промышленности Размара занимал непоследовательную, двойственную позицию.

Несмотря на свою близость к двору, Размара придерживался националистических убеждений и имел свою точку зрения на некоторые аспекты внутренней и внешней политики. Очень скоро он вызвал открытое недовольство крупных землевладельцев, ханов влиятельных племен, крупных торговцев и духовенства, которые опасались ослабления своих позиций в результате активности Размара. После того как он заговорил о планируемом создании провинциальных и деревенских советов, а также о гарантиях независимости судов, судьба его была решена. 7 марта 1951 года он был убит выстрелами из револьвера при выходе из мечети фанатиком экстремистской религиозной организации «Федаян-е-ислам». Во всяком случае, такой была официальная версия убийства премьер-министра, выдвинутая властями. Через две недели был убит и министр просвещения.

В архивных материалах СВР нет сведений, кто конкретно стоял за спиной убийц генерала Размара, но сам террористический акт был совершен участником организации «Федаян-е-ислам». Этот факт террора вызвал в дворцовых кругах состояние, близкое к панике.

Сменивший Размара новый премьер Хосейн Ала, бывший министр двора и посол в США, был вынужден пойти навстречу требованиям народа и принять решение о национализации нефтяных предприятий АИНК, но наделе сам же всячески саботировал практические шаги по его реализации. Мосаддык и Кашани, действуя совместно, сумели направить против Хосейн Алы всеобщее недовольство его поведением, и последний поспешил уйти в отставку.

В обстановке правительственного кризиса и народных волнений шах против своей воли согласился в апреле 1951 года на назначение лидера Национального фронта Ирана и влиятельного депутата меджлиса д-ра Мосаддыка премьер-министром страны. С этого момента Иран оказался в эпицентре политических страстей.

Мосаддык, несомненно, был одним из самых интересных и колоритных политических и государственных деятелей своего времени. Он имел мужество бросить открытый вызов могущественным силам — Англии, США, нефтяным корпорациям и магнатам.

Мосаддыку было уже за 70 лет, когда он стал главой правительства. За его плечами был большой опыт политической деятельности, он был лидером ведущей партии — Национального фронта Ирана, пользовался популярностью в стране. М. Мачокки, корреспондентка газеты «Унита», так описывала его внешность: «У него были весьма энергичные, твердые черты лица, выражавшие волю и решительность характера, которых, однако, не хватало зачастую в его практических делах. Лысый череп, длинная и худая шея, крючковатый нос, большие уши, бегающий по сторонам взгляд, манера непрерывно вертеть головой»[55]. Его отличали природный ум, хитрость, проницательность и наблюдательность.

Приход к власти Мосаддыка оказался для тегеранской резидентуры неожиданным, ей не удалось получить упреждающую информацию на этот счет, что и послужило причиной нелицеприятной критики Центра в адрес резидентуры. «Безотлагательно и в самые короткие сроки изучите возможности использования в интересах СССР, — указывалось в письме в резидентуру, — националистически настроенных кругов Ирана, группирующихся вокруг Мосаддыка, Кашани, Багаи и других находящихся в оппозиции к шаху противников англоамериканского засилья в стране». Москва потребовала принять меры к приобретению источников в окружении нового премьер-министра и в руководстве НФИ. Решение этой задачи заняло определенное время, но все же она была решена.

Как только Мосаддык возглавил правительство, меджлис утвердил закон о национализации нефтяной промышленности. 30 апреля 1951 года он был одобрен сенатом, а 2 мая его подписал шах. С этого дня отношения между ним и Мосаддыком серьезно обострились: шах искал компромисса и не хотел осложнений с Англией, тогда как Мосаддык решил идти до конца. 20 мая 1951 года резидентура со ссылкой на надежного источника сообщила, что шах утвердился в мысли о необходимости смещения Мосаддыка с поста премьер-министра. Такую же позицию заняли англичане, которые желали видеть во главе правительства Ирана своего человека — Кавама-эс-Салтане.

В силу закона о национализации нефтяной промышленности англичане лишились своих концессий на юге Ирана. Они надеялись, что еще можно поправить дело, договориться с Мосаддыком и провели с ним серию переговоров, но безрезультатно. Тогда Лондон перешел к методам силового нажима. Прежде всего англичане стали создавать экономические и финансовые трудности для Ирана. Лондон препятствовал и приобретению им нефтеналивных судов, и транспортировке иранской нефти.

