11. Жизнь, отданная разведке

11. Жизнь, отданная разведке

Еще до рассвета 22 июня 1941 года советское посольство в Берлине было окружено отрядом эсэсовцев. Война, приближение которой в последние дни ощущалось особенно остро, стала реальностью. Теперь ни в здание посольства, ни из здания уже никого не выпускали. Командовал отрядом офицер СС Хейнеман. Единственным человеком, кто мог выехать из посольства, был первый секретарь В.М. Бережков. Но он мог проследовать только по строго определенному маршруту и обязательно в сопровождении Хейнемана. Бережков был выделен для связи с МИД Германии и по вызову из этого министерства выезжал для переговоров, которые касались в основном вопросов процедуры обмена составами посольств.

В один из этих тревожных дней из гаража посольства к парадному подъезду подали автомашину «Опель-олимпия». Она была единственной из всего парка машин, которая была приобретена в Германии, все остальные машины были советского производства.

За руль сел Бережков, рядом с ним, как обычно, уселся Хейнеман, а на заднем сиденье находился третий пассажир.

Машина тронулась, стоявшие у ворот эсэсовцы расступились, откозыряли шефу, и «Опель» покатил по маршруту. Но на этот раз путь лежал не на Вильгельмштрассе, сегодня советского представителя не вызывали в МИД, и поэтому машина проехала по городу и остановилась у большого универсального магазина. Пассажир быстро вышел и на пожелание Хейнемана «счастливого свидания» дружески махнул рукой. Машина тронулась и исчезла за поворотом[11].

Вышедшему из машины человеку было лет 30, спортивного телосложения, шатен, черты его лица говорили о волевом, решительном характере.

Это был Александр Михайлович Коротков, заместитель резидента советской внешней разведки в Берлине. Он не торопясь прошел по магазину, смешался с толпой покупателей, поднялся на лифте на третий этаж и через пять минут оказался у выхода из магазина, который вывел его на другую улицу. За эти минуты он прошел короткий, но весьма надежный проверочный маршрут внутри магазина, которым пользовался раньше, и, не обнаружив ничего подозрительного, сел в подошедший к остановке трамвай. Проехав четыре остановки, вышел, поднялся по малолюдному переулку вверх. Никаких признаков наружного наблюдения заметно не было. Затем завернул за угол, пересек проходной двор и вошел в подъезд пятиэтажного жилого дома. Ему необходимо было еще раз убедиться, что слежки за ним нет. Через стекло двери хорошо просматривался выход из двора, и если был бы хвост, то в этой ситуации он обязательно выявил бы себя.

Примерно через час «опель-олимпия» подъехал к универсальному магазину. Разведчик уже был на месте. Он не спеша подошел к машине и через минуту занял прежнее место на заднем сиденье.

— Ну как, встретились? — обернувшись, спросил Хейнеман.

— Да, все нормально, она была очень рада. Благодарю Вас, возможно, больше не придется увидеться с моей Гретхен.

— Что поделаешь, война, — вздохнул немец.

Машина въехала во двор посольства. Хейнеман вышел.

— Как договорились, жду Вас к обеду, — напомнил ему Бережков.

— Сейчас проверю свою команду и приду, — негромко произнес офицер и пошел к воротам, где стояли с автоматами трое рослых солдат в черных мундирах.

Вылазка Короткова в город дала много. Она позволила разведчику провести инструктаж одного из руководителей антифашистской организации «Красная капелла» в отношении ее действий и поддержания связи в условиях войны.

Этой поездке предшествовала серьезная подготовительная работа. Сотрудники резидентуры обратили внимание на то, что офицер СС Хейнеман, уже не молодой человек, был дружелюбно настроен по отношению к сотрудникам посольства. Бережкову, с которым он постоянно общался, рассказывал семейные новости, жаловался на трудности в связи с болезнью жены, высказывал беспокойство за судьбу сына, который заканчивал военное училище, говорил о денежных затруднениях в связи с лечением жены и покупкой экипировки для сына, которая по немецким законам приобреталась самим выпускником.

