28. Противоборство с фашистской агентурой в Иране
28. Противоборство с фашистской агентурой в Иране
Во время Второй мировой войны Иран играл ключевую роль на Ближнем и Среднем Востоке, и поэтому разведывательной работе в этой стране уделялось первостепенное внимание. 22 сентября 1941 года и 5 марта 1942 года руководство НКВД СССР специально рассматривало предложения внешней разведки «Об усилении оперативно-чекистской работы на территории Ирана». Были приняты соответствующие решения. И в последующие военные годы этот вопрос неоднократно обсуждался на уровне руководства ведомства и докладывался в ГКО СССР, о чем говорят архивы СВР России.
В Тегеране была создана главная резидентура, которую возглавил известный разведчик И.И. Агаянц. Ей были подчинены периферийные резидентуры и разведпункты, число которых колебалось в разные годы от 35 до 41, в них работали 120 оперативных сотрудников. Задачи разведки были определены конкретно и четко. Приоритетной задачей было создание «агентурной сети в целях выявления агентуры иностранных разведок, враждебных СССР организаций, предотвращение возможных диверсий и иной подрывной работы, направленной на срыв военно-хозяйственных мероприятий, проводимых СССР в Иране».
И эта задача была решена: в многочисленной агентурной сети (в архивных делах СВР называется цифра — до 400 агентов) состояли влиятельные и хорошо информированные лица из разных слоев иранского общества, способные решать разведывательные задачи. В то же время там было немало и случайных людей, привлеченных к сотрудничеству для выполнения разовых заданий в условиях военного контроля Красной Армии за северными провинциями Ирана. Это предопределило необходимость периодических «чисток» агентурной сети и консервации десятков агентов.
В принятых руководством НКВД СССР решениях особо подчеркивалось требование «своевременного выявления немецких и японских разведчиков и их агентуры», перевербовки отдельных из них и создания боевых групп из опытных работников НКВД. На них возлагался «подбор из местного населения агентуры, способной выполнять специальные задания» — выявлять и предупреждать проникновение в СССР шпионов, диверсантов, террористов и эмиссаров враждебных организаций. Ставилась также задача «сбора политической, экономической и военной информации», активной работы «по закреплению всеми возможными способами общественного и служебного положения людей, ориентирующихся на СССР». Были определены и другие направления деятельности внешней разведки в Иране. Все наиболее значимые операции должны были осуществляться только с санкции НКВД. В мае 1942 года были утверждены предложения внешней разведки о «контактировании нашей работы в Иране с англичанами».
За годы войны резидентуры в Иране сумели добыть большое количество важной военно-политической информации, в том числе документальной, и благодаря их усилиям руководство страны было информировано по основным вопросам, затрагивавшим интересы и безопасность СССР.
Происки и мероприятия немецких спецслужб в Иране в целом были сорваны, и в этом, несомненно, большая заслуга оперативного состава резидентур. В те годы там работали опытные и способные разведчики П.И. Журавлев, Н.П. Лысенков, В.И. Вертипорох, Р.И. Ино-ятов, Г.И. Акжигитов, Н.П. Пекельник, А.П. Мангасаров, Г.И. Олифиренко и другие.
В планах Гитлера Ирану отводилась важная роль. Иран — это прежде всего нефть и стратегические коммуникации. Через эту страну лежал путь в Афганистан и далее в Индию, куда нацисты намеревались двинуть войска вермахта после поражения СССР.
Участие Финляндии в войне на стороне Германии, захват немцами Норвегии и Шпицбергена в значительной мере осложнили возможность использования морских дорог, ведущих в северные порты СССР. Иран с его незамерзающим Персидским заливом и пересекавшей всю его территорию с юга на север железнодорожной магистралью мог стать и стал стратегическим путем для поставок в Советский Союз вооружений, боеприпасов, продовольствия, медикаментов, сырья, горючего и иных грузов по ленд-лизу, необходимых для ведения войны. Это обстоятельство, конечно, учитывалось Гитлером и командованием вермахта.
Чем ближе была Вторая мировая война, тем сильней Реза-шах Пехлеви, диктатор Ирана, тяготел к Берлину, сближению с Германией во всех областях, и в особенности в военной. Лишь за апрель-июнь 1940 года из Германии в Иран было поставлено свыше 3000 пулеметов и артиллерийских орудий. Поставки вооружения и боеприпасов продолжались ив 1941 году. На военных предприятиях страны тогда было занято 56 германских специалистов, в иранской армии, жандармерии и полиции работали десятки немецких советников и инструкторов. Накануне Второй мировой войны в Иран въехало более 6500 немецких граждан. В 1940–1941 годах на долю Германии приходилось 45,5 % общего товарооборота Ирана, тогда как на СССР — 11 %, а на Британию — 4 %. Более половины машин и оборудования на крупнейших предприятиях страны и три четверти всех паровозов, практически весь обслуживающий персонал центрального управления железными дорогами Ирана были германскими. На трансиранской железной дороге немцы трудились на всех уровнях, вплоть до паровозных бригад. Руководящие посты в 50 государственных учреждениях Ирана занимали профашистские элементы и агентура гитлеровских спецслужб.
