Настроение в Лондоне.

Настроение в Лондоне.

Общественное настроение в Лондоне в печати, парламенте и различных кругах населения – показалось мне на этот раз тревожнее, чем раньше. Истинный размер потерь в тоннаже торгового флота в минувшее лето, несмотря на все умалчивания правительства, стал более или менее известен и внушал опасения за будущее. Обычная сдержанность англичан не помешала распространению слухов о недостаточности имеющегося тоннажа. В торговых кругах к тому же составилось мнение, что система конвоев невыгодна для страны; она понижает интенсивность торгового судоходства, не являясь в то же время достаточной защитой. В Адмиралтействе меня, наоборот, определенно уверили, что подводная опасность уже не считается столь угрожающей, как полгода тому назад. Опыт показал, что и ее можно осилить, в особенности теперь, когда, благодаря неисчерпаемым запасам и мощной организаторской энергии Соединенных Штатов, можно было быстро изготовлять необходимые средства. По- видимому, страх перед недостатком тоннажа был лишь запоздалым отзвуком тех опасений, которые причиняли столько забот Адмиралтейству несколько месяцев тому назад.

Но и помимо подводной опасности Англия имела основание нервничать. Положение на сухопутном фронте было далеко не блестящее. Насколько отсюда можно было судить, Россия совершенно выходила из борьбы и всецело отдалась разрешению внутренних политических вопросов. С того момента, как замолк гром орудий на Восточном фронте, немцы начали перебрасывать войска на Западный фронт. Итальянская армия незадолго до этого потерпела на юге полнейший разгром: немцы захватили 2 ООО орудий и взяли в плен 200 ООО солдат, если верить сведениям английских газет. Все это было мало утешительно. К этому присоединялись еще беспрерывные воздушные налеты противника. То знаменитые цеппелины, то исполинские самолеты нападали на Англию. Их запас бомб был невелик, и они причиняли гораздо меньше вреда, чем подводные лодки, но производили впечатление на массы и вызывали панические настроения.

Первым следствием паники было то, что плутократия Лондона переселилась из столицы в окрестные города на Темзе – Ричмонд, Хамптон и Майденхэд, которые вскоре оказались переполненными. Благодаря этому переселению, квартирная плата в окрестностях Лондона возросла во много раз, а утренние поезда не могли вместить всех едущих в Сити, центр торговой жизни Лондона. Газеты подняли тревогу и старались усовестить беглецов, обвиняя их в недостатке общественной солидарности и любви к отечеству; газетная кампания отчасти возымела свое действие. Благотворное влияние печати сказывалось и в других отношениях, в особенности в связи с воздушными налетами. После первых же жертв газеты взяли на себя страхование жизни, здоровья и имущества от воздушных бомбардировок. Учитывая, с одной стороны, всеобщую нервность, которая позволяла рассчитывать на большее число клиентов, а, с другой стороны, сравнительно незначительный процент несчастных случаев, газеты установили заманчиво ничтожные страховые премии. Достаточно было предъявить подписную квитанцию лондонской газеты за предыдущий месяц или даже за предыдущие 8 дней, чтобы иметь право на полное возмещение материальных потерь от бомб, стоимости лечения или получить определенную страховую сумму в случае смерти родственников. Все газеты усиленно конкурировали на этом поприще.

Нельзя, однако, сказать, чтобы пресса всегда поддерживала общественную нравственность. Наиболее воинственно настроенные органы печати, газеты лорда Нортклиффа8*, которого впоследствии назначили министром пропаганды, нанесли сильный ущерб общественной морали Англии. Они слишком часто взывали к низменным инстинктам масс, раздували ненависть к врагу, призывали к жестокости и подозрительности и старались в каждом гражданине воспитать сыскного агента, шпиона и доносчика. Широкие общественные круги не оказывали должного сопротивления этой кампании, и газеты вскоре потеряли всякую меру сдержанности, необходимую для печати, как фактора общественной жизни.