Первые дни меркуловщины. «Киоду-мару». Второй съезд несосов. Приморское народное собрание

После пероворота резко изменился даже внешний вид Владивостока. Всюду трехцветные флаги. Улица стала наряднее; появились военные в погонах, особенно кадеты. Их на этот раз втянули в политическую передрягу и они чувствовали себя маленькими героями. По Светланке мчались автомобили, но уже с другими пассажирами, с новым начальством. Страсть к казенному автомобилю оказалась общей у всех властей и правительств и одинаково раздражала пешехода, особенно в сырую погоду, независимо от того, виднелась ли в автомобиле кожаная куртка коммуниста или буржуазный пиджак.

Автомобиль символизирует «начальство». Пешеход теряет в обывательской оценке; он, по сравнению с едущими в автомобиле, просто «серая пехота» на общем параде с гарцующей кавалерией. Автомобиль оттеняет социальное неравенство, у нас он пока только власть и капитал.

У нового правительства с первых же дней его существования создалось два крупных осложнения: первое – в виде оставшегося, как наследство от старого правительства, народного собрания, с поддерживавшим коммунистов большинством, которое меньше всего нужно было Меркуловым, второе – ожидающийся со дня на день приезд верховного правителя атамана Семенова как законного наследника прав Колчака.

31 мая состоялось частное заседание наличных членов народного собрания, без коммунистов, игравших в нем до сего времени руководящую роль, а теперь, с 26 мая, ставших нелегальной партией. Было постановлено возобновить работу народного собрания в установленный срок перерыва, то есть с 1 июня. На собрании присутствовал, между прочим, и председатель нового правительства С. Меркулов, заявивший о желательности сотрудничества народного собрания с правительством.

Желание это не было искренним, так как чуть ли не на следующий же день был выпущен указ правительства о роспуске народного собрания и о передаче всех его дел в ведение управления внутренними делами. Вместе с тем назначались новые выборы в новое народное собрание, без коммунистов, которое должно было существовать до сентября 1921 года, когда, в свою очередь, должен был быть собран Учредительный съезд. Это характерное для председателя нового правительства действие только подтвердило слагавшееся о нем мнение. Чтобы оградить старое народное собрание от бесцеремонного роспуска новой, явившейся захватным путем, властью, образовалось особое Совещание демократических партий и организаций Владивостока.

Инициатива совещания принадлежала Дальневосточному демократическому союзу, основным ядром являлась крестьянская фракция большинства народного собрания. Кроме нее и Демократического союза, в состав совещания входили: прогрессивно-демократическая фракция народного собрания, кадеты, народные социалисты, группа правых эсеров.

Совещание значительно расширило свою первоначальную задачу о защите прав народного собрания и считало уже необходимым «урегулирование политического положения, созданного событиями 26 мая, путем переговоров с Временным Приамурским правительством по вопросу о преобразовании последнего на выработанных совещанием основаниях».

Ко времени этих переговоров внимание правительства было отвлечено в другую сторону. На рейде Золотого Рога (Владивосток) бросил якорь японский пароход «Киоду-мару», прибывший из Дайрена с верховным правителем атаманом Семеновым и его штабом, с генералом Клерже во главе.

По ходившим тогда разговорам, Семенов был введен в заблуждение и выехал из Дайрена в глубокой уверенности, что он едет нетерпеливо ожидаемый населением и войсками. И действительно, во Владивостоке собралось большое число его стороников, сюда прибыло уже и его правительство во главе с Таскиным. Ждали «правителя» и многочисленные кандидаты на служебные посты, главным образом беженцы из Харбина и Японии. Были горячие сторонники и среди местных правых группировок.

Однако Меркуловы оказались весьма предусмотрительными и, как уже указывалось, заняли Владивосток своими войсками раньше, чем успели туда проникнуть сторонники Семенова, главным образом, из Гродекова. Несомненно, Меркуловы приняли некоторое участие и в создании «непредвиденных обстоятельств», задержавших отъезд Семенова и помешавших его прибытию сейчас же по совершении переворота.

Между «морским штабом» (здание, где заседало меркуловское правительство), и «Киоду-мару», где жил Семенов, началась упорная вражда, скоро перешедшая и во вражду военных сил – приверженцев Меркуловых и Семенова.

