Правительство В.Г. Антонова. Съезд несосов. Каппелевцы в Приморье. Дальневосточный демократический союз

Сменившая земское правительство новая власть во главе с В.Г. Антоновым пользовалась в первые дни своего существования, пожалуй, большими симпатиями, нежели любое из бывших до нее правительств. В сущности, все осталось по-старому. В ведомствах, которые возглавлялись теперь управляющими со значительной примесью крестьянства и деревенского учительства, рабочий аппарат оставался прежний.

Чита пыталась руководить энергичной посылкой декретов, но таковые большей частью оставались мертвой буквой в условиях Приморья. Это весьма скоро уразумели и новые министры, при всей их почтительности по отношению к ДВР.

В наиболее важной области, в области финансов, не только не удалось осуществить декрета о свободном хождении советских денежных знаков, но пришлось помириться и с дальнейшим закреплением иены и с постепенной заменой «буферок» исключительно серебром.

Последствия неудачной девальвации весьма болезненно отразились на экономической жизни края. Разорение, безработица и неосторожно начатые политические гонения быстро подготовляли атмосферу недовольства.

Роли менялись. Вместо нападения коммунистическому руководству, которое стало ясным для обывателя, приходилось переходить к обороне, нести ответственность за все недочеты и осложнения, не только свои, но и накопившиеся от целого ряда предшественников.

Мне всегда казалось, что коммунисту так же трудно проводить демократический режим, как буржуазному представителю невозможно осуществлять коммунистические начала.

Опираясь на возрастающее недовольство, правые группировки подняли голову. Интервенция, ставшая, после ухода других интервентов, исключительно японской, обуславливала не только безопасность, но и известное поощрение оживившейся работе правых.

Революционная пропаганда в Корее побуждала японцев быть постоянно настороже и поддерживать те русские течения, которые могли бы быть противопоставлены большевизму и мешали бы его усилению в крае.

До Владивостока определенно доходили слухи о съездах в Харбине, о паломничествах в Дайрен, куда в это время перебрался оставшийся без территории атаман Семенов.

Идея съезда «несосов» – представителей несоциалистических организаций – в самом Владивостоке была близка к осуществлению. В связи с этим движением начали создаваться всевозможные организации, порой не имеющие и десятка членов в своем составе.

Главари движения стремились вовлечь в орбиту своего влияния и каппелевскую армию через ее «дипломатического» представителя во Владивостоке полковника Ловцевича, неизменного посетителя народного собрания, завязавшего связи почти во всех группировках от самых левых до крайних правых. Ловцевич имел связи и среди японского командования.

После моего ухода с поста командующего Временное правительство учредило особую комиссию по разрешению вопроса о проникновении каппелевцев в Приморье. Комиссия эта сохранилась и при новой власти. Комиссия кое-что сделала по расквартированию и довольствию каппелевцев, но тесного, искреннего общения достигнуто, видимо, не было. Главные руководители армии пока оставались в Харбине, где они окружались исключительно правыми группировками, где искусно муссировалась глубина оскорбления за непропуск каппелевцев в Приморье. Велась агитация и против меня, агитация, не имевшая, впрочем, успеха в основной толще армии. Мне был непонятен смысл этой агитации – я не претендовал ни на какую роль в этой армии и не имел за собой ни одного случая так или иначе выраженного ей недоброжелательства³²².

В Приморье каппелевцы осели группами: части 3-го корпуса генерала Молчанова, куда входили наиболее прочные полки из ижевских и воткинских рабочих и уфимских татар, осели в селе Раздольном; части 2-го корпуса Смолина – в Никольске и севернее Спасска. Остатки весьма немногочисленных казачьих частей, руководимых так называемым Советом казачьих войск, – в окрестностях Владивостока. Обособленно стояла Гродековская группа, всецело придерживающаяся семеновской ориентации. Впоследствии эта группа, вместе с некоторыми частями каппелевцев, вошла в состав войск семеновского генерала Глебова, сделавшегося потом верным приверженцем Меркуловых.

Начавшиеся выборы в Читинское³²³ Учредительное собрание и просьба лиц, сгруппировавшихся около газеты «Вечер», принять в таковых участие не только извлекли меня из политического бездействия, но и потребовали энергичной работы в связи с начавшимся предвыборным периодом. Я должен был посетить части 3-го корпуса в Раздольном: согласно выборного закона, армия принимала участие в выборах.

Владивосток. 2 января

Новый год встретил и провел на Русском острове. Утром еле попал на пароход. Холодно. Лед в бухте крепнет. «Стрелка», поддерживающая сообщение острова с городом, водит ледокол «Казак Хабаров».

На вокзале встретились с В.А. Виноградовым; он тоже едет в Раздольное. Со мной мои неразлучные спутники Аничков и Кларен.

