42. Наша разведка в Болгарии

42. Наша разведка в Болгарии

В сложных условиях довелось выполнять советской внешней разведке в годы Великой Отечественной войны столь необходимую для общей победы над врагом миссию в Болгарии. Будучи союзницей гитлеровской Германии, эта страна была в те годы ее стратегическим и экономическим тылом. Там размещались немецкие войска и подразделения спецслужб. Связь, железные дороги, аэродромы и порты широко использовались Германией в военных целях. Из Болгарии немцы вывозили практически все, что можно было употребить в интересах военной машины Третьего рейха: сырье, продовольствие и даже тулупы для немецких солдат и офицеров, воевавших на заснеженных полях России.

У современного читателя может возникнуть вопрос: как же так? Страна, где прежде были традиционно сильны добрые чувства к России, освободившей болгар от многовекового османского ига, и вдруг — союзница Гитлера? Но таковы факты — 1 марта 1941 года Болгария подписала в Вене протокол о присоединении к пакту стран «оси» и за три месяца до нападения Германии на СССР превратилась в ее сателлита. МИД Болгарии в тот же день известил советского посла о согласии болгарского правительства на ввод в страну частей вермахта. 25 ноября 1941 года Болгария примкнула к антикоминтерновско-му пакту.

Немцы чувствовали бы себя в Болгарии как дома, если бы ее народ, свободолюбивый и по-братски относившийся к советским людям, вступившим в схватку с врагом, не оказывал стойкого сопротивления.

Германия издавна рассматривала Болгарию в качестве одного из главных опорных пунктов на Балканах, и в соответствии с этим выстраивала свою политику. После освобождения Болгарии русскими войсками от османского ига Германия и Австро-Венгрия делали все возможное, чтобы ослабить влияние России в этой славянской стране. В результате долгих политических маневров в 1908 году на болгарский престол был возведен потомок немецкого княжеского рода Саксен-Кобург-Гота, офицер австрийской армии Фердинанд Кобургский. Будучи католиком, своего сына Бориса, будущего болгарского царя, он обратил в православие, пригласив в качестве крестного отца российского императора Николая II. В годы его правления германское влияние в Болгарии возросло. Усилиями немцев страна была вовлечена в Первую мировую войну и вместе с Германией потерпела поражение.

По мирному договору, подписанному 27 ноября 1919 года в пригороде Парижа Нёйи, Болгария понесла крупные территориальные потери — свыше 11 тысяч кв. км. Южная Добруджа целиком осталась за Румынией. Были введены количественные ограничения на численный состав и вооружение болгарской армии, страну обложили тяжелыми контрибуциями. Последствия участия Болгарии в войне на стороне Германии породили в стране реваншистские настроения, особенно среди военных и политиков.

Последнему болгарскому царю Борису, взошедшему на трон в 1918 году, досталось тяжелое наследство. Доверием болгарского народа он не пользовался, оставался для него немцем, чуждым культуре и традициям славянских народов. Не имея поддержки населения страны, царь Борис видел пути укрепления своей власти в установлении жесткой диктатуры послушных ему военных и в союзе с Германией и Италией. С его ведома военная верхушка во главе с А. Пановым осуществила в 1923 году фашистский переворот.

Процессы, происходившие в стране, расположенной в непосредственной близости от границ СССР, не могли оставаться вне поля зрения его разведки. Они напрямую затрагивали вопросы безопасности Советского Союза.

Установление дипломатических отношений между СССР и Болгарией в 1934 году позволило приступить к систематической разведывательной работе на территории Болгарии с «легальных» позиций. В январе 1935 года руководство НКВД приняло решение о создании в Софии резидентуры под прикрытием полномочного представительства в составе трех человек — резидента, его помощника и технического работника. Работала в болгарской столице и резидентура ГРУ. Москву прежде всего интересовало развитие болгаро-немецких отношений, поскольку монархо-фашистский режим Болгарии все теснее увязывал свои территориальные притязания с гитлеровскими планами установления «нового порядка» в Европе. Для получения нужной информации резидентура стремилась создать агентурные позиции в окружении царя Бориса, генштабе, МИД, МВД, в политических партиях.

Первым резидентом внешней разведки в Софии в 1935 году стал опытный чекист Василий Терентьевич Яковлев. Несмотря на то, что он работал в органах ВЧК-ГПУ-НКВД с 1921 года, на разведывательной работе за границей он оказался впервые. Обстановка в Болгарии была сложной. Как только в Софии открылась советская дипломатическая миссия, болгарские спецслужбы взяли под наблюдение ее сотрудников. Учителями болгарских контрразведчиков были гестаповцы. Больше всего болгарские спецслужбы опасались контактов сотрудников советского посольства с местной компартией и поэтому пытались контролировать все их неофициальные связи.

Яковлев проработал в Болгарии до 1938 года и постоянно был объектом не только наблюдения, но и провокаций. Центр принял решение заменить резидента, хотя и высоко оценил его работу. За три года он сумел приобрести ряд источников информации, создал агентурный аппарат, позволивший освещать внутреннюю и внешнюю политику Болгарии, решать вопросы организации связи с местными прогрессивными силами.