В предвоенные годы Иран по сути дела превратился в плацдарм враждебных действий против СССР, чему в немалой степени способствовали прогерманские настроения престарелого Реза-шаха. Временный поверенный в делах США в Иране Энгерт в сентябре 1940 года писал в Вашингтон: «Страх перед коммунизмом привел шаха к надежде, что только Гитлер может сейчас защитить Иран от большевистского вторжения». Через заблаговременно созданную агентурную сеть и многочисленных агентов влияния гитлеровцы воздействовали на верхушку Ирана, на командование вооруженными силами, жандармерии и полиции. Иранский автор Д. Амини утверждает, что «фашистские агенты находились среди министров, депутатов меджлиса, генералов, государственных чиновников, купцов и промышленников». Территория Ирана использовалась для ведения шпионско-подрывной работы против СССР и дезорганизации важнейших районов советского тыла. Тегеранская резидентура сообщала в Центр в 1941 году: «Немцы из Ирана руководят разведкой, работающей в СССР, немцы «перелетают» из Ирана в СССР и обратно, как саранча». Сам германский посол фон Эттель имел офицерское звание СС.
С началом Второй мировой войны правительство Ирана 4 сентября 1939 года заявило о своем нейтралитете, однако на деле открыто продолжало следовать прогерманскому курсу. Британский посланник в Тегеране Буллард так оценивал иранскую политику того времени: «Иран был официально нейтрален, но ничто не могло сделать иранцев по-настоящему нейтральными».
Еще до вторжения немецких войск в Советский Союз тегеранская резидентура направила в Москву несколько важных сообщений о подготовке фашистов к нападению на СССР. Эта информация базировалась на фактах активизации германских спецслужб и их агентуры в приграничных Советскому Союзу районах, где при их прямом участии формировались вооруженные отряды для действий против нашего государства. Одно из сообщений основывалось на сведениях, полученных нашим агентом от английского разведчика в Тегеране, который подробно рассказал ему о «миссии Гесса» и его переговорах с британским руководством. Англичанин подчеркнул, что Гитлер запланировал нападение на СССР весной 1941 года, и об этом шла речь в переговорах с Гессом. К сожалению, эти и другие сообщения были проигнорированы. После начала войны резидентура с горечью написала в Центр: «О германской активности мы своевременно ставили вас в известность и, к нашему удивлению, получали ответ: “Материал интереса не представляет”».
Иран все дальше отходил от декларированного нейтралитета. 25 июня 1941 года Берлин нотой потребовал от иранского правительства вступления в войну на стороне Германии. Реза-шах колебался, но созванный им высший военный совет отверг это требование -24 голоса «против» и 16 «за». 17 августа посол фон Эттель предложил Реза-шаху военную помощь, но гитлеровцы одновременно развернули подготовку заговора с целью свержения иранского диктатора, не решившегося вступить в войну. Для подготовки переворота в Тегеран в начале августа 1941 года тайно приезжал шеф военной разведки (абвер) адмирал Канарис. Операция намечалась на 22 августа, а затем была перенесена на 28 августа. 23 августа Гитлер обратился с личным посланием к Реза-шаху, в котором призывал его «не уступать нажиму со стороны СССР и Англии, поскольку Германия скоро займет южные области Советского Союза».
Советское правительство не могло оставаться безучастным к развитию событий в Иране. Оно трижды — 26 июня, 19 июля и 16 августа (причем 19 июля и 16 августа совместно с Англией) предупреждало иранское правительство о создавшейся угрозе вовлечения Ирана в войну и обращало его внимание на ту опасность, которую представляла шпионско-диверсионная работа фашистской агентуры на его территории. Поскольку наши демарши игнорировались, а обстановка продолжала ухудшаться, Москва по согласованию с Лондоном и Вашингтоном приняла решение о вводе частей Красной Армии в Иран в точном соответствии со статьей 6 Договора 1921 года, о чем уведомила иранское правительство нотой от 25 августа 1941 года.
В ноте указывалось: «Германские агенты самым грубым и беззастенчивым образом… превратили территорию Ирана в арену подготовки военного нападения на Советский Союз… Это требует от Советского правительства немедленного проведения в жизнь всех тех мероприятий, которые оно не только вправе, но и обязано принять в целях самозащиты». В ноте были названы фашистские агенты, занимавшиеся подрывной работой против СССР: фон Раданович, Га-мота, Майер, Сапов, Бор, Келлингер, Тряппе и другие.
Послание Гитлера фон Эттель вручил Реза-шаху утром 25 августа, но было уже поздно, и иранский диктатор прямо сказал об этом немецкому дипломату: «Обстановка коренным образом изменилась». Дело в том, что самым ранним утром, за пару часов до визита фон Эт-теля, Реза-шаха посетили посол СССР А.А. Смирнов и посланник Великобритании Буллард и вручили ему ноты своих правительств о вводе в Иран советских и английских войск.
К сентябрю 1941 года советская ударная группировка в составе двух армий заняла северные провинции Ирана, одновременно в юго-западные провинции вошли подразделения английских войск. Советские и английские части соединились в районе Казвина, южнее Тегерана, а 17 сентября вошли в иранскую столицу. Несмотря на приказ Реза-шаха оказывать вооруженное сопротивление русским, солдаты иранской армии разбегались при первых же встречах с Красной Армией, и ее вступление в Иран прошло без потерь. В конце 1942 года без всякого договорного оформления под предлогом обеспечения безопасности доставки военных грузов для СССР в Иран вошли подразделения американских войск, занявшие порты Бендер-шахпур и Хорремшехр.
