Гаген и другие

Самым любопытным из всех посланных в Англию немецких шпионов был Альфред Гаген, молодой норвежец, арестованный 27 мая 1917 г. Мы были информированы о его приезде германским «радио» прежде, чем он успел высадиться на берег, и с этого момента фамилия его фигурирует в списке работавших для Германии агентов. Нам были известны также некоторые подробности его прошлого. Это был один из тех молодых людей, которые пишут романы, рисуют футуристические картины, сочиняют необыкновенные стихи и великолепные очерки в прозе для передовых журналов и которые все же ничего не достигают. В начале войны он отправился в Америку в надежде продать там свои картины и вернулся оттуда без гроша денег в 1916 г.

Осенью 1916 г. он прилагал огромные усилия, чтобы продать некоторые из своих картин в Норвегии, и встретился в это время с немецким художником Лавенделем и работником германской разведки Гартнером. Гаген сообщил новым друзьям о своих затруднениях, и они в шутку посоветовали ему заняться шпионажем в Англии, если он хочет зарабатывать деньги легким способом. В тот момент он отклонил это предложение, но впоследствии, когда Гартнер убедил его, что он ничем не рискует и не возбудит никакого подозрения, если поедет в Англию в качестве корреспондента норвежской газеты, он согласился. Гаген обратился к издателю одной ежедневной норвежской газеты, предложив ему услуги в качестве специального корреспондента в Англии и назначил такое скромное вознаграждение, что издатель согласился на его условия. Он высадился в Англии 10 октября 1916 г. и пробыл там несколько недель, не возбуждая подозрений. Написав несколько статей для норвежской газеты, Гаген вернулся в Норвегию. Там немецкий агент вступил с ним в переговоры. Гаген опять был без денег и потому не мог отказаться совершить еще одно путешествие, но на этот раз уже в качестве активного шпиона. Я был занят расшифровкой радиотелеграммы в комнате «40 О.Б», когда ко мне обратился начальник морской разведки с просьбой арестовать Гагена, как только он высадится на берег, чтобы помешать ему приступить к своей работе, но я ответил, что если документы его будут в порядке, то придется либо отказать ему в разрешении высадиться, либо допустить его свободно на берег, чтобы можно было выследить его. Из этих двух мер я предпочитал последнюю.

Документы Гагена были в полном порядке, и в его багаже не обнаружили ничего подозрительного. Один из моих сотрудников незаметно следовал за ним до самого Лондона и установил, что он остановился в семейном пансионе на Тависток-сквере. Это было 13 апреля 1917 г. Гаген написал две или три статьи для своей газеты, но редко выходил из дома. Вскоре он возбудил к себе подозрение других жильцов. Один итальянский профессор, пытавшийся завязать с ним разговор, нашел его настолько мрачным и замкнутым, что уверился: у этого человека что-то на совести, и тут же заподозрил в нем немецкого шпиона. Однажды утром Гаген получил повестку, объявлявшую о зачислении его в английскую армию (сообщение, которое непременно порадовало бы активного шпиона, так как это давало ему возможность собирать весьма полезные для неприятеля сведения). Повестка эта, разумеется, была адресована ему по ошибке, но она ввергла Гагена в страшную тревогу, не ускользнувшую от наблюдательных глаз итальянского профессора. Гаген отправился в ближайший участок по рекрутскому набору, и там исправили эту ошибку. После этого инцидента он стал еще мрачнее и нервнее, и итальянец, уверенный, что худшие его подозрения подтвердились, донес о нем как о немецком шпионе.

Такие доносы поступали к нам каждую неделю сотнями, и мы их направляли через отдел контршпионажа в военное министерство. Документы Гагена были подвергнуты тщательному осмотру, и так как в них не было обнаружено ничего подозрительного, был произведен обыск в его комнате в его отсутствии, причем были приняты все меры, чтобы обыск этот не оставил после себя никаких следов. На его туалетном столе нашли пузырек, на ярлычке которого было написано «полоскание». Отлили небольшое количество этой жидкости и, подвергнув ее анализу, установили, что это были чернила, которые могли служить для тайнописи. В кармане одного из его костюмов нашли также вату, которая нужна была при употреблении этих чернил.

