4.4. 28 июля 1904 года

4.4. 28 июля 1904 года

Выход и сближение

Наступило утро 28 июля. С восходом солнца русские корабли начали выходить из внутренней гавани на рейд и занимать свои места по диспозиции. Рейд был предварительно протрален. В 8 часов 45 минут эскадра в кильватерной колонне, следуя за тралящим караваном, вышла в море. Причем сильным течением большая часть эскадры была снесена с курса за тралящим караваном к западу и ухитрилась пройти через середину собственного минного заграждения. Удивительным образом без происшествий и потерь. За выходом флота с самого утра наблюдали несущие блокаду японские миноносцы и крейсера. Адмирал Того, как и 10 июня, был своевременно извещен, какие корабли вышли в море и каким курсом идет эскадра. Учитывая практиковавшиеся Советом обороны Порт-Артура методы охранения военной тайны, агентам японской разведки и стараться особо не надо было. Так, регулярно читать «Новый край» или что там еще из прессы выходило в укрепрайоне.

^{Эскадренный броненосец «Победа» —«sister-ship» «Пересвета» и «Ослябя» на внешнем рейде Порт-Артура}

Оставляя Порт-Артур, Витгефт с присущим ему оптимизмом донес адмиралу Алексееву: «Согласно предписанию выхожу с эскадрою прорываться во Владивосток. Лично я и собрание флагманов и командиров, принимая во внимание все местные условия, были против выхода, не ожидая успеха прорыва и ускоряя сдачу Артура, о чем доносил неоднократно».

На самом деле в предстоящем бою Витгефт мог вполне рассчитывать на успех, имея преимущество в броненосцах, от огня которых в значительной степени и зависел исход боя. А снаряды русской и японской эскадр были пока еще сравнимы. Правда, японцы имели превосходство в скорости хода кораблей своих главных сил и могли выбирать дистанцию огня и наиболее выгодный для них строй. Но преимущество это в бою 28 июля было не слишком велико. Около двух узлов. Так что шансы у нас были.

Кстати, пусть не флотоводец, но прекрасный штабист-аналитик, Витгефт нарушил требование Главнокомандующего заранее сообщить ему о дне прорыва, чтобы согласовать действия Владивостокского отряда крейсеров и 1-й эскадры. Что уже ни в какие ворота не лезет. Потому Главнокомандующий и был осведомлен о действиях эскадры значительно хуже, чем японские адмиралы.

В 10 часов 30 минут флагманский корабль лег на курс, ведущий в Корейский пролив, и тралящий караван был отпущен. К 11 часам скрылись из виду Порт-Артур и окружающие его высоты. Стоял ясный солнечный день.

Эскадра шла в кильватерной колонне: головным — броненосец «Цесаревич» под флагом Командующего, за ним — «Ретвизан», «Победа», «Пересвет» под флагом младшего флагмана контр-адмирала Ухтомского, «Севастополь» и «Полтава», крейсера «Аскольд», «Паллада» и «Диана». Крейсер «Новик» шел впереди эскадры форзейлем[80], миноносцы были на траверзе флагманского броненосца. 

Как строить эскадру к бою

Прокомментируем описанный выход и боевой строй эскадры словами будущего адмирала, а тогда капитана 2-го ранга, светлейшего князя А.А. Ливена из его донесения о бое 28 июля^{89}.

«Так мы вышли 28 июля и сразу же дали блестящее доказательство своего неумения управляться. Эскадра прошла не за тралами, а через середину своего собственного минного заграждения, — просто потому, что не сумели пройти мимо, хотя все прекрасно видели, что идут через заграждение.

Затем сигнал с “Цесаревича”: “Флот извещается, что ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР приказал идти во Владивосток”, — более неудачный сигнал в данном случае трудно себе представить. Он был равносилен полному отказу от собственной инициативы.

Выполнить этот сигнал буквально, очевидно, было невозможно. Для того чтобы идти во Владивосток, надо было сначала разбить неприятеля, преграждающего нам путь. Для того же чтобы выполнить приказание хотя отчасти, насколько оно могло казаться возможным, т.е. прорваться полностью или хотя с частью судов, не было принято никаких мер.

Напротив, строй эскадры уже показывал, что к прорыву дело не клонится. Для этого нужен ход, а между тем самые тихоходные суда были в хвосте колонны.

Всем известно, что если эскадра хочет идти 14 узлов, то хвостовые корабли должны иметь возможность давать 16, а то они отстанут. Если же хвостовые корабли могут дать 15 узлов, то эскадра пойдет не более 13 узлов. Если мы хотели использовать наибольший возможный для эскадры ход, то порядок строя был бы обратный, то есть “Полтава” и “Севастополь” впереди, а “Ретвизан” и “Цесаревич” позади.

Значит попытки к прорыву не будет, а о предстоящем энергичном бое тоже не упоминалось. Впечатление от сигнала при данных обстоятельствах было такое: приказано идти, но последствия не от нас зависят, будем терпеть, что нам судьбой предопределено. И именно в этом духе прошел весь день…

Японцы имели очень небольшой перевес в ходе. Они, отставши около 2-х часов дня, только к 6-ти часам вечера с нами поравнялись, и в самый момент, когда “Цесаревич” повернул, “Миказа” был еще позади его траверза. Если бы “Полтава” и “Севастополь” шли головными и развили самый полный ход, какой только котлы и машины могли давать, то неприятель и до вечера нас не нагнал бы». 

Усвоить и запомнить!

Если эскадра не хочет превратиться из кильватерной колонны в беспорядочный набор отдельно действующих, «по способности», кораблей, то командующему ею необходимо постоянно помнить о связи между предельной скоростью хвостовых мателотов и предельной эскадренной скоростью.