В Раздольном встретил нас молодой генерал Сахаров и несколько лиц из штаба Молчанова, а также командиры частей.

В 4¹/₂ часа поехали в бывшее гарнизонное собрание – пустая холодная казарма, где собралось более 1000 офицеров и солдат.

Дисциплина, погоны, плохое обмундирование, плохо скрытая тревога за будущее и явная, непримиримая вражда к большевикам; таков внешний облик того, что я увидел.

Вражда обостряется день ото дня. Политические уполномоченные при начальниках гарнизонов, по понятной с их точки зрения причине, всемерно тормозят устройство каппелевцев. В свою очередь, измотанные походами люди, только что пережившие неудачи в Забайкалье и унижение разоружения в Китае, особенно чутки ко всему, что нарушает их интересы и жажду хотя бы временного отдыха.

Вражда доходит до столкновений и «вывода в расход» коммунистических агитаторов.

Сахаров обратился ко мне с кратким приветствием от имени собравшихся, я поблагодарил короткой же речью. Встретил много знакомых лиц и по мировой войне, и по Волге, между прочим, своего адъютанта времен Директории Ваевского, только что оправившегося от ран.

Открыл собрание доктор Пономарев, после чего говорил довольно сухо и слишком по-интеллигентски, обычно прекрасный оратор, Виноградов. Для солдат-слушателей это было не по силам. Они казались безразличными к словам оратора.

Раздалось замечание: «Ограничить генералов 10 минутами» и свист.

Виноградов возразил, что он не генерал.

«А кто же вы?» – последовал новый вопрос.

В. спокойно разъяснил.

Эти реплики, их крайне вызывающий тон, взволновали чрезвычайно храброго и спокойного в бою, но обычно весьма нервного и прямолинейного Сахарова. Тем не менее он сдержался.

Я говорил простыми, понятными солдату словами. Я касался его быта, глубоко затаенных солдатских дум. Слушатели оживились, послышались аплодисменты, слова сочувствия: «верно», «правильно», вырвалось бурное «ура» Родине.

Я уже сходил с импровизированной трибуны, когда послышался вопрос:

«А что нам делать как гражданам, когда мы уперлись, как бараны, в море?»

Разъяснение на это новое враждебное замечание давал Виноградов, захотевший несколько поправить впечатление его первой, довольно сухой речи.

Между тем Сахаров грубо отказал в слове протискавшемуся вперед большевику Продайводе, по-видимому автору приведенного замечания, и приказал вывести, тоже проникшего в казарму, его товарища Кустова³²⁴. Это были члены местной большевистской организации. Их присутствие в казармах было встречено весьма враждебно и солдатской массой. Оба агитатора поняли сложность положения и просили предохранить их от насилия. Я поддержал эту просьбу перед Сахаровым. Неприкосновенность была обещана.

Но Кларен мне рассказал потом, что он видел, как мелькнули в воздухе руки и ноги. Неосторожных «товарищей» изрядно помяли. Это лишний раз подтвердило наличие непримиримой вражды, она побуждала каппелевцев своеобразно понимать свободу слова.

Познакомился с генералом Молчановым. Сухой, высокий, с глубоко сидящими выразительными глазами. Нервный, с признаками неврастении. Очень храбр. Заботлив в отношении своего корпуса. Своеобразно прост в обращении с подчиненными.

Владивосток. 3 января

Был генерал Вержбицкий – командующий каппелевцами, маленький, бритый, как будто слегка накрахмаленный, с заметным акцентом, в штатском. Внешнее впечатление не яркое. В беседе сдержан, вдумчив, почтителен, без утрировки. Благодарил от имени армии за почин, давший им толчок к движению в Приморье.

Касаясь вопроса о ближайших перспективах в отношении армии, Вержбицкий, видимо учитывая ее настроение, полагает единственно возможным существование армии вне подчинения местной власти, перед которой приход армии ставится просто как свершившийся факт.

«Демобилизовать нельзя, все равно 50–70 процентов уйдут в Гродеково и только усилят шансы Семенова. У него еще до 8 миллионов золота – это достаточно, чтобы владеть армией… Люди в армии не приспособлены к работе, они хороши только как солдаты»[86].

Это мнение высказывал и генерал Сахаров: «Если их держать безоружными, они разложатся и начнут переходить в Гродеково».

Вержбицкий добивается свидания с Оой, но тот пока занят новогодними праздниками.

Армия сама располагала суммой более чем в миллион рублей золотом, но во время злоключений в Забайкалье золото это было будто бы передано на хранение японскому полковнику Исомэ.

У Вержбицкого чувствуется холодок в отношении Молчанова, как более популярного среди солдатской массы.