24 мая Гаген был арестован, и его привели ко мне на допрос. Это был небольшого роста молодой блондин, ничем не примечательной наружности, со сдержанными манерами и очень замедленной речью. Прежде всего я спросил его об его прошлом; его бесцветные глаза наполнились слезами, когда он стал рассказывать мне о своих несчастьях. Затем я спросил его, сколько он заработал на своих статьях. Он уверял, что получил всего шесть фунтов со времени своего приезда, месяц назад, и что этого не хватало даже для уплаты за комнату. Я стал тогда убеждать его открыть мне источник его дохода, он растерялся и сознался во всем. Ему было поручено узнать все подробности относительно нелегального пользования наших кораблей-госпиталей для перевозки войск, как это уверяли немцы. Но так как он почти не выходил из дома, то не мог ничего сообщить об этом. Он подтвердил, что испрашивал разрешения отправиться на западный фронт в качестве представителя газеты нейтральной страны. По окончании его исповеди мы получили полное подтверждение того, что наши усилия прекратить деятельность шпионов не были тщетными, раз немцы не могли найти себе других, более искусных и опытных сотрудников.

Гагена судили 27 августа 1917 г. и приговорили к повешению, но высшая мера наказания была ему заменена пожизненной каторгой.

В первые месяцы 1917 г. в области шпионажа наступило некоторое затишье, хотя большое количество подозрительных лиц было арестовано и выслано. Настоящий шпионаж проник в Англию только в сентябре того же года. В данном случае интерес представляет признание самого шпиона. Бразильский метис П. приехал в один прекрасный день в Гревсэнд из Флиссингена. Когда особые чиновники подвергли его допросу, он настолько растерялся, что немедленно во всем сознался.

По его словам, он находился в Париже с 1913 г. в качестве корреспондента какой-то газеты, когда ему предложили место атташе при бразильском консульстве. Однако в 1916 г. его должность была упразднена, и он вместе с женой очутились в Амстердаме без гроша. Как-то раз, сидя в кафе, он вступил в разговор с незнакомцем, которому рассказал о своих денежных затруднениях. На другое утро незнакомец этот, назвавшийся Лебедем, который, как мы узнали впоследствии, был вербовщиком шпионов, сильно заинтересовался предстоящим отъездом П. в Бразилию. Он спросил его, каким образом он собирается туда попасть, так как в этот момент ни один голландский пароход не отходил в Южную Америку Когда П. сказал ему, что он проедет через Соединенные Штаты, Лебель стал его отговаривать, утверждая, что он мог бы заработать гораздо больше денег, оставаясь в Европе. Пусть он зайдет на следующий день в то же кафе, — Лебель укажет ему путь, как разбогатеть.

На следующий день они снова встретились. Лебель познакомил П. с каким-то худым человеком, со слащавыми манерами, носившим лорнетку и постоянно потиравшим руки. Он назвал себя Леви и сказал, что он также бразилец. П. заговорил с ним по-португальски и тотчас же убедился, что имеет дело не с соотечественником. Однако Леви стал его уверять, что он родился в Рио-Гранде Досуль, но, сообразив, что его португальское произношение выдаст его, сказал, не смущаясь, что перешел в бразильское подданство. П. засыпал его разными вопросами и дал ему понять, что не верит, чтобы Леви когда-либо был в Бразилии. Но господин Леви нисколько не смутился и ответил, смеясь:

— Вы очень умны. Вы как раз такой человек, которого я ищу.

Тут же он заявил, что он швейцарец и что ему необходимо добыть бразильский паспорт, чтобы поехать в Англию, и что он дорого заплатит тому, кто ему достанет такой паспорт. При этом Леви добавил:

— Я могу вам указать способ заработать тысячу фунтов. Хотите заняться моими делами в Англии и во Франции?

— Но я же ничего не знаю о ваших делах.

— Вы очень способный человек. Если хотите заработать тысячу фунтов, постарайтесь разузнать точный срок, назначенный для предстоящего французского наступления.

П. уверял нас, что в тот момент он твердо решил вывести на чистую воду делишки этого слащавого и беспринципного человека, чтобы услужить союзникам и Бразилии. Тем не менее, он спросил у Леви, как доставлять ему эти сведения, если их удастся получить.

— Давайте, уж я лучше все вам откровенно расскажу, — отвечал Леви. — Я состою на службе в берлинской полиции. Если вы будете к нам лояльны, мы сможем защитить вас во Франции или в Англии. Мы дадим вам секретные чернила, которыми вы будете писать ваши донесения, а также укажем адреса, куда направлять письма, чтобы никто об этом не подозревал.

П. потребовал, чтобы ему выдали чернила тотчас же.