Посольство было заинтересовано в налаживании добрых отношений с начальником охраны. Это помогало легче решать многие вопросы, в том числе и касавшиеся снабжения продовольствием. Особый интерес был также и у резидентуры. Поэтому Бережкову было рекомендовано руководством посольства проявлять повышенные знаки внимания к Хейнеману и, в частности, приглашать его на кофе, на обед и т. д. Так велась работа по подготовке выезда оперработника в город.

Хейнеман был общительным человеком, и скоро он вместе с Бережковым завтракал, обедал, а иногда и ужинал. По установленному немцами порядку в вестибюле посольства размещался начальник охраны, солдаты же несли наружную службу. Поэтому им не видно было, чем занят их шеф. Стол сервировали в комнате, примыкавшей к вестибюлю, и в случае необходимости офицер мог вовремя занять свой пост. Повар трудился вовсю, и на столе всегда были хорошая еда и напитки. Хейнеман был доволен отношением к нему посольства и со своей стороны старался не создавать особых неудобств для его сотрудников.

В резидентуре пришли к выводу, что немцу можно дать деньги, поскольку тот остро нуждается в них.

В одной из бесед, когда речь зашла о деньгах и Хейнеман сокрушался по поводу предстоящих расходов, Бережков предложил ему рейхсмарки.

— Я был бы рад вам помочь, господин Хейнеман, — заметил как бы вскользь Бережков. — Я довольно долго работаю в Берлине и откладывал деньги, чтобы купить большую радиолу. Но теперь это не имеет смысла и деньги все равно пропадут. Нам не разрешили ничего вывозить, кроме одного чемодана с личными вещами и небольшой суммы на карманные расходы. Мне неловко делать такое предложение, но, если хотите, я могу вам дать тысячу марок.

— Я очень благодарен за это предложение, — помолчав, сказал Хейнеман. — Но как же я могу так запросто взять крупную сумму?

Уговаривать немца долго не пришлось. Вскоре деньги были у него в кармане. По окончании беседы Хейнеман еще раз поблагодарил Бережкова и сказал:

— Я был бы рад, если б имел возможность быть вам чем-либо полезным…

— Мне лично ничего не нужно, — ответил Бережков, — вы просто мне симпатичны и я рад вам помочь.

На следующий день оберштурмфюрер вновь вернулся к разговору о деньгах и снова поблагодарил дипломата, выразив сожаление, что не может его отблагодарить.

— Видите ли, господин Хейнеман, как я уже говорил, мне самому ничего не нужно. Но один из работников посольства, мой приятель, просил об одной услуге. Это чисто личное дело.

Бережков рассказал придуманную резидентурой историю о дружбе его друга с немецкой девушкой. Но ввиду того, что война началась внезапно, друг не смог попрощаться и хотел хоть на часок вырваться к ней. Немец задумался, затем предложил вариант выезда из посольства[12] (что и было описано выше).

Через пару дней Бережков договорился с Хейнеманом еще об одной поездке его друга в город. За два часа Александр Михайлович провел встречу с другим руководителем «Красной капеллы», проинструктировал его о работе в период войны, передал условия связи с Центром, снабдил деньгами и явками на другие страны.

Если бы Хейнеман оказался провокатором, то можно не сомневаться, что участников операции еще в первый выезд гитлеровцы лишили бы дипломатического иммунитета и арестовали, а советское посольство было бы поставлено в чрезвычайно сложные условия.

Однако Коротков, внимательно следивший за поведением Хейнемана, будучи трезвым аналитиком и проницательным человеком, почувствовал, что немец не пойдет на провокацию, и твердо решил действовать. Это дало возможность, казалось бы в немыслимо трудных условиях, найти выход и решить сложнейшую разведывательную задачу.

Александр Михайлович был, по отзывам хорошо знавших его товарищей, одним из наиболее талантливых сотрудников внешней разведки, как говорится, разведчик с искрой божьей. Еще до войны он успешно работал за границей, в том числе в нелегальных условиях. В последние дни войны руководил опергруппой в Берлине, на которую, помимо разведывательных функций, была возложена организация работы по принятию союзными представителями капитуляции от немецкого верховного командования.