Разведке удалось получить меморандум МИД Великобритании о политике в отношении Ирана, датированный 27 января 1948 года. В нем, в частности, говорилось: «Не допускать создания в Иране демократического правительства, так как это означало бы распространение коммунистического влияния на Среднем Востоке, а поставки нефти с концессий Англ о-Иранской компании оказались бы в зависимости от советского правительства… Главное — обеспечить безопасность английских нефтяных интересов на юге Ирана, вплоть до ввода в Иран английских войск, если иранское правительство не сможет обеспечить порядок в южных районах Ирана». И уже в марте 1951 года в Персидский залив вошли корабли английского военного флота.

15 июля 1951 года в Тегеране и других городах Ирана прошли многотысячные демонстрации в поддержку политики Мосаддыка и против иностранного господства. Манифестации испугали премьер-министра: он боялся размаха народных выступлений и потери контроля за развитием событий. Демонстрации были разогнаны полицией и войсками, в результате — 120 убитых и 300 раненых. Было введено военное положение, произведены массовые аресты, закрыты левые газеты.

На первых порах назначение Мосаддыка главой правительства американцы встретили с удовлетворением, что было лишним доказательством противоречий между ними и англичанами в Иране. Сначала они держались в тени и даже склонялись к оказанию помощи Мосаддыку, опасаясь перерастания национально-демократического движения в революцию. Но нефтяные магнаты думали иначе, они не могли позволить Ирану обеспечить самостоятельный выход на мировой рынок.

Лондон, заинтересованный в поддержке Вашингтона, «купил» ее ценой согласия стать на сторону американцев в экономической блокаде КНР и признать остров Тайвань территорией, на которую континентальный Китай не имеет права. Эта информация была получена резидентурой от агента-«документальщика» и ее немедленно доложили руководству СССР.

В августе 1951 года в Тегеран прибыл специальный посланник президента Трумэна Аверелл Гарриман, который тщетно пытался примирить враждующие стороны и уговорить Мосаддыка принять английские предложения относительно нефти. Последний, однако, не поддался ни уговорам, ни нажиму, и миссия Гарримана не увенчалась успехом. Вскоре американцы перестали играть роль посредника в ирано-английском споре. В 1952 году заместитель госсекретаря США Байроуд в беседе с Мосаддыком уже проводил другую линию и настойчиво убеждал его «уступить американцам в нефтяном вопросе», за что США обещали предоставить Ирану «заем в таком размере, в каком это нужно для восстановления нефтяной промышленности», и давали гарантии в том, что «никто, кроме американцев, не вступит в пределы АИНК». Содержание этой беседы стало известно резидентуре оперативным путем, и соответствующая информация была направлена в Москву. Строптивость Мосаддыка, не желавшего прислушаться к американским предложениям, привела Вашингтон к убеждению, что с ним нельзя иметь дело и лучше всего его сместить.

Практически по всему кругу вопросов, связанных с перипетиями борьбы за иранскую нефть, политикой Мосаддыка, позициями США и Англии, тегеранская резидентура в 1951–1953 годах регулярно информировала Центр. Значительная часть информации была документальной. Тем не менее с учетом остроты и важности проблемы 10 августа 1951 года резидентура подверглась жесткой критике: «Вы не сумели своевременно разобраться в нарастающем движении за национализацию нефти, — отмечалось в письме Центра, — и использовать его в целях ослабления американского и английского влияния. Растущее в Иране движение за национализацию нефтяной промышленности и за освобождение от американо-английского влияния создало благоприятную обстановку для усиления разведывательной работы».

Центр не только критиковал резидентуру, но и оказывал ей конкретную помощь. В Тегеран были направлены дополнительно пять сотрудников разведки со знанием персидского языка. Центр дал ука-заниє вернуться к вопросу о законсервированной ранее агентуре и восстановить связь с теми агентами, которые могли бы быть полезными в новой обстановке. Восстановление работы с бывшими источниками и изучение их возможностей вывели резидентуру на новые интересные контакты, позволили приобрести ряд полезных агентов.