Владивосток. 4 января

Большевистские «Красное знамя» и «Дальневосточное обозрение» поместили ряд резких статей по поводу избиения коммунистических агитаторов на митинге каппелевцев 2 января в Раздольном.

«Вечер» просил у меня опровержения. Я предварительно послал К. в морской госпиталь, действительно ли там находится один из побитых. Все оказалось правдой. Я послал короткую записку в газету с порицанием избиения как средства в политической борьбе. Случай этот был широко использован в предвыборной кампании не только коммунистами, но и другими противниками группы «Вечера».

Предвыборная агитация в разгаре³²⁵. В листовках «Вечера» приведена угроза Цейтлина о разгоне Учредительного собрания, «если оно будет некоммунистическим». А опасения для этого есть. В Благовещенске, где определенно признали власть советской России, но скептически относятся к ДВР, в местный Наревком прошло 35 членов представителей буржуазии (26 голосов) и умеренных социалистов из общего числа членов в 69 человек, то есть коммунисты (34 голоса) оказались там в меньшинстве.

Владивосток. 5 января

Вержбицкий жаловался, что беседа с генералом Оой совершенно не выяснила наиболее существенных вопросов. В армии плохо с финансами. Жалованье за декабрь не роздано. Единственный источник – Семенов, который сидит с 8 миллионами в Порт-Артуре и ждет.

Вержбицкий очень удивлен, что попал первым кандидатом в прогрессивно-демократический список. Это стараются местные торговопромышленники и домовладельцы.

«Собирают армии штаны, а нам до зарезу нужны деньги», – сердился недовольный своими избирателями генерал.

Денежный вопрос теперь самый острый не только в каппелевской армии; сегодня банщик, видимо узнавший меня, очень интересовался, будут ли теперь во Владивостоке наши (то есть русские) войска и чем правительство будет платить в январе?

«Мукой и угольками», – ответил я. В этом не было ни шутки, ни невинной антиправительственной пропаганды. Действительно, платить было нечем. Правительство, вместо заработной платы деньгами, переходило на оплату таковой продуктами. Благо запасы еще сохранились.

Встретил главного начальника снабжений армии Федорова – запыхавшийся и встревоженный.

«Что с вами?»

«Да вот еле вырвался от просителей. Заявили, что «не выпустим из помещения, пока не уплатите денег», – а я их пугнул: стрелять буду, граждане, – хотя и револьвера-то при мне нет. Уплатить – легко сказать. Мне отпустили вместо 75 тысяч золотом – 25 тысяч серебром, вот и выкручивайся».

Не лучше финансовое положение и нашей политической группы «Вечер»: вся работа ведется на доброхотные пожертвования самих членов. Зато не надо ни кассира, ни ревизионной комиссии. Но без денег и здесь много не сделать³²⁶.

Владивосток. 11 января

Моя статья «Советский империализм», напечатанная в «Вечере», вызвала яростные нападки большевистского «Красного знамени» и особенно кадетского «Голоса Родины». Редактор последнего гражданин Воскресенский резко сменил вехи, и теперь он plus royaliste gue le roi.

Как различно можно подходить к одному и тому же вопросу и как политика враждебна истине!³²⁷

Владивосток. 12 января

Пешком по льду отправился на Русский остров. До моего островского жилища около 14 верст. И тем не менее какое это удовольствие!

Владивостоку все можно простить – летние туманы и зимние тайфуны – ради его солнца. На тропинках лед даже подтаял. Пешеходов много. Большинство, конечно, по нужде – это служащие, остающиеся круглый год на острове ради сокращения квартирных расходов и вынужденного уклона от соблазнов города.

Общее обеднение многих тянет к окраинам. Домишки, наскоро сколоченные из разного хлама, растут как грибы, строят просто землянки. Это новый элемент, продукт революционных потрясений – мелкий цепкий собственник – «засельщик». Он сплоченно и упрямо борется за созданное на захваченных у города и ведомств участках свое гнездо.

Здесь, во Владивостоке, это уже серьезная социальная сила среди городских группировок.

На острове прочно осели бывшие мелкие служащие военного и морского ведомств, много и китайцев-огородников. Первый признак упадка власти – самовольная порубка лесов, начавшееся разрушение причалов, пристаней и чудесных прочных шоссе, связывающих бывшие оборонительные сооружения острова.

Владивосток. 13 января

Опубликованы результаты выборов по Владивостоку в Читинское Учредительное собрание. Коммунисты получили 15 мест из 26, остальные 11 – оппозиция с преобладанием правого крыла (меркуловский список – национал-демократы).

В Хабаровске неожиданный успех имели правые эсеры. Неважные для коммунистов результаты и в Чите – там они получили всего 35 процентов общего числа мест.