Заметим также, что светлейший князь Ливен говорит про эту связь как про факт общеизвестный. И уж, несомненно, известный прекрасному теоретику Витгефту. Также хорошо известен был этот факт кому-надо в Петербурге, да и в других столицах мира.

Забегая вперед, скажем, что этот кому-надо удовлетворенно вздохнул, когда из Либавы в помощь 2-й эскадре вышел отряд контр-адмирала Небогатова. Дело в том, что флагманский корабль и основная боевая единица отряда — старый броненосец «Николай I» — обладал максимальной скоростью 11,5 узлов. Это означает, что по присоединении отряда Небогатова к эскадре адмирала Рожественского ее — эскадры — максимально возможный эскадренный ход в неизбежном бою с Соединенным флотом автоматически стал ограничен 11,5 узлами — и это в том маловероятном случае, если поставить «Николая» в голову кильватерной колонны, и 9–9,5 узлами, если впереди пойдут «Суворовы»[81].

Следовательно, с момента выхода 3-го броненосного отряда адмирал Того мог заранее начать рассчитывать все свои маневры в будущем бою, исходя из заданного ему «кому-надо» эскадренного хода русской эскадры. Средний же эскадренный ход Соединенного флота в день 14 мая 1905 года составлял 16 узлов. Легко подсчитать, что это в 1,4 раза больше скорости русской эскадры в случае 11,5-узлового хода и в 1,7 раз больше в случае хода 9,5-узлового. 

Первая фаза боя. Тактическая победа адмирала Витгефта

Главные силы японского флота под флагом вице-адмирала Того появились в зоне видимости (12 миль) около 11 часов 30 минут. Они шли с северо-востока на пересечку курса русской эскадры. Головным шел «Микаса», за ним броненосцы «Асахи», «Фудзи», «Сикисима» и броненосные крейсера «Кассуга» и «Ниссин».

Сражение стало неизбежно. Тактический замысел японского адмирала предусматривал «охват головы» боевого порядка противника и сосредоточение огня на флагманском корабле без сближения на короткую дистанцию.

Около 12 часов «Цесаревич» увеличил ход до 13 узлов, направляясь в промежуток между японскими 1-ми 3-м боевыми отрядами. Того со своим отрядом пересек курс русской эскадры с целью завлечь противника подальше от Порт-Артура и попытался выполнить планируемый охват головы.

В 12 часов 20 минут с дистанции около 70 кабельтовых японские корабли вслед за крейсером «Ниссин» открыли огонь по «Цесаревичу» из орудий крупного калибра. Им ответил «Пересвет» из носовой 254-мм башни, а по его примеру начали стрелять и другие русские броненосцы.

Одновременно Витгефт для выхода из «охвата» и улучшения условий стрельбы подвернул на 3–4 румба влево, и противники оказались почти на контркурсах. А на контркурсах русская эскадра стреляла лучше. Это расхождение на контркурсах было полностью скрыто японской стороной в донесениях о бое и схемах боя! «Их желание навязать исследователям лучший из худших вариантов можно объяснить только стремлением умолчать о полном и безоговорочном провале адмирала Того в искусстве выбрать, занять и удерживать позицию для атаки. Вместо охвата головырусской колонны главные силы адмирала Того взяли и проскочили мимо»^{90}.

Чтобы скрыть от глаз морской общественности этот очевидный тактический промах, «японское командование вычеркнуло из своей победной реляции эту часть боя и “нарисовало” собственную картину»[82]. Полностью исказив в ней маневрирование эскадр. С этим приемом японских «рукописных творцов истории» — выражение И.М. Кокцинского — нам в полной мере придется столкнуться при восстановлении истинного маневрирования эскадр в завязке боя при Цусиме.

Что характерно, родная Следственная Комиссия за этот поворот влево, едва не принесший победу русской эскадре, делает втык погибшему контр-адмиралу!

На самом-то деле «лучшего положения дел для артурцев в начале боя нельзя себе и представить… Адмирал Того и его штаб, попав в ситуацию активного двухстороннего маневрирования, быстро и правильно не сумели разобраться в обстановке и очутились по “вине” контр-адмирала В.К. Витгефта в “интересном положении”: неприятель (Соединенный флот. — Б.Г.) был вынужден начать и продолжать бой на встречных курсах, к которому японский флот его создатели и наставники британцы не готовили…»^{91}

В 13 часов 25 минут перестрелка прекратилась. Витгефт лег на курс зюйд-ост 62° по направлению к Корейскому проливу; ход был увеличен до 14 узлов.

В это время 3-й боевой отряд противника, нагоняя, вел бой с концевым кораблем эскадры «Полтавой», отстававшим из-за повреждений в машине. Когда адмирал Дева с его четырьмя крейсерами, сблизившись с отставшей «Полтавой», попытался поставить русских в два огня, старший артиллерист броненосца лейтенант А.И. Рыков блестяще оправдал довоенную репутацию своего корабля — лучшего по стрельбе на эскадре. Один из первых снарядов кормовой 305-мм башни поразил головной крейсер «Ниссин» и вывел из строя 22 человека. Дева, решив, что хорошего понемножку, поспешил отвернуть и вскоре отстал.

Адмирал Того после расхождения на контркурсах начал разворачиваться, но с выполнением маневра явно запоздал. Около 14 часов 30 минут русская эскадра окончательно вырвалась вперед. На этом закончилась первая фаза боя. Все корабли у противников остались в строю, от огня немного пострадали наши «Цесаревич» и «Полтава», у японцев имели существенные повреждения броненосец «Микаса» и броненосный крейсер «Ниссин».

