Остапенко Александр Иванович

Остапенко Александр Иванович

Наше училище [Ново-Петергофское военно-политическое училище войск НКВД] было брошено для остановки врага уже в Ленинградской области, немцы очень быстро добрались туда, и уже под д. Борницы Гатчинского района приняли мы первый бой. Знаете, для меня все бои слились как бы в одну непрерывную череду, даже не могу выделить первый бой, каждый день было одинаково трудно, мы даже не окапывались, просто не успели. И всегда перед нами немцы, они шли нагло и самоуверенно, рвались вперёд. Казалось, их натиск ничто не остановит, но наши ребята были хитрее и дружнее, мы ведь за Родину ринулись вперёд. Знаете, в первом бою мы их сильно побили, но тут немцы сразу подтянули танки, и авиация дала нам жару, после сразу же немецкая пехота насела, так что мы были вынуждены отступить. И так было каждый раз, вроде бы мы отбивали первый натиск, но после по нам сразу же начинала бить их артиллерия и авиация, тогда мы отступали. Вообще чувствовалось, что на нашем участке первое время немцы не ожидали такого отпора, ведь они шли прямо походным порядком, наши регулярные войска отступали, не держались, что уж скрывать, мы совсем не готовились к такой войне, да и дисциплина была слабая. Всё-таки немцы хорошо готовились к войне, мы же пошли на передовую практически ни с чем, и всё ведь пешком, только ближе к осени у нас в частях появились какие-то танкетки, вроде БТ-7. Но это были такие слабые танки, что они немецким совсем не могли противостоять.

Командир 1-го батальона майор Шорин Николай Александрович

Помню, что под Ирогощей мы получили приказ атаковать немцев и выбить их с позиций. Представьте себе, мы пошли в атаку на вооружённых немцев без артподдержки, и противотанкового оружия у нас никакого не было, только гранаты. Мы шли в атаку в полный рост, рвались к врагу, и тут немцы как задали нам из пулемётов, ужас, вспоминать трудно. Конечно, мы победили, но нас немцы так сильно проутюжили, что наши потери составляли около 160 человек.

Конечно, на передовой опасностей хватает, и в первые дни войны мы никак не могли привыкнуть, что настороже надо оставаться всегда, даже в тылу. Помню, как-то я как бывший сапёр солдатам рассказывал о минах, я сидел под стенкой, а вокруг ребята слушали. И вот по стенке неожиданно ударил снаряд, меня и тех, кто был поближе, только придавило, а тех, кто сидел передо мной, насмерть убило. А у Шорина, нашего комбата, мина под правым плечом застряла, но не разорвалась, ему уже в госпитале руку отняли, а мину положили на стол, и через 15 минут она взорвалась, но Шорин, конечно, живой остался.

В районе Больших Борниц мы устроили ловушку на немецких мотоциклистов. Как делали? Натягивали проволоку на уровне груди мотоциклиста, немцы неслись вперёд, не замечали ничего вокруг, и передний мотоциклист зацеплялся за неё, на такой скорости он сам вверх тормашками полетел, а мотоцикл покатился, и мы в это время открыли огонь. Знаете, такая радость, одолели немцев, но тут вслед за этим отрядом пошли танки, и мы в который раз отступили. В бою у пос. Большое Жабино немцы нас так накрыли, что почти все погибли, там и танки, и артиллерия нас утюжила, мы еле вырвались. Причём мы стояли в обороне, готовились отбивать атаки, но немцы устроили по нашим позициям такой массированный артобстрел, что мы еле прочухались. К сентябрю 1941 г. от нашей роты осталось не больше отделения.

В конце августа я получил ранение в голову, совсем рядом со мной снаряд разорвался. Что делать, надо в госпиталь, повела меня медсестра Таня на сборный пункт, ждать машину для отправки в тыл. Пришли мы туда, я думаю: «Ради такого ранения в тыл переться, ведь потом попаду в другую часть!» Тогда я говорю девушке:

- Надо бежать, а то увезут нас от своих, не вернёмся.

Договорились, но мы ведь с винтовками, если попытаемся уйти, то сразу догадаются и не пустят. К счастью, машина за ранеными могла приехать только вечером. Мы крутились-крутились, уже вечереет, я говорю медсестре:

- Давай, Таня, винтовки надо спрятать, а самим без них ходить.

Тогда она подошла к автобусу, который у кустов стоял, под автобус винтовку сунула, но тут народ ходит, а надо всё сделать незаметно, я вышел, постоял, она знаком показала, что всё, она готова мне винтовки передать. Тогда я зашёл со стороны кустов, Таня мне незаметно подала винтовки, и я быстро их бросил, но так, чтобы не было видно. Тем временем машина пришла, а мы себе к кустам пошли, нас, естественно, окликнули:

- Далеко не отходите, сейчас будем отъезжать.

- Да нам надо...

- А-а-а, ну давайте. - Видимо, подумали, что мы пошли попрощаться на пару.

Так мы оттуда ушли. Всё хорошо, машина с ранеными уехала, нас не стали дожидаться. Но ночь, куда идти, ни черта не видно. Так что добродились мы до того, что напоролись на немецкую разведку. Ничего не видно, я отбиваюсь, не знаю, как такое получилось, но немец Таню схватил, он на неё свалился, уже вроде бы вязать её начал, но тогда она у него из кобуры пистолет вытащила и застрелила его. Пока немцы прочухались, мы тикать. И как-то так получилось, что не вместе оказались, я к Тане подбежал, но она в другую от меня сторону бежала, уже темно было, и Таня напоролась на мину. Ей оторвало ногу, даже прямо полтела разворотило, пока я прибежал к ней, она себя из немецкого пистолета застрелила. А я потом к нашим всё-таки вышел, вот ведь до сих пор до слёз обидно, представляете, мы-то почти пришли к своим. Конечно, сразу в ночь не пошли за Таней, подождали, пока развиднеется, и мне прийти в чувство надо было. Но с рассветом мы пошли, взяли Таню и похоронили. В итоге я снова попал в свою первую роту Сёмина.