Почти год англичане вели тайную подготовительную работу для смещения Мосаддыка с поста премьер-министра. В середине 1952 года они перешли к решительным действиям. 31 июля того же года резидентура доложила в Центр, что иранские спецслужбы информировали Мосаддыка о заговоре против него. Из добытого документа следовало, что в заговоре принимают участие брат шаха Али Реза, сестра Ашраф, генерал Захеди, проанглийски настроенные политические деятели Сеид Зия-эд-Дин, Хаким-оль-Мольк и др. Подготовка переворота происходит с молчаливого согласия шаха. За спиной заговорщиков стоят англичане, которые активно работают среди авторитетов южных племен, враждебно относящихся к центральному правительству. Исполнявший обязанности резидента Р.И. Иноятов считал эти сведения достоверными и заслуживающими серьезного внимания.

К тому времени значительно возрос приток американских военных, политических и экономических советников в Иран, они, по сути дела, контролировали положение в иранской армии, полиции и жандармерии. Под «крышей» посольства США в Тегеране активно функционировала «легальная» резидентура ЦРУ. Стоит отметить, что начиная с военных лет все последующие годы, вплоть до «исламской революции» в Иране в 1979 году, в составе этой резидентуры работали, помимо других, разведчики, владевшие русским языком, часто русского происхождения. Они занимались разработкой советских учреждений и их сотрудников в Иране.

Иранские власти в годы правления Мосаддыка ужесточили полицейский режим против советских граждан. Были введены ограничения для них при передвижении по стране, велось демонстративное наружное наблюдение, в адрес советских дипломатов раздавались угрозы и требования выдворения некоторых из них из страны и призывы закрыть советское посольство — «центр шпионажа», разорвать дипломатические отношения между Ираном и СССР. Не проходило дня, чтобы иранские газеты не раздували кампанию шпиономании. Предпринимались грубые попытки вербовочных подходов к советским гражданам как со стороны иранской контрразведки, так и американских спецслужб.

Несмотря на осложнение оперативной обстановки, резидентура в Тегеране работала активно. К ней поступали агентурные сведения о скрытых контактах представителей американского и английского посольств с главными фигурами антимосаддыковского заговора. Надежные источники сообщали, что советники посольства Великобритании Занер и Пайман, секретари Джексон и Маккенсон коорди-пируют действия заговорщиков. Среди них были мать шаха Тадж-оль-Молюк, принцесса Ашраф, генералы Захеди, Хеджази, Ариана, доверенное лицо шаха — швейцарец Перон, живший в шахском дворце, другие влиятельные лица.

Тем временем Мосаддык начал постепенно терять былые позиции и поддержку в меджлисе. Заметно охладились, а затем стали враждебными его отношения с Кашани, занявшим пост спикера меджлиса. Дело кончилось полным разрывом. Мосаддык с опаской наблюдал за ростом влияния и политической активности Кашани. Тот все чаще выступал против линии Мосаддыка и склонялся на сторону шаха и его окружения.

В июле 1952 года Мосаддык потребовал от меджлиса предоставления ему чрезвычайных полномочий сроком на шесть месяцев. В случае получения таких полномочий премьер-министр мог контролировать вооруженные силы. Кроме того, это означало бы фактическое устранение Кашани от выработки политики. Последний выступил резко против наделения Мосаддыка чрезвычайными полномочиями. Меджлис пошел за Кашани и отказал Мосаддыку в мандате на чрезвычайные полномочия. 18 июля 1952 года он подал в отставку. Обрадованный шах тут же поручил Каваму-эс-Салтане сформировать новое правительство. Это решение, однако, вызвало взрыв возмущения по всему Ирану, по стране прокатилась мощная волна протеста, и уже 21 июля Мосаддык вновь возглавил кабинет, а 3 августа, несмотря на сопротивление шаха, меджлис предоставил ему чрезвычайные полномочия.

Через год Мосаддык назначил референдум о роспуске меджлиса, переставшего быть его опорой, но Кашани и его сторонники осудили такое решение премьер-министра. Они обратились с письмом к народу, в котором призывали: «Ни один мусульманин и патриот не должен участвовать в референдуме!» Но народ стал на сторону Мосаддыка, и в августе 1953 года референдум состоялся. 12 августа он объявил о роспуске меджлиса, и тогда шах предложил ему уйти в отставку. Но Мосаддык твердо отказался. Противостояние достигло кульминации, конец драмы приближался.