Сразу же по окончании войны Коротков был назначен первым резидентом советской внешней разведки в Германии. В дальнейшем он неоднократно выезжал за границу, главным образом в страны с кризисными ситуациями.

А.М. Коротков вырос от рядового оперработника до заместителя начальника внешней разведки.

А начиналось все прозаично просто. Осенью 1928 года девятнадцатилетнего Сашу Короткова приняли на работу в О ГПУ в качестве… электромонтера. До этого он жил с матерью Анной Павловной в Москве, в районе Мещанских улиц, рос без отца, учился в школе, закончил девятилетку, работал учеником, потом электромонтером МОГЭС. В свободное время занимался спортом, играл в футбол, увлекался теннисом.

В ОГПУ заметили способного молодого человека, оказали ему помощь и дали возможность за короткое время стать образованным человеком, освоить основы агентурно-оперативной деятельности и перейти на оперативную работу. Через год он стал помощником оперативного уполномоченного, а затем и оперативным уполномоченным ИНО ОГПУ.

Он старательно изучал французский и немецкий языки. Немецким овладел в такой степени, что смог отправиться за границу под видом иностранца. Жена прекрасно владела немецким и другими иностранными языками. Поэтому появление «австрийской» семьи в Швейцарии ни у кого не вызвало подозрений.

Через два месяца Коротковы переехали во Францию. Александр Михайлович вошел в состав нелегальной резидентуры, которая вела работу по сбору данных, связанных с военно-стратегической проблематикой. Приход Гитлера к власти в Германии оказал серьезное влияние на военно-политическую обстановку в Европе. Советское руководство внимательно следило за развитием ситуации в крупных европейских странах, в том числе и во Франции. Особое внимание уделялось военным вопросам. Перед резидентурой стояла задача получения сведений об оценке боевых возможностей французской армии и ее способности противостоять растущей мощи германских вооруженных сил, о складывающихся военно-политических группировках на Европейском континенте, а также характеристик новых видов вооружений.

Александр Михайлович поступил учиться в Парижский радиотехнический институт, который давал возможность не только расширить общеобразовательную и специальную подготовку, но и обеспечить надежную легальную базу для разведывательной работы.

Примерно через год, выполнив поставленную задачу, Коротков вернулся в Москву. В 1937 году он выехал в загранкомандировку уже по «легальной» линии в Берлин под прикрытием стажера советского посольства. Работал там успешно, приобрел источника в одном важном объекте страны.

Летом 1938 года по указанию Центра разведчик прервал свою работу в Берлине и выехал для выполнения разведывательного задания во Францию. Эта поездка осуществлялась по нелегальному каналу с использованием иностранных документов. После выполнения задания в этом же году он вернулся в Москву.

Прошло десять лет с тех пор, как Александр Коротков впервые переступил порог здания ОГПУ на улице Дзержинского. Работа за рубежом многому научила, раскрыла такие его качества, как смелость, целеустремленность, решительность, добросовестность. И вот неожиданность…

1 января 1939 года А.М. Короткова уведомили о том, что он уволен из органов государственной безопасности. Этому решению предшествовала беседа у наркома внутренних дел Л. Берии.

Как свидетельствует один из ветеранов разведки, работавший в тот период в отделе вместе с Коротковым, к Берии была вызвана группа работников отдела. Берия начал с того, что стал у каждого спрашивать, кем тот работает, как идут дела, есть ли трудности. Одновременно задавал вопросы по биографии. Когда очередь дошла до Короткова, он спросил его, был ли тот за границей. Александр Михайлович стал подробно рассказывать, когда и в каких странах работал. Однако Берия прервал его и заявил:

— Раз был за границей, значит, тебя там завербовали.

Коротков побледнел и начал доказывать, что никто не сможет его завербовать, так как он патриот своей Родины и готов за нее отдать жизнь. Однако Берия повторил, что в разведке Коротков больше работать не будет. Присутствовавшие сотрудники пытались защитить своего коллегу, однако ничего не вышло.