Вообще чувствуется какой-то перелом. Во что он выльется – сказать пока трудно. Есть опасность нового уклона в сторону Семенова. Он оказался предусмотрительным и владеет крупным козырем в борьбе – деньгами и некоторой поддержкой «друзей с островов» (японцев).

Несомненно одно: коммунисты рано взяли бремя власти – она выскользает у них из рук. Обещать легче, чем давать, а давать здесь скоро будет нечего. Богатые запасы Владивостока на исходе. Налоговый пресс почти недействителен в области. Промышленные богатства края, благодаря длительному хаосу, далеко не дают того, что могли бы дать.

Японцы заменяют главу здешнего командования. Новый командующий войсками генерал Тачибана, по слухам, слишком правого уклона.

Владивосток. 14 января

Новый год по старому стилю. Читал новое положение о военных комиссарах – открывается широкий путь юной молодежи³²⁸. Для Приморья все это пока нереально. Военное командование во главе с Травниковым почти потеряло здесь значение, его никто и ни о чем не спрашивает.

Местное военно-морское ведомство передано на иждивение Читы, это очень озабочивает и военных, и моряков. И те и другие прекрасно сознают, что Чита сама располагает пока только декретами.

Не исправит положение и новый выпуск совершенно обесценивающихся «буферок».

В Никольске очень обостряются отношения между каппелевцами и милицией. Нечаев, начальник гарнизона Никольска, доносит, что он бессилен бороться, и просит о подчинении ему резерва милиции.

«Выводы в расход» практикуются обеими сторонами с одинаковым усердием.

Коммунисты возлагают большие надежды на организацию «Комсомола» (союз коммунистической молодежи). Они лихорадочно пропагандируют этот союз и в городе, и в деревне.

Правительство Антонова вносило в русско-японскую согласительную комиссию вопрос о ликвидации Гродекова, причем если японцы, в силу соглашения от 29 апреля, не сделают этого сами, то правительство просит не мешать ему произвести это вооруженной силой, вызванной из Хабаровска.

Владивосток. 20 января

На городской квартире полно дыму. Буржуазия, за которую мы еще продолжаем ломать копья, плохо заботится о своих защитниках. Мой домохозяин С. любит только самого себя, свой карман и, пожалуй, еще искренне уважает японцев, как реальную силу, – вот и все основы для национального строительства и патриотизма.

Узнал, что я и С.Ф. Знаменский избраны в члены Учредительного собрания. Свое депутатское место по Суйфунскому району (Раздольное и др.) я уступил доктору Пономареву, так как одновременно проходил и по Хабаровску, вместо отказавшегося Л.А. Кроля.

Несмотря на участие в выборах, буржуазные и демократические круги Владивостока относятся в общем весьма скептически к самому Учредительному собранию Читы. Недостающее коммунистическое большинство там с успехом пополнено кандидатами от войсковых частей. Таким образом, ход работы собрания предрешается заранее, и поездкой туда могли бы быть достигнуты исключительно лишь информационные цели.

Эту роль и должен был выполнить от группы «Вечера» С.Ф. Знаменский. Мне же, в связи с неизбежно назревавшими новыми событиями в Приморье, признано было более полезным остаться во Владивостоке.

Владивосток. 21 января

Члены Учредительного собрания несоциалистических группировок в Читу не поехали. Они готовятся к своему съезду несоциалистических организаций.

Вообще, в воздухе пахнет осложнениями. Убийство американского лейтенанта Лангдона[87], имевшее, видимо, романическую подкладку, получило значение политического события и подняло шум. С одной стороны, спешно, порвав даже причалы, ушел куда-то японский броненосец «Миказа». С другой – стало известным, что командующий американским флотом в водах Тихого океана адмирал Клеве едет сюда в качестве председателя следственной комиссии по делу об убийстве Лангдона. Американские матросы устроили кошачий концерт перед японским штабом на Алеутской улице.

Большевики определенно готовятся к войне с Японией и считают Владивосток потерянным. Видные коммунисты разъезжаются, главным образом в Читу. Здесь, во Владивостоке, власть почти умирает; финансовый кризис отчаянный, ассигновки задерживаются сотнями.

Опять слухи о Семенове. Его заместитель по Уссурийскому казачьему войску, Савицкий, получил от генерала Оой любезное письмо, меч и фотографический портрет.

Ловцевич сообщил, что, наоборот, финансовое положение каппелевцев крепнет. Кое-кто намекает на кассу атамана Семенова. Об этом будто бы очень хлопочет притихший полковник Исомэ.

Члены «Читинской учредилки» – эсеры уехали в Читу. Вчера их вагон почему-то не пропустили. Уехали и наши – Знаменский и Пономарев³²⁹.

Владивосток. 28 января

Вчера приезжал новый английский военный представитель – молодой капитан Принсеп (Prinsep). Он в декабре выехал из Англии.