Владивосток, 1 июня

Вечером я, Кроль и Арбатский беседовали с С. Меркуловым, показывали, по выражению А.Н. Кругликова, «живую фотографию» действительности, создавшейся в связи с последними событиями. Меркулов заявил опять о полной неприемлемости Семенова.

В борьбе военных группировок пока победил командующий каппелевцами генерал Вержбицкий; ставленник и сторонник Семенова – Савельев принужден вернуться в Гродеково.

Заседание пленума народного собрания не состоялось. Настроение в общем напряженное.

2 июня

Был английский вице-консул господин К., приглашал на их национальный праздник. Очень интересовался, какое решение было бы наиболее правильным в отношении Семенова.

На заседании крестьянской фракции восторжествовало мое мнение о реконструкции власти. У крестьян большой сдвиг вправо, под давлением вестей из деревень.

Присутствовали на этот раз и представители социал-демократов Богданов и эсер Плеханов, а также «бутербродники» из бывшей «Дальневосточной трибуны».

Было принято окончательное постановление относительно власти, близкое к тому, чего желали крестьяне.

Кругликов и Кроль повезли постановление Меркулову.

Обострение между каппелевцами и семеновцами растет. Начальник гарнизона Никольска семеновец Н. заменен каппелевцем Сахаровым. Решительное влияние в борьбе переходит к командиру ижевцев – полковнику фон Ваху, установившему связи с местными рабочими кругами.

Получено сведение о решении консульского корпуса не допускать высадки Семенова.

3 июня

Был на заседании крестьянской фракции, зачитал им выработанные комитетом Демократического союза четыре пункта о реконструкции власти. Меня сменили эсеры. Мансветов снял бороду, выбрит по-английски, кто-то в шутку заметил, что это «результат близости семеновцев». Время, действительно, тревожное.

Был у англичан. Поздравил консула. Празднество скромное, каждому гостю бокал шампанского и несколько любезных слов.

Коммунисты начинают проявлять деятельность – через профсоюзы формируют «рабочую партию».

Пущен слух о соглашении Меркуловых с Семеновым и об отъезде последнего.

Правительство особым указом лишило президиум народного собрания его полномочий, но в тот же день отменило этот указ. Колеблется.

4 июня

Ночь пошла тревожно. Обострение между каппелевцами и семеновцами достигло крайнего напряжения. Ижевский полк всю ночь под ружьем, всюду патрули.

Перед приходом в совещание крестьянская фракция предварительно обрабатывается социалистическим блоком. В составе проектируемой власти («семерка») крестьяне требуют два места себе, одно уссурийским казакам, два социалистам, между тем эсдеки и эсеры от участия в соглашении с Меркуловыми отказались. Кроме того, крестьяне обостряют, конечно по указке того же социалистического блока, и вопрос о «вывеске», то есть о названии правительства, настаивая на замене Приамурское – Приморским, полагая, что присвоенное Меркуловыми название носит признаки агрессивности в отношении ДВР, считающей Приамурье своей территорией.

В частных беседах крестьяне побаиваются Семенова и опасаются «кабы не было чего» за их связь с коммунистами, в случае если атаману удастся водвориться в Приморье. И они правы в своем беспокойстве. Им ведь прежде и острее всех приходится переживать последствия смены властей, а таковые менялись здесь уже добрый десяток раз.

5 июня

Владивосток занят исходом борьбы, вернее, исходом соглашения Меркуловых с Семеновым. Выдвинут вопрос об отступных. На «Киоду-мару» боятся продешевить. Говорят, что Семенов согласился на предоставление ему звания Верховного главнокомандующего, не подчиненного правительству (?).

Меркуловы возлагают надежду на второй съезд несоциалистов, назначенный на 10 июня, который и вырешит вопрос о власти.

Встретил вновь назначенного управляющего делами правительства С.П. Руднева. На мое поздравление он замахал руками: «Я временно и только потому, что нет работников, – один Спиридон Меркулов, да и тот грохается в обморок от переутомления».

«Ну а как с Семеновым?»

Руднев покрутил головой: «Уж очень круто повернули».

