5.2. Версии

5.2. Версии

Версия «сознательного» пролетария с морским отливом

Упрямство же Адмирала как только ни объяснялось. С пролетарской простотой Новикова-Прибоя: пошел, мол, на Цусиму потому, что самоуверенный дурак был. И к тому же трус: «Через всю книгу я провожу мысль, что Рожественский был трусом и бездарным человеком». «Что Рожественский был дураком, все мы знаем»^{336}.

А главное — Царю угодить хотел. Ну изверг просто. Накось выкуси. Японцы не дали. Все же Новикову не откажешь в определенном даре. Не ясно, правда, в каком. Но в смысле сюра Дали рядом с ним рядом не стоит.

И ведь почитайте многих современных авторов, в глубине души, может, и патриотов, и якобы Русский Императорский Флот уважают, а вот новиковскую «Цусиму» чрезвычайно информативной и содержательной книгой величают. Ну да Бог с ними. Мало ли кто где свой интерес находит. А заодно информацию с содержанием. 

Версия военно-интеллектуальная

Но есть, конечно, версии и значительно более утонченные. Наиболее отработанной, с учетом, разумеется, Мнения нашей самой Следственной в мире Комиссии, представляется версия Александра Немитца[372], озвученная им в лекциях по прикладной стратегии в Николаевской морской академии в 1913/14 учебном году, а также в главе «Цусимская операция» в томе 15 «Истории русской армии и флота», посвященном морским операциям русско-японской войны. Вот ее суть.

Главное, конечно, нехватка у Рожественского пресловутого «гражданского мужества». А именно.

Во-первых, эскадру и вовсе не следовало посылать, поскольку уже летом 1904-го было ясно, что Порт-Артур падет, а со 2-й эскадрой моря не завоюешь. Уже здесь священной обязанностью адмирала Рожественского было «твердо представить Высшей Власти», что смысл посылки 2-й эскадры перестал существовать.

Во-вторых, этот же вопрос встал перед Адмиралом во весь рост на Мадагаскаре, когда Порт-Артур действительно пал, а 1-я Тихоокеанская эскадра погибла. Однако:

«В своей переписке он указывал, что считает себя слишком слабым, чтобы бороться с японским флотом за море, но нигде не сказал категорически о том, что эскадру посылать нельзя, и он ее не поведет…

В третий раз, и с еще большей силою встал перед ним этот вопрос, этот роковой вопрос, когда эскадра, сосредоточившись у берегов Индокитая, готовилась к своему последнему переходу, окончившемуся в Корейском проливе ее разгромом. Из Камранга адмирал Рожественский опять писал в Петербург, что он считает свою эскадру слишком слабою для попыток вырвать у японского флота господство на море, указывал на различные частные недостатки и, наконец, просил сменить его вследствие того, что он болен.

Но и здесь у Адмирала не нашлось достаточно твердости, чтобы сказать, что эскадру нельзя посылать в бой, что ее ждет генеральное поражение[373]. Из Петербурга он получил предписание идти вперед. Не веря в возможность успеха, но будучи человеком смелым и решительным, лично бесстрашным, адмирал Рожественский, махнув рукой на все, кинул свою эскадру и себя в Цусимский пролив. Его цель была по-прежнему одна — с остатками эскадры прийти во Владивосток. Победу он считал невозможной. За нее он не боролся.

Победу над японским флотом он считал невозможною для своей эскадры. Отказ вести ее на поле сражения он считал невозможным для себя. Оставалось одно: прорваться сквозь японское расположение хотя бы с одним кораблем во Владивосток.

Россия от этого ничего не выигрывала. Тысячи русских людей должны погибнуть. Это правда. Но зато никто не мог бы адмирала Рожественского упрекнуть в отсутствии мужества и героизма: “да, он не выиграл сражения, но всякий признает, что это не по силам в данной обстановке и самому гению.

Но он провел Балтийский флот через три океана и с безумною смелостью и бешеной настойчивостью прорубился с наиболее удачными своими кораблями сквозь строй враждебных кораблей. Да, он не счастлив, но он герой”.

Так, нам кажется, психологически объясняется “Цусима”, поскольку она зависела от личных качеств вождя Балтийского флота. В этой психологии было слишком мало любви к России.

Судьба оказалась ужасно жестока к покойному нашему блестящему и незаурядному адмиралу. Его эскадра была не разбита, а уничтожена. Он не пробился ни с одним кораблем во Владивосток. И не как герой, а как опозоренный сдачею пленный, вернулся в Отечество.

С точки зрения такой психологии становятся понятными и все коренные стратегические и тактические ошибки покойного Адмирала, которые иначе были бы почти необъяснимы, так как он был достаточно талантлив и опытен, чтобы их не делать. Не стоило обучать эскадру, не стоило захватывать и организовывать базу для операции, не стоило заботиться о разведке и т.д., раз все равно поражение эскадры было принято заранее как неизбежное, и Адмирал шел только на то, чтобы после этого поражения с остатками эскадры уйти во Владивосток. И о чем было совещаться и говорить с командирами и офицерами, разве что Адмирал решил заранее отдать их на разгром в Цусимском проливе, спасая лишь со случайными кораблями свое имя прорывом во Владивосток?

Быть может, приведенная нами гипотеза внутренних переживаний, душевной драмы Командующего Второй Тихоокеанской эскадрой не точна, но нам она кажется единственным лучом, который может осветить темную область основных причин Цусимской катастрофы. Но если это объяснение отражает в себе действительность, то тогда Цусимская катастрофа представляет собою яркий пример того, какое несчастье для исхода войны представляет собою военный вождь, наделенный более себялюбием, чем нравственной военной волей»^{337}.

Мы не будем говорить сейчас, что вся конструкция Александра Немитца построена, по крайней мере, на трех ложных посылках. Читатель, знакомый с предыдущим материалом, сам легко увидит это. Интереснее то, что только так: себялюбием и отсутствием «нравственной военной воли», что, видимо, эквивалентно отсутствию «гражданского мужества», — может объяснить себе поведение и мотивацию адмирала Рожественского будущий дважды адмирал — Русского и Советского флотов, человек, более половины своей 88-летней жизни посвятивший профессиональным занятиям морской стратегией. По крайней мере, в ее теоретическом аспекте.

Поскольку практических стратегических достижений за контр-адмиралом Александром Немитцем, командовавшим Черноморским флотом душным летом 1917 года, не числится. Во всяком случае в области морской стратегии. Ну, да говоря словами самого Немитца, всякий признает, что это не по силам было в данной обстановке и самому гению. Но в теории-то морской стратегии Александр Немитц — профессионал. Один из весьма известных.