На замену Яковлева прибыл Б.П. Осокин. Его помощником накануне войны стал А.К. Тренев. Оба они не имели опыта разведывательной работы, и им пришлось нелегко. Тем не менее накануне нападения фашистской Германии на СССР софийская резидентура, наряду с резидентурой ГРУ, регулярно информировала Центр о дислокации немецких воинских частей, о транзите через Болгарию немецкой военной техники и грузов в сторону СССР. Заблаговременно были направлены в Москву сообщения о циркулировавших среди гестаповцев и немецких штабных офицеров разговорах о предстоящем нападении Германии на Советский Союз. Большим достижением было то, что резидентура добыла агентурным путем ключи к болгарским шифрам, и это позволило Центру длительное время контролировать некоторые каналы связи.

В сложной международной обстановке предвоенных лет резидентура своевременно и верно информировала Москву о процессе втягивания Болгарии в военно-политический союз с Германией и Италией. После нападения Германии на Польшу и вступления в войну Англии и Франции Болгария объявила о своем «полном нейтралитете». Этот «нейтралитет» на деле был сплошной фикцией. Оставаясь формально нейтральной, Болгария фактически стала союзницей фашистской Германии.

Добываемая разведкой накануне войны информация как в самой Болгарии, так и в Берлине, Лондоне, Стамбуле и других резидентурах однозначно свидетельствовала о том, что гитлеровская дипломатия умело использовала реваншистские настроения болгарской правящей верхушки в качестве орудия своей политики. Руководство гитлеровской Германии дало указание о проведении серии акций по поддержке территориальных притязаний Болгарии как с помощью открытой пропаганды, так и по каналам спецслужб. В частности, имелось в виду поддержать лозунг «Добруджа — болгарская страна», хотя это и могло нанести ущерб отношениям Германии с Румынией, которую гитлеровцы также рассматривали как свою союзницу.

В свою очередь Англия, проводя накануне войны политику сговора и частичных уступок Германии для направления ее агрессии на восток, пыталась в русле этой политики «умиротворения» агрессора оторвать Болгарию от сближения со странами «оси». Англичане выдвинули идею создания «нейтрального балканского блока» в составе Турции, Болгарии, Греции, Югославии и Румынии, предполагая, разумеется, занять в этом блоке доминирующее положение.

Достоверная информация на этот счет была получена из Лондона. Из нее также следовало, что болгарское руководство рассчитывало использовать столкновение англо-германских интересов на Балканах и извлечь для себя максимальную выгоду, не давая втянуть Болгарию в большую войну. Когда в 1940 году немецкие войска оккупировали почти всю Западную Европу, болгарский премьер-министр Филов поспешил заявить, что только Берлин и Рим помогут Болгарии вернуть ранее принадлежавшие ей земли. Об этих настроениях болгарской верхушки хорошо было известно Гитлеру, с которым Филов встречался лично.

Наши источники в Берлине, Лондоне и Софии сообщали, что немцы усиленно склоняют Болгарию к присоединению к тройственному союзу стран «оси». Болгары, в принципе соглашаясь на присоединение к союзу, тем не менее воздерживались от обещаний воевать на стороне Германии.

Советское руководство решило принять контрмеры против подключения Болгарии к пакту стран «оси», и Советский Союз предложил в ноябре 1940 года царю Борису и премьер-министру Филову заключить договор о ненападении и взаимной помощи. СССР обещал Болгарии в случае нападения на нее любую помощь, в том числе военную. Именно об этом сообщил болгарскому руководству специально прибывший в Софию генеральный секретарь Наркоминдела СССР А. Соболев. Предложения советского правительства вызвали бурную реакцию в Болгарии. В столице и других городах прошли митинги и манифестации в поддержку заключения договора с СССР. Многие политические партии, в том числе буржуазные и аграрные, обратились к правительству с требованием принять предложение СССР. Ответом было циничное высказывание министра иностранных дел Болгарии Попова при обсуждении этого вопроса: «Не дело толпы вмешиваться в столь важные проблемы внешней политики». 30 ноября 1940 года Попов сообщил полномочному представителю СССР в Софии А. Лаврищеву отрицательный ответ на предложение советского руководства.

После нападения фашистской Германии на СССР работа в Болгарии приобрела для внешней разведки особое значение. Это была единственная в Европе союзная Гитлеру страна, в которой действовала «легальная» резидентура внешней разведки. СССР и Болгария, заявившая о своем нейтралитете, имели во время войны свои посольства, соответственно, в Софии и Москве.

Однако работать приходилось в фактически оккупированной немцами стране. В Болгарии безраздельно господствовали немецкие спецслужбы. Дирекция государственной безопасности Болгарии и военная контрразведка, тесно сотрудничая с ними, по сути дела находились у них в подчинении.

В Софии работала немецкая «легальная» резидентура во главе с секретарем германского консульства Майером, немцы имели в Болгарии и сеть нелегальных резидентур, прикрытых различными частными фирмами, конторами, торговыми представительствами. Одна из таких резидентур стала впоследствии известна и вошла в историю военных лет под названием «Бюро доктора Делиуса». Она занималась политическим сыском, выявляла участников болгарского сопротивления и подполья. На ее счету кровь многих болгарских патриотов.

С помощью провокатора гестаповцам удалось выйти на разведывательную группу национального героя Болгарии генерала Владимира Заимова, который сотрудничал с советской военной разведкой и передавал ценнейшие сведения о немецкой армии и планах вермахта. Гестапо арестовало женщину, которая шла к Заимову, и под пытками заставило ее выдать пароль для связи с ним. Вместо нее на квартиру генерала пришел опытный немецкий контрразведчик Флориди и произнес условную фразу: «Вам большой привет от Карола Михальчика». Затем явилась болгарская полиция, и Займов был арестован.