Через пару дней появился приказ об увольнении А.М. Короткова из разведки. Однако комсомольцы отдела не согласились с принятым решением. Было проведено собрание, на котором постановили обратиться в партком наркомата за поддержкой. Делегация встретилась с секретарем парткома и высказала свое мнение о принятом решении и поставила вопрос о его пересмотре. Комсомольцы заявили, что ручаются за преданность своего коллеги и полностью доверяют ему.

Сам Александр Михайлович написал рапорт, в котором изложил свои соображения по поводу увольнения. В частности, он писал: «…Я считал, что шел на полезное дело, и ни минуты не колебался, подвергая себя риску поплатиться за это головой… Отчетливо понимаю необходимость профилактических мер, но… я не заслужил недоверия… Не вижу за собой поступков, могущих быть причиной отнятия у меня чести работать в органах. Оказаться в таком положении беспредельно тяжело и обидно».

Обращение в партком молодых сотрудников и рапорт Александра Михайловича сыграли свою роль. Коротков был восстановлен в должности, а вскоре направлен на работу за границу. Случай по тем временам редкий, но довольно красноречивый. Перед сплоченными действиями коллектива спасовал даже Берия. Во второй половине 1940 года Коротков прибыл в Германию в качестве заместителя резидента «легальной» резидентуры.

Одна из основных его задач состояла в том, чтобы проверить ценные источники резидентуры, встретиться с ними лично, понять и оценить положение, настроения и возможности каждого из них. Если у Короткова складывалось положительное впечатление от контакта, он договаривался о дальнейших встречах, на которые выходил сам или направлял кого-либо из молодых оперработников, недавно прибывших на пополнение резидентуры. Коротков навестил трех наших хороших друзей-помощников, которые давно уже не имели связи с Центром. Беседа с А.М. Коротковым вдохновила их и убедила, что они ведут борьбу против фашизма не в одиночку, на их стороне — Советский Союз и народы других стран.

Молодость и энергия помогли Короткову справиться с тем огромным объемом работы, который пришелся на его долю: по несколько встреч в день с агентурой, отчеты о состоявшихся беседах, подготовка телеграмм и оперативных писем в Москву и многое другое. В некоторых случаях приходилось выезжать на встречи с ценной агентурой за пределы Берлина. И, как всегда, Александр Михайлович тщательно готовился к каждому такому заданию.

Однажды возникла острая ситуация, которая поставила под вопрос дальнейшее пребывание Короткова в Берлине. Опытный агент Центра «Червонная» попала в засаду гестапо. Возникло опасение, что провалившийся агент может навести гестапо на след разведчика. Ему было приказано прекратить встречи с агентурой и срочно выехать в Москву для обстоятельного рассмотрения сложившейся обстановки. Пребывание в Центре было использовано для дополнительного инструктажа и уточнения линии дальнейшей работы. Заместитель начальника разведки хотел представить Короткова Берии, но последний не захотел его видеть. Видимо, прямые, смелые люди, оберегающие свое достоинство, были у наркома не в чести.

— Не будем надоедать Берии, — сказал комиссар госбезопасности. — Все, что нужно, ты уже знаешь. Инструкции с ним согласованы.

— Я их читал.

— Отлично. Теперь вот здесь, — заместитель начальника разведки указал на низ страницы, — поставь подпись. Видишь, под чем подписываешься? «Читал, усвоил и принял к исполнению».

— Понял.

— Когда собираешься выехать в Берлин?

— Сегодня уже не успею. Значит, завтра. Представляю, сколько там накопилось всяких дел.

По прибытии в Берлин Коротков встретился в числе первых с руководителем подпольной антифашистской группы Сопротивления «Корсиканцем» — Арвидом Харнаком, правительственным советником министерства экономики.

— Вопрос о выступлении Германии против СССР — дело решенное, — сообщил «Корсиканец», едва обменявшись приветствием и рукопожатием с Коротковым.