В соответствии с соглашением, заключенным между представителями СССР, Великобритании и Ирана 8 сентября 1941 года, иранское правительство должно было выслать из страны военные и дипломатические миссии государств оси Берлин-Рим-Токио, а также передать в распоряжение союзных держав для интернирования членов немецкой колонии в Иране. Тегеран брал на себя обязательство всемерно содействовать транспортировке через иранскую территорию англо-американских грузов для СССР и не допустить каких-либо действий, наносящих ущерб интересам СССР и Англии во время войны. В январе 1942 года был заключен Договор о союзе между СССР, Великобританией и Ираном, по которому Иран должен был «всеми доступными средствами и всеми возможными путями содействовать СССР и Великобритании в борьбе с фашистской Германией».
Таким образом, в результате активной политики держав антигитлеровской коалиции вклад Ирана, который без единого выстрела оказался участником войны против Германии и приобрел права и преимущества как союзник победивших государств, был достаточно существенным.
Хотя советско-английская военная акция переломила ситуацию в Иране, сам по себе ввод войск, заключенные договоры и соглашения еще не могли обеспечить разгром позиций, которые обрели в этой стране гитлеровские спецслужбы и их иранские пособники. Жесткое противоборство с абвером Канариса и политической разведкой Шел-ленберга (СД) на территории Ирана продолжалось почти до конца войны.
Главным представителем VI управления Главного управления имперской безопасности СС (PCXА), политической разведки СД, в Тегеране в годы войны был Франц Майер (настоящее имя Рихард Август), по некоторым данным — штурмбаннфюрер СС. В архивах СВР нет сведений о том, под каким прикрытием Майер прибыл в Иран вместе с еще одним эсэсовцем — Романом Гамотой в октябре 1940 года. Не исключено, что он, как и Гамота, использовал «крышу» транспортной конторы «Иран-Экспресс». К моменту приезда Майеру было 37 лет. Это был человек высокого роста, с круглым лицом, голубыми глазами, с длинными зачесанными назад волосами, слева от глаза до уха тянулся шрам, на левой руке безымянный палец был коротким, на груди следы ожога — результат ранения, полученного в Польше. Таким был сохранившийся в архивных делах внешней разведки словесный портрет немецкого разведчика, составленный резидентурой, когда он был объявлен в розыск в Иране.
В сентябре 1939 года — феврале 1940 года Майер находился в Москве в качестве эксперта «Рейхсгруппе Индустрие». Вернувшись в Берлин, он представил доклад о политическом, военном и экономическом потенциале СССР, который был разослан в основные министерства Третьего рейха и германские зарубежные миссии. Он подверг критике утверждения русской белой эмиграции о том, что в СССР зреет антибольшевистское восстание, подчеркнув, что для этого нет никаких предпосылок. Майер утверждал, что Советская Армия сильна, а экономика СССР — на подъеме. Доклад не понравился нацистской верхушке, но был с одобрением встречен в германских миссиях за границей.
Как следует из архивных материалов СВР, арестовавшие Майера в 1943 году англичане характеризовали его «молодым, энергичным, истерическим, отважным человеком, типичным эсэсовцем, фанатиком национал-социализма, изображавшим из себя сверхчеловека». Хорошо знавший Майера немец Гайер, арестованный НКВД, говорил о нем: «Один из умнейших людей, которых я когда-либо встречал». Он свободно владел персидским языком, любил игру в нарды, которой увлекаются в Иране. Майер был умелым конспиратором, профессионально обнаруживал установленное за ним наблюдение и ловко уходил от слежки. Он часто применял средства маскировки, изменял внешность, нередко пользовался униформой офицера иранского генштаба.
Майер и Гамота прибыли в Иран, не получив в Берлине конкретных заданий, они должны были ознакомиться с обстановкой, а соответствующие инструкции получить позже. После ввода в Иран союзных войск в сентябре 1941 года, который для немцев оказался неожиданным, Майер остался без связи с Берлином. Три месяца он скрывался на армянском кладбище в Тегеране под видом могильщика, а затем с помощью профашистских элементов сумел найти себе убежище в городе и развернул активную работу в подполье. Майер был убежден, что 1942 год принесет окончательную победу германскому оружию, и решил всеми доступными ему средствами «помочь своим товарищам на Восточном фронте и поднять свои акции в Берлине». Ему удалось наладить радиосвязь с Берлином, и он стал энергично работать над формированием профашистских иранских националистических организаций, враждебных как Англии, так и России.
В Тегеране и других городах Ирана вскоре возникли и начали быстро набирать силу и влияние прогерманские националистические партии и группы, через некоторое время число их достигло 20. Главными среди них стали «Голубая партия» и «Иранские националисты» («Хезб-е-Кабут» и «Меллиюн-е-Иран»). Первую возглавил депутат меджлиса Ноубахт, учившийся в молодые годы в Германии и переведший в 30-х годах на персидский язык книгу Гитлера «Майн Кампф». Это был высокий, представительный, уже пожилой мужчина, властный, честолюбивый и недоверчивый к людям человек. Ноубахт был фанатичным националистом, ненавидевшим англичан. В стране он был известен как общественный деятель, литератор и зажиточный человек. Ему довольно скоро удалось собрать под свои знамена до трех тысяч сторонников и сколотить законспирированную, строго централизованную партию. Организационно она состояла из «пятерок», высшим руководящим органом была Центральная секция (ЦС), с которой были связаны только старшие «пятерок». Каждый член ЦС руководил деятельностью 50 «пятерок», т. е. 250 членов партии. Помимо ЦС, были еще секции военная, гражданская и по делам племен. Каждый член партии давал клятву верности и получал учетную карточку голубого цвета.
