23. «Роз-Мари»

23. «Роз-Мари»

Людей, о которых я хочу рассказать, к сожалению, уже нет в живых. Остались только щемящая душу и сердце память об их обреченной любви и случайная, обломанная по краям цветная фотография. Почти полвека назад, в самом конце 40-х годов, она была, очевидно, сделана уличным фотографом у шумных, пенистых порогов водопада, что в полутора десятках миль к северо-западу от Вашингтона.

Не берусь утверждать (этого уже никто и никогда не узнает), но снимок двух беспечно улыбающихся людей совпал, как мне кажется, с началом их знакомства. Во всяком случае ни до, ни после этой встречи они не бывали в тех краях, как и не оказывались дважды в одном и том же месте. Но на то были свои серьезные причины.

С фотографии на меня смотрят двое симпатизирующих друг другу молодых людей, совсем не ожидавших, что бесстрастный объектив фотокамеры выберет их из досужей толпы туристов. В удивительно похожем на всеобщего любимца начала 40-х годов киноактера Евгения Самойлова я сразу же узнал Алексея Кирилловича Морозова — молодого тогда дипломата, чуть ли не прямо с фронта приехавшего работать в наше посольство в США. Еще до войны он окончил краткосрочные курсы дипломатов при НКИД и готовился к распределению.

Женщина была мне не знакома. Копна черных как смоль вьющихся волос обрамляла румяное лицо с широко расставленными темносиними глазами.

— Это Ева Фишер, — сказал мне сотрудник архива разведки. — Разве вы никогда ничего не слышали о ней?

В ответ я только покачал головой и пожал плечами.

— Это было мое первое оперативное дело, над которым я начал работать, будучи еще очень молодым сотрудником разведки. Помню, поначалу руководство отдела отнеслось к этой истории как к банальной «лав стори» и не придало ей большого значения. Меня же заставили подготовить в вашингтонскую резидентуру телеграмму примерно такого содержания:

Вашингтон, тов. Климу[45]

Как нам стало известно, один из ответственных сотрудников посольства (отныне Жених) установил подозрительные внеслужебные связи с американской гражданкой (отныне Роз-Мари), которая подозревается в сотрудничестве с местной контрразведкой. Учитывая возможность организации провокации против Жениха со стороны американских спецслужб, предлагаем провести с ним профилактическую беседу с напоминанием основных правил поведения советских граждан за границей. В ходе беседы дать понять Жениху, что в случае продолжения несанкционированного контакта с Роз-Мари он будет отозван из служебной командировки для дачи соответствующих разъяснений.

— А информация, я помню, — продолжал сотрудник архива, — была получена из самого что ни на есть «надежного источника» — от жены Алексея Морозова. В беседе с одной из посольских дам она ревниво посетовала, что муж стал чаще задерживаться на работе и пару раз его случайно видели в обществе молодой женщины во время посещения художественных салонов. Позже Алексей объяснил жене, что это Ева Фишер — американский искусствовед. Ее родители — выходцы из России, и она намеревается с помощью государственного департамента и посольства СССР в Вашингтоне организовать выставку картин старых русских мастеров в одной из местных картинных галерей.

Все так и было. Алексей не лгал. Он вообще не имел этой привычки. Единственное, на что он был способен в этой ситуации, — это не сказать всей правды, кое о чем умолчать. Но о самом главном — чувстве душевной нежности к Еве — он все-таки промолчал.

Вскоре эта нежность переросла в страсть, в муку ожидания предстоящей встречи, которую нарушителям «морального кодекса» все труднее и опаснее было организовывать. На какие только наивные хитрости не шли влюбленные! Но судьбе было угодно, чтобы развязка этой романтической истории пошла по совершенно непредсказуемому и неожиданному пути. А произошло это так.

Неотложные посольские дела не позволили в течение двух недель Алексею даже на минутку увидеться со своей возлюбленной.

Наконец жизнь вошла в нормальное для Алексея русло, и влюбленные встретились в одном из пригородных ресторанчиков.

— Я много думал о нас с тобой, Ева, — Алексей нежно погладил изящную руку девушки с безукоризненным маникюром. — Что же будет у нас дальше? Каждую минуту я думал о тебе, буквально представлял себе, где ты находишься, как выглядишь, чем занята. Мне даже иногда казалось, что я слышу твой голос…

— Я тоже все это время в душе была с тобой. Но в отличие от тебя у меня была возможность следить за тобой более предметно. — Ева игриво взглянула на взволнованного мужчину.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Алексей.