Информация о форсированной подготовке Германии к войне против СССР шла из Берлина в Центр непрерывным потоком, однако каким-либо заметным образом Москва на это не реагировала.

Обеспокоенный складывавшейся ситуацией, Александр Михайлович 20 марта 1941 года направил личное письмо на имя наркома государственной безопасности СССР Л.П. Берии.

Ниже приводится текст письма[13].

«Тов. Павлу[14] — лично.

В процессе работы с «Корсиканцем» от него получен ряд данных, говорящих о подготовке немцами военного выступления против Советского Союза на весну текущего года. Анализ этих сведений дает следующую картину.

В октябре 1940 года К. сообщил: «В ближайшее время предстоит военная оккупация немцами Румынии. Эта оккупация явится предварительным шагом против СССР, целью которой является отторжение от Советского Союза территории западнее линии Ленинград-Черное море, создание на ней полностью находящегося в немецких руках правительства. В остальной части Советского Союза должно быть образовано дружественное Германии правительство».

Эти сведения известны от одного из руководителей фирмы «Лей-зер» Т., входящего в группу «Корсиканца». Т. почерпнул их из разговора со своим другом, работающим в верховном командовании немецкой армии. Последний узнал об этом от своего начальника.

«Икс», работник комитета по четырехлетнему плану при Геринге, рассказал «Корсиканцу», что он получил задание подготовить расчеты об экономическом эффекте от оккупации советской территории немцами. При этом приводилось мнение начальника генерального штаба сухопутной армии Гальдера о неспособности Красной Армии оказать длительное сопротивление, о возможности оккупации Украины в чрезвычайно короткий срок при молниеносном ударе и взятии даже Баку.

Знакомый «Корсиканца», принц 3., имеющий связи в военных кругах, заявил ему, что подготовка удара против СССР стала очевидностью. Об этом свидетельствует расположение сконцентрированных на нашей границе немецких войск. Немцев очень интересует железная дорога Львов-Одесса, имеющая западноевропейскую колею. Другой подысточник «Корсиканца» Ц., знакомый с людьми из бюро Риббентропа и службы безопасности СС, ссылаясь на свой разговор с двумя фельдмаршалами, заявил, что Германия в мае выступит против СССР.

Руководитель статистического института, работающего по заданиям военного командования, Л., рассказал «Корсиканцу» также о готовящемся нападении на СССР.

От других лиц «Корсиканец» получал аналогичные данные. Например, немцы подготавливают карты расположения наших промышленных районов; лица, знающие русский язык, получили извещения, что в случае мобилизации они будут использованы в качестве переводчиков при военных трибуналах; двоюродный брат «Корсиканца» сообщил, что в процессе зондирования почвы об отношении к Гитлеру военного руководства также сложилось впечатление о подготовке войны против СССР. Состоялся разговор с уполномоченным «Форшунгсамта» (служба подслушивания Геринга). Он высказал личное мнение, что операции против Британских островов отсрочены, сначала последуют действия в районе Средиземного моря, затем против СССР и только потом против Англии. Как теперь сообщает «Корсиканец», царит общее мнение, что операции против Англии отложены…

Еще в прошлом году «Лесовод» получил данные от работника группы немецкого командования о том, что Германия начнет военные действия против СССР. Косвенные сведения поступали тогда же также от «Кузнецова» и «Брайтенбаха».

Далее Коротков просил наркома дать указание соответствующему отделу проанализировать всю имеющуюся по этому вопросу информацию и дать оценку развитию событий в Германии. О результатах анализа и решении руководства он просил сообщить в резидентуру телеграфом, подчеркнув, что время не терпит.

Однако ответ в резидентуру так и не пришел. Письмо Короткова не получило заслуживающей того оценки со стороны руководства НКВД и было списано в его личное дело.

В марте 1941 года Александр Михайлович по указанию Центра установил связь со «Старшиной», который входил в группу «Корсиканца». Это было сделано для проверки информации «Корсиканца». «Старшина» — Харро Шульце-Бойзен — оказался исключительно информированным человеком в военно-политических вопросах и убежденным противником нацизма. Он работал в 5-м отделе Института исследований, выполнявшего функции разведки в министерстве авиации.