— К сожалению, у меня их нет при себе. Давайте встретимся снова у Лебеля и там поговорим обо всем.

Они тут же условились и встретились в тот же вечер.

— Нам не хотелось бы, чтобы вы уехали по нашему поручению против вашего желания, — сказал тогда Леви. — Время еще есть. Вы можете отказаться, если боитесь.

П. не хотелось, чтобы его упрекали в трусости, однако он признался, что перспектива стать шпионом не особенно ему нравилась.

— Но подумайте, ведь тысяча фунтов, — шептал ему искуситель.

Тут П. не выдержал и согласился. Уходя, Леви заявил ему:

— Помните, что, если вы нас предадите, я могу устроить в Лондоне и в Париже так, что вас убьют.

Таким образом, из-за бархатных лапок уже виднелись острые когти.

Обязанностью П. было добывать сведения о движении войск. По прошествии шести недель он должен был отправиться в Швейцарию и сообщить во Франкфурт-на-Майне о своем прибытии. Ему обещали оплачивать корреспонденцию в соответствии с важностью информации, которую он будет посылать; если он добросовестно выполнит это поручение, ему снова дадут работу. На пароходе, который вез его в Англию, один из пассажиров заметил, как наш бразилец что-то бросил за борт корабля. Это показалось ему настолько странным, что он решил следить за этим человеком. Страх П. дошел до высшей точки, когда он услыхал, как одна дама спросила у его жены, не знакома ли она с господином Ренэ Леви, остановившимся в той же гостинице, где и эта дама, и выдававшим себя за бразильца. Несколько минут спустя пассажир, видевший, как он бросил что-то в воду, обратился к нему с вопросом, не находился ли он в сношениях с немцами во время его пребывания в Голландии. Наш новичок в шпионаже так испугался, что уже тогда рассказал почти все, в чем нам сознался впоследствии.

Мы находились перед двойной загадкой: намеревался ли он действительно работать в качестве шпиона, как обещал немцам, или же хотел лишь раскрыть германский заговор, с тем чтобы нам потом о нем сообщить? Но почему же он сразу этого не сделал, вместо того чтобы путаться в бесконечной лжи до такой степени, что невозможно было в ней разобраться? Я должен добавить к этому, что способ проявления симпатических чернил, тайну которого так старательно хранил Леви, уже был известен нашим экспертам.

П. был заключен в тюрьму, с запрещением ему навсегда въезда в Англию, а дело его было передано бразильскому правительству.

За полтора года до этого пришлось так же поступить с молодым испанцем Адольфом Герреро, на которого нам указали, как на подозрительное лицо, когда он направлялся в Англию, посетив перед тем Париж. Портовые чиновники получили распоряжение дать ему высадиться, так как нам хотелось захватить его. Он назвал себя испанским журналистом, посланным по поручению мадридской газеты «Эль Либераль», но мы установили, к нашему большому удивлению, что он не говорил ни слова по-английски. Как могли немцы пригласить на службу такого человека?

Герреро оставил в Париже молодую танцовщицу Раймонду Амандарен, известную под псевдонимами «Заря Бильбао» и «Султанша». Прежде всего он позаботился о том, чтобы эта молодая особа приехала к нему в Лондон и разыскала для этого испанского купца с Фенчерч-стрит, который согласился предложить молодой женщине какое-то фиктивное место в своей конторе. Ни тот, ни другой не подумали, что было несколько необычно для молодой танцовщицы с многочисленными и яркими нарядами приехать для работы в маленькой лондонской конторе. И когда мадемуазель Амандарен объявила, высаживаясь на берег, что она приехала к своему будущему мужу синьору Герреро, мы выдвинули в качестве основания для ее ареста те лживые заявления, которые она делала для получения визы. 18 февраля 1916 г. Герреро был арестован и доставлен в Скотланд-ярд. На первых допросах он не хотел отступиться от своего нелепого рассказа о корреспонденции для газеты «Эль Либераль», которая, по его словам, платила ему по два фунта за статью. В 16 дней он написал всего две статьи, и вот с этой-то жалкой суммой он собирался удовлетворять все свои нужды и содержать свою молодую подругу.

Тем временем наше следствие устанавливало прошлое и настоящее этого молодого человека. Наш агент в Испании подтвердил часть его рассказа. Он действительно принадлежал, как и говорили, к артистической семье, но, погрязнув в разврате, сделался легкой добычей немецких агентов в Испании. Что же касается директора «Эль Либераль», то он никогда не слыхал о нем. Герреро был предан суду в Олд Бейли 13 июля.