«А как у вас на родине?» – задал я вопрос гостю.

Капитан несколько смутился (трудно англичанину признать трещины в их собственном государственном механизме) и ответил: «У нас очень хорошо».

«Но Красина-то[88] вы опять задержали».

«Да, хотим точно выяснить возможности торговых сношений с советской Россией. На Западе воевать некому – все устали, а у нас, кроме того, и 700 тысяч безработных».

По газетам, Черчилль меняет свой портфель военного министра на портфель министра колоний. Место Черчилля будто бы займет лорд Дерби.

Англичане не хотят колебать своего влияния на море и под видом грандиозного маневра направляют значительную часть своего флота в Тихий океан. Я отметил это в своей вчерашней статье в «Вечере» – «Бюджет Японии на 1921 г.». Почти треть 1¹/₂-миллиардного бюджета испрашивается на армию и флот. Как только японцы справятся с такими расходами! Недаром крепко стоявшая иена начала падать.

Кларен сообщил, что будто бы Москва предписала ДВР неуклонно проводить истинно демократическую программу и аннулировала все декреты, до сих пор изданные Читой.

Никифоров вернулся из Москвы в Читу. Полагают, что он будет возглавлять правительство ДВР.

Японцы почему-то начали обмер казенных зданий и запись номеров на улицах. Это вселяет тревогу. Ходят слухи об оккупации. Называется даже день таковой – 27 января, день прибытия нового японского главнокомандующего генерала Тачибаны.

Хорошо, если бы это были только слухи. Оккупация будет невыносима, даже если ее несколько сдобрят семеновщиной.

Владивосток. 30 января

Сегодня первый день «каппелевской недели»[89]. Был в соборе, тьма молящихся, многие в трауре, слезы при поминовении «убиенных в междоусобной брани».

Улицы полны народа. Классовая рознь налицо – пролетариата мало. На многих домах старые трехцветные национальные флаги.

Всюду продают каппелевские значки.

Заходил на митинг, устроенный каппелевцами в «Иллюзионе». И там масса народу. Застал конец речи кадета Кроля. Подъем. Пытался нарушить настроение товарищ Ф.³³⁰, объявивший себя тоже каппелевцем, но неудачно.

Митинг организован основательно: своим – «ура», коммунистам – «долой» и свист.

Владивосток. 31 января

Китайский консул отказал в визе в Харбин генералу А. Отказ мотивирован будто бы строгим приказом правительства ограничить проезд военных в полосу отчуждения КВЖД. Неизвестно – результат ли это мукденского соглашения, происки ли ДВР или просто желание избавить Харбин от перегрузки русским военным элементом, с которым, по газетам, «нет сладу». Корректный А. в гневе и огорчен³³¹. Коммунисты прекрасно организовали свое сегодняшнее празднество. После вчерашнего начала «каппелевской недели» демонстрация «народа» вышла достаточно грандиозной.

«Хлеба и зрелищ»…

Улицы и сегодня полны, кстати, и погода чудесная.

Впервые сочетание флагов старого национального, красного и флага ДВР[90].

В толпе, тем не менее, заметное утомление и знаменами, и лозунгами, и даже звуками Интернационала³³².

Встретил американского представителя господина Смита.

«Разве вы еще не в Чите?»[91] – задает он мне неожиданный вопрос.

«Пока нет», – ответил я и сообщил, что жду приезда семьи.

«Что же скажет мир (? – В. Б.), когда узнает, что вы не поехали?»

«А что он скажет?» – спросил я, в свою очередь, почтенного мистера Смита.

«Вы сами знаете, что он скажет», – увернулся от прямого ответа и мой собеседник.

Напор толпы прервал нашу беседу. Я торопился на раут к новому японскому главнокомандующему генералу Тачибану.

Там уже масса гостей, саке, пиво, сэндвичи… Генерал Такаянаги повел меня к хозяину дома.

Тачибана довольно высокий крепкий мужчина лет под 60, с реденькой, коротко подстриженной бородкой. Сейчас же заговорил со мной по-японски. На выручку явился полковник Исомэ. Обменялись любезностями, причем генерал заявил, что раньше он знал по-немецки, а теперь забыл, но «чувства выражаются не словами, а сердцем, а оно (так, по крайней мере, переводил Исомэ) полно любви к России и русским».

Это было очень любезно для первой встречи, я не остался в долгу.

Поздоровались с прежним главнокомандующим генералом Оой. Он заметно подавлен, кажется – даже стал как-то меньше ростом.

Уход на высокий пост в военный совет, видимо, не особенно его соблазняет. Ему ставят в минус неудачу прошлогоднего выступления 4–6 апреля.

Среди общего говора то и дело раздавался неистовый хохот – это «веселился» командир американского крейсера «Альбани» mr. R.