Первый дневной бой тактически был выигран «не флотоводцем» Витгефтом, впервые в жизни ведшим огромную броненосную эскадру в бой, у лучшего японского адмирала — практика эскадренного маневрирования с многолетним стажем! Вольно или невольно Витгефту удалось расстроить планы командующего Соединенным флотом, обмануть его и оставить далеко позади. Очевидный флотоводческий успех, который мог стать блестящим.

Русский Командующий со всеми своими кораблями прорвался в море! Если бы наша эскадра имела хотя бы равный ход по сравнению с противником, исход боя был бы уже решен. «Надо отдать все-таки должное блестящему маневру контр-адмирала В.К. Витгефта и великолепной стрельбе русских броненосцев. Первая часть сражения осталась за русской эскадрой…»^{92}

Как и при Цусиме, нас подвела техническая частность — японское преимущество в 2 узла эскадренного хода: уйти без боя мы не могли. Того, исправляя свои ошибки, снова нагонял нашу эскадру. После первого боя расположение кораблей в море было следующее.

Мы в двух кильватерных колоннах уходили по направлению к Корейскому проливу. Главные силы Того (1-й боевой отряд) медленно нас нагоняли, находясь сзади и справа. К 1-му отряду в это время для усиления присоединился броненосный крейсер «Якумо» из 3-го боевого отряда, остальные корабли которого шли за кормой русской эскадры. 5-й боевой отряд, усилившись броненосцем «Чин-Иен» и крейсером «Идзуми», шел севернее; 6-й отряд отставал. 

Вторая фаза: эскадра прорвалась. Как закрепить успех?

Около 15 часов Витгефт запросил у командиров своих кораблей сведения о повреждениях. Ответы были благоприятные: корабли в вооружении существенных потерь и повреждений не имели. Так как Того имел явное намерение снова вступить в бой, Витгефт со своим штабом провел совещание, на котором обсуждался вопрос о том, как выгоднее вести сражение.

Кстати говоря, штаб эскадры в бою оказался на высоте и выполнил свое назначение. Так, наблюдения флагманского артофицера лейтенанта К.Ф. Кетлинского за организацией стрельбы противника позволили ему определить реальную скорострельность японского флагмана. Два измерения показали, что промежутки между выстрелами левого носового 12-дюймового орудия составляют 3 минуты и 4 минуты 6 секунд. Для сравнения: «Цесаревич» в бою 28 июля давал один выстрел в 4 минуты^{93}.

Что же касалось оптимального строя эскадры для нового этапа боя, то мнение большинства офицеров сводилось к тому, чтобы развернуться строем фронта и уходить, оставляя главные силы противника за собой. В этом случае Того терял свое преимущество в скорости хода и еще больше в силе артиллерийского огня. Преследуя нашу эскадру, его корабли попадали либо под соединенный огонь кормовых башен наших броненосцев[83], либо, при опережении, носовых башен.

Адмирал Витгефт, видимо, пожалел своего японского коллегу и, чтобы не осложнять тому жизнь, решил, пока не наступила темнота, принять кратковременный бой с противником на дальних дистанциях. Он выразил надежду, что корабли эскадры не пострадают настолько, чтобы не дойти до Владивостока. Витгефт не предпринял также ничего, что могло бы задержать японцев и затруднить им погоню, хотя такая возможность и была: адмирал имел в своем распоряжении семь миноносцев, которые мог использовать для атаки главных сил противника.

^{Общая схема маневрирования русской и японской эскадр в бою при Шантунге} 

Перед началом второго боя Командующий передал семафором по линии, чтобы эскадра вела огонь по головному кораблю противника, а с заходом солнца следила бы за «Цесаревичем».

Второй бой начался в 16 часов 45 минут с расстояния 45 кабельтовов. Японские главные силы находились на правом траверзе русской эскадры: головным шел «Микаса», затем «Асахи», «Фудзи», «Сикисима», «Кассуга», «Ниссин» и «Якумо». Изменений в нашем строю не произошло. Первой открыла огонь немного отставшая от эскадры «Полтава». Остальные корабли вступали в бой последовательно, стреляя по флагманскому броненосцу противника.

«Микаса», получивший в начале боя несколько прямых попаданий, отвернул, но, оправившись от удара, вновь лег на старый курс. Броненосцы и броненосные крейсеры неприятеля вели огонь главным образом по флагманским броненосцам — «Цесаревичу» и «Пересвету», стараясь вывести их из строя и нарушить управление эскадрой. Наши броненосцы, по распоряжению адмирала Витгефта, переданному по линии семафором, должны были сосредоточить огонь по «Микаса». Максимальная интенсивность огня и большинство попаданий выпали на получасовой промежуток начиная с 17:05. Повреждения наших броненосцев были пока незначительны, и ни один из них не утратил боеспособность. Только броненосец «Пересвет» потерял две стеньги^{94}.[84]

Как выяснилось впоследствии, повреждения японцев были существенно тяжелее. У «Микаса» пострадало орудие кормовой башни калибра 305 мм[85], 25 человек убиты (в том числе 11 офицеров), тяжелоранены командир корабля капитан 1-го ранга Итити и шесть офицеров штаба адмирала Того (в том числе член императорской семьи капитан 3-го ранга Хироясу). Но сам адмирал, стоявший на открытом мостике, был невредим, не считая нескольких царапин от мелких осколков.

На флагманском корабле 3-й эскадры «Ниссин» среди пяти убитых офицеров штаба был флагманский механик этой эскадры инженер Саито. Другие корабли (за исключением «Фудзи») имели различные повреждения, причем на «Асахи» и «Сикисима» вышли из строя башни главной артиллерии^{95}.

В 17 часов 30 минут адмирал Того признал, что прорыв русской эскадры удался и воспрепятствовать ее прорыву он не в силах.