Харро Шульце-Бойзен произвел хорошее впечатление на Александра Михайловича. Это был целеустремленный, решительный офицер, который пошел на контакт с советскими представителями по политическим убеждениям, понимая, что борьбу с фашизмом в одиночку не выиграть.

От «Старшины» было получено значительное количество материалов, подтверждавших ранее сообщенную информацию «Корсиканца» об активной подготовке Германии к войне против СССР.

На основе получаемой от «Корсиканца» и «Старшины» информации, а также используя материалы других источников, внешняя разведка регулярно информировала высшее руководство страны о нависшей над страной военной угрозе, ходе разработки планов военных действий и сроках немецкого наступления. Последние все более конкретизировались. Однако Кремль адекватной реакции не проявлял. В немалой степени этому способствовало то, что фашистские специальные службы осуществляли большую работу по дезинформации СССР с использованием агентуры и технических средств, чтобы ввести советское руководство и командование Красной Армии в заблуждение. К сожалению, это им удалось сделать.

Разведка, тем не менее, приняла ряд мер по подготовке агентурной сети в Германии к работе в условиях военного времени. В марте-апреле 1941 года в берлинскую резидентуру было направлено указание руководства внешней разведки об организации прямой радиосвязи ценной агентуры с Центром. В этом указании, в частности, говорилось: «Создавшаяся обстановка требует принятия срочных мер по переводу основной, наиболее ценной агентуры на прямую связь с нами, т. е. создания нескольких нелегальных резидентур, могущих осуществлять связь с Москвой по радио».

Однако времени на создание нелегальных звеньев внешней разведки, обучение ее персонала работе на рации, закрепление этих навыков не хватило.

2 июля 1941 года А.М. Коротков вместе с интернированным составом посольства покинул Германию. В турецком городе Эдирне советские сотрудники были переданы немцами представителям турецких властей и сотрудникам советского посольства в Турции. Через несколько дней Александр Михайлович Коротков был уже в Москве.

В августе 1941 года Коротков был назначен заместителем начальника немецкого отдела ГУГБ НКВД. В ноябре он уже стал начальником отдела, на который во время войны было возложено ведение разведывательной работы на территории Германии, Польши, Чехословакии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Югославии, Греции.

Положение Короткова как начальника отдела было чрезвычайно сложным. Связь со многими источниками в Германии была с началом войны потеряна. Война с Германией сделала невозможным пребывание «легальных» резидентур в тех странах, которые выступили союзниками Гитлера против СССР (кроме Болгарии). В результате репрессий 1937–1938 годов из Германии и других европейских стран были отозваны разведчики-нелегалы. Многие из них были репрессированы.

А.М. Короткову приходилось прилагать в этих условиях огромные усилия, чтобы по сути дела воссоздать агентурный и нелегальный аппарат, решать возникающие сложные задачи, налаживать взаимодействие с соответствующими подразделениями НКВД, а в некоторых необходимых случаях и с Разведупром РККА. Он лично участвовал в подборе людей, особенно если речь шла о важных операциях, контролировал их подготовку, проводил отдельные занятия, отдавал распоряжения по обеспечению курсантов соответствующими документами, а затем обеспечивал их заброску в тыл противника. Все это делалось в сжатые сроки, которые сейчас кажутся фантастическими.

Немало агентурных групп, подготовленных под руководством Александра Михайловича, успешно выполняли задания в тылу противника.

Для переброски разведчиков в Германию и соседние с нею страны использовался также метод внедрения агентуры в среду трудоспособного населения, вывозившегося в Германию из оккупированных советских территорий. Для этого через возможности действовавших в тылу противника оперативно-разведывательных отрядов подбирались надежные люди, имевшие ходовые рабочие специальности, проходили в отрядах короткую спецподготовку, а затем вербовались на работы в Германию.