Ему временами вторил неизменный посетитель всех раутов, обедов и торжеств небезызвестный петроградский врач Бари, кажущийся всегда навеселе.

Как тесен мир! Кого только не встретишь на этом далеком клочке Приморья!

Исомэ советовал ехать в Читу… «Там полная свобода».

«И торговля „без товаров“», – добавил я словами его недавнего выступления.

Хитрый полковник, выросший в довольно крупную фигуру за время пребывания на нашем Дальнем Востоке, был заметно польщен.

«Ведь верно я сказал», – добавил он не без самодовольной улыбки.

Мой заместитель по командованию войсками Приморья генерал Травников вне какого бы то ни было внимания. Его просто не замечают. Жаловался на трудность своего положения.

Говорил с Меркуловым и Сенкевичем. Оба против поездки в Читу, хотя и избраны в члены Учредительного собрания. Одобряют борьбу против советской России, но опасаются борьбы против «просто» России.

Здесь же Антонов (председатель правительства) и Цейтлин. Эти, наоборот, соблазняют возможностью поездки в Читу в вагоне уполномоченного по иностранным делам Сквирского.

Владивосток. 2 февраля

День провел на Русском острове. Заходил к генералу Андогскому. Он в смущении: из Читы определенного призыва нет, здесь жмут академию военные комиссары, сделавшиеся, в сущности, полновластными хозяевами положения. Тревожит мысль о финансах и о целесообразности новых «зигзагов», в которых так искусился почтенный Андогский. К чести его, он делает многое для академии и ухитряется в столь сложное время кормить и ученый, и административный состав подчиненного ему учреждения.

Владивосток. 3 февраля

Финансовые реформы Читы остаются для Приморья просто бумагой. Японская иена и серебро совершенно вытеснили «буферки». Курс на серебре тоже падает.

Правительство, после радикального сокращения штатов, выплачивает жалованье пополам валютой (иена) и серебром. В будущем месяце грозят посадить на паек.

«Каппелевская неделя» идет туго. Местная буржуазия не раскошелилась. Иностранные представительства уклоняются от взносов, опасаясь, что это «будет вмешательством в наши внутренние дела». Кларен говорил мне, что одна из сочувствующих японских фирм – не то «Сузуки», не то «Мицубиси» – вместо обещанных 5000 «пожертвовала» целых 40 иен!

Военное ведомство отказало каппелевцам в кроватях. В управлении главного начальника снабжения царит комиссар Повелихин, а сам начальник, генерал Федоров, только скрепляет бумаги.

Сквирский очень уговаривает поехать с ним в Читу, хвалит тамошнюю жизнь и благоустройство.

Владивосток. 4 февраля

Рано утром приехали с Русского острова генерал Андогский и А. С ними происшествие: японский взвод задержал их автомобиль у казарм 36-го полка. Андогский показал магическую карточку[92] – не подействовало, потащили к коменданту. На попытку разъяснить недоразумение японский офицер заявил: «Ваша русски офицер ходи гауптвахта».

При таких порядках трудно говорить о суверенности ДВР. Действительно, простой японский офицер генерала (чины, правда, считались отмененными), во всяком случае, начальника русской военной академии тащит в кутузку… Такие поступки, несомненно, увеличивают кадры сторонников большевиков. Хотя в конце концов, как это всегда бывает у японцев, все оказалось «ошибкой», но факт насилия остается фактом.

Андогский решил жаловаться в японском штабе. Там тоже пожалеют о «недоразумении», тем дело и кончится.

В Никольск-Уссурийске, ввиду особо дружественных чувств со стороны местного японского командования, каппелевцам предоставлены самые скверные казармы, а в Раздольном продолжаются убийства «неизвестными» из японского штаба и контрразведки. Растет глухое озлобление. В этих условиях русской стороне трудно поддерживать «искренность и дружбу» с географическим соседом.

Владивосток. 5 февраля

Опять смена кабинета. Антонов приглашает меньшевика Берлацкого для управления ведомством финансов. Намечаются министрами лидер крестьян учитель Абоимов и кое-кто из самих крестьян. Последние, между тем, рвутся домой. Им до смерти надоело законодательствовать. Вообще, народное собрание дышит на ладан. Оживляет несколько неугомонный депутат кадет Кроль.

Правая фракция и казаки против нового кабинета и отказались от голосования. Эсеры просто воздерживаются. Таким образом, новый кабинет избран большевиками, меньшевиками и большевиствующими крестьянами.

Внесен запрос о белом терроре в Жариково и Раздольном. Кроль, в свою очередь, штурмует правительство по поводу безобразий начальника милиции Никольска – Харитонова.