27 мая 1942 года начался суд над генералом Займовым и членами его группы. На суде Займов выступил с яркой разоблачительной речью, обвинив монархо-фашистский режим в предательстве национальных интересов. 1 июня 1942 года он был расстрелян на полигоне школы офицеров запаса. Перед расстрелом Займов крикнул: «Советский Союз и славянство непобедимы! За мной идут тысячи! Смерть предателям Болгарии! Да здравствует непобедимая Красная Армия — защитница народов! Да здравствует свободная Болгария!» Солдаты опустили винтовки и отказались стрелять в генерала. Он сказал им: «Благодарю вас, воины. Это лучшая награда для меня в мой смертный час…» К привязанному к бетонному столбу Заимову подбежал офицер и в упор разрядил пистолет.

Позже в эфире прозвучали слова: «Говорит Москва… Говорит Москва… Болгары, на колени! Сегодня в Софии казнен славный сын Болгарии и славянства — генерал-майор артиллерии Владимир Займов…» И сотни и сотни людей в городах, селах и на партизанских базах в горах опустились на колени в знак скорби. Имя Владимира Заимова свято хранится в памяти болгарского народа. Посмертно он был удостоен звания Героя Советского Союза.

Уже летом 1941 года в Болгарии прокатилась волна протестов против политики правительства, и в ряде районов страны она вылилась в вооруженные столкновения с полицейскими силами. В Варне были сожжены три состава с немецкой военной техникой, в Русе болгарские патриоты организовали диверсии на нефтеперегонном заводе и подожгли бензохранилища. В некоторых сельских районах вспыхнули восстания местного населения, направленные против прогерманской ориентации правительства. В ответ они были подвергнуты бомбардировкам немецкой авиации.

Такая обстановка в стране сильно осложняла работу внешней разведки. Требовалось усиление софийской резидентуры, которая по-прежнему была малочисленной, но сделать это долгое время не удавалось вследствие введенной после начала войны квоты на количественный состав советских учреждений в Болгарии.

Наиболее важные источники информации из-за жестоких репрессий были вынуждены уйти в подполье, резидентура утратила связь с ними. И все же она не бездействовала. Об этом свидетельствуют пожелтевшие папки архивных документов. Разведывательная информация из Болгарии шла. И это была актуальная информация, хотя количество сообщений было ограничено. Сведения собирались по крохам, для чего резидентура использовала все возможности.

Одним из контактов был «Наставник», яркая и колоритная личность. Этот человек был принят при дворе царя Бориса. Его печатные выступления всегда привлекали к себе внимание, он слыл патриотом и славянофилом, который видел будущее Болгарии в сотрудничестве с другими славянскими государствами. Либерал по убеждениям, «Наставник» видел угрозу фашизма для народов Европы, равно как и для болгарского народа.

Внешняя разведка установила с ним доверительные отношения еще в середине 30-х годов. Он был далек от симпатий к коммунистическим идеалам, но вера в историческую необходимость сотрудничества братских славянских народов была естественной основой его отношений с представителями Советского Союза. Особенно важной была информация, которую он получал от членов царской семьи и в дворцовых кругах.

При дворе германофилы концентрировались вокруг царицы Иоанны, дочери итальянского короля Виктора Эммануила. Ей были чужды национальные интересы Болгарии и ее народа. Волновал ее только один вопрос — как сохранить у власти династию Кобургов и обеспечить наследные права на престол своему сыну Симеону. Иоанну поддерживали влиятельные лица: брат царя Кирилл, премьер-министр Филов, генерал Михов, будущий глава правительства Божилов и другие. Они подталкивали Бориса на углубление военно-политического сотрудничества с Гитлером, добивались его решения о направлении на Восточный фронт болгарских дивизий для участия в боевых действиях против Красной Армии.

Однако царь Борис, по словам «Наставника», не решался сделать этот шаг, справедливо опасаясь, что посылка войск в Россию может вызвать всеобщее недовольство. Эти опасения разделяла и сестра царя Евдокия, которая оказывала заметное влияние на брата. Она не ладила с царицей и занимала при дворе особое положение. Даже жила отдельно — в собственном дворце на окраине Софии. Женщина умная, образованная и проницательная, Евдокия понимала, что Германия проиграет войну и ее крах неизбежно приведет к падению царского трона в Болгарии. Ее окружали представители либерально настроенной интеллигенции и патриотических кругов военных. Спасение страны и царского трона они усматривали в выходе Болгарии из войны и заключении перемирия с Англией и США.

«Наставник» сообщил, что царь Борис находится под сильным впечатлением от поражения немцев под Сталинградом, и начал искать возможности для вступления в неофициальный контакт с англичанами. По информации лондонской резидентуры, советник болгарского посольства в Берлине по указанию Бориса в июле 1943 года выезжал в Лиссабон, где встречался с резидентом польского правительства в эмиграции Яном Ковальским и просил выяснить, не согласятся ли англо-американцы в случае выхода из войны Болгарии сохранить монархию и независимый статус страны без вхождения в какую-либо балканскую конгломерацию.

Англичане и американцы, однако, не собирались спасать болгарскую монархию. В полученном агентурным путем письме министра иностранных дел Англии Идена в адрес своего посла в США Галифакса от 27 июля 1943 года говорилось: «Англия против сохранения сакско-кобургской династии, так как считает Бориса ответственным за союз с Гитлером и территориальные аннексии. Всякие попытки действовать через Бориса лишь скомпрометируют Великобританию, создадут трудности при реализации планов формирования ЮгоВосточной Европы».