Мосаддык знал о готовящемся против него заговоре и принимал превентивные меры политического и военного характера. Он закрыл доступ в шахский дворец проанглийски настроенному политическому деятелю Сеид Зия-эд-Дину, назначил верных ему людей на посты министра иностранных дел и начальника главного управления полиции, уволил в отставку многих высших офицеров армии, связанных с англичанами и американцами. Но этих мер оказалось недостаточно: к августу 1953 года общий баланс сил складывался уже не в пользу премьер-министра. Объединенный союз Запада, шаха, дворцовых кругов, части генералитета, недовольного духовенства, шедших за ним люмпенов города предопределил поражение Мосаддыка и его приверженцев.

16 августа заговорщики предприняли первую попытку свалить правительство и арестовать Мосаддыка, но потерпели неудачу. Шах бежал в Италию. Наступили решающие дни противоборства. Однако Мосаддык упустил время, не воспользовался благоприятной обстановкой. Он побоялся напрямую обратиться к народу, не мобилизовал своих сторонников и ничего не сделал, чтобы блокировать заговорщиков. Напротив, он дал им возможность для перегруппировки сил и подготовки нового выступления. В то же время он обрушил репрессии на левые партии и организации, лишил себя их поддержки. Противники его, между тем, не дремали. При непосредственном участии американских спецслужб они подготовили новый удар и нанесли его 19 августа.

Генерал Захеди возглавил шахскую гвардию и другие верные шаху воинские части. Начался военный переворот. После двух дней ожесточенных уличных боев Мосаддык был свергнут. Он сам и члены его кабинета были арестованы. К власти пришло правительство Захеди. 22 августа в Тегеран вернулся шах.

ЦРУ приложило немалые усилия для победы заговорщиков. Оно не только направляло их действия, но и предоставило им все необходимое: крупные суммы денег, оружие, бронемашины, средства связи. Генерал Шварцкопф, бывший американский военный советник в Иране, фактически руководивший иранской жандармерией, специально прибыл в Тегеран накануне переворота, встречался с шахом и Захеди.

После военного переворота Иран фактически превратился в американскую вотчину. В стране утвердилась диктатура шаха с опорой на военно-полицейский режим. Демократические силы были разгромлены, потерял свое влияние Национальный фронт, левые партии ушли в подполье. И все же это была пиррова победа: иранский народ не склонился перед шахским и американским диктатом. Уже в начале 60-х годов наметился новый подъем национально-демократического движения, а в 70-х годах оно приобрело форму открытых выступлений, в том числе вооруженных, против шахской власти и американского засилья. В феврале 1979 года «исламская революция» под руководством Хомейни победила, и иранская монархия пала.

США потерпели в Иране чувствительное морально-политическое поражение. Борьба иранцев за национализацию нефтяной промышленности под руководством Мосаддыка была, несомненно, исторической прелюдией «исламской революции».

Советская внешняя разведка в годы правления Мосаддыка работала в Иране в условиях сложной оперативной обстановки и, как всегда, опиралась на десятки надежных и самоотверженных помощников из разных слоев общества. Хотелось бы рассказать о некоторых из них, хотя доброй памяти заслуживают все оказывавшие помощь разведке. В первую очередь расскажем об агенте «Авваль», что в переводе с персидского означает «Первый».

Это был полковник иранской армии, убежденный противник шахского режима, приверженец левых взглядов, подлинный иранский патриот. Внешне суровый, немногословный, обладавший сильной волей, цельный и принципиальный человек, «Авваль» был одним из самых надежных источников резидентуры. Ему поручались наиболее деликатные задания, он был агентом-вербовщиком, с его помощью были приобретены ценные источники информации. Он первым получил информацию об англо-американском заговоре против Мосаддыка и составе его участников.

«Авваль» был одним из руководителей «военной организации» Народной партии Ирана, которая насчитывала около 600 офицеров иранской армии и представляла собой мощную силу, противостоявшую режиму. В иранских условиях в нужный момент она могла сделать очень многое. Центр категорически запретил использовать «военную организацию» в интересах разведки. В 1952 году он потребовал: «Учитывая возможность провала «военной организации» НПИ, целесообразно прекратить связь с «Аввалем», обусловив пароль и способы восстановления связи на случай, если в этом возникнет необходимость».