Из Читы, по сообщению Кларена, опять телеграмма военного министра Матвеева: просят устроить мое прибытие, гарантируют проезд, последнее, видимо, необходимо³³³.

Владивосток. 8 февраля

В городе тревожные слухи, говорят о готовящемся выступлении под флагом Семенова, который объявил о своем вступлении в командование Дальневосточной армией, в том числе и каппелевцами, находящимися в Приморье. Это объявление вызвало у каппелевцев раскол. Наиболее прочные части, составляющие корпус Молчанова, настроены к Семенову враждебно.

Получена нота президента Соединенных Штатов Америки о недопустимости отторжения частей России и иностранного вооруженного вмешательства. Это серьезное сдерживающее начало против агрессивных замыслов японских шовинистов.

Владивосток. 25 февраля

Слухи около имени Семенова, Гондати, Михайлова пока остаются слухами. Выступление с той стороны было бы даже выгодно для большевиков. Опять для них явилась бы возможность несколько отвлечь внимание населения от крайне тяжких экономических условий, сложившихся и в Европейской России, и в Сибири.

С другой стороны, усиление влияния Краснощекова, диктаторствующего в Чите, обусловливает распространение власти Советов и на Приморье. Фракция крестьянского большинства в народном собрании, руководимая читинским министром Румянцевым, уже заявила о ненужности постоянного парламентаризма. Эсеры, устами депутата Труппа, возобновили кампанию за «единый социалистический фронт» и готовятся к бою с черными силами.

В марте, постепенно нарастая, обнаружился резкий перелом в настроении народного собрания. Крестьянская фракция большинства, находившаяся до сих пор под влиянием коммунистов, начала проявлять самостоятельность. По запросу об отправке владивостокских грузов в советскую Россию на пароходе «Легия» оппозиции удалось расколоть крестьянское большинство.

Сложившееся настроение деревни, сильно влиявшее на крестьянских депутатов, начало расцениваться как процесс отхождения масс от коммунистов. Настроение рабочих, правда, не подкрепляло этих надежд, зато в кругах городской обывательщины, находившейся в тесном общении с беженскими элементами, заметно росло антикоммунистическое настроение, принимавшее порой окраску реакционного движения.

Несоциалистический съезд, открывшийся 21 марта во Владивостоке, явился первой попыткой объединить это движение, оформить его.

Намерения некоторых участников съезда превратить этот съезд из «несоциалистического» в «антикоммунистический» и добиться привлечения к работам демократических группировок и социалистов, противников коммунизма, как и следовало ожидать, не встретили ни малейшего отклика среди реакционно настроенного большинства съезда.

Реакционные устремления последнего, лишь слегка завуалированные «демократическим» флером некоторых резолюций, заставили торгово-промышленную группу отойти от съезда, то же сделали и кадеты, ушедшие с первого же заседания.

Тем не менее открытие съезда было обставлено большой помпой. Присутствовало до 20 организаций, большею частью фиктивных, наскоро сформированных из богатого запаса беженцев в Харбине.

Съезд выработал особую программу, предусматривающую создание Временного правительства Приморья до созыва Учредительного съезда, отказ от гражданской войны и пр.

В совет съезда вошли два брата Спиридон и Николай Меркуловы – местные аборигенты, князь Крапоткин – беженец, земец Казанской губернии, и В.Ф. Иванов – адвокат, кажется, тоже из Казани или Екатеринбурга, несколько легкомысленный, но недурной и весьма темпераментный оратор. Совет этот сразу же повел энергичную организационную работу, быстро оторвал военные группировки и особенно каппелевскую армию от влияния правительства Антонова. Последнее было нетрудно сделать, так как новый командующий войсками Лепехин, как коммунист, естественно, не мог пустить глубоких корней в ее рядах, хотя в толще рядовой массы и был преобладающий процент ижевских и воткинских рабочих³³⁴.

Группа национал-демократов, руководимая Меркуловыми и имевшая в Приморском народном собрании всего несколько представителей, с образованием совета несоциалистического съезда начала более энергичную, организованную работу и еще более усилила значение парламентской оппозиции. У правительства, терявшего почву, было слишком много уязвимых мест при все более и более усиливающемся финансовом крахе и безработице³³⁵.

В правом лагере к этому времени возникла новая организация, весьма склонная к поддержке Семенова, так называемое «Русское обновленное общество», с недостаточно определенной политической физиономией и склонностью к коммерческим махинациям.

Организация, в которой главное ядро составляли торговопромышленники, вылилась в отдельную группу «прогрессивных демократов».

Группа «Вечера» оформилась в Дальневосточный демократический союз.