Ряд мероприятий по переброске и документированию нелегалов осуществлялся в контакте с английскими спецслужбами. Подготовленные в возглавляемом А.М. Коротковым отделе нелегалы стали прибывать в Англию в начале 1942 года. Здесь их размещали на конспиративных квартирах, обеспечивали соответствующей экипировкой, документами и затем перебрасывали на территорию Германии и в оккупированные ею европейские страны. За время войны на вражескую территорию было заброшено таким путем около двадцати разведчиков. Однако следует отметить, что, несмотря на огромную работу по задействованию этого контингента, положительных результатов получено не было. Заброшенные в тыл противника разведчики бесследно исчезли, установить их судьбу не удалось.

Коротков часто бывал на фронте, где на месте решал острые оперативные задачи.

После освобождения Румынии, Польши и Югославии Коротков выезжал в эти страны для того, чтобы на месте детально разобраться в складывающейся военно-политической обстановке и организовать постоянное информационное освещение непростой политической ситуации в этих государствах.

К концу войны на территории Германии уже действовало несколько оперативных групп, которые снабжали информацией руководство страны и командование Красной Армии. По завершении войны оперативные группы, действовавшие на территории Германии, были объединены. В результате создалась первая послевоенная резидентура внешней разведки под прикрытием Аппарата политического советника при Главнокомандующем советской военной администрации в Германии. Первым резидентом берлинской резидентуры в октябре 1945 года был назначен Александр Михайлович Коротков.

Вот как иногда случается в жизни. Здесь, в Берлине, в должности заместителя резидента Александр Михайлович встретил тревожные дни начала войны 1941 года. Он твердо верил тогда, что мы победим, но и понимал, что впереди тяжелые, кровопролитные годы борьбы. Теперь, после победы, он снова в Берлине и в той же резидентуре, но уже в качестве ее резидента. Смешанные чувства одолевали его. С одной стороны, радость победы, а с другой — тяжелый груз на сердце, горечь утрат боевых друзей, неизвестность судьбы многих, кого знал и кто выполнял боевые задания за линией фронта. А сколько тревог пришлось пережить Короткову, когда заброшенный в тыл противника разведчик долго не выходил на связь. Немало было случаев, когда эти храбрые ребята так и не дали о себе знать.

По официальной должности прикрытия Александр Михайлович был заместителем политсоветника. Положение позволяло ему часто общаться с маршалом Г. К. Жуковым. Маршал почти всегда принимал вне очереди полковника Короткова, хотя в приемной постоянно было много посетителей, поскольку был уверен, что услышит от Александра Михайловича важные новости, которые он ежедневно докладывал Главнокомандующему. Информация действительно была исключительно важной, а иногда и весьма срочной.

Жуков с уважением относился к Короткову за его аккуратность, подтянутость, осведомленность, надежность и достоверность поступавшей от него информации. Порой данные поступали из таких сфер, что однажды маршал не удержался и спросил:

— Как же вам удалось забраться туда?

— А что делать, товарищ маршал, — с нарочитой серьезностью отвечал Александр Михайлович, — волка ноги кормят.

Жуков усмехнулся и сказал:

— Это правильно, волка кормят ноги, но разведчику, как я понимаю, к ногам нужна еще и хорошая голова. Верно говорю?

— Совершенно справедливо, товарищ маршал.

И оба рассмеялись.

Александр Михайлович проработал в Берлине до конца 1946 года. За это время была налажена работа резидентуры, развернута активная деятельность на территории советской и западных оккупационных зон. Были восстановлены связи с некоторыми источниками довоенного периода, приобретено значительное число новых.

Резидентура провела ряд ответственных операций по поиску и изъятию секретных документов гитлеровских спецслужб, технической документации КБ и заводов, занимавшихся разработкой и выпуском новейших образцов оружия, получению образцов новой техники и информации о современных технологиях.