— Не беспокойся, милый, пока мы вместе, нам ничто не угрожает. Кроме, конечно, твоей жены и «всевидящего ока» сотрудников вашего посольства…

— А пресловутый «колпак» Эф-би-ай? — возразил Алексей.

— А это пусть тебя не тревожит. Я… и есть Эф-би-ай, ФБР, — запинаясь, словно не выучившая урок школьница, выдохнула Ева и тут же добавила: — Успокойся. Я знаю все о тебе и твоих друзьях по работе в посольстве. Я получаю и каждый день передаю руководству ФБР сводки негласного наблюдения за вами. Я знаю практически всех, кто за вами следит, кто вербует провокаторов и кого именно, знаю, на кого ФБР особо «положило» свой глаз и кого намерено попытаться привлечь к тайному сотрудничеству. Но я люблю тебя, Алексей, и не причиню вреда. Можешь мне верить и на меня рассчитывать.

— Так ты с самого начала разыгрывала со мной эту комедию? — почти шепотом спросил ошеломленный Алексей.

— Нет, дорогой! Встретились мы с тобой совершенно случайно, и ты моя первая и единственная любовь. Я проклинала себя, что не рассказала тебе обо всем раньше, но я боялась потерять тебя, оттолкнуть, напугать… Я делаю все, что в моих силах, чтобы отвести от тебя наших сотрудников. Я объясняю нашему руководству, что лично хочу добиться успеха в работе с тобой и что мне уже многое удалось… Ради тебя, ради нашего счастья и нашего будущего я в любой момент, когда скажешь, могу доказать тебе искренность своих чувств. Может быть, это хоть как-то поможет тебе разобраться…

Ева с волнением раскрыла расшитую черным бисером сумочку.

— Вот, Алеша! Возьми это. Можешь выкинуть сразу, можешь прочитать и передать в свою службу безопасности. Это для меня уже не важно. В этом пакете мой страх, моя судьба. Если его найдут у тебя или у меня — конец. В лучшем случае каторжная тюрьма…

Морозов неуверенно взял пакет и заглянул внутрь.

— Что это?

— Секретные отчеты агентов ФБР за прошлую неделю о слежке за советским посольством. Это не оригиналы, их я должна была передать руководству, — пояснила Ева, — а копии. Я сняла их сама. Если твое начальство заинтересуется моими сведениями (она употребила именно это слово), то я прошу тебя организовать мне личную встречу с ответственным сотрудником вашего посольства, чтобы узнать, чем именно я могу быть вам полезной…

Москва, товарищу Бирюкову (лично).

Вне очереди

Жених после проведенной с ним по указанию Центра обстоятельной двухчасовой беседы не внял нашим рекомендациям и продолжил тайные встречи с Роз-Мари, о чем позднее доложил руководству посольства. Он вынужден был это сделать, поскольку Роз-Мари передала ему сегодня копии с секретных документов ФБР о деятельности американских спецслужб против совучреждений в Вашингтоне. Свой поступок она мотивировала любовью к Жениху и желанием обезопасить его и его друзей от возможных акций со стороны американской контрразведки. Роз-Мари проявила готовность и в дальнейшем снабжать нас подобной секретной информацией. В настоящее время осуществляется обработка и перевод полученных от Роз-Мари материалов. В связи со сложившейся ситуацией полагаем целесообразным передать Роз-Мари на постоянную связь опытному сотруднику резидентуры Питеру и вывести Жениха из дальнейших оперативных акций, связанных с данной операцией. Дальнейшее пребывание Жениха в Вашингтоне — на усмотрение его ведомства и Центра. Нами прорабатывается возможность аргументированного возвращения Жениха на Родину. Прошу указаний. Клим.

Ответ не заставил себя ждать. Складывалась далеко не ординарная ситуация, и в Центре ее прочувствовали раньше и глубже, чем на месте действия.

Вашингтон, товарищу Климу (лично).

