В ледяной воде
В ледяной воде
Мичман Анисимов: Мне на плот Володя Каданцев помог залезть. Там такой прогиб был, вроде ямы, и в ней все собирались в кучу. Сначала я держался, потом начал захлебываться, но из последних сил встал-таки на колени. Рядом Талант Амиджанович лежал, начальник политотдела. Я все спрашивал у него: «Талант Амиджанович, как себя чувствуете?». Он отвечал так тихо: «Хорошо, хорошо». Потом меня стащило за борт, я за Калинина ухватился. Рядом был Сперанский, силы у него уже были на исходе. Очередная волна ударила, и все, смыло его. И как Волкова смыло, я тоже видел. Умирали все молча. Никто не кричал.
Сам старался двигаться, чувствовал себя плохо, но все время думал о детях, трое их у меня. Как подумаю о них, так сил прибавляется. А Верезгов на жилете был. Рядом с ним Нахалов и Капуста держались. Первым Нахалов погиб от переохлаждения, потом Капуста... Очень тяжело было смотреть, когда на твоих глазах такое происходит, и ничего не можешь сделать. Но все-таки мы в одной связке были до последнего, старались держать друг друга.
Капитан-лейтенант Грегулев: Я глазам своим не верил, когда увидел, как корабль тонет. На сто процентов был уверен, что с ним ничего не случится. Эх, мы столько в него вложили!.. Когда плыл к плоту, мне волны били в лицо. Я воды хлебнул, ориентир потерял и такая мысль промелькнула: «Ну и черт с ним! Сложить руки и вниз». Но потом нашел силы. О семье вспомнил. А еще рассказ Джека Лондона «Любовь к жизни». Его герой полз по тундре, боролся с волками. Нет уж, думаю, надо жить! У одного из наших на плоту руки отказали от холода, так он зубами ухватился за какую-то шинель, вот как держались... Я сейчас смотрю вот телевизор, в Грузии бастуют, а я говорю: «Ну чего вы, вы ведь живете...». Но тяжелее всего было на плавбазе, когда Молчанов умер, мы дружили.
Капитан-лейтенант Калинин: Филиппов погиб, Науменко, Аванесов... Старпом ни о чем никого не просил, держался за плот молча, и только глаза у него были... не передать!
Капитан-лейтенант Грегулев: Мы с Максимовым, зама Максимчука держали минут 40. Он был в «канадке», она намокла и тянула сильно. А потом у меня сильно замерзли руки, не чувствую его. Говорю: «Юра, держись, держись!». Вдруг волна. Я рукой в воде, раз, раз... а его уже нет... А у боцмана Ткача часы шли. Он кричал: «Мужики держитесь, к шести подойдет плавбаза!» Марков шутил до самого конца. Манякин тоже подбрасывал: Ну, что говорил, попались, мужики?!
Капитан-лейтенант Верезгов: Волков обожжен был сильно, но не жаловался. Шостак стонал тихо, тихо, ему было очень больно. Еленик не мог плыть, так ему Коннов свой мешок отдал, за который сам держался.
Капитан-лейтенант Калинин: Если держаться, двигаться, холода почти не чувствуешь. Многих с плота смывало, они снова взбирались. Снова смывало, и снова карабкались наверх. Кто работал, тот и спасся. А кто неуверенно держался, те переохладились и почти все погибли.
Капитан-лейтенант Дворов: Я наплавался очень много, наверно с версту проплыл. Поплыл к плоту, там уже целая гроздь. висит. Игорь Калинин был наверху. Я подплыл, говорю: «Игорь, дай руку!». Он начал меня подтягивать. Тут я чувствую, что если он будет меня так тянуть, то своей грудью я подомну кого-нибудь другого. Тогда говорю: «Брось руку!».
Капитан-лейтенант Калинин: Причем спокойно так говорит... Капитан-лейтенант Дворов; Игорь продолжает тянуть, не бросает. Я опять: «Брось, отпусти!». Игорь отпустил. Я тогда переплыл на другую сторону плота, и сам на него залез. Схватил Орлова, подтянул за шиворот, он уже почти захлебывался. Потом чувствую, валиться начал, волна была сильная. Я на самом краю висел, начал падать и схватился за руку Григоряна. Держу одной рукой Орлова, а Григорян меня тянет. Так мы втроем и висели.
Капитан-лейтенант Калинин: Очень важно было держаться, не расслабляться. Я сам кричал: «Ребята, спасатели идут!!!» — хотя не видел их.
Капитан-лейтенант Грегулев: Ты еще кричал: «Второй плот уже ближе!». Это давало заряд, люди думали, что часть людей пересадят на тот плот.
Капитан-лейтенант Дворов: Я тоже о втором плоте думал. Он в метрах ста от нас находился. Я уже с Юрой Парамоновым плыть настроился. Сейчас, думаю, оттолкнусь, что есть силы и поплыву. Потом уже прикинул расстояние, плот все время сдувает и я остался.
Капитан-лейтенант Калинин: Некоторые испугались стихии. Не верили, чтб в этой воде можно выжить. Да, у меня самого вертелось в голове: 6-15 минут, 6-15 минут. До сих пор считалось, что при такой температуре человек больше не продержится. Лучше бы мы этого не знали. Но вообще обстановка была спокойная, смотришь на соседа, видишь, что он не паникует в ледяной воде, и сам успокаиваешься. И еще надо обязательно чем-то заниматься.
Ведь из тех, кто был на плоту понимал: ну что такого ладошкой грести. Но гребли. Воду шапкой вычерпывали. При волне-то такой!
Капитан-лейтенант Грегулев: А некоторые плавать не умели. Вот матрос Михалев, трюмный. Хороший, добросовестный моряк. И вот он тихо так, молча, ушел только потому, что плавать не умел. Я вспоминаю, как нас в первые годы в училище гоняли. Плавать, бегать учили... Многим это помогло выжить.
Капитан-лейтенант Дворов: Некоторые погибли потому, что сердце остановилось, но плавать они умели. Некоторые оставались на поверхности, спинами вверх. Рядом с плотом плавали Коля Волков, старпом...
Капитан-лейтенант Парамонов: Я был все время в полном сознании и понимал, что на одном плоту будет тяжело продержаться. А тут второй подогнало метров на 50. Вижу, такое безвыходное положение, все можем погибнуть, и решил сплавать за вторым плотом.
Капитан-лейтенант Грегулев: У меня тоже была такая мысль. Но я уже чувствовал, что замерзают ноги. Я скорее снял ботинки и стал растирать ноги.
Капитан-лейтенант Парамонов: Я все же решился. Прыгнул в воду, поплыл. Потом думаю, что это я в ватнике плыву? Снял ватник, шапку снял. Плыть пришлось против волны и второй плот я совсем не видел. Одним словом, потерял ориентир и вернулся назад. Опять залез на наш плот. Потом я на коленях стоял, озирался вокруг, не идут ли корабли? Понимаете, нужно прежде всего морально держаться. Мы и «Варяга» пели, лишь бы в сознании быть, не уходить в себя.