Ноубахт так определил цели партии: «Захватить власть в свои руки у правительства, которое бессильно противостоять домогательствам союзников и делается игрушкой в их руках». Резидентура в 1942 году сообщила в Центр: «“Голубая партия” ставит своей целью изгнание англо-советских войск из Ирана, организацию националистических сил Ирана на борьбу с англо-советской оккупацией, подготовку в Иране почвы для захвата власти, совместного с германской армией удара в тыл союзников, борьбу с правительством, бессильным противодействовать англо-советскому нажиму и вмешательству во внутренние дела Ирана». В орбиту влияния партии попали известные в Иране генералы Захеди, Язданпанах, Размара, Арфа, Хедаят и другие. Молодой шах Мохаммед Реза Пехлеви в душе сочувствовал «Голубой партии», которая формально входила в блок иранских националистов профашистской ориентации «Меллиюн-е-Иран». Это дало основание нашей резидентуре 15 августа 1942 года, оценивая обстановку в стране, констатировать: «Офицерство может стать наиболее опасной частью «пятой колонны» в Иране».
Майер имел самое непосредственное отношение к формированию этих организаций, он лично подготовил для «Меллиюне-Иран» программу, основанную на принципах национал-социализма, придумал эмблему, смахивающую на фашистскую свастику, разработал военную форму — сапоги, черные бриджи, голубая рубаха. Он предусмотрительно расписал детальный план действий этих организаций во всеиранском масштабе. К Майеру поступали с мест такие, например, сообщения: «Мы спрятали 30 тысяч винтовок и 2 миллиона патронов для Тегерана. Пришлите денег и оружие, а мы гарантируем наличие наготове 150 тысяч человек — половина из племен, половина из военных». Или: «В Тегеране начальник центрального арсенала полковник Багаи по условленному сигналу откроет доступ в арсенал представителям прогерманских частей и организаций и выдаст им 30 тысяч винтовок и 20 миллионов патронов».
В середине 1943 года резидентура информировала Центр, что в результате оперативных мероприятий, в том числе путем внедрения в профашистские организации надежной агентуры, «выявлено более 200 наиболее значительных членов «Голубой партии», вскрыты основные ее филиалы в Тегеране, Резайе, Миане, Тавризе, Керман-шахе, Ардебиле». Конкретную помощь в этом деле, наряду с другими, оказал иранский полковник, будущий генерал, наш агент Хан, который по заданию резидентуры внедрился в «Голубую партию» и во многом содействовал выявлению ее членов, разоблачению их деятельности. В августе того же года были арестованы 167 активистов этих организаций, но до конца 1943 года «Голубая партия» и «Меллиюне-Иран» оставались мощной силой, враждебной антигитлеровской коалиции и союзнической политике в Иране. В борьбе против профашистских формирований наша разведка взаимодействовала с английской и обменивалась с ней добытыми сведениями.
Другим активным немецким разведчиком был майор абвера Бер-тольд Шульце-Хольтус, специалист по СССР, владевший русским языком. Он объявился в Иране в начале 1941 года под именем Бруно Шульце как эксперт по вопросам школы и религии, а спустя несколько месяцев уже работал под прикрытием германского генерального консульства в Тавризе. Резидентом абвера в Тегеране был Шпект под «крышей» коммерческого атташе посольства Германии. После его высылки из Ирана Шульце-Хольтус, уйдя в подполье, по согласованию с Майером взял на себя руководство агентурной сетью абвера на юге страны. После ввода союзных войск в Иран он был временно интернирован в посольстве Швеции, откуда, однако, вскоре бежал и укрылся в провинции Фарс у кашкайских племен, враждебных Тегерану. Японская разведка до закрытия посольства Японии в Тегеране успела оказать ему конкретную помощь, снабдив пятью радиостанциями, с помощью которых он установил связь с Берлином. «Голубая партия» оказывала содействие и Майеру, и Шульце-Хольтусу.
Отсутствие материально-технического обеспечения, финансовых средств, нарушение налаженной связи с агентурой — все это серьезно сказалось на работе гитлеровских спецслужб. Неприязненные, а порой и враждебные отношения, существовавшие между ведомствами Шелленберга и Канариса, еще больше осложнили дело. Шульце-Хольтус крайне негативно относился к Майеру, а тот платил ему той же монетой.
Бежав из шведского посольства, Шульце-Хольтус переоделся в иранскую национальную одежду, отрастил бороду, покрасил ее хной и под видом муллы объявился в резиденции вождя кашкайских племен Насыр-хана. Позже к нему была сброшена на парашютах группа диверсантов во главе с оберштурмфюрером СС Мартином Курмисом, в задачу которой входили саботаж и диверсии на юге Ирана. До прибытия в Иран Курмис «отличился» участием в акциях по уничтожению евреев в гетто Каунаса. В 1944 году, когда поражение фашистской Германии в войне стало необратимым, Насыр-хан выдал «гостей» англичанам. Курмис, зная, что ему пощады не будет, покончил жизнь самоубийством, а Шульце-Хольтус, отбыв наказание, написал толстые мемуары.