Против мадемуазель Амандарен не было никаких улик, и ей не предъявили никакого обвинения, тем не менее ее из предосторожности содержали в одиночном заключении до конца процесса, а затем выслали в Испанию. Герреро был признан виновным и присужден к смертной казни. Через несколько дней после вынесения приговора он написал, что, если ему будет дарована жизнь, он даст сведения, которые разрушат всю организацию немецкого шпионажа в Испании; но его исповедь была лишь сплетением сплошных вымыслов. Он, между прочим, уверял, что на германской службе он был известен под кличкой Виктора Кунантас, номер 154, что должно было означать, что он является 154-м шпионом, приехавшим из Испании в Англию. Его обязанностью было посещать торговые порты и информировать о готовых к отплытию судах, чтобы их могли потопить немецкие подводные лодки. Он должен был получать 50 фунтов в неделю, кроме комиссионных, за все суда, потопленные по его указанию. Он действительно заслужил высшую меру наказания, но был помилован по просьбе испанского посла. Любопытно, что в его бумагах было найдено письмо, в котором его просили явиться на Стокзелл-роуд в Брикстоне, в то самое помещение, в котором другой шпион был арестован в 1915 г.

Самым нелепым из всех шпионов, состоявших на службе у немцев, был несомненно Жозеф М. В июле 1915 г. я находился в Тильбери для обследования, когда один из моих агентов сообщил мне, что арестован человек, о котором сотрудники мои хотели бы узнать мое мнение. При первом же вопросе арестованный был охвачен таким безумным страхом, что, когда ему сказали, что через несколько минут я сам лично буду его допрашивать, он чуть не упал в обморок, бормоча: «Значит, Базиль Томсон знал, что я буду здесь, раз он сюда приехал?» На самом же деле я совершенно случайно попал в Тильбери в этот день.

Войдя в свою роль, я сел за стол и послал за М. В комнату ввалилась, спотыкаясь, огромная глыба мяса и жира, ростом более 6 футов и соответственной ширины, а весом наверное не менее 115 кг. В момент, когда эта масса подходила к моему столу, она вся дрожала, словно студень. М. предъявил голландский паспорт, и я собирался спросить о его национальности, когда он сам заговорил:

— Будьте немного терпеливы, я сам все расскажу вам. Когда я увидел одного из ваших сотрудников на пароходе, я понял, что он за мной следит, и сразу почувствовал, что попал в засаду. И если бы вы не пришли сюда, я бы сам явился к вам завтра утром. (Его нечистая совесть превратила невинного пассажира, забавлявшегося его нелепой внешностью, в агента полиции.)

По его словам, он принадлежал к семье крупных коммерсантов в Экс ла Шапель, и уже три раза немцы обвиняли его в том, что он был агентом французов. Немецкая полиция уверила его, что ему удастся доказать свою невинность только в том случае, если он отправится в Англию собирать сведения о флоте. Под угрозой расстрела в качестве французского шпиона в собственной стране он решил попытать счастья в Англии. Его послали в школу шпионажа.

Трудно было установить, был ли он раньше французским агентом и собирался ли он выполнить свое поручение в Англии; но по большей части такие упитанные люди не особенно склонны к опасным приключениям. Тем не менее, он был присужден к пяти годам каторжных работ за приезд в Англию после того, как он был в сношениях с неприятельским агентом. Тюрьма была для него убежищем в продолжение всей войны. Когда его выслали на родину в октябре 1919 г., он рассыпался в благодарности за все, что для него было сделано. Кажется, никто еще никогда не сидел в тюрьме с таким удовольствием.

Крайнего предела подлости достиг один молодой фламандец, которого я допрашивал в 1917 г. Он состоял на службе у бельгийцев, и ему было поручено провожать молодых бельгийцев через границу до Голландии. Он предложил одному французскому гражданину продать эту тайну немцам и поделить полученные за это деньги. В эту ночь восемь человек должны были перейти через границу. За несколько гульденов он охотно был готов пожертвовать жизнью своих восьми соотечественников, которые ему доверились. С огромным присутствием духа француз дал ему понять, что он немецкий агент и возьмет на себя выполнение всего этого дела, и, сверх того, сказал ему, что если тот согласится теперь же поехать с ним в Англию, то получит за все это еще больше денег. Алчность фламандца была настолько велика, что он сел на пароход без колебания и по приезде был тотчас же передан в руки полиции.