Налеты цеппелинов

В первых числах мая 1915 г. было взорвано американское нефтеналивное судно «Гульф-Лайт» и убит его капитан. Тело его было оставлено на Сорлингских островах. В этот момент американцы еще не склонялись на сторону ни одной из воюющих стран. Один из моих друзей высказал предположение, что, если бы в Соединенные Штаты отправили набальзамированное тело капитана, эта мера произвела бы там сильное впечатление. Поскольку жертвами нападений подводных лодок на безоружные торговые суда были только англичане, широкие массы в Америке не сознавали покуда всего ужаса подводной войны.

Ко мне обратились с просьбой отыскать опытного бальзамировщика, который согласился бы поехать на Сорлингские острова. Но 7 мая 1915 г., как раз в тот день, когда я отдал последние распоряжения, касавшиеся отъезда бальзамировщика на означенные острова, я получил в три часа пополудни известие о гибели «Лузитании», в сравнении с чем инцидент с судном «Гульф-Лайт» представлялся незначительным. Из всех совершенных германцами ошибок потопление «Лузитании» было самой крупной. Оно нанесло жестокий удар германским симпатиям в Америке и побудило всех коренных американцев встать на сторону союзников. Я не хотел верить рассказам, что германцы отчеканили медаль в память этого злодеяния, до той минуты, когда мне передали в собственные руки экземпляр этой медали. С этого момента всех проживающих в Англии лиц с немецкими фамилиями стали обвинять в том, что они в кругу своих знакомых всегда произносили тосты и поздравляли друг друга с успехом потопления «Лузитании».

В моей памяти с полной ясностью сохранилось воспоминание о первом налете цеппелинов на Лондон 31 мая 1915 г. В этот день я был приглашен на обед к г-ну Маккенну, у которого я должен был познакомиться с новым министром внутренних дел и новым лордом-канцлером, а также встретиться с начальником полиции, сэром Эдуардом Генри, и некоторыми другими высшими должностными лицами.

После обеда я обсуждал с сэром Джоном Саймоном сильно занимавший нас в то время вопрос об исключении из британского подданства бывших иностранцев, считавшихся враждебными нашей стране, против которых, однако, не имелось достаточных улик для обвинения их в шпионаже. Наш разговор был внезапно прерван самым драматическим образом. Хозяин наш вдруг отворил дверь из комнаты, в которую он вошел поговорить по телефону, и крикнул: «Цеппелины!». Ему сообщили из адмиралтейства о появлении цеппелинов, летевших над Темзой вниз по течению. Первая мысль нашей хозяйки была о ее маленьких детях, спавших в верхнем этаже. Надо ли было опустить их вниз? Все приглашенные бросились в комнату, где находился телефон, и окружили аппарат. По меткому замечанию одного из присутствующих, можно было подумать, что находишься на представлении второго действия какой-то мелодрамы. Секретарь, невозмутимо сидевший у телефона, позвонил в Скотланд-ярд и передал трубку сэру Эдуарду Генри, который совершенно спокойно произнес: «Бомбы упали в Уайтчепеле, четыре или пять убитых, несколько раненых. Теперь они направляются к северу, бросают бомбы на Сток Ньютон».

— Пожары есть?

— Да, несколько.

— Благодарю.

И он положил трубку на место. Тут уж некогда было соблюдать все правила вежливости по отношению к гостям. Хозяйка наша и один из приглашенных бегом бросились наверх в детскую, а мы поспешили отправиться в Скотланд-ярд, где надеялись получить подробные сведения по центральному телефону. Позже вечером я проходил по парку, направляясь восвояси. Ночь была тихая, светлая, и не было никаких признаков налета цеппелинов. Но Лондон такой огромный город, что в половине двенадцатого полицейский участок в Кенсингтоне еще не был осведомлен о налете. Утром на другой день я узнал, что никто не видел там дирижаблей. В общей сложности были найдены 92 бомбы, из них 30 большой силы. Бомбы были небольшого размера, и все снабжены трубкой с винтом. Кусок материи, похожей на верхнюю часть чулка, был привязан к каждой из них. Много бомб мелкого калибра совсем не взорвалось, но двумя из них убило несколько детей. Бомб крупного калибра было найдено три. Одна пробуравила огромную дыру на Кинслэнд-роуд, другую нашли совершенно целой в саду, в яме, глубиной в 8 футов, и, наконец, третья, пролетев через крышу и пол конюшни, зарылась в землю на глубине 7 футов. Эта бомба весила 150 фунтов и имела 36 дюймов в окружности. Она причинила бы страшные повреждения, если бы взорвалась. Выяснилось, что цеппелин, пролетев по линии железной дороги Грэйти-Истерн до вокзала в Бишонсгэт, где он сбросил бомбу, проследовал дальше по всей железнодорожной ветке по направлению к Уэлтомскому аббатству. Уже спустя долгое время узнали, что это был дирижабль «Л-3-38». Через несколько дней после его возвращения в ангар около Брюсселя он был уничтожен английским летчиком. Дирижабль этот мог подняться на высоту 10 тыс. футов, имея на себе груз в полторы тонны бомб. Со времени первого налета полиции пришлось заняться организацией убежищ — задача нелегкая в таком городе, как Лондон, тем более, что маленькие дома на окраине восточной части города не имеют подвалов, а вместе с тем они первыми всегда подвергались налетам цеппелинов.

Устройство убежищ в домах с недостаточно прочными крышами не только не уменьшает, но может даже усугубить опасность. Это и случилось в Дюнкирхене, где снарядом большого калибра, пущенным с расстояния 25 миль, был разрушен дом, в подвале которого укрывалось множество людей. Вообще дюнкирхенские подвалы домов были защищены всего только тонкими кирпичными сводами, которые не могли выдержать удара бомбы даже самого малого калибра. Спасательные отряды геройски работали до поздней ночи, чтобы откопать несчастных, погребенных под обломками дома, но когда удалось до них добраться, их застали уже мертвыми, задохнувшимися под развалинами дома.