В жесте, сопровождавшем это замечание, было мало успокоительного.

6 июня

Ввиду близости второго съезда несосов и явно враждебной к народному собранию позиции каппелевского командования, главной реальной силы в данный момент, шансы совещания на возможность реконструкции власти становятся весьма сомнительными. Тем не менее к С. Меркулову была направлена особая комиссия, выделенная совещанием, с целью познакомить через него правительство с выработанным совещанием постановлением. Оно сводилось к следующим пунктам:

«1) Верховная власть преобразовывается по соглашению с общественными группировками с правом персонального отвода отдельных кандидатов.

2) Верховная власть особым актом объявляет о своем преобразовании и назначает председателя Совета управляющих и членов формируемого им кабинета, ответственного перед народным собранием.

3) В первом заседании народного собрания (3-й сессии) председатель Совета управляющих зачитывает декларацию Совета управляющих, а также указ Временного правительства о роспуске народного собрания, о назначении новых выборов на основании всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

В декларации отмечается: а) необходимость установления истинно демократического строя, б) недопущение на территории Временного правительства атаманщины, кем бы она ни возглавлялась, в) недопустимость агрессивной политики и инициативы действий в отношении ДВР.

4) Народное собрание, заслушав декларацию и указ, принимает переход к очередным делам и прекращает свою деятельность, заканчивая 3-ю сессию.

5) Совет верховной власти образуется из 7 лиц, в том числе не менее 2 от несоциалистических группировок, 2 от крестьян, 1 от казаков. Относительно двух остающихся мест социалистам, несоциалистам или срединным группировкам вопрос подлежит окончательному разрешению».

Ознакомившись с приведенным постановлением, С. Меркулов сначала было высказался о полной неприемлемости пункта о созыве народного собрания даже на один день, для его самороспуска, однако, после обмена мнениями, категоричность его заявления значительно изменилась. Договорились, что постановление совещания сегодня в 6 часов вечера будет рассмотренно правительством.

«Буду его защищать, в крайности устроим общее с вами заседание», – примирительно закончил беседу, «покорный промыслу Божьему», хитрый Меркулов.

Он сильно жаловался, что в связи с появлением Семенова весьма трудно ликвидировать остроту положения. «На пароходе у атамана нечто невообразимое, громадная свита… а денег нет»³⁴⁰.

8 июня

Английское консульство в затруднении, как поступить ввиду протеста, заявленного представителями семеновских военных группировок против постановления консульского корпуса о недопустимости высадки Семенова.

Заходил Б., рассказывал харбинские комбинации в связи с владивостокским конфликтом. Он смущен положением на «море» (Семенов) и упрекает «сушу» (Меркуловы) в излишнем, хотя и искусном коварстве.

Были «украинцы» из кооператива «Чумак». Они тоже скорбят о гибельности конфликта и всецело сочувствуют, хотя и не бескорыстно, «морю».

Беседовал с генералом Вержбицким о роли срединных сил. Он определенно за монолитность власти. Состав меркуловского правительства, по его мнению, положению этому вполне удовлетворяет. Вопрос, конечно, в том, справится ли это правительство с создавшейся обстановкой. Общественная база правительства не особенно прочна. Но сейчас на его стороне руководящие круги армии, а это пока все.

Появился новый печатный орган «Рабочий», издание Бюро профсоюзов, с резкой оппозицией правительству. Социалистический блок усилил обработку крестьян, тянет из-под влияния срединных сил. Правительство в отношении крестьян тоже бездействует и не мешает этой обработке. Оно уважает свободу слова и печати и слишком занято борьбой с Семеновым³⁴¹.

10 июня

Обещенного ответа правительства по поводу постановления совещания нет. Его, конечно, и не будет. Этого не хочет армия и большинство в правительстве. В 9 часов вечера состоялось последнее заседание совещания – решено выслушать мнение каппелевского командования. Прибыли приглашенные на заседание генералы Вержбицкий, Молчанов и Пучков.

По заявлению генералов, правительству сочувствует и население, и армия. Последняя предпочитает в настоящий момент сохранить эту власть без изменения. К народному собранию отношение самое отрицательное.