Заметной фигурой в немецкой разведке был офицер СД Роман Гамота, работавший в Иране под «крышей» конторы «Иран-Экспресс». Ему было около 40 лет, он имел репутацию организатора подпольных движений и знатока партизанской борьбы, говорил по-русски, много разъезжал по Ирану. Гамота был лично известен вождям Третьего рейха. В мае 1943 года Гиммлер писал Гитлеру: «Хотя враги назначили большую цену за голову Гамоты и его жизнь неоднократно подвергалась опасности, он после излечения от малярии намерен вернуться в Иран». Речь шла о его участии в операции «Длинный прыжок» — так назывался план покушения на лидеров антигитлеровской коалиции во время Тегеранской конференции. В августе 1943 года Гамота приземлился на парашюте в районе Тегерана, связался с Майером и включился в подготовку террористического акта. Вслед за ним была сброшена у Кумского озера группа парашютистов-диверсантов из команды любимца Гитлера Отто Скорцени, который лично занимался организацией покушения. После провала операции «Длинный прыжок» Гамота бежал из Ирана, и его арестовали в Австрии после войны.
Работал в Иране и штурмбаннфюрер СС Ульрих фон Ортель, тот самый, кто в Ровно проговорился нашему разведчику Николаю Кузнецову о готовящемся покушении на «большую тройку» в Тегеране.
Офицеры СД Пауль Вейзацек и Франчек Эмерик Иштван, арестованные советскими органами безопасности после ввода войск в Иран, осуществляли заброску шпионов и лазутчиков в Баку, Тбилиси и Ашхабад. Помимо них, до сентября 1941 года в Иране действовали под прикрытием различных германских фирм и контор десятки других разведчиков абвера и СД: руководителем представительства фирмы «Сименс», например, был фон Раданович, его заместитель Кевкин так же, как и он, работал на разведку, руководители конторы «Иран-Экспресс» в порту Пехлеви (Энзели) Вольф и Рутенберг отвечали за разведработу на каспийском побережье.
Есть возможность рассказать также о нескольких эпизодах самоотверженной деятельности группы молодых людей, почти подростков, которые добровольно, бескорыстно и с энтузиазмом помогали тегеранской резидентуре в борьбе с фашистскими спецслужбами и с широкой сетью их агентуры. Во главе группы из семи человек стоял будущий Герой Советского Союза, крупный разведчик Амир, которому в то время было всего 17 лет.
Он посвятил жизнь разведке с юности, долгие годы выполнял ее задания в сложных условиях, и по сей день продолжает благородную службу. Его оперативная биография богата и поучительна, но в данном очерке мы коснемся только ее первых страниц.
Амир очутился в Иране в шестилетнем возрасте, когда его родители приехали в Тавриз из Ростова-на-Дону. Его отец был иранским подданным и покинул СССР по заданию внешней разведки. Со временем он прочно обосновался в Иране и стал преуспевающим коммерсантом, обзавелся действенной агентурной сетью и с ее помощью оказывал существенную помощь советским разведчикам-нелегалам, решал многие важные оперативные задачи. Он почти никогда не пользовался финансовыми средствами Центра, обходился теми деньгами, которые зарабатывал сам.
Бывали, правда, исключения: по подозрению в связи с советской разведкой он несколько раз арестовывался, сидел в тюрьме, но всякий раз выходил на свободу через два-три месяца, так как иранские власти не могли доказать предъявленные ему обвинения. В такие периоды семья испытывала материальные трудности, и Центр приходил на помощь. Сотрудники нашей резидентуры передавали матери Амира некоторые суммы денег.
Сын вспоминает, что отец был настоящим патриотом Советской России, и в таком духе воспитывал своих детей. Именно под влиянием отца Амир стал разведчиком, и в том, что он добился на поприще разведки больших успехов, есть, вне всякого сомнения, и немалая заслуга отца. Помощь советской разведке оказывали все его дети, но только Амир стал профессиональным разведчиком.
Он связал свою судьбу с разведкой в феврале 1940 года, когда добровольно установил прямой контакт с тегеранской резидентурой. Большую роль в его жизни сыграл возглавлявший в годы войны внешнюю разведку в Иране И.И. Агаянц. Иван Иванович оставил глубокий след в истории советской разведки не только своими делами, но и замечательными личными качествами. Это был обаятельный человек. Все, кому довелось работать или общаться с ним, помнят его глаза — умные, мягкие, даже ласковые, внимательные, но становившиеся сразу же холодными, непроницаемыми и отчужденными, если он сталкивался с нечестностью, подлостью или недобросовестностью. Он обладал редкой интуицией и проницательностью в работе с людьми, которые платили ему уважением и любовью.
Именно Ивану Ивановичу Амир обязан тем, что тяжелая и опасная работа в разведке окрасилась для него в те суровые годы в тона героического романтизма, и он раз и навсегда понял, что она может приносить глубокое удовлетворение, если идет на пользу Отечеству и служит благородным целям. На первых порах молодому человеку поручили подобрать несколько надежных товарищей, его сверстников, и организовать группу для оказания помощи старшим коллегам из резидентуры в выявлении многочисленных фашистских пособников в Тегеране и других городах.