Командующий Соединенным флотом приказал поднять на фалах «Микаса» сигнал об отходе. Мы помним, что привести этот приказ в исполнение помешали Того английские советники[86]. Они сочли, что японские броненосцы за их деньги могут еще чуток пострелять. Пока на палубе японского флагмана решался вопрос: поднимать — не поднимать, в 17 часов 37 минут произошло событие, которое полностью изменило ход сражения. 

Эскадра теряет руководство

Контр-адмирал Витгефт безучастно наблюдал за боем с нижнего мостика «Цесаревича». На предложение начальника штаба и командира корабля перейти в боевую рубку или хотя бы на верхний мостик, куда падало меньше осколков, адмирал не обращал внимания, ответив, что «ему все равно, где умирать».

Так говорить и так вести себя может лишь человек, считающий, что заслужил смерть. Что он должен умереть. Другими словами — сам себя приговоривший к смерти, к смертной казни. И такое поведение Командующего эскадрой является даже не проявлением фатализма или выражением обреченности. Поскольку именно фатум (рок, судьба) был в этот день благосклонен к Витгефту и его эскадре. Но адмирал отверг эту благосклонность.

Навсегда, видимо, останется тайной: что заставляло его до конца следовать линии поведения, приведшей, в конечном счете, к гибели его самого и поражению в почти выигранном бою вверенной ему эскадры? Неужели желание обеспечить жену адмиральской пенсией[87]?

Кстати, о жене: Витгефт приказал принести из каюты ее фотографию и продолжал в бездействии ожидать решения своей участи. Он не только не назначил своего заместителя, но, что еще хуже, держал при себе начальника штаба с офицерами и командиром корабля, как будто хотел взять их с собой в мир иной. Это ожидание конца окончилось в 17 часов 37 минут, когда снаряд калибра 305 мм ударил в основание фок-мачты и все 19 офицеров и сигнальщиков, находившихся на мостике, были убиты или ранены.

Витгефт был разорван (тело его не нашли), погибли флагманский штурман лейтенант Азарьев, флаг-офицер мичман Эллис и несколько матросов. Большая часть офицеров и начальник штаба контр-адмирал Матусевич были тяжелоранены. Эскадру повел командир «Цесаревича» капитан 1-го ранга Н.М. Иванов 1-й, умышленно не подавая сигнала о гибели Командующего, чтобы в разгаре сражения не вызвать растерянности среди офицеров эскадры.

В 17 часов 45 минут осколки второго тяжелого снаряда вывели из строя находившихся в рубке офицеров и матросов. Взрывом был поврежден рулевой привод и все приборы для управления броненосцем и артиллерийским огнем. Корабль, потерявший управление, начал описывать циркуляцию. Сигнал о том, что он вышел из строя, подать было некому.

Командиры «Ретвизана» и «Победы», следовавших за «Цесаревичем», не зная о случившемся на флагманском броненосце, решили, что адмирал, маневрируя, ложится на новый курс, и пошли вслед за ним. Но после того как «Цесаревич» начал описывать циркуляцию, стало ясно, что он неуправляем. Строй эскадры был нарушен. Японцы усилили огонь. 

Подвиг «Ретвизана»

Чтобы помочь эскадре восстановить боевой порядок, командир «Ретвизана» капитан 1-го ранга Щенснович повернул на неприятеля с намерением таранить один из его кораблей. Японцы сосредоточили по броненосцу сильный огонь. «Ретвизан», стреляя, шел полным ходом, на мгновенье он закрывался всплесками воды и дымом от разрывавшихся снарядов, и тогда казалось, что броненосец тонет.

Когда до противника осталось не более 12 кабельтовое, на «Микаса» от попадания снаряда поднялся черный столб дыма и окутал всю его переднюю часть.

В эти решительные минуты Щенснович был ранен осколком в живот. Некоторое время, несмотря на страшную боль, он продолжал атаку. Но, почти теряя сознание, приказал «Ретвизану» отвернуть. Хотя осуществить до конца замысел не удалось, маневр «Ретвизана» дал возможность командирам других русских кораблей выравнять строй.

_{Эскадренный броненосец «Ретвизан»}[88]

Командир «Севастополя» капитан 1-го ранга фон Эссен в своем ответе на 26-й вопрос Следственной Комиссии по делу о бое 28 июля говорит: «Насколько я заметил, поход “Ретвизана” против неприятеля ослабил огонь последнего против меня; последовал ли кто-нибудь за “Ретвизаном” — я не заметил. У меня в это время получен был снаряд в одну из кочегарен; я должен был уменьшить ход и потому не мог следовать за “Ретвизаном”, хотя и имел мысль идти самостоятельно на неприятеля — после повреждения “Цесаревича” и до получения снаряда в мою кочегарку».

У других наших броненосцев также не хватило возможности или решимости последовать за «Ретвизаном» и поддержать его атаку.

Пока «Ретвизан» пытался таранить «Микаса», на мостике «Цесаревича» очнулся раненый старший артиллерийский офицер лейтенант Дмитрий Всеволодович Ненюков[89]. Он увидел, что в рубке, кроме убитых, никого нет, и что броненосец катится влево. Ненюков бросился к штурвалу, который оказался неисправным; попытка передать управление через центральный пост на нижний штурвал не привела ни к чему; из центрального поста не отвечали. В это время в рубку вошли мичман Дараган и лейтенант Владимир Константинович Пилкин 1-й[90], также раненный у входа в боевую рубку и только что пришедший в себя.

Лейтенант Ненюков отправил мичмана Дарагана завести румпель-тали и, почувствовав, что теряет сознание, так как был ранен уже вторично, и плохо видит, ибо лицо затекало кровью, сдал командование лейтенанту Пилкину. Так как машинный телеграф не действовал, Пилкину стоило больших усилий перевести управление в центральный пост.