Для переговоров с представителями Англии и США царь Борис направлял эмиссаров в Анкару, Стамбул, Каир и Касабланку, активность болгарской дипломатии особенно усилилась после разгрома немецких войск на Курской дуге. Закулисные переговоры болгар с англо-американцами не были секретом для Гитлера. Фюрер продолжал требовать от Бориса прямого участия болгарских войск в боевых операциях против Красной Армии. В августе 1943 года царь был вызван в ставку Гитлера. Разговор был тяжелым: Гитлер настаивал на немедленной отправке болгарских частей на Восточный фронт. Борис в ответ откровенно сказал ему, что болгарская армия воевать против русских не будет и перейдет на их сторону после первого же боевого соприкосновения. Он пообещал фюреру лишь заменить своими войсками немецкие и итальянские подразделения, оккупировавшие Югославию, Грецию и Албанию. Гитлер был вне себя от гнева.

После визита в Германию царь Борис скоропостижно скончался в возрасте 49 лет. Обстоятельства и точные причины смерти царя так и не были установлены. По одной из версий он был отравлен по приказу Гитлера, и ему стало плохо уже в самолете, по другой — он куда-то «исчез» из поезда.

К моменту смерти царя его сын Симеон еще не достиг совершеннолетия и при непосредственном участии немцев был сформирован Регентский совет. В него вошли прогермански настроенные лица. Сестра царя Евдокия оказалась в изоляции и перестала оказывать влияние на политику двора. Утратил свои возможности и «Наставник», он все реже и реже стал появляться на официальных приемах, а проводить с ним встречи в городе было небезопасно.

Несмотря на сложную оперативную обстановку в Софии, резидентура продолжала работать со своими связями из числа находившихся в Болгарии сотрудников иностранных дипломатических миссий. Среди них были и дипломаты союзных Германии государств, с которыми внешняя разведка поддерживала контакты еще в довоенное время.

Одним из них был надежный источник «Грей», который, представляя союзную Германии державу, поддерживал близкие отношения с немецким военным атташе в Софии и получал от него важную информацию. В марте 1942 года «Грей» сообщил о стратегических замыслах командования вермахта на летнюю кампанию на Восточном фронте: «Главный удар летом 1942 года будет нанесен немецкой армией на южном участке фронта с задачей прорваться через Ростов к Сталинграду и на Северный Кавказ, а оттуда по направлению к Каспийскому морю. Этим путем немцы надеются достигнуть источников кавказской нефти и в последующем через Иран и Ирак выйти в тыл английским войскам, действующим на Ближнем Востоке. В случае удачного исхода операции с выходом к Волге и Сталинграду немцы намерены повести наступление на север вдоль Волги, чтобы нарушить коммуникации между центральными и восточными районами СССР и лишить советское командование возможного подвоза к фронту продовольствия и резервов». Очевидно, нет нужды разъяснять важность этой информации.

Тот же «Грей» регулярно информировал разведку о сильнейшем нажиме немцев на японское руководство. Гитлеровцы настойчиво требовали вступления Японии в войну с СССР. Японский посол Ямадзи после встречи с советником немецкого посольства направил в Токио телеграмму, в которой указал, что если Япония немедленно не начнет войну против СССР, то положение Германии в ближайшее время станет чрезвычайно сложным. Посол советовал не откладывая напасть на СССР и уничтожить его военно-морские базы на Дальнем Востоке.

После Сталинградской битвы и особенно после разгрома немецких войск на Курской дуге стало ясно, что наступил перелом в войне и гитлеровские полчища покатились обратно к советским границам.

Разрозненные антифашистские выступления в Болгарии в первые годы войны переросли в 1943 году в партизанское движение, охватившее всю страну. Разветвленная и организованная сеть сопротивления монархо-фашистскому режиму и гитлеровцам повсеместно набирала силу, против нее были брошены значительные силы — карательные подразделения, царская охранка и гестапо. Подпольщики и партизаны несли тяжелые потери, но борьба разгоралась.

Еще в начальный период войны на территорию Болгарии были заброшены специальные разведывательно-диверсионные группы, которые в большинстве своем состояли из болгарских политэмигрантов, находившихся в СССР. Они скрытно доставлялись в Болгарию на подводных лодках, самолетами и военными кораблями. В состав таких групп иной раз включались и наши разведчики, главным образом радисты. Первые десанты, не имея подготовленных опорных баз в Болгарии, попали в засады и погибли в неравных схватках.

Основным руководителем и организатором Сопротивления, подполья и партизанской войны стало созданное Болгарской компартией Загранбюро во главе с Георгием Димитровым, которое находилось в Москве. Внешняя разведка, выполняя поручение руководства страны, занималась налаживанием связи Загранбюро с болгарским подпольем. Это был по существу еще один фронт борьбы с германским фашизмом, и он требовал от его бойцов высокого профессионализма, смелости, мужества и самоотверженности.

Жизнь поставила на повестку дня вопрос реорганизации софийской резидентуры и качественного улучшения ее работы в новых условиях, когда крах фашистской Германии был уже не за горами. В июне 1943 года нарком госбезопасности В.Н. Меркулов утвердил «План мероприятий по улучшению разведывательной работы в Болгарии», представленный начальником внешней разведки П.М. Фити-ным. Предусматривалось прежде всего добиться качественного усиления агентурной работы. Требовалось также обеспечить глубокое разведывательное проникновение в основные объекты страны. Смысл плана состоял в том, чтобы подготовить резидентуру и ее агентурный аппарат к грядущим событиям — освобождению балканских государств от немецких фашистов.