Вскоре провал «военной организации» действительно последовал. Во время облавы в июне того же года были случайно захвачены связники организации, у них обнаружили шифры, коды, списки членов, места явок… «Авваль» был арестован и предстал перед военным трибуналом. На суде он держался мужественно, не дал никаких показаний, никого не выдал. Не раскрыл он и свою связь с советской разведкой, хотя обвинение всячески пыталось ее доказать. «Авваль» был приговорен к смертной казни и расстрелян.

Колоритной и нестандартной фигурой был агент тегеранской резидентуры «Тонд». Он начал добровольно сотрудничать с внешней разведкой в 1946 году, будучи молодым человеком, и это сотрудничество плодотворно продолжалось более 30 лет. С годами «Тонд» превратился в одного из самых ярких агентов резидентуры. Одно время он занимал высокий пост в руководстве Ирана. У него было несметное количество связей в Тегеране, и он всегда был в курсе происходивших событий. Информация «Тонда» отличалась точностью, достоверностью и актуальностью. Он умел излагать свои сообщения содержательно и лаконично, и они почти без редактирования отправлялись в Центр.

«Тонд» был энергичным, жизнерадостным человеком, склонным к озорству. Иной раз он мог, что называется, выкинуть коленце, причем в самых неподходящих обстоятельствах: спрятаться у места тайника, наблюдая, кто будет изымать заложенный им материал, а затем неожиданно появиться перед разведчиком, устроить погоню за автомашиной сотрудника резидентуры, если он, не дождавшись опоздавшего агента, уезжал с места встречи, включить свет в салоне автомашины, когда там находился наш сотрудник, и т. п. К сожалению, «Тонд» ушел из жизни в расцвете сил, и резидентура сразу же ощутила потерю не только в информационно-аналитической работе, но и в чисто человеческом плане.

Выдающимся агентом был «Иман», полковник иранской армии. Он был наделен даром агента-вербовщика, от него исходила энергия, уверенность в своих силах, убежденность в правоте дела. На всех, кто общался с ним, «Иман» производил глубокое впечатление. Он сумел привлечь к сотрудничеству с советской разведкой нескольких важных источников, в том числе агентов-«документальщиков». Один из приобретенных им агентов сотрудничал с внешней разведкой около 30 лет и был, пожалуй, самым значимым поставщиком документальной военно-политической информации. Судьба этого агента, к сожалению, сложилась трагически: в середине 70-х годов он пал жертвой предательства, был разоблачен как агент советской разведки и приговорен военным трибуналом к смертной казни.

Иного рода были агенты «Макарыч» и «Саади». «Макарыч» был своего рода аналогом фашистского агента «Цицерона», служившего камердинером у английского посла в Турции в годы войны. С его помощью регулярно производились выемки секретных документов из сейфа консула одного из западноевропейских государств. На протяжении 20 лет наша разведка знала практически все, что происходило в консульстве, где работал «Макарыч».

«Саади» был привлечен к сотрудничеству нашей мешхедской резидентурой, но по-настоящему его уникальные способности агента-«установщика» раскрылись в Тегеране, куда он перебрался на жительство с помощью резидентуры. Это был подлинный мастер установки нужных резидентуре людей: в многомиллионном восточном городе с путаной системой адресов и названий улиц он умудрялся «вычислить» и найти любого человека, и не только найти, но и собрать о нем подробные сведения, даже выяснить, не связан ли он с полицией. Более 30 лет агент был незаменимым для решения вспомогательных задач резидентуры. Он был истым мусульманином, с восторгом встретил «исламскую революцию» и на склоне лет вернулся в священный Мешхед, чтобы служить Аллаху.

Конечно, в кратком очерке невозможно рассказать о всех помощниках нашей разведки в Иране, их было много.

В сложной, противоречивой и динамично менявшейся обстановке послевоенного Ирана резидентуры внешней разведки, по оценке Центра, работали в целом достаточно успешно. Большая часть полученной информации была документальной, на ее основе «оказалось возможным установить позиции Англии, США и Ирана в нефтяном вопросе». Разведка сумела своевременно раскрыть тайные замыслы и мероприятия англо-американцев по устранению Мосаддыка от власти, углублению экономических и финансовых трудностей, с которыми сталкивалось его правительство. Далеко не все, конечно, было гладко в работе иранских резидентур. Но в главном они в годы иранского нефтяного кризиса оказалась на высоте поставленных задач. И в этом заслуга прежде всего ее иранских помощников, патриотов своей страны и своего народа.