У д. Петровицы 4 сентября 1941 г. мы окопались, наша рота отбила две атаки противника, и готовились к отражению третьей. Немцы шли на нас нагло, стремились любой ценой прорваться к Петергофу, в тот день нас сильно бомбила вражеская авиация, но, к счастью, ни одного попадания бомбы в окопы не было, так что мы пока держались. Хотя мы вырыли себе даже и не окопы, только ямки такие, чтобы было хоть немного голову прикрыть. Вообще, за всё время я так и не смог привыкнуть к авиабомбежкам, ведь мало того, что самолёт летел и стрелял, он ещё и бомбы бросал. Вскоре после налёта на позиции нашей первой и соседней третьей роты вылезло 6 танков. Они вышли на прямую наводку и остановились, даже не маневрировали, черти. К счастью, у нас были приданы два противотанковых орудия, хорошо замаскированные, они ударили по немцам, и два танка загорелись, остальные стали отползать, открыв огонь по пушкам, в итоге одну из них им всё же удалось уничтожить. Первая рота была на левом фланге батальона, окопы тянулись вдоль опушки леса, для атаки немцам не очень удобно, поэтому они сначала попробовали на крепость позиции наших соседей, но те им дали жару, и тут на нас опять поползли вражеские танки. Оставшаяся противотанковая пушка всё-таки сумела подбить один танк, из него повалил густой дым, ему снесло башню, но остальные танки сразу же сосредоточили свой огонь на пушке, после ещё пары выстрелов она умолкла. И вот головной танк был уже в нескольких сотнях метрах от наших окопов, он неторопливо выцеливал ротные пулемётные точки и уничтожал их. Мы открыли огонь по его смотровым щелям, это, видимо, всё-таки помешало немцу целиться точно, но было понятно, что вскоре наши пулемёты всё-таки будут уничтожены и положение станет катастрофическим. Тем более что он прямо перед моими глазами проутюжил позицию станкового пулемёта нашей роты, правда, расчёт выжил и всё-таки продолжал бить.

Командование 1-го батальона Ново-Петергофского военно-политического училища войск НКВД.

Знаете, когда я увидел перед собой танки, у меня была только одна мысль - если их не остановить, то нам всё, хана будет. Так что я выпрыгнул из окопа и побежал к танку, но меня подвела забинтованная голова, видимо, танкисты меня заметили, пришлось залечь, но всё-таки их пулемёт короткой очередью прошил то место, которое я успел за долю секунды до стрельбы покинуть. Тут и танкисты, и я поняли, что мне удалось достичь так называемой «мёртвой зоны», где из пулемёта меня уже не достать. Тогда танк немного попятился, но, чтобы им отойти, нужно же время, а я уже подобрался на расстояние броска гранаты, я швырнул ту самую связку, раздался мощный взрыв, и немецкий танк встал. Меня взрывной волной накрыло, я, видимо, потерял сознание.

Сандружинница 1-го батальона Вера Царёва.

Очнулся оттого, что несколько курсантов из роты трясли меня за плечи. Очнулся, и представляете, первое, что увидел - как немецкий танкист вылезает из танка и явно хочет убежать. Тогда я на автомате подхватил с земли винтовку и дважды насадил немца на штык. Тут вылез второй, я и его штыком заколол. До сих пор вспоминаю, как у немца тело на штыке скрипело. Знаете, здесь со мной что-то случилось, а приколол немца к земле, зло такое взяло, не знал, что с ним делать, я его колол, колол, кровь хлыщет, немец уже и не дёргается даже, везде кровь, а я колю, колю, колю... И представляете, вылезает третий танкист, но не убегает, а из автомата выстреливает мне в левую руку, раздробил кость, сволочь. Я одной рукой вытаскиваю штык, и его тоже заколол. А патроны-то в обойме были, но не стрелял, сам сейчас не пойму, чего не выстрелил!

Мы, курсанты, снова в кучу собрались, стоим себе, дураки, радуемся, помог нам только крик лейтенанта Сёмина: «Танки слева!» Возле меня разорвалась немецкая мина, я упал, вскакиваю, кровь из ран на теле течёт, смотрю, вокруг и убитые, и раненые, тут ещё один танк подобрался поближе и из пулемёта по нам бить начал. Ну всё, думаю, что такое делается, прямо невозможно сражаться из-за этих танков, тогда я оттащил к окопам командира отделения Опалько, он был ранен, прислонил его к дереву, уже беспомощный совсем. Взял его связку гранат, подполз к танку сбоку и подбил ими второй танк. Тут я выключился, дальше ничего не помню.

После мне рассказывали, что ко мне подбежала наш санинструктор роты Вера Царёва (у нас были санинструкторами две родные сестры, это была младшая, а ещё с нами была Зоя, старшая, их мама работала поваром в нашем училище), перевязала меня, кстати, на моём теле насчитали 14 ран, как я так носился с такими ранениями по позициям, сейчас спроси, не смогу ответить. В начале 1942 г. за этот бой я получил орден Боевого Красного Знамени.

Интервью и лит. обработка Ю. Трифонова