Производя свои налеты на Лондон, немцы преследовали цель создать панику, вынудить своих противников просить мира и поднять дух своего собственного населения.

Если эти налеты не внесли паники, все же они причинили много страданий, в чем можно было удостовериться, посетив любую станцию метро в Ист-Энде в одну из ночей воздушных налетов. На этих станциях лестницы были битком забиты заспанными детьми, на платформах люди теснились такой густой толпой, что негде было яблоку упасть. «Сколько из этих детей будет потом страдать от последствий ночных потрясений!» — думал я.

Тем, кто хорошо понимал, что несут с собой эти воздушные налеты, было тяжело слышать из уст маленьких: «Папа, правда сегодня вечером опять будет налет?».

Как будет рассказано ниже, командиры цеппелинов не скупились на хвастливые измышления мнимых славных подвигов в передаваемых ими на родину сообщениях по радио. Они не подозревали, что мы читаем эти шифрованные радиограммы, преувеличенные, не соответствующие действительности сведения, невольно вызывавшие у нас улыбку.

Налеты цеппелинов как-то сразу прекратились после уничтожения дирижабля в Кэфли, аварии которого я был свидетелем, наблюдая за ним из окна в Скотланд-ярде. Это был первый случай использования самолетом-истребителем новых трассирующих бомб. Огромный корпус дирижабля был едва виден в лучах прожекторов, как вдруг внезапно вспыхнувший розоватый свет на одном конце дирижабля стал быстро распространяться, окутав мгновенно пламенем всю огромную оболочку; аппарат полетел вниз к земле, оторвавшаяся гондола падала с еще большей быстротой. Я отправился на место катастрофы и увидел поле, усеянное металлическими обломками. Головы жертв оставили на земле отпечатки глубиной в три сантиметра.

В связи с этим налетом произошел инцидент, который так и не удалось выяснить. При приближении гондолы к земле экипаж дирижабля порвал все бывшие у него бумаги и выкинул клочки их за борт. Бумаг было так много, что все поле, казалось, было покрыто снежным ковром. Как только распространилось известие о катастрофе, толпы любопытных бросились к месту аварии. Между клочками бумаг, подобранных служащими министерства воздушных сил, с тем чтобы их потом подклеить и расшифровать, были найдены фамилия и адрес одной бельгийки. Я вызвал ее к себе и узнал, что она проживала по этому адресу не более десяти дней. Она созналась, что имела обыкновение давать свой адрес мужчинам, которых встречала на улице. Этот адрес, давность которого не превышала десяти дней, обнаруженный среди документов германского цеппелина, нас сильно озадачил и мог служить указанием на пребывание германского офицера в Лондоне за несколько дней до налета. Мне, однако, казалось, что обстоятельство это объяснялось гораздо проще. Среди зрителей, сотни которых собрались поглазеть на обломки дирижабля, мог находиться человек, который принес с собой адрес и уронил его на поле, где он и остался среди клочков бумаги.

По мнению генерала фон Гепнера, не уничтожение дирижабля в Кэфли положило конец воздушным налетам, а бомбардировка союзниками ангара цеппелинов, заставившая германцев перенести свои базы на берега Рейна. Расстояние, которое им приходилось тогда покрывать, было слишком велико даже для новейшего типа дирижабля. По его словам, налеты, имевшие место в зимние ночи 1917/1918 гг., стремились лишь удалить наших летчиков с западного фронта.

В январе 1915 г. немцы выпустили фильм, предназначавшийся для нейтральных стран. Американец, собиравшийся увезти этот фильм в США, согласился продемонстрировать его перед высшими чиновниками и дипломатами в театре «Амбассадор» в Лондоне. Фильм этот отражал обычное невежество немцев во всем, что касается психологии других народов. Но в некоторых своих частях он не был «подстроен» и был довольно правдив. Там показывали кайзера, расположившегося вместе со своим штабом на краю дороги и наблюдавшего за дефилировавшими перед ним отборными частями германских войск: движения его были нервны и порывисты, волосы совсем поседели, на отвислые щеки легли глубокие тени. В известный момент его, наверное, попросили повернуться лицом и посмотреть в сторону объектива; он исполнил это как-то деревянно, с самым серьезным видом, прежде чем сесть в автомобиль, который его увез. Были там и кадры, представлявшие инженерные части, которые спешно производили саперные работы, а также смотры войск в присутствии саксонского и баварского королей; затем гигантский памятник, сооруженный в честь Гинденбурга в Берлине; дипломатический прием в Турции, с Энвер-пашой, сидящим в палатке и принимающим балканских дипломатов — на первом плане. Показывалась также лента в несколько метров, изображавшая маневры датских армий и флота, с целью создать впечатление, что Дания была на стороне Германии и даже собиралась провести у себя мобилизацию. Затем шли уже «инсценированные» кадры. Они показывали кадры, изображающие германских солдат, раздающих пищу целой орде бельгийских и французских детей, с надписью: «Варвары кормят голодающих». На картине были выстроены в несколько рядов колоссального роста солдаты-немцы, улыбавшиеся во весь рот. Надпись к картине гласила: «Так ли выглядят варвары?», на что можно было возразить, что ни один варвар, наверное, никогда не был таким уродом. Кроме того, показывали английских пленных, приятно улыбавшихся на работе, выполняемой ими для немцев под контролем свирепо глядевших на них прусских солдат. Это был фильм, весь насыщенный пропагандой.