В качестве резидента в Болгарию был направлен опытный разведчик Дмитрий Георгиевич Федичкин (1902–1991 гг.). К моменту прибытия в Софию в конце 1943 года у него за плечами был богатый опыт работы, в том числе участия в подполье и боевых действиях в составе партизанских отрядов Приморья во время Гражданской войны на Дальнем Востоке.

Ему чудом удалось бежать из белогвардейского лагеря смерти на Русском острове вблизи Владивостока, куда его бросили, когда он был захвачен в плен в обмороженном состоянии во время одного из боев. Совершив побег, Дмитрий Георгиевич оказался в партизанском отряде и до конца войны был разведчиком штаба отряда в тылу у белых. Там он создал разведывательную группу, которая добывала серьезную военную информацию.

В 1922 году Федичкин становится кадровым сотрудником ГПУ и посвящает свою жизнь внешней разведке. В течение двух лет он был резидентом в Маньчжурии, где приобрел несколько важных источников информации. Но там же он едва не погиб: его опознал китайский генерал-губернатор, который некоторое время находился в советском плену после вооруженного конфликта на КВЖД в 1929 году и встречался с Федичкиным. Пришлось нелегально перейти границу и возвратиться на Родину.

В 1931 году Федичкин в Москве, а в 1932 году — в Таллине, где он вел активную разведывательную работу против Российского общевойскового союза (РОВС), затем его командировали в Варшаву. Контрразведке Пилсудского с помощью провокатора удалось арестовать разведчика и заточить в тюрьму. В польском застенке Федичкин ведет себя достойно, сломить его волю тюремщики не смогли. Полтора месяца его «с пристрастием» допрашивали и сулили всяческие блага, если он согласится «помочь» полякам. В конце концов его обменяли на польского «дипломата» — разведчика, задержанного в Киеве.

В 1936–1940 годах Федичкин работает в Италии, с 1938 года возглавляет резидентуру в Риме. Именно тогда был получен документ МИД Италии, из которого следовало, что заместитель министра иностранных дел фашистской Германии Вайцзекер просил итальянского посла в Берлине предупредить Муссолини, что нападение на СССР произойдет 22 июня 1941 года. Сообщение об этом было немедленно передано в Москву. После начала Великой Отечественной войны Федичкин получил назначение на должность начальника отдела Четвертого управления НКВД СССР, созданного специально для руководства разведывательно-диверсионными отрядами и группами на временно оккупированной фашистами советской территории.

В Софию Федичкин добирался окружным путем — из Москвы в Сталинград, затем в Тбилиси, далее в Ленинакан, потом через Карс, Эрзерум и Анкару в Стамбул, оттуда до столицы Болгарии по железной дороге. Задача была одна — активизировать разведывательную работу в этой стране перед тем, как советские войска с боями выйдут к Восточной и Центральной Европе и приблизятся к границам Болгарии. Балканский вопрос к этому времени приобрел особую остроту и политическую значимость.

В декабре 1942 года бывший британский посол в Софии Рэндл в своем докладе в МИД Англии писал, в частности: «Вопросы, касающиеся Болгарии, являются центральными в балканской проблеме… Прорусские настроения в массах и влияние компартии в час русской победы снесут все на своем пути и установят в Болгарии национальный коммунистический режим». Нельзя отказать Рэндлу в прозорливости. У. Черчилль настойчиво добивался выхода Болгарии из войны и рассчитывал придать ей статус «военного преступника», что позволило бы англичанам и американцам ввести в страну оккупационные войска, утвердиться в центре Балканского полуострова и диктовать свою волю. Он не мог допустить, чтобы Болгария оказалась в сфере советского влияния, и СССР получил бы выход к Эгейскому и Адриатическому морям. Именно поэтому он в контактах с И.В. Сталиным много раз возвращался к варианту открытия второго фронта как раз на Балканах.

К моменту приезда Федичкина в Софию там находился только один оперативный сотрудник — Тренев, ему помогали шифровальщик и радист. Центр не был удовлетворен их работой, хотя и принимал во внимание жесткую оперативную обстановку, осложнявшую условия для успешной деятельности резидентуры. Центр констатировал, что связь с ранее имевшейся агентурой была утеряна, а новой полноценной агентурной сети не создано.

После войны в руки нашей разведки попали архивы царской политической полиции Болгарии. Из документов видно, что слежка за сотрудниками миссии была тотальной, ни для кого не делалось исключения. Результаты наружного наблюдения скрупулезно анализировались. Маршруты следования советских граждан методично наносились на специально отпечатанные контурные карты Софии и ее окрестностей. Отмечались все места в городе, которые они посещали, записывались точные координаты и время любых встреч в городе, анализировалась периодичность выходов в город сотрудников миссии и т. д.

Во всем чувствовалась немецкая школа: педантично учитывались, например, суммы денег, которые тратили работники посольства в ресторанах и магазинах, затем составлялись сравнительные таблицы доходов и расходов. В результате болгарские, а также и немецкие спецслужбы — надо отдать им должное — располагали довольно точной картиной жизни нашей колонии в Софии.