Вскоре командование принял старший офицер корабля капитан 2-го ранга Д.П. Шумов 3-й. Он приказал поднять сигнал по эскадре, что адмирал передает командование младшему флагману контр-адмиралу князю П.П. Ухтомскому.

^{Капитан 1-го ранга Эдуард Николаевич Щенснович} 

Хоть какую-нибудь определенную цель…

В создавшейся обстановке князь не проявил никакой инициативы — он к ней вообще мало был склонен — и кроме сигнала «следовать за мной», вывешенного на поручнях мостика ввиду того, что стеньги были сбиты, иных мер для того, чтобы вступить в командование эскадрой, не принял. Многие из командиров кораблей впоследствии утверждали, что сигнала этого не заметили.

«Командиры кораблей, адмиралы, “воспитанные” В.К. Витгефтом, решали каждый по-своему, что им делать и куда идти»^{96}. «Плохо организованная эскадра распалась при первом толчке и не могла уже более собраться», — констатировала с приличной случаю грустью Следственная Комиссия по делу о бое 28 июля^{97}.

В кильватер «Пересвету», на котором находился новый Командующий, вступила одна «Победа». «Ретвизан» в это время повернул к Порт-Артуру и скоро скрылся из вида. Через некоторое время за ним решил последовать и «Пересвет». Позднее к Ухтомскому присоединились броненосцы «Полтава», «Севастополь», а затем временно и «Цесаревич».

Как пишет в уже цитировавшемся донесении о бое 28 июля командир «Дианы» светлейший князь Ливен:

«Я уверен, что, если бы эти самые суда имели впереди хотя какую-нибудь определенную цель, хотя малейший просвет надежды, они могли бы еще столько же сражаться, и, может быть, к тому времени японцы сдали бы.

Атак всякий сознавал, что все равно рано или поздно придется повернуть, что до Владивостока так дойти невозможно, и повернули в 6 часов вечера 28 июля по случаю смерти адмирала.

Время такое же подходящее, как всякое другое».

На радостях Того решил не испытывать судьбу, и главные силы Соединенного флота, прекратив огонь, ушли к северу. Его 3-й отряд, находясь к югу, вел огонь по русским концевым кораблям. 5-й отряд с присоединившимся к нему броненосным крейсером «Асамой» также пытался помешать отходившей русской эскадре. 6-й отряд был около своих главных сил.

В годы Гражданской войны контр-адмирал В.К. Пилкин был начальником Морского штаба Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича. В настоящее время изданы его дневниковые мемуары за 1918–1920 годы. 

Того испугался возможных атак…

После того как главные силы Того пошли на север, русские крейсера оказались в крайне невыгодном положении. Японские броненосцы открыли по ним огонь. Командовавший отрядом контр-адмирал Рейценштейн, находясь на «Аскольде» и решив, что эскадра окружается противником, поднял сигнал «крейсерам следовать за мной» и пошел на прорыв к югу, пересекая курс своих броненосцев, идущих в сторону Порт-Артура. За «Аскольдом» последовал «Новик». «Диана» и «Паллада» не могли дать равного хода «Аскольду» и отстали.

Несмотря на сильное противодействие противника, «Аскольд» и «Новик» прорвали кольцо и ушли. Огнем своих 6-дюймовок «Аскольд» буквально разметал загородившие ему путь вражеские крейсера, в том числе броненосные, вызвав на одном из них сильный пожар.

«Диана» и «Паллада» присоединились к своим броненосцам. «Паллада» так и пошла в Порт-Артур, а «Диана» затем решила прорываться самостоятельно. На этом сражение прекратилось. Около 8 часов вечера японские броненосцы скрылись в южном направлении: Того испугался возможных атак русских миноносцев. 

Печальный итог

В Порт-Артур возвратились: броненосцы «Пересвет», «Ретвизан», «Победа», «Севастополь» и «Полтава», крейсер «Паллада», три миноносца и госпитальное судно «Монголия».

Броненосец «Цесаревич», передумав возвращаться в Порт-Артур, дошел до Циндао, крейсер «Диана» пришел в Сайгон, крейсер «Аскольд» — в Шанхай. Все они были интернированы и разоружены. То же случилось и с четырьмя миноносцами, один из которых был интернирован в Шанхае, а три — в Циндао. Миноносец «Бурный» налетел на камни у мыса Шантунг и погиб.

Главная боевая задача, ради которой и был организован совместный выход кораблей, не была выполнена: до конечного пункта назначения не дошел никто… 

«Новик»

Единственным кораблем, до конца оставшимся верным приказу прорваться во Владивосток, стал крейсер «Новик».

Из-за нехватки угля ему пришлось зайти в Корсаковский пост на острове Сахалин. Это было на десятый день пути. Днем по беспроволочному телеграфу были обнаружены переговоры кораблей в море, и вскоре на горизонте показался неприятельский крейсер. В Токио о прорыве «Новика» узнали от командира парохода «Кельтик», который встретил его в океане. Жаль, не потопили разговорчивого!

На поиски русского корабля были высланы быстроходные крейсера «Цусима» и «Читозе». Первый японский корабль, появившийся у Корсаковского поста, был «Цусима». На «Новике» прекратили погрузку угля, крейсер вышел в море и вступил в бой, во время которого получил пробоину ниже ватерлинии. Повреждение было настолько серьезно, что неочевидно было, дойдет ли крейсер до Корсакова. В Корсакове стали на якорь.