Эти заявления предрешали судьбу дальнейших попыток совещания. Народное собрание было распущено. Вскоре распалось и само совещание.

Начались выборы в новое народное собрание. Отсутствие в выборах коммунистов, объявленных противозаконной партией – «сатанистами», а вместе с ними отсутствие почти и всех рабочих, конечно, умаляло значение созываемого представительного органа и делало его однобоким орудием правительства; тем не менее демократические организации, в том числе и Демократический союз, считая необходимым создание меркуловщине оппозиции, возможной в тогдашних условиях, решили принять участие в выборах.

Пошли на выборы и местные эсеры. Борьба за время выборов велась, главным образом, между правыми (национал-демократы) и Демократическим союзом.

13 июня

На улицах много новых лиц – это делегаты второго несоциалистического съезда. Представительства самые необыкновенные. Между прочим, встретил знакомого из Токио Г., он и очень популярный в правых группировках епископ Нестор присланы делегатами от русской колонии в Японии.

По газетам, Унгерн призывает всех к подчинению «законному императору Российскому Михаилу Александровичу», который находится будто бы где-то в Забайкалье.

Семенов на «Патрокле» бежал из бухты. Предполагают, что он стоит где-нибудь вблизи заимки Янковского. По газетам же, будто бы высадился в Океанской[94].

Заходил от имени правительства Н.И. Сахаров предупредить о желании председателя правительства побеседовать со мною. Я ответил, что около 8 часов вечера буду дома. В назначенный час приехал С. Меркулов, начал с извинения за задержку ответа на постановление совещания демократических организаций.

«Все время поглощает борьба с Семеновым. Я еле отошел. Вчера причастился и теперь вновь чувствую себя бодрым. Цель моего приезда просить вас принять пост председателя русско-японской согласительной комиссии; Андогский[95] должен уйти, давят каппелевцы и выдвигают вас».

Я заметил, что среди многих неудобств, связанных с занятием мною этого поста, есть одно, имеющее значение для интервентов. До сих пор я сносился и держал себя как равный только с японским главнокомандующим. Как равные стороны мы подписали и самое русско-японское соглашение 29 апреля 1920 года. Теперь я должен буду понизить свой ранг.

«Полноте, генерал, такое ли теперь время… Людей нет. Рекомендовали полковника Унтербергера, да я его совсем не знаю», – горячо заявил Меркулов; казалось несомненным, что я был очень нужен на этом посту.

Предлагаемый пост был единственным реальным местом, откуда твердо и настойчиво можно было бороться против обид, причиняемых населению извне. Только с этого поста можно было отстаивать и постепенно возвращать принадлежащее русскому народу имущество, захваченное японцами.

По этим соображениям год тому назад я вошел в состав этой комиссии при земском правительстве. Значение этого поста не изменилось с переменой власти. Расчеты наши с интервентами далеко не окончились.

«Я подумаю о вашем предложении, – ответил я Меркулову, – но с условием самой широкой автономии комиссии, исключающей подчинение ее председателя не только кому-либо из министров, но и самому совету министров в целом».

«Ну, конечно, достаточно, если вы будете с ними сговариваться», – быстро согласился Меркулов.

«Затем я оставляю за собой право политической работы, а вы знаете, что я иду по списку враждебной вам группировки».

На следующий день я обещал дать окончательный ответ.

17 июня

Вечером на частном заседании у Б. видел харбинских кооператоров, сторонников Семенова³⁴². Часть из них кандидаты на министерские посты в его проектируемом правительстве. Серьезно доказывают возможность возвращения к власти атамана и осуществимость его фантастических операций против Забайкалья.

На съезде несосов торгуются с Семеновым.

Крестьяне в своей резолюции требуют ответственности правительства перед народным собранием.

По словам Меркулова, у них всего на 6 дней продовольствия для каппелевской армии. Денег вовсе нет.

18 июня

Состоялось мое назначение председателем русско-японской согласительной комиссии.

Вечером были Хомяков и Тяжелов – последний советник ведомства иностранных дел. По словам Тяжелова, японцы и другие иностранцы воздерживаются от каких бы то ни было официальных сношений с правительством Меркуловых. Даже сам председатель правительства ограничивается беседами с начальником японской военной миссии. Вот причина столь настойчивого приглашения меня в комиссию.