Вне очереди

Центр проанализировал полученные от Роз-Мари материалы и высоко оценил их оперативную значимость и возможность их получения в дальнейшем. Необходимость поддерживать постоянный контакт с Роз-Мари несомненна. Передачу ее на связь Питеру считаем непредсказуемой по возможным последствиям, а потому — ошибочной. Контакт с Роз-Мари должен поддерживать только Жених, четко проинструктированный вами по вопросам всесторонней конспирации. Завтра вы получите вопросы, которые необходимо выяснить у Роз-Мари во время ее очередной предстоящей встречи с Женихом. Примите меры, чтобы никакие личные и домашние тревоги не отвлекали Жениха от встречи с Роз-Мари и выполнения наших поручений. Бирюков.

Так благодаря решению Центра встречи Алексея с Евой участились. Им было хорошо вдвоем, они забывали обо всем и обо всех на свете, и каждое их свидание казалось лишь прелюдией к новому, еще более горячему и радостному. Они забывали об опасности, подстерегавшей их на каждом шагу, наивно полагая, что все образуется, утрясется, обойдет их стороной.

Но так не мог думать резидент разведки, справедливо полагавший, что необходимо принять все возможные меры для обеспечения их безопасности, чтобы не дать возможности агентам ФБР напасть на след влюбленных. В резидентуре в узком кругу было проведено специальное совещание по вопросу обеспечения безопасности Жениха и Роз-Мари, причем никому из участников не были названы имена подлинных персонажей этой важной и деликатной операции. Каждый из присутствовавших получил от резидента персональное задание: один подбирал места встреч, другой разрабатывал маршруты проверок, третий придумывал комбинации для отвлечения сотрудников наружного наблюдения ФБР.

Наиболее трудную и деликатную роль взял на себя резидент — человек немолодой и опытный в жизненных коллизиях. Ему пришла в голову идея загрузить впечатлительную Людмилу Васильевну — жену Алексея — полезной работой и отвлечь ее от опасных для дела мыслей о внеслужебной активности мужа. Так Морозова стала отвечать за культурно-массовый сектор профкома советского посольства в Вашингтоне.

И произошло просто чудо! Если раньше коллективные выходы в город на экскурсии или поездки по памятным местам близлежащих штатов были большим событием в жизни советской колонии в Вашингтоне, то теперь, с приходом на пост культорга Людмилы Васильевны, все переменилось.

Путешествия и экскурсии стали организовываться в будни, а не в воскресные или праздничные дни, что вызывало некоторое удивление. Но организаторы нашли вполне убедительное объяснение: в будни все значительно дешевле и нет большого наплыва местных американских экскурсантов. И только посвященные знали подлинную причину такого графика путешествий: как только посольский автобус, ведомый «капитаном команды» Людмилой Васильевной Морозовой, покидал пределы округа Колумбия, Алексей, как и было условлено заранее, исчезал с работы, чтобы отправиться на встречу с Евой.

Темы для бесед и воспоминаний у них всегда находились. Говорили о детстве, о годах студенчества, об увлечениях. Алексей рассказывал о войне, в которой ему довелось участвовать, а Ева — об обстановке в высшем эшелоне гуверовского ФБР. Она рассказывала, почему ее, бакалавра искусств, вдруг «потянуло» в опасную сферу полицейской службы, которая тогда буквально помешалась на охоте за «красными». Атмосфера «маккартизма» душила Америку в те годы.

Иногда заходила речь о семейной жизни Алексея и о его жене Людмиле Васильевне. Именно во время одной из таких бесед Ева, оторвав взгляд от вязания, спокойно, даже как-то излишне буднично сказала:

— А знаешь, Алеша, на днях я получила любопытное предложение! Какое, ты думаешь?

— По работе? — спросил Алексей.

— Нет, личное.

— Уж не любовное ли? — в шутку заметил Алексей.

— Точно! Как ты угадал?

— Я был бы удивлен, если бы такой красавице, как ты, подобного рода предложения не делались каждый божий день.

— Такие, как это, — задумчиво ответила Ева, — нет. И сделал его мой старый друг по университету. Я была даже когда-то чуточку в него влюблена. Его зовут Марк Гольдберг. Он учился курсом старше меня и пытался за мной ухаживать. Так вот: на днях Марк позвонил мне на работу и пригласил на ланч. Мы встретились, и Марк сразу перешел к делу. Он позвал меня с собой в Калифорнию, причем навсегда.

Холодная испарина выступила на лбу Алексея. Он никак не ожидал такого поворота.