Ночью в море сразу засветило несколько прожекторов. Было ясно, что к «Цусиме» подошла помощь. Командир «Новика» капитан 2-го ранга Михаил Федорович фон Шульц, не желая спустить флаг перед противником и отдать ему крейсер, затопил его на 28-футовой глубине. Знакомый нам лейтенант А.П. Штер пишет о последних моментах жизни лучшего порт-артурского крейсера:

«Погрузили крейсер на дно, на мелком месте, потому что мы находились в нашем, русском, порту и думали, потребовав средства из Владивостока, поднять его впоследствии и исправить. Не могли же мы предполагать, что по Портсмутскому договору южная часть Сахалина, вместе с “Новиком”, будет передана японцам!»^{98}

^{Командир «Новика» капитан 2-го ранга Михаил Федорович фон Шулmц} 

Да уж, предположить такое нормальному человеку было трудно!

Офицеры и команда съехали на берег и благополучно добрались до Владивостока.

«Новик» стал единственным участником боя 28 июля, храбрость и мужество экипажа которого сразу были отмечены заслуженными боевыми наградами в том же 1904 году 29 ноября с формулировкой: «За подвиги мужества и храбрости». Все остальные корабли были отмечены только после разбора обстоятельств боя Следственной Комиссией в 1906 году. И формулировка была: «За отличие в делах против неприятеля».

Результаты боя 28 июля

В сражении 28 июля офицеры и матросы Порт-Артурской эскадры, сражаясь с сильным противником, не посрамили боевых традиций русского флота. Команды «Варяга», «Страшного» и «Стерегущего», показавшие в начале войны невиданное упорство в бою, служили примером.

В бою с японцами моряки эскадры нанесли противнику ощутимые потери в людях и повредили многие из его кораблей, причем последние пострадали значительнее русских. «Микаса» понес большие потери, чем «Цесаревич».

На японском броненосце потери составили 125 человек: 32 убитых (4 офицера) и 93 раненых (10 офицеров).

На русском флагманском броненосце потери составили 70 человек, из них убитыми — 12 (3 офицера).

Общие потери 1-й эскадры в людях в бою 28 июля составили^{99}: убитых — 69, раненых — 394.

На 6 русских броненосцах: убито 43 (3 офицера), ранено 294.

Во время боя на «Микаса» наблюдалось несколько пожаров. В первом бою броненосец получил попадание в спардек двумя тяжелыми снарядами, осколками была насквозь пронизана грот-мачта, убито 12 человек и 5 ранено. Во втором бою в него попало несколько снарядов, один из которых, разорвавшись у кормовой башни, разбил 12-дюймовое орудие и ранил 18 человек. Другими снарядами на переднем мостике броненосца было убито 7 человек и ранено 16. Всего в «Микаса» было 22 попадания снарядами только крупного калибра.

К концу сражения обе 12-дюймовые башни корабля не стреляли и не поворачивались, огонь вела только одна 6-дюймовая пушка.

Командир броненосца «Севастополь» капитан 1-го ранга фон Эссен в своем донесении после боя писал: «Что касается повреждений, нанесенных нашей стрельбой японцам, то, сойдясь на близкое расстояние, можно было видеть, что на “Микаса” почти все орудия молчали, кормовые части у “Асахи” и “Сикисима” были разворочены, у “Микаса” сквозная пробоина посредине, по-видимому, от 12-дюймового снаряда с “Севастополя”, и около боевой рубки все разворочено, мостик снесен, над передней частью дым»^{100}.

И это так. Тяжело пострадал не только «Микаса», но и другие неприятельские корабли. Крупнокалиберный снаряд, попавший в броненосец «Асахи», пробил его борт под ватерлинией около кормы и произвел сильные повреждения внутри корабля; осколками были убиты старший артиллерийский офицер и несколько матросов. В броненосный крейсер «Кассуга» попало три крупных снаряда, причинивших много разрушений.

Сильно пострадали надстройки броненосного крейсера «Ниссин», на корабле было 16 убитых (6 офицеров) и 31 раненый. Броненосец «Чин-Иен» получил попадание двумя снарядами. На крейсере «Якумо» было выведно из строя 22 человека, из них 12 убиты; один из снарядов разорвался внутри корабля и произвел большие разрушения.

Значительно пострадали и японские миноносцы: в истребитель «Асагири» попало два крупнокалиберных снаряда, был подбит истребитель «Мурасаме»; миноносцы «№ 46» и «№ 40» были повреждены: первый в результате столкновения, второй — от попадания снаряда. Миноносец «№ 38» потерял управление и ход от попадания в него торпеды.

Японский офицер лейтенант Сакура, участник сражения, впоследствии писал в газете «Кайгун-Дзошши»: «В этом генеральном бою, если можно так назвать его, наши суда пострадали весьма серьезно; не было ни одного, которое не имело бы пробоины, а следствием их — и крена»^{101}.

Общие потери в личном составе Соединенного флота в бою 28 июля, признанные японской стороной^{102}: убитых — 70, раненых — 156.

Следует сказать, что, хотя количество убитых русской и японской броненосной эскадр примерно совпадает, существенно меньшее число раненых, указанное японцами, мягко говоря, удивляет. Число убитых также кажется заниженным.

Так, по данным капитана 2-го ранга Лутонина, на «Ниссине» одних офицеров было убито 5 и нижних чинов 29, а ранено 7 офицеров и более 40 матросов. Тогда как японцы признают на «Ниссине» 16 убитых (включая 3 умерших от ран) и 16 раненых. А ведь и смертность в японских госпиталях в ту войну значительно превышала таковую в госпиталях русских.

Опять бумеранг информационной лжи?

Могла ли 1-я эскадра продолжать бой?

Наши корабли, и особенно броненосцы, тоже имели серьезные повреждения.

«Цесаревич» получил 15 попаданий, был поврежден руль и через пробоины

броненосец принял 150 тонн воды, что, впрочем, для корабля такого класса отнюдь не смертельно — «Ретвизан», вон, в бой шел чуть не с 500 тоннами. Были также сильно побиты трубы, перебита фок-мачта и разбиты шлюпки.