Софийская резидентура под руководством Федичкина активизировала свою работу и постепенно сумела приобрести источники в царском дворе, правительстве, МИД, спецслужбах, армии и политпартиях. Конечно, изменение оперативной обстановки в стране — советские войска приближались к границе Болгарии — не могло не отразиться на настроениях в обществе, и это способствовало успехам резидентуры. К началу 1945 года, как свидетельствуют архивные документы, на связи резидентуры были 30 агентов, 13 из которых работали наиболее продуктивно и добывали важную информацию. Благодаря им резидентуре было известно о попытках болгарского руководства договориться за спиной СССР с англо-американцами о сохранении антисоветского режима в стране и недопущении Красной Армии в ее пределы.

Перед отъездом в Софию Федичкин имел обстоятельную беседу с руководителем Загранбюро БКП Георгием Димитровым. С присущими ему ясностью и деловитостью Г. Димитров обрисовал Федич-кину обстановку в стране и перспективы ее развития. Он подчеркнул, что в связи с успехами Красной Армии вскоре обязательно возникнет вопрос о путях выхода Болгарии из того тупика, в который ее завели прогерманские правители. «Верьте болгарам, — говорил Г. Димитров, — и вы непременно найдете людей, готовых бороться против фашизма за наше общее дело». «Болгарский народ, — особо отметил болгарский руководитель, — с симпатией относится к Советскому Союзу и испытывает чувства дружбы к советским людям».

В беседе Г. Димитров четко раскрыл и смысл позиции У. Черчилля, которую тот изложил И.В. Сталину во время Тегеранской конференции, когда упорно настаивал на открытии второго фронта на Балканах. Позже Федичкин убедился, насколько дальновидным был Г. Димитров в своих прогнозах, насколько верным был его анализ. Большое место в разговоре было уделено вопросу восстановления связи Загранбюро с антифашистским Сопротивлением в Болгарии. В Москве знали, что партизанское движение там набирает силу и размах, и поэтому обеспечение надежной связи между Загранбюро и нелегальным ЦК приобретает первейшее значение. Г. Димитров с сожалением сказал Федичкину, что не может порекомендовать ему нужных лиц, на которых можно положиться и с которыми можно вступить в контакт. В 1941–1942 годах Политбюро и ЦК БКП были разгромлены немецкими и болгарскими спецслужбами, 6 человек расстреляны, другие брошены в концлагеря и тюрьмы.

В заключение беседы Г. Димитров обратился к Федичкину с личной просьбой: он попросил по возможности узнать о судьбе его матери, встретиться с ней и передать немного денег. Сын волновался, зная, что город Самоков, где она жила, подвергся бомбардировкам англоамериканской авиации. Нет нужды говорить, что выполнить эту просьбу в условиях жесткой оперативной обстановки в Болгарии было далеко не просто, да и опасно. Но и не выполнить ее Федичкин, конечно, не мог.

С большими предосторожностями наш разведчик добрался до Самокова. Федичкин так описал этот эпизод в своих воспоминаниях: «Большое впечатление на меня произвело поведение жителей города Самокова, а точнее, соседей бабушки Параскевы, как называли в Болгарии мать Г. Димитрова. Не зная, где находится ее дом, я спросил об этом у мальчишек, а затем у одного мужчины. После долгого плутання я нашел ее дом. Оказалось, что ее двор и соседние дворы полны какими-то людьми, вооруженными кольями, вилами и топорами. Я предположил, что пока я искал дом, жители приняли нужные меры, чтобы защитить мать Георгия Димитрова, если в этом возникнет необходимость. Пустили меня в дом только после того, как удостоверились по паспорту, что я действительно являюсь представителем советской миссии. Так простые болгарские люди охраняли бабушку Параскеву».

Установить связь с подпольем оказалось весьма сложным делом. Нельзя было не считаться с вездесущим гестапо и дирекцией государственной безопасности, которые буквально обложили советское посольство со всех сторон. Нужно было искать кардинальное решение, чтобы получить возможность для проведения разведывательных операций в городе и незаметного исчезновения из посольства. И неординарный выход был найден. Обратили внимание на то обстоятельство, что после разгрома фашистских войск на Курской дуге болгарские контрразведчики стали проявлять куда меньшее рвение в исполнении своих служебных обязанностей.

Воспользовавшись удобным моментом, сотрудники резидентуры свели знакомство с начальником бригады наружного наблюдения, обслуживавшей посольство. Вскоре его удалось привлечь к сотрудничеству с советской разведкой. Он в прямом смысле слова рисковал головой, но решился на оказание помощи Советскому Союзу. С его помощью наши разведчики получили возможность незаметно выходить с территории посольства и работать в городе с агентурой и доверительными связями. После войны этот болгарин был награжден указом Президиума Верховного Совета СССР медалью «За боевые заслуги».

Основную роль в установлении первого контакта с представителем подполья сыграла преподавательница болгарского языка, которая до войны работала в нашем посольстве, и ее адрес был известен резидентуре. Г. Димитров дал «добро» на привлечение этой женщины к делу восстановления связи с нелегальным ЦК, и Федичкин взял на себя эту работу. Подпольщики дали явку, и час спустя после объявления воздушной тревоги наш разведчик отправился в опасный путь. «Опекавшие» посольство сотрудники наружного наблюдения при первых же сигналах тревоги бросились к своим автомашинам, им было не до слежки.