— Ты шутишь, Ева? Разыгрываешь меня?

— Отнюдь нет. Марк и раньше намекал на такую возможность, но я всегда уходила от этого разговора. Теперь же, кажется, он поставил вопрос ребром. У него недавно умер в Сан-Франциско отец — владелец второй по влиянию и объему операций страховой компании в Калифорнии, и Марк стал единственным наследником отцовского бизнеса и капиталов. Вот он и решил пригласить меня к себе «в дело» не только в качестве компаньона, но главным образом — жены.

— И что ты ему ответила?

— Как и раньше — ничего. Хотя, сам понимаешь, такой шанс в жизни может и не повториться. Но я люблю тебя, и это заставляет меня не торопиться с ответом Марку. Да и наша с тобой общая работа еще не закончена…

Резидент, которому Алексей на следующий день подробно рассказал об этой встрече с Евой, понял, что в этот момент нельзя терзать душу человеку, который и так не находил себе места. Он всячески попытался ободрить Алексея, успокоить его, воздать ему должное за «в высшей степени ответственную и важную для Родины работу». Свои же личные эмоции резидент доверил только телеграфному бланку.

Москва, товарищу Бирюкову (лично).

Вне очереди

Во время очередной встречи Жениха с Роз-Мари произошло неожиданное осложнение. Роз-Мари сказала, что может навсегда покинуть работу в интересующем нас ведомстве и переехать на постоянное место жительства в Калифорнию. Причина — ее возможное замужество. Полагаю, что такой поворот событий таит серьезную угрозу для нашей работы с Роз-Мари.

Знойное, душное вашингтонское лето наступило в тот год как-то сразу, минуя свежесть и радость весенней прохлады. На улицах опустевшего Вашингтона уже начал плавиться асфальт.

Алексей в ту ночь перед очередной встречей с Евой почти не спал. Влажная подушка то и дело соскальзывала на пол, а простыня скатывалась в тугой жгут. Мысли о предстоящей встрече не выходили из головы. Он понимал, что стал «жертвой обстоятельств», которые сложились против него. Особенно его беспокоила какая-то двойственность и неестественность ситуации: с одной стороны, по-мальчишески пылкая любовь к Еве, с другой — желание как можно лучше и честнее выполнить свалившуюся на него нежданно-негаданно «тайную миссию». Но эти ночные мысли так ни к чему и не привели, и жизнь ему казалась безысходной. Он ничего не мог изменить.

Утром он сел в раскаленную беспощадным солнцем машину, чтобы, оторвавшись от возможной слежки, к вечеру приехать на место свидания с Евой. Он знал точное время работы «полицейского караула» — двух-четырех бригад наружного наблюдения, которые почти круглосуточно, сменяя поочередно друг друга, следили в разгар холодной войны практически за всеми сотрудниками советских представительств и учреждений в Вашингтоне. Знал он и о графике, выработанном ФБР для него самого.

Алексей с ветерком промчался через пустынный еще мэриленд-ский пригород Силвер-спринг, свернул на Белтуэй — вашингтонскую двенадцатиполосную кольцевую автодорогу и, смешавшись с общим потоком, поехал в сторону ближайшего съезда с автодороги, где можно было почти безошибочно определить наличие полицейской слежки. Фэбээровский «хвост» далеко не всегда был на высоте положения и безупречно выполнял роль невидимых сыщиков: они то сближались почти бампер в бампер с машиной своего «объекта», то отпускали его на довольно значительное расстояние, чтобы сменить парики, наклеить усы и даже поменять автомашины. Но если преследователи получали приказ «постараться» — тут уж, как говорится, пиши пропало. К слежке сразу же подключались бригады других «объектов», иной раз вступал в дело полицейский вертолет, который с воздуха корректировал «погоню за зайцем». Тогда еще сравнительно редко применялись технические уловки. Встраивать радиомаяки в корпус или обшивку автомобиля бригады наружного наблюдения стали чуть позднее.

Но в то утро Алексей не заметил за собой ничего подозрительного. Очевидно, так оно и было. Поэтому, пропетляв часок-другой по вашингтонским предместьям, он подкатил к зоопарку и, оставив машину на парковке, пешком поднялся к фешенебельному отелю на склоне оврага и через подземный гараж прошел к выходу на Шестнадцатую улицу. Он поднял руку, и тут же к нему подрулил «плимут» таксиста.