В обращении инициативной группы этого союза, опубликованном 11 апреля 1921 года, говорилось:

«Создавшееся на Дальнем Востоке политическое и экономическое положение настоятельно требует скорейшего организованного объединения всех действительно демократически настроенных граждан, считающих необходимым отстаивать осуществление на Дальнем Востоке, не только на словах, но и на деле, демократического государственного строя, при котором действия исполнительной власти находились бы под постоянным и действительным контролем народного представительства, а личные и публичные права граждан были бы вполне обеспечены».

4 мая состоялось организационное собрание, на котором была принята платформа союза с общим лозунгом: «Ни коммунизма, ни реакции», платформа союза демократов, как беспартийных, так и принадлежащих к демократическим партиям (социалистическим и несоциалистическим), без необходимости оставления последними рядов своих партий.

Выдвигаемое платформой союза как основное положение осуществление народоправства на Дальнем Востоке должно было, по мнению его членов, послужить к «скорейшему изживанию интервенции, угрожающей национальным интересам России», так как «при установлении демократического строя, обеспечивающего гражданский мир и правопорядок» сами собой отпадают формальные предлоги для пребывания войск интервентов на Дальнем Востоке.

Далее платформой намечались очередные задачи деятельности союза, причем указывалось, что «союз будет добиваться своих целей как путем парламентской работы, так и путем устройства бюро защиты прав граждан от произвола власти, митингов протеста, демонстраций, путем прессы и устного слова и, наконец, путем сплочения граждан для энергичного отстаивания как своих прав, так и прав народа на власть, без вмешательства во внутренние споры каких бы то ни было посторонних сил».

Ведя ожесточенную борьбу с начавшей поднимать голову реакцией, союз – «мертворожденное дитя», по определению враждебной прессы, – наносил весьма чувствительные удары и налево. Сильный интеллектом основного ядра сотрудников «Вечер» не только увеличивал тираж, но и быстро начал приобретать большое политическое значение.

Союз имел и лучших ораторов в народном собрании.

Конечному успеху союза вредили: отсутствие стремления к широкой организации масс и почти полное равнодушие к вопросу о захвате власти. Руководящая группа союза совершенно ясно сознавала, что, пока не изжита интервенция, пока хоть один иноземный солдат остается на русской территории, никакое правительство не будет прочным, а при столь быстрой смене властей, в свою очередь, нельзя было серьезно думать о какой-либо перемене к лучшему и экономической жизни края. Он доедал последние запасы, проживал остатки скопившегося здесь имущества. Интервенция для оправдания своего бытия все время сталкивала враждующие русские крылья, не давая ни одному из них усилиться настолько, чтобы установить порядок в крае и наладить экономическую жизнь.

Союз стремился показать борющимся сторонам истинное значение интервенции, призывал к взаимным уступкам как единственному средству прекратить бесцельное взаимоистребление.

Это был призыв к соглашательству – да, но пока существовала интервенция в ее настоящем виде, другого выхода не было. Добросовестная взаимная резня меньше всего соответствовала интересам страны³³⁶.

Такая точка зрения не соответствовала духу руководящих кругов каппелевской армии, собственное положение которой продолжало оставаться крайне неопределенным. Ее потянули темпераментные устремления владивостокских и харбинских национал-демократов (меркуловцы). Им она и отдала впоследствии и силу своего меча, и свои голоса при выборах в новое Приморское народное собрание.

31 марта была произведена первая попытка переворота, причем главную роль в таковой играл каппелевский полковник Глудкин, более склонный по симпатиям к гродековскому, то есть семеновскому течению, вернее – Глудкин представлялся храбрым, весьма решительным и крайне честолюбивым офицером анархического склада.

Эта попытка, носившая чисто военный характер, с значительным привкусом семеновщины, не захватила наиболее прочно организованных частей армии и была быстро ликвидирована наличными силами правительства.

Неуспех этого «переворота», едва не стоившего жизни его руководителю (Глудкин ранил себя при попытке к самоубийству), объясняется будто бы недостатком оружия у восставших глудкинцев. Во всяком случае, попытка эта не получила, видимо, той поддержки, на которую она рассчитывала со стороны меркуловской группы.

Последняя или не могла, или не хотела помочь вовремя. Может быть, она просто не хотела работать на Семенова. Приморский трон можно было занять и самим.

Антоновское правительство хотя и подавило восстание, но не имело уже ни достаточного авторитета, ни сил как для расследования породивших его источников, так и для принятия мер обеспечения от новых попыток в этом направлении.

Оно организовало самооборону среди рабочих, объединило многочисленных грузчиков, выпустило ряд воззваний и заявлений, но все это были уже меры только обороны, за которыми чувствовалась предрешенность и неизбежность конца.

В рядах каппелевской армии правительство утратило всякое влияние. Она бесповоротно уходила во вражеские ряды. Японское командование проводило свою политику: обеим сторонам оно обещало «дружественный нейтралитет» и «разоружение начинающего бой».