По улицам затемненного светомаскировкой города, разрушенного бомбардировками, быстро шел средних лет человек, ничем не отличавшийся от редких прохожих, которые, как тени, скользили между развалинами домов. Целые кварталы Софии были сровнены с землей после массированных налетов англо-американской авиации. В центре столицы почти не осталось уцелевших зданий, улицы были засыпаны кусками кирпича, бетона, разбитого стекла. После наступления комендантского часа ходить по городу было небезопасно даже при наличии специальных пропусков. Полиция имела приказ стрелять без предупреждения: грабежи и мародерство стали обычным делом.

В некотором отдалении от Федичкина, сзади и по бокам следовали несколько человек, держа руки в карманах, где было оружие. В любой момент они могли пустить его в ход, если бы возникла опасность. Это были болгарские подпольщики, сопровождавшие советского разведчика. Вместе с ними он шел по окраинам города больше часа — маршрут был выбран так, чтобы исключить любые неожиданности. Встреча состоялась на конспиративной квартире у «Орлова моста», что в центре Софии. Подпольщики соблюдали повышенную осторожность.

Представителю нелегального ЦК Федичкин передал директиву Загранбюро от 28 марта 1944 года, где было четко сказано: «Путь для спасения страны — это вооруженное восстание. Силы для такого всенародного выступления налицо: это народ, армия и партизанские отряды…» Если бы на маршруте случилось нечто непредвиденное и директива оказалась бы в руках тогдашних профашистских правителей Болгарии, то можно представить, какой поднялся бы вселенский шум — советник посольства СССР несет директиву Загранбюро компартии о ближайших задачах антифашистского сопротивления Болгарии! То, что документ был подписан псевдонимом Г. Димитрова, дела не меняло: директива говорила сама за себя.

К счастью, все обошлось благополучно, но на обратном пути Федичкина подстерегали неожиданные препятствия. Близился комендантский час, а прямо у конспиративной квартиры вдруг появился полицейский. Он непременно остановил бы нашего разведчика и потребовал бы предъявить пропуск. Возникла серьезная угроза провала явки: полицейский вполне мог видеть, откуда вышел Федичкин, а по документам установить его личность. Решение пришло мгновенно, выручили смекалка и быстрота реакции: Федичкин разыграл из себя немца, хотя и не знал немецкого языка. «Я знал, — вспоминал потом наш разведчик, — что в подобных случаях тот, кто берет инициативу, тот и выигрывает». Он властным жестом подозвал полицейского и стал выкрикивать отдельные немецкие слова и ругательства. Тот растерянно отдал честь и извинился, что не понимает, о чем говорит «уважаемый господин». Полицейский стоял с виноватым и озадаченным видом, соображая, почему так сердится этот немец. Выругавшись напоследок по-болгарски, Федичкин продолжил свой путь, оставив полицейского в убеждении, что ему встретилась какая-то «важная птица».

Очень помогла ему в работе в Болгарии учеба в детские годы в церковно-приходской школе во Владивостоке, где он овладел церковнославянским языком, близким болгарскому. По прибытии в Софию Федичкин вскоре уже свободно говорил по-болгарски и не испытывал затруднений в общении с болгарами. Знание основ право-славил и церковных порядков помогло ему развить и закрепить знакомство с софийским митрополитом, епископом Стефаном.

Это был известный в Болгарии священнослужитель, он возглавлял Церковный Синод и в то же время был постоянным членом Совета Министров. Митрополит Стефан был умным, хитрым, амбициозным человеком с завышенной самооценкой, но одновременно он был и реально мыслящим политиком, не терпевшим немцев. Он хорошо понимал, что разгром фашистской Германии — это лишь вопрос времени, и поэтому важно в нужный момент сменить политическую ориентацию, чтобы не рисковать будущей карьерой. В противном случае ему, как члену профашистского кабинета министров, придется держать ответ перед новыми властями. Митрополит, кроме того, знал, что среди церковных иерархов немало тех, кто может составить ему конкуренцию в претензиях на верховенство в Церкви.

Надо сказать, что митрополит Стефан в свое время окончил Киевскую Духовную Академию и был, как и многие болгарские интеллигенты, русофилом, но от идей социализма был далек. Между прочим, он держал при себе в качестве советника по русским делам протоиерея Шавельского, бывшего когда-то духовником императора Николая II и генерала Врангеля. «Его блаженство», как требовалось величать митрополита, мечтал стать патриархом болгарской Церкви, и это облегчило развитие знакомства с ним. Короче говоря, соглашение о сотрудничестве было достигнуто быстро. Митрополит поставил вопрос так: он готов помогать при условии, если советские представители в свою очередь помогут ему сохранить место столичного епископа, а возможно, и занять пост патриарха болгарской Церкви, которая должна отделиться от Константинопольской православной патриархии. Такая помощь ему была обещана. Митрополит Стефан, прекрасно осведомленный о политических интригах болгарской верхушки, начал регулярно информировать Федичкина о враждебных СССР планах и акциях болгарских властей и их немецких союзников.

Митрополит был заметной фигурой, и поддерживать с ним личные контакты было непростым делом: любая оплошность могла обернуться большими неприятностями. В конце концов, решили поддерживать связь через священника Русской церкви, расположенной рядом с нашим посольством, а амвон этой церкви использовать в качестве тайника. Федичкин спросил митрополита, а не будет ли это святотатством? Он ответил: «Если Бог узнает, что это служит святому делу, он простит и благословит!» И с тех пор Святое Евангелие в амвоне исправно выполняло функции контейнера для передачи секретной информации. Отпечатанные на пишущей машинке сообщения митрополита несведущие люди могли принять за молитвы. Словом, «Его блаженство» был не так уж прост.

