Ботнический залив был ещё скован льдом.
Ботнический залив был ещё скован льдом.
Сообщение некоторых финских портов со Швецией еще поддерживалось ледоколами, но мне посоветовали избрать путь по сухопутью через Торнео и Хапаранду. В Торнео пришлось ждать несколько часов, и я использовал это время, чтобы осмотреть гигантские штабеля грузов, прибывших из Швеции и ожидавших дальнейшей отправки в Россию. Здесь были машины и машинные части, заказанные ещё до войны для вновь строившихся военных судов в Петербурге и Ревеле, боевые припасы и взрывчатые вещества для армии, сапоги и запасы обмундирования, доставленные ещё к началу войны через Швецию из Соединенных Штатов, и многое другое. Доставка военного снаряжения через Швецию становилась с каждым месяцем затруднительнее и в ближайшем будущем должна была, по всей вероятности, совершенно прекратиться. Рассказывали о новом грузовом пути с Мурманского берега через тундру, устройство которого сопряжено было, однако, с громадными трудностями, так как перевозка была бы возможна только на санях, лошадях и оленях. Сюда дошли также слухи о Мурманской железной дороге. Она должна была пройти через Архангельск и Сороки и в значительной степени облегчить транспорт военных грузов. Но при этом у всех царила уверенность, что Англия своим могущественным флотом разобьет противника и откроет морской путь через Зунд в Балтийское море.
Должен сознаться, что, несмотря на весь скептицизм, утвердившийся во мне после изучения истории и военно-морской стратегии, я все же в глубине души таил надежду лично принять участие в грандиозных морских операциях, которые должны были предшествовать осуществлению этого плана. Для меня было вполне ясно, что такая операция связана с небывалым риском. Однако Паркер и Нельсон со своими эскадрами парусных кораблей не пугались трудностей, хотя в то время они были, по меньшей мере, столь же велики, как и теперь. Слепая вера в безграничные возможности величайшего в мире флота, столь обычная у всех морских офицеров, рисовала мне соблазнительные перспективы в недалёком будущем.
В Бергене я сел на пароход, благополучно доставивший меня в Гулль, откуда на следующий день, 15 апреля, я прибыл в Лондон. Здесь пришлось прожить несколько дней в ожидании разрешения следовать на флот. Я знал столицу Англии по прежним моим посещениям и вынес теперь впечатление, что война не наложила особенного отпечатка на внешний облик города. Правда, улицы кишели солдатами, и повсюду господствовал цвет «хакки», но к этому уже всюду успели привыкнуть.
В Адмиралтействе меня встретили очень любезно, и я тотчас же был принят первым лордом. Черчилль подробно расспрашивал о состоянии русского Балтийского флота, его опорных пунктах, угле, нефти, запасах боевого снаряжения, о возможности наступательных операций, а также о зимнем сообщении с Ревелем, Ригой и другими портами. Со своей стороны я указал на то, как важно было бы для союзников иметь чувство непосредственной связи друг с другом и упомянул о необходимости единого фронта на море, т. к. Россия не в силах вынести тяжесть длительной войны и только при этом условии она в состоянии была бы сохранить свою военную и экономическую боеспособность. Мои слова затронули, по-видимому, больное место. Сверкающие глаза первого лорда Адмиралтейства стала пронзительны, как остро отточенные кинжалы, и он заговорил об Антверпенской операции, сильно охладившей пыл союзников к наступательным действиям. Я возразил, что предприятие это не было в достаточной мере подготовлено и было осуществлено лишь в последнюю минуту, когда немцы были уже наготове вторгнуться в Антверпен. При этом я вновь подчеркнул, что Россия в её теперешнем положении представляет собой блокированную страну и ей, вследствие недостатка в военном снаряжении, грозит скорое поражение. Черчилль перевел разговор на Мурманскую дорогу, Владивосток и Дарданеллы. У меня составилось впечатление, что первый лорд отлично сам сознает недостаточность перечисленных путей сообщения, и я удовлетворился тем, что окончательно укрепил его в этом мнении.
Через несколько дней после этой беседы мне прислали уведомление, что я могу отбыть на Гранд Флит, где получу назначение на линейный корабль «Hercules», находившийся в это время в гавани Инвергордона.
Адмирал сэр Льюис Клинтон-Бейкер