Вскоре ему удалось привлечь к этому делу семерых друзей и единомышленников, готовых бороться с фашизмом. Как принято в разведке, все получили псевдонимы. Они были молоды, отважны и охотно включились в работу, нередко связанную с риском. Формированию и обучению группы в резидентуре уделяли много времени и внимания и как-то раз в шутку окрестили ее «легкой кавалерией». Это название за ней прочно закрепилось, и, может быть, причина была в том, что «семерка» передвигалась по городу на велосипедах, других транспортных средств у нее не было, и только в 1942 году в ее распоряжении оказался трофейный немецкий мотоцикл. Постепенно группа превратилась в бригаду наружного наблюдения и одновременно, если говорить современным языком, в отряд быстрого реагирования, составленный из «боевой агентуры, способной выполнять специальные задания». Добрый десяток лет группа активно работала против немецких спецслужб в Иране, против антисоветских националистических организаций и иранских профашистских формирований.
Архивные дела внешней разведки беспристрастно свидетельствуют о результативности работы «семерки»: за пару лет с ее помощью было выявлено не менее 400 лиц, так или иначе связанных с германскими разведслужбами. Понятно, что «кавалеристы» действовали по наводкам резидентуры, однако иной раз они самостоятельно выходили на немецких пособников и сообщали о них своим кураторам из резидентуры.
Примитивное снаряжение и юный возраст участников группы сослужили неплохую службу: объекты наблюдения, как правило, не обращали внимания на велосипедистов, и уж никак не могли предположить, что какие-то мальчишки следят за ними. Между тем было именно так. Военное время, помимо прочего, диктовало свои, подчас жестокие требования, и «кавалеристам» не раз приходилось идти на риск и участвовать в острых акциях.
После вступления союзных войск в Иран выявленная немецкая агентура была арестована, часть ее была депортирована в СССР, а часть передана англичанам. Так, по делу организации «Меллиюн-е-Иран» были арестованы 3 генерала иранской армии, 10 полковников, 27 офицеров других званий, 62 железнодорожных служащих, 48 гражданских лиц. Многим, однако, удалось скрыться. Отдельные при-служники фашистов были перевербованы и стали работать под контролем нашей разведки. Аналогичным образом поступали и англичане. Можно сказать, что парализация деятельности подпольных профашистских организаций, действовавших по всей стране, явилась сокрушительным ударом по немецким спецслужбам в Иране: они не смогли в полной мере раскрыть свой потенциал для решения поставленных перед ними задач, в том числе и для осуществления покушения на «большую тройку» в Тегеране в конце ноября — начале декабря 1943 года. В достижение этой цели свой вклад внесли и молодые разведчики из группы Амира.
Именно они в конце концов выследили скрывавшегося в Тегеране Майера. Однако захватить его нашей разведке не удалось. Эта фигура интересовала не только нас, за Майером охотились и англичане, которые оказались проворнее и арестовали его прямо на глазах группы захвата резидентуры. Британцы переправили его в Индию, где следы немецкого разведчика затерялись. Одновременно с ним были арестованы два его радиста — обершарфюрер СС Хольцапфель и унтершарфюрер СС Рокстрок. Работа «кавалеристов» не пропала даром: во время поиска Майера были установлены его пособники из числа иранцев, которые обеспечивали ему убежище. Среди них были известный в Тегеране врач-стоматолог Кодси, бывший преподаватель персидского языка в германском посольстве Кейхани и директор публичной библиотеки «Ибн Сина» Рамазани. С помощью «семерки» был обнаружен и арестован главный помощник Майера, его «правая рука», Огто Энгельке. Лишившись руководства и радиосвязи, к концу 1943 года германская разведка резко ослабила свою деятельность.
Еще до этих арестов в резидентуру поступили сведения о том, что некий немецкий коммерсант, получивший условное имя «Фармацевт», ведет активную разведывательную деятельность и конспиративно встречается с высокопоставленными иранцами. Однако получить доказательства этого не удавалось: слежка за ним не давала желаемых результатов. Немец любил прогуливаться по городу, заходил в кафе, посещал кинотеатры, бродил по знаменитому тегеранскому базару, но ни с кем не встречался, говоря профессиональным языком, «не давал связей». Было над чем поломать голову наблюдавшим за «Фармацевтом» участникам группы Амира.
В этой истории было что-то загадочное, и ребята из «семерки» решили, что есть смысл выяснить, чем занимается немец, когда бывает дома. Внимательно осмотрев все вокруг его особняка, они подыскали подходящие места, откуда были видны садик и бассейн во внутреннем дворике, входы и выходы. Все это хорошо просматривалось с крыш соседних домов, куда наблюдатели и забрались. Каково же было их изумление, когда они увидели, что в особняке находится еще один жилец, похожий на «Фармацевта», как две капли воды. Оказалось, что это братья-близнецы, и немецкая разведка воспользовалась этим обстоятельством: один из братьев уходил в город и уводил за собой бригаду наружного наблюдения, а другой, улучив момент, исчезал из дома и спокойно проводил встречи с нужными людьми. Деятельность близнецов-разведчиков, разумеется, была пресечена.
В поле зрения резидентуры попал владелец букинистической лавки Ганс Вальтер, давно обосновавшийся в Иране и свободно владевший персидским языком. Оперативные данные свидетельствовали, что он является фашистским агентом и участвует в разведывательных операциях германской резидентуры. Внимание, в частности, привлекло то, что его магазин регулярно посещают офицеры иранского генштаба, который находился неподалеку. Они частенько наведывались к Вальтеру, копались в книгах, что-то покупали или продавали немцу редкие издания. Возникли подозрения, что лавка Вальтера служит «почтовым ящиком» для связи с резидентурой Майера. Все это нужно было проверить.