«Ретвизан» во время боя получил 21 попадание, на нем были выведены из строя 8 орудий калибра от 3 дюймов и выше.

В корпус «Полтавы» попало пятнадцать 12-дюймовых снарядов и один 10-дюймовый. Из них десять в небронированные части, причинившие довольно значительные повреждения. Тем не менее броненосец вполне сохранил боеспособность. Но про «Полтаву» подробнее в следующем, посвященном ей разделе.

Из повреждений броненосца «Севастополь» наиболее существенными, по мнению его командира капитана 1-го ранга фон Эссена, были попадания в дымовые трубы и в кочегарку, следствием которых явилось снижение скорости корабля. «Севастополь» отставал, в частности, и от поврежденного и также с пробитыми трубами «Цесаревича». Тем не менее Николай Оттович был единственным из командиров броненосцев, спросившим у «Цесаревича» разрешения идти по способности во Владивосток[91] и считавшим, что угля уж во всяком случае хватит. К сожалению, «Цесаревич», потерявший к тому времени свое бесталанное руководство и мечтавший спокойно отдохнуть в Циндао, ничего Эссену не ответил.

Броненосец «Победа» имел несколько пробоин, причем одну ниже ватерлинии, на корабле временно выходили из строя три 6-дюймовых, одно 10-дюймовое и много мелкокалиберных орудий.

«Пересвет», как и все, имел определенные потери в артиллерии и вдобавок через пробоины принял 450 тонн воды. Были сбиты стеньги, что помешало князю Ухтомскому доходчиво объяснить эскадре о вступлении им в командование. Ход, тем не менее, броненосец вполне сохранил. Как и боеспособность.

Пострадали в разной степени и другие русские корабли.

Состояние артиллерии на наших броненосцах до и после боя можно увидеть из таблицы 1:

Таблица 1.

Количество исправных орудий на броненосцах Порт-Артурской эскадры до и после боя 28 июля 1904 года

Из таблицы 1 с очевидностью следует, что потери артиллерии на порт-артурских броненосцах весьма умеренные, особенно что касается главных калибров.

Из 23 двенадцатидюймовых и десятидюймовых орудий вышло из строя к концу боя всего четыре, то есть 17%.

Из 66 шестидюймовок из строя вышло 11, что тоже составляет 17%.

Что характерно, на флагмане и вовсе все орудия остались целы, и то, что он побрел в Циндао, потеряв высшее руководство, является следствием вредительства со стороны оного. В первую очередь, разумеется, самого Витгефта, «с преступным бессмыслием подставившего свой штаб под японские снаряды»^{103}. Внешне же пришедший интернироваться инвалид выглядел совсем не катастрофично.

Извольте взглянуть на фото интернированного «Цесаревича» в Циндао.

А позже сравните его с фотографией «Орла» после Цусимы — единственного уцелевшего в ней броненосца типа «Цесаревич»[92]. Разницу оцените сами и заодно задумайтесь, тою ли шимозою стреляли по «Орлу» и его старшим братьям в бою 14 мая 1905 года, что по «Цесаревичу» и его эскадре 28 июля 1904 года?

И еще. Сказать, что у изображенного на снимке броненосце уничтожены фок-мачта и задняя труба, без буйного воображения трудно.

Хотя, конечно, специалистам виднее.

Если ко всему сказанному добавить, что на кораблях не ощущалось недостатка в снарядах, корабли оставались на плаву и не потеряли хода, а потери в людском составе были невелики, то следует сделать вывод.

Русская броненосная эскадра могла с успехом продолжать сражение с неприятелем, материальные и людские потери которого были более существенны.

Значит, не материальное состояние кораблей и их вооружения стало причиной неудачного окончания боя.

Этими причинами явились: во-первых, и прежде всего, нечеткая постановка боевой задачи, лишившая эскадру определенной и конкретной цели в бою; во-вторых, дезорганизация на эскадре, возникшая после гибели Витгефта и аварии на броненосце «Цесаревич». Вообще говоря, предвидимая дезорганизация. Вторая причина очевидно вытекает из первой.

Вот как прокомментировал результаты боя 28 июля английский адмирал Бридж:

«В этом сражении ни одно судно не было потоплено артиллерийским огнем, и ни одна мина не попала с успехом в цель.

Если бы броненосец “Цесаревич” находился не в голове своей линии в качестве флагманского корабля, сосредоточивая на себе весь огонь противника, то план адмирала Витгефта прорваться во Владивосток вместе с прочими судами мог быть удачным. Как только же руководивший боем адмирал Витгефт исчез, то сейчас же возымела свое действие близость “порта-убежища”»^{104}.

К мнению иностранного специалиста добавим еще несколько слов.

Моряки вели себя в бою стойко, но эскадре нужен был флотоводец

Адмирал Витгефт, вчистую выиграв первую половину боя, на что, похоже, по каким-то одному ему ведомым причинам не считал себя имеющим право, резко загрустил и окончательно отказался от руководства сражением. Самое смешное, что просто останься он жив, бой был бы полностью выигран русской эскадрой, чего Витгефт, похоже, и боялся.

^{«Цесаревич» в Циндао. По виду и не скажешь, что из боя. Так, трубы побиты. А пушечки зато как новенькие}

Только этим можно объяснить его решительный отказ от руководства эскадрой как во второй половине боя, так и до самого боя, когда он — прекрасный исполнитель! — вдруг перестал исполнять приказы прямого начальства и сообщать этому же начальству о своих действиях, что было вменено ему в служебную обязанность.

А вот то, что японцы не смогли 28 июля 1904 года одержать победу над так руководимой русской эскадрой, а резче говоря, практически проиграли эскадренный бой к 17:30, хотим мы того или нет, говорит и об уровне японского руководства.