Благодаря своему положению он пользовался министерскими привилегиями. В его распоряжении была автомашина с правительственными номерами, которую без проверки пропускали все полицейские посты в Софии и окрестностях. Это был внушительных размеров черный «Кадиллак», окна которого были закрыты темными занавесками с тисненными золотом крестами, а на крыше автомобиля красовался позолоченный крест полуметровой высоты. Шофером был родной племянник Стефана, которому он полностью доверял, а тот, в свою очередь, был предан «Его блаженству». И вот на таком шикарном лимузине нередко разъезжал резидент внешней разведки Федичкин, да к тому же еще перед поездкой получал благословение столичного митрополита.

После освобождения Болгарии Стефан действительно стал, правда, не патриархом, а экзархом болгарской православной Церкви, поскольку она вышла из подчинения Константинопольского патриархата и вошла в юрисдикцию патриархата Московского. Федичкин в присутствии начальника штаба 3-го Украинского фронта генерал-полковника (впоследствии маршала Советского Союза) С.С. Бирюзова торжественно вручил митрополиту Грамоту на имя Святейшего Синода болгарской Церкви, в которой было изложено согласие Московского Патриарха принять болгарскую Церковь в лоно русской православной Церкви. С волнением взяв Грамоту, Стефан упал на колени и стал истово молиться, креститься и повторять: «Боже! Наконец-то сбылась вековая мечта православных славян о воссоединении!»

В январе 1944 года начались почти ежедневные налеты англоамериканской авиации на Софию и другие города Болгарии. Фугасная бомба разорвалась прямо во дворе советской дипломатической миссии, находившейся в самом центре столицы. К счастью, обошлось без человеческих жертв, но сильно пострадали здания посольства и были исковерканы все легковые автомашины. Посольство осталось без транспорта, и болгарская сторона, демонстрируя лояльность, предоставила ему мотоцикл, ранее принадлежавший профашистской молодежной организации «Бранник», которая была аналогом немецкого «Гитлерюгенда».

Случайно или нет, но в багажной сумке мотоцикла остались документы, выданные какому-то офицеру «Бранника», и офицерская униформа-комбинезон с автошлемом. Это было весьма кстати, и резидентура не раз пользовалась формой офицера «Бранника». Разведчики переодевались в нее в укромных местах в городе, и полицейские беспрепятственно пропускали «офицера», заранее поднимая шлагбаум на пропускных пунктах. Форма помогала без проблем выезжать за «черту оседлости» для советских людей, миновать рогатки полицейских постов и проводить оперативные мероприятия.

Министерство иностранных дел Болгарии под предлогом заботы о безопасности сотрудников миссии несколько раз предлагало им покинуть посольство и разместиться в пригороде столицы Панчерево. Смысл этой «заботы», конечно же, был ясен: спецслужбы хотели изолировать нашу миссию и ограничить возможности для неофициальных контактов. Посольство от эвакуации отказалось. Многие болгары специально приходили к посольству, чтобы выяснить, остались ли там советские люди. После освобождения Болгарии бывший партизан рассказал Федичкину, что из его отряда в Софию направили посланца, который должен был посмотреть, развевается ли на здании посольства красное знамя.

Болгарский народ в массе своей относился к советским людям с большой симпатией и теплотой. Упоминавшийся выше генерал В. Займов на суде сказал: «Я не признаю, что поддерживал преступные связи с советской миссией. Она существовала и существует у нас на законных основаниях, и если вы снимете блокаду, то тысячи болгар придут в нее с радостью, чтобы выразить свою горячую любовь к великому советскому народу и нашим русским освободителям».

Федичкин вспоминал: «Воду для бытовых нужд мы привозили из Панчерево (пригород Софии), а продукты закупали в окрестных селах. Было трогательно видеть, как менялось отношение крестьян, когда они узнавали, что мы являемся советскими людьми». Многие стремились помочь всем, чем можно.

Под ударами Советской Армии немцы отступали, и через территорию Болгарии шли эшелоны с войсками, техникой и награбленным в России добром. В Софию прибывали и поезда с советскими военнопленными и мирными гражданами, угнанными на подневольные работы. Как-то раз стало известно, что вокруг Софии скопилось несколько таких эшелонов. По линии посольства были сделаны официальные представления МИД Болгарии с требованием задержать их отправку и интернировать советских граждан. Болгарские власти, однако, отделались уклончивыми ответами и отговорками, ссылаясь на свой нейтралитет. Это повторилось несколько раз. Тогда Федичкин как советник посольства СССР в беседе с директором политического управления МИД Болгарии Алтыновым сделал ему резкое представление, заявив, что, прикрываясь разговорами о нейтралитете, болгарские власти по существу продолжают оказывать всяческое содействие гитлеровской Германии в войне с СССР.

Через надежных помощников резидентуры среди служащих железной дороги советским людям, находившимся в немецких эшелонах, было рекомендовано при первой же возможности разбегаться кто куда и пробираться в горные районы, где болгарское население их укроет и поможет связаться с партизанами. Договоренность на этот счет с руководством Сопротивления уже имелась. Сотни советских людей укрылись в болгарских селах или ушли к партизанам. Они принимали участие в боевых действиях и в народном антифашистском восстании в сентябре 1944 года.