Группа Амира установила наблюдение за магазином. Вскоре «семерка» зафиксировала шестерых офицеров, которые регулярно посещали Вальтера. В лавке они долго не задерживались и в разговоры с немцем почти не вступали. Члены группы стали сами заходить в магазин и довольно быстро подружились с Вальтером. Общительный Ганс оказался словоохотливым человеком, любителем выпить и поболтать за кружкой пива. Дружба с ним позволила ребятам запросто приходить в его магазин и наблюдать за посетителями на месте.
В итоге выяснилось, что букинистическая лавка действительно служила передаточным пунктом для немецкой агентуры. Шпионские материалы закладывались в книги во время их просмотра и затем возвращались Вальтеру, а он в свою очередь передавал полученную информацию по назначению. Таким же образом немецкая резидентура ставила своим агентам задания. Внешне все это выглядело естественно и не вызывало подозрений.
Под влиянием спиртного общительный Ганс нередко пускался в пространные рассуждения, его новые приятели опасений у него не вызывали. Он откровенно говорил им, что не верит в победу Германии и что нападение Гитлера на Россию — роковая ошибка фюрера, которая закончится катастрофой. Понятно, что об этих настроениях Ганса было доложено в резидентуру. Вальтер был взят в «разработку», в скором времени завербован и начал активно помогать советской разведке в разоблачении фашистской агентуры.
Летом 1943 года, накануне Тегеранской конференции глав союзных держав, «кавалеристам» удалось первыми добыть важную информацию о десанте передовой группы из шести немецких «коммандос», сброшенных на парашютах в районе города Кум, что в 70 км от иранской столицы, куда они шли на связь с Майером и Гамотой. Из дневника унтершарфюрера СС Рокстрока, выполнявшего функции радиста группы, который был захвачен во время его ареста и сохранился в архивах СВР, явствует, что диверсанты добирались до Тегерана более двух недель, у них было много снаряжения и оружия: десять верблюдов были тяжело навьючены. Вблизи столицы их встретили с грузовиком, на который и поместили поклажу. Члены группы переоделись в иранскую одежду, перекрасили волосы и незаметно разместились на конспиративной квартире. Эти ухищрения, однако, не помогли: все члены группы были арестованы после того, как работа их радиостанций была запеленгована и их сообщения в Берлин дешифрованы. Действия диверсантов оказались «под колпаком» советской и английской разведок, которые в этом деле работали в тесной координации. Немецким спецслужбам, однако, стало известно о провале передовой группы, и в Берлине решили отказаться от направления в Тегеран главных исполнителей операции «Длинный прыжок». В одном из интервью в 1966 году Отто Скорцени подтвердил, что имел поручение Гитлера организовать покушение на «большую тройку» в Тегеране. Исключительные меры безопасности, принятые во время конференции соответствующими службами союзников, имели под собой серьезные основания.
17 декабря 1943 года, вернувшись в Вашингтон, президент Рузвельт на пресс-конференции сделал следующее заявление: «Маршал Сталин сообщил, что, возможно, будет организован заговор с целью покушения на жизнь всех участников конференции. Он просил меня остановиться в советском посольстве, с тем чтобы избежать необходимости поездок по городу… Для немцев было бы довольно выгодным делом, если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, как мы проезжали бы по улицам Тегерана, поскольку советское и американское посольства отделены друг от друга расстоянием в полтора километра». Благодаря успешной работе разведок союзных держав, в том числе и группы Амира, «довольно выгодное для немцев дело» провалилось.
В годы войны Великобритания была союзницей СССР, и ее спецслужбы сотрудничали с нашей разведкой, но это не мешало им одновременно вести против нас враждебную работу. Так, в Тегеране англичане под видом любительского радиоклуба создали разведывательную школу, в которой организовали обучение и подготовку шпионов и лазутчиков для засылки на территорию советских республик Средней Азии и Закавказья. Расчетливые англичане отдавали при наборе в школу предпочтение лицам, владевшим русским языком, чтобы не тратить время и деньги на его изучение курсантами. Но шила в мешке не утаишь, и о разведшколе стало известно нашей резидентуре. Амир получил задание внедриться в нее, и это ему удалось: он был принят в число слушателей. Сразу же началась работа по установке контингента курсантов школы, к которой подключилась вся «кавалерийская бригада». В течение двух-трех недель была собрана подробная информация о самой школе и о ее курсантах.
Англичане принимали серьезные меры конспирации и предосторожности, чтобы скрыть факт существования школы. Курсанты друг друга не знали, были разбиты на пары, а расписание занятий было составлено так, чтобы они между собой не встречались. Срок обучения был ровно шесть месяцев, после чего выпускников школы обычно отправляли в Индию, где они продолжали совершенствоваться в шпионском деле и отрабатывали навыки прыжков с парашютом. Затем их забрасывали в СССР для выполнения заданий английской разведки. Собранные Амиром сведения были переданы в резидентуру.
В результате английские агенты — курсанты школы стали известны Центру, и были приняты необходимые меры по их аресту после того, как их тайно забрасывали на территорию СССР. Некоторых из арестованных парашютистов перевербовывали, и они начинали действовать под нашу диктовку. Словом, разведшкола стала работать на холостом ходу. Британцы, само собой разумеется, вскоре заподозрили что-то неладное и поняли, что с их школой не все в порядке. Они могли перевести школу в какой-либо другой иранский город, и нужно было, не мешкая, упредить их возможные контрмеры. Советский представитель встретился с официальным представителем английской разведки в Иране полковником Спенсером и в тактичной форме сделал ему представление по поводу явно несоюзнического поведения. Спенсер пытался все отрицать и заявил: «Очевидно, это немецкая школа. Они совсем обнаглели, действуют под самым нашим носом!» Однако в скором времени школа прекратила свое существование.