И трудно поверить в то, что Того из полной посредственности образца 28 июля 1904 года вдруг превратится в гениального флотоводца к следующему маю. У нас в самые лихие годы даже повышенных соцобязательств в таком духе не брали. И значит, надо уже сейчас, заранее, искать истинные причины случившегося в Корейском проливе 14 мая 1905 года.

К сожалению, остатки 1-й эскадры, вернувшиеся в Порт-Артур, окончательно решили пойти по «севастопольскому пути», что и стало главным результатом боя у Шантунга.

Адмирал Витгефт, при любом отношении к нему и любом возможном объяснении его малопонятного поведения, оказался последним порт-артурским адмиралом, способным вывести эскадру в море и небезуспешно провести эскадренный бой.

Он имел возможность проявить свой талант, но мы этого не заметили

Неопределенный результат сражения в Желтом море 28 июля 1904 года между Порт-Артурской эскадрой и Соединенным флотом Японской империи и явился одной из главных причин, определивших ход всей войны.

Отнюдь не одержав победу над русским флотом в бою, японцы окончательно завладели Желтым и Японским морями и получили возможность без всяких помех и потерь пополнять и снабжать свои армии, действовавшие под Порт-Артуром и в Южной Маньчжурии, резервами, оружием, боеприпасами и прочими материалами, необходимыми для ведения войны.

1-я Тихоокеанская эскадра, бывшая в начале войны по числу кораблей и вооружению немного слабее флота противника, через шесть месяцев боевых действий, потеряв всего только один броненосец из семи и несколько малых кораблей, перестала существовать как боевая организованная морская сила, оставив саму мысль добиться преобладания на море.

Это при том, что, как мы могли наглядно убедиться, и японский флот показал во всех боевых действиях на Желтом море, как и в сражении 28 июля, невысокий уровень своего (точнее, английского) военно-морского искусства.

Адмирал Того, его флагманы и командиры кораблей 28 июля так же, как и в начале войны, были очень слабы в тактике; командующий не научился даже грамотно маневрировать. Имея больший эскадренный ход, он дважды терял боевое соприкосновение с русской эскадрой.

Японский адмирал действовал нечетко, возможно, он боялся сближения. Излишняя «осторожность» помешала ему правильно оценить и использовать чрезвычайно благоприятно сложившуюся для него обстановку после выхода из строя «Цесаревича» и расстройства боевого порядка русских.

Не потому-то ли большой друг Соединенного флота и лично адмирала Того, известный нам кэптен Пэкинхэм, в своей секретной записке уже после Цусимы писал, что японцам никогда не стать блестящими моряками, они слитом медленны и методичны и слитком долго соображают, когда надо действовать спонтанно^{105}.

Вспомним, кстати, 31 марта, когда у Того была полная возможность уничтожить нашу эскадру после взрыва «Победы». 28 июля Того не на ту тку испугался восьми русских миноносцев и оставил место боя, хотя не было никаких признаков того, что русские что-то замышляют против японцев. Свои многочисленные легкие силы адмирал использовал крайне неэффективно, почему ни один русский корабль от их действий и не пострадал. Наоборот, имели место случаи, когда командиры японских миноносцев торпедировали своих.

Одним словом, как выразился об адмирале Того в своей записке о бое 28 июля командир 1-го отряда миноносцев капитан 2-го ранга Евгений Пантелеевич Елисеев, он «имел возможность проявить свой тактический талант, но мы этого ни в чем не заметили»^{106}.[93]

Не завоевано — подарено!

В заключение можно сделать совершенно определенный вывод: японский флот под командованием адмирала Того не завоевал господство на море. Это господство подарили японцам адмиралы Скрыдлов, Витгефт и Ухтомский. Вкупе с порт-артурским Советом флагманов.

Приведем еще весьма любопытный отзыв о сражении 28 июля уже знакомого нам капитана 2-го ранга С/И. Лутонина, старшего офицера броненосца «Полтава», того самого — не раз отстававшего в бою. Это даст нам возможность рассмотреть бой не только в общем виде, как бы с бреющего полета, но и в натуральную величину — как видели и ощущали его непосредственные участники и очевидцы.

«Полтава» же выбрана потому, что по интенсивности и долговременности перенесенного ею соединенного японского огня она одна из всей эскадры может быть сравнима с цусимскими броненосцами. С тем, что пришлось перенести этим броненосцам почти год спустя, по крайней мере, по формальным параметрам.

А это, в свою очередь, даст нам твердую почву для выводов, в чем сходство и в чем различие этих двух крупнейших морских сражений русско-японской войны. И какие факторы на самом деле обеспечили в бою 14 мая 1905 года японскому флоту победу, на которую он по своей предыдущей боевой деятельности не мог претендовать.

Только ли резко возросший гений адмирала Того Хейхатиро и еще более возросшее мастерство его комендоров?

Предварительно скажем, что «Полтава» — броненосец той же серии, что «Петропавловск» и «Севастополь», из так называемых океанских броненосцев с большим радиусом плавания при «единой заправке» углем. Интересно, что все они погибли около своей базы, нимало своей дальноходностью не воспользовавшись. А мощные броненосцы типа «Суворов», наоборот, рассчитанные на бой неподалеку от базы, — как, впрочем, и японские «Маджестики»[94], — вынуждены были идти в кругосветный поход, заваленные углем чуть не до адмиральских помещений.

Учитывая, что главным флотом России на момент их закладки и постройки считался флот Тихого океана, до которого еще дойти надо, непонятно кем было утверждено техзадание. А если понятно кем, то за почем?

Расхлебывать-то все пришлось строевым морякам 2-й эскадры и ее Командующему.

А теперь слово кавторангу Лутонину.