— Дюпон-сёкл, — сказал Морозов. — К кинотеатру, пожалуйста.

Главным для Морозова было еще раз убедиться, что за ним нет слежки, и убить время, оставшееся до момента встречи с Евой. Неделю назад они договорились установить предварительный визуальный контакт в маленьком популярном ювелирном магазине в Джорджтауне (аристократическом районе Вашингтона), а затем, если не будет опасности, поодиночке и разными путями выбираться «на природу» за город в заранее проверенное силами резидентуры укромное местечко.

В условленный час Алексей подошел к массивной двери магазина и взялся за бронзовую ручку. Дверь неожиданно легко приоткрылась, и мелодичный перезвон серебряных колокольчиков известил хозяина, что пришел новый покупатель. Внутри царил торжественный полумрак, но богато украшенные драгоценностями витрины были ярко освещены. В магазине были еще трое или четверо посетителей, но их лиц нельзя было рассмотреть, так как они находились вдали, в торце магазина.

— Чем могу быть полезен? — любезно осведомился продавец, переводя свой взгляд с двух девушек-близнецов, стоявших у прилавка, на Алексея.

— Я хотел бы выбрать какое-нибудь колечко, желательно с камешком, — ответил Алексей. Он и впрямь хотел купить подарок Еве: через пару недель у нее был день рождения.

Продавец не спеша повернулся, открыл дверцу старинного резного шкафа и достал оттуда продолговатую дощечку, обтянутую черным бархатом, с прорезями для вставленных в нее колец.

— Пожалуйста, — несколько церемонно произнес он. — Вот наши последние поступления. Прошу обратить внимание на эти кольца: тонкая работа, редкая бразильская бирюза.

В этот момент двое стоявших в дальнем конце магазина посетителей словно по команде быстро подбежали к прилавку, где стоял Алексей. По испуганному выражению лиц девушек-подростков он понял, что произошло что-то серьезное и неожиданное.

Алексей повернул голову и увидел двух крепких мужчин. Прижавшись спинами друг к другу, они заняли круговую оборону, направив в сторону посетителей и хозяина магазина многозарядные пистолеты.

— Ни с места! Стреляем без предупреждения! — выкрикнул один из злоумышленников. — Деньги и золото! Быстро!

Тот, кто был лицом к Алексею, выхватил у него из рук бархатную дощечку и ловким движением сбросил кольца в мешок. Это было его явным просчетом. Бандит потерял какие-то доли секунды и упустил из виду проворного хозяина магазина. Тот же использовал свой шанс. Упав как подкошенный за прилавок, он мгновенно нажал потайную кнопку. Взвыла мощная сирена, щелкнул замок блокировки, и помещение магазина начало наполняться ярко-оранжевым удушливым дымом.

И в этот момент кто-то потянул на себя дверную ручку и постучал в дверь.

«Ева!» — словно огнем обожгло мозг Алексея.

— Ева, — прошептал он побелевшими губами.

Один из бандитов вскинул пистолет и выстрелил, не целясь, в сторону двери. Затем оба подбежали к прилавкам и, как два заведенных автомата, стали очищать от драгоценностей шкаф, витрины и кассу, сбрасывая все в раскрытый мешок.

Вой магазинного звукового «сюрприза» внезапно перекрыла мощная полицейская сирена. Удар кованого ботинка в дверь, звон разбитого стекла витрины — и в магазин, как в осажденную крепость, ворвался полицейский патруль. К Алексею вернулись силы. Одним прыжком он оказался у двери и с ужасом увидел, что на асфальте лежала Ева. Она была еще жива.

Алексей наклонился и бережно поднял Еву на руки. Он склонил к ней голову и впервые за многие годы зарыдал.

— Я ему отказала, Алеша, — шепотом, выделяя каждое слово, медленное произнесла Ева.

Это были ее последние слова…

…Рабочий день в архиве был на исходе, а я все никак не мог заставить себя перевернуть последнюю страницу личного дела Алексея Кирилловича Морозова. Впрочем, я и без того знал, что он не намного пережил Еву. Несколько месяцев спустя тяжелейший обширный инфаркт свел его в могилу. Алексея Морозова похоронили на родной белорусской земле, неподалеку от Гомеля, а Еву — на городском вашингтонском кладбище. Смерть развела их в разные края…