По возвращении в Москву Коротков был назначен начальником одного из подразделений внешней разведки. Большое внимание он уделял организации разведывательной работы с нелегальных позиций. Война показала, насколько важно иметь надежную сеть нелегалов. Александр Михайлович спешил претворить бесценный опыт в жизнь. В этот период все отчетливее стали проявляться признаки развертывания холодной войны. В руки разведки стали попадать документы, которые свидетельствовали о наличии на Западе планов прямого военного нападения на Советский Союз.

Александр Михайлович отчетливо понимал, что в период военных действий или крупномасштабных кризисных ситуаций разведывательную работу эффективно вести можно только с нелегальных позиций. В этот период был сделан значительный шаг и в плане теоретических разработок, и на путях более широкого практического применения нелегальных форм работы. Заслуга А.М. Короткова в этом огромна.

Летом 1957 года генерал-майор Коротков был назначен уполномоченным КГБ при СМ СССР по координации и связи с МГБ и МВД ГДР. На его плечи легло руководство самым крупным подразделением советской разведки за границей, ориентированным на ведение активной разведывательной работы по НАТО. Помимо этого, аппарат осуществлял сотрудничество с органами безопасности ГДР, оказывал непосредственную помощь советским военным разведывательным службам, действовавшим с территории ГДР.

Способный организатор, творчески мыслящий руководитель, Коротков провел большую работу по структурному совершенствованию аппарата, повышению эффективности его работы, укреплению кадрового состава.

Александр Михайлович исключительно добросовестно относился к выполнению своего служебного долга, никогда не считался со временем, нередко лично участвовал в острых оперативно-разведывательных мероприятиях.

Весьма интересно рассказывал о стиле его работы один из руководителей нелегальной разведки Николай Алексеевич Корзников, длительное время работавший с ним вместе.

«При разработке важных операций, — говорил Корзников, — Коротков обязательно приглашал к себе непосредственных исполнителей. Бывало, он закрывался на полдня с ними в своем кабинете и в деталях прорабатывал предстоящее мероприятие. Их можно было застать без пиджаков, с засученными рукавами, ползающими по картам на полу».

Он старался передать свой опыт, знания непосредственно исполнителям. В то же время он с готовностью подхватывал их свежие мысли, а иногда и неординарные подходы к решению сложных разведывательных задач.

Коротков был доступен рядовым сотрудникам, регулярно общался с ними. Вместе с тем он был весьма требовательным начальником, иногда даже жестким, особенно по отношению к тем, кто старался работать вполсилы, ленился, был неискренним. С сотрудниками, работавшими творчески и добросовестно, он всегда общался как с товарищами, был внимателен к их делам, служебным и личным.

В конце июня 1961 года Александр Михайлович прибыл в Москву на совещание руководящих работников КГБ. Одновременно он побывал в ряде правительственных учреждений для решения текущих задач работы берлинского аппарата. Утром 27 июня он посетил отдел ЦК на Старой площади. Вышел оттуда хмурый, недовольный беседой. Видимо, не во всем нашел взаимопонимание. От здания ЦК до площади Дзержинского прошел пешком, хотел немного развеяться. Здесь сел в машину и отправился на стадион «Динамо». Он еще утром созвонился с Иваном Александровичем Серовым, бывшим председателем КГБ, и договорился поиграть с ним в теннис.

Спорт, езда на автомобиле, игра в теннис или шахматы всегда помогали А.М. Короткову сохранять душевное равновесие и успокаиваться после частых волнений. Он рассчитывал, что и на этот раз игра поможет ему вернуть бодрость, поднимет настроение. Во время игры он нагнулся за мячом — и острая боль пронзила сердце. Коротков потерял сознание. Через несколько минут его сердце перестало биться.

Один из сотрудников, близко знавших Короткова, услышав о случившемся несчастье, сказал: «Разведка потеряла одного из своих наиболее талантливых и неординарных профессионалов».

Боевой путь Александра Михайловича Короткова отмечен многими государственными наградами: орденом Ленина, шестью орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны I степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности». Он был также награжден и иностранными орденами. В 1946 году правительство Югославии наградило его орденом «Партизанская звезда I степени», а в 1958 году правительство ГДР — орденом «За заслуги перед Отечеством» в золоте.