К тому моменту Амир успел уже закончить курс обучения, но в Индию, конечно, не поехал. В школе он получил добротную оперативную подготовку, которая пригодилась ему впоследствии. Его научили там многим премудростям разведывательного ремесла: двусторонней радиосвязи, тайнописи, тайниковым операциям, пользованию шифрами, методам вербовки агентуры. Он по сей день благодарен своим английским учителям: учеба в школе была поставлена основательно, и курсанты приобретали прочные знания и навыки.
В 1942 году Амир привлек к работе в группе молодую девушку, которая затем стала его женой и боевой подругой, прошедшей вместе с ним долгий путь в разведке. Им довелось работать много лет в экстремальных условиях и сложной обстановке в разных странах мира, оба награждены орденами и медалями. Недавно Амир и его жена отметили золотую свадьбу.
Девушка отличалась находчивостью и наблюдательностью, смело шла на риск, добиваясь четкого выполнения тех или иных заданий, которые ей поручались. Благодаря ей были выявлены многие фашистские агенты, а также предатели. Ей было всего 16 лет, когда она сумела предотвратить переход на сторону врага двух советских летчиков, перелетевших на своих самолетах в Иран из Баку. Фашистская агентура постаралась их надежно укрыть, и немцы готовились тайно переправить летчиков в Германию, однако их убежище было обнаружено, дезертиры были арестованы и понесли наказание.
Как-то раз она обратила внимание на необычное поведение двух незнакомых мужчин, которые периодически появлялись во дворе ее дома в Тегеране, приносили с собой лестницу, какие-то провода, забрасывали их на крышу, а потом куда-то уходили. Незнакомцы показались девочке подозрительными, и она поспешила сообщить о них в резидентуру. К информации отнеслись со вниманием и решили установить место жительства этих мужчин, произвести в их квартире негласный обыск. Изготовили ключи и в отсутствие хозяев проникли в жилое помещение, где нашли радиоприемник, радиопередатчик, наушники и другие принадлежности для радиосвязи. Было ясно, что незнакомцы имеют отношение к разведывательной работе. Запросили Москву с предложением арестовать подозрительную парочку и разобраться, что к чему. Ответ оказался неожиданным: эти люди Центру известны, и никаких мер к ним принимать не следует. В общем, вышел казус из серии «нарочно не придумаешь!»
Деятельность группы Амира, разумеется, находилась под ежедневным контролем и опекой старших товарищей из резидентуры.
Группа успешно действовала до апреля 1949 года. В феврале того же года было совершено неудачное покушение на шаха Мохаммеда Реза Пехлеви, к которому была причастна религиозная террористическая организация «Федаян-е-ислам» («Жертвующие собой ради ислама»). Обстановка в стране обострилась. В резидентуру поступили сигналы об интересе иранской контрразведки и к некоторым членам «семерки». Центр дал указание законсервировать группу.
Последние операции «легкой кавалерии» относятся к концу 40-х годов. Ирано-советские отношения становились все более прохладными. Многочисленные консульские учреждения СССР в разных городах Ирана были закрыты, свертывались межгосударственные и торговые связи между двумя странами.
В иранских средствах массовой информации была развернута шумная антисоветская кампания, разжигалась шпиономания. В 1949 году в столичном журнале «Техран-е-мосаввар» появилась серия статей под общим заголовком — «Я был советским шпионом», которая, несомненно, была инспирирована спецслужбами. Бывший агент резидентуры Лут заявил, что решил порвать с советской разведкой и выдать иранским властям всю известную ему информацию о ее деятельности.
Откровения предателя, конечно, наносили определенный ущерб тегеранской резидентуре и еще более осложняли ее работу. Было принято решение установить Лута, скрытно задержать его и потом нелегально переправить в Советский Союз. В те годы такие методы работы разведок, в том числе советской, еще практиковались.
К поискам Лута была подключена группа Амира. «Кавалеристы» знали свое дело отлично, имели большой опыт, и, несмотря на то, что предатель вел себя очень осторожно, часто менял места жительства, проверялся при передвижении по Тегерану, применял средства маскировки, его нашли довольно быстро. Были установлены его обычные маршруты по городу, квартиры, где он проживал, места, которые любил посещать. В общем, все было готово для его захвата, и дело было только за санкцией Центра.
Однако согласия Центра на операцию не последовало, и Москва предложила оставить Лута в покое: времена изменились, и в Центре не хотели обострения отношений с соседней страной.
Москва дала высокую оценку работе внешней разведки в Иране во время Второй мировой войны, отметив, что тегеранская резидентура внесла большой вклад в своевременное выявление и срыв военно-стратегических планов Германии в отношении Ирана, обеспечение безопасности поставок СССР вооружения и продовольствия по ленд-лизу через иранскую территорию, в пресечение враждебной деятельности фашистской агентуры и руководимых ею подпольных организаций, а также в блокирование действий и ликвидацию антисоветских националистических формирований, проводивших подрывную работу против СССР под немецким контролем. Треть сотрудников тегеранской резидентуры — более 30 человек — была отмечена правительственными наградами.