Тяжелов показал текст проекта соглашения с Семеновым, лично он горячий сторонник этого соглашения с предоставлением Семенову «теоретической роли».

Гадают о будущем местожительстве атамана, в случае если соглашение с ним не осуществится. В Америку, Китай и Японию его будто бы не пускают. Придется жить в Гродеково или Посьете.

К ночи создалось очень тревожное настроение. Ожидалось выступление семеновских группировок. По крайней мере ижевцы, расположенные в морских флигелях на Светланке, все время под ружьем, в полной готовности. Меня остановил их патруль. Я спросил подошедшего командира полковника фон Ваха: «Поддерживают ли вас рабочие?»

«Нет, они только воздерживаются от всяких выступлений».

19 июня

Троицын день. Погода дивная. Пароход «Инженер», поддерживающий сообщение города с Русским островом, переполнен празднично одетой публикой. Масса японских судов тянется также к живописному острову – на плацу в районе 3-го полка у них спортивные состязания. Там огромная толпа гостей и зевак; крики японцев, саке и пиво. Невольно сознаешь, кто здесь хозяин³⁴³.

21 июня

Вчера в городе демонстрировалась «семеновская сила» – казачий полк. Чудесно пели.

Вражда Семенова с меркуловцами вынесена на второй съезд несосов, где открытые безоговорочные сторонники Семенова потерпели поражение. Новый совет съезда во главе с Лихоидовым, Андрушкевичем, генералом Лохвицким и др. всецело на стороне Меркуловых, за которыми в конце концов и осталась окончательная победа. Семенов принужден был покинуть Владивосток.

Стороны не жалеют красок для очернения друг друга. Получился особый моральный облик и потерпевшего неудачу атамана, и его счастливых соперников братьев Меркуловых.

В процессе борьбы военных группировок изолируется бригада Глудкина, не признающая ни Семенова, ни Вержбицкого. Эта бригада решила подчиниться непосредственно правительству. За этой бригадой охотится генерал Лохвицкий, тоже претендент на объединяющее главнокомандование.

Новый акт исключительной личной любезности японцев: полковник Гоми – исполняющий обязанности председателя их стороны в русско-японской согласительной комиссии – на извещение о моем визите просил не беспокоиться и разрешить ему приехать ко мне.

На первое время, по-видимому, придется ограничиться вопросами материальными и связи, то есть тем, что, по выражению японцев, «относится к вопросам гуманности». Все мои козыри в моем все еще прочно сохраняющемся личном авторитете среди японцев. Правительство в политическом отношении – пустой звук.

В отношении Семенова Гоми выразился, что атаману придется пожить где-нибудь вроде Посьета (из Владивостока он выехал в Гродеково), «пока Китай не разрешит выехать на его территорию и пока войска атамана будут продвигаться на запад».

При последней фразе я посмотрел на Гоми – он улыбался, как всегда.

План похода Семенова в Забайкалье, конечно, известен и им.

22 июня

Заезжал японский дипломатический представитель господин Ватанабе – всецело придерживается ориентации на ДВР. Не знаю, насколько это искренно, может быть, это просто «так надо».

Иронизирует над Семеновым и считает нереальным «буфер в буфере» – белое Приморье в «демократической» ДВР.

Жалуется на трудность положения и у себя дома – в Японии; учитывает рост оппозиции к военной партии. Полагает необходимым соглашение будущего народного собрания Приморья с Читой.

30 июня

Работа в русско-японской согласительной комиссии налаживается туго. Японцы по тактическим соображениям выжидают и тормозят деловую работу.

«Пока правительство не признано, мы можем говорить и решать только вопросы, касающиеся гуманности».

А с мест идет стон – опять «появились» хунхузы, с которыми и правительство и население, лишенные оружия, бороться бессильны. Тормозятся японцами и другие вопросы, а с ними тормозится и жизнь.

Прибывший из Харбина Б., являющийся сторонником работы одной сплоченной военной группой, заявил: «Я не придаю особого значения общественности, ее всегда можно создать, имея деньги». К сожалению, у Б. нет денег, и он лишен возможности проверить свою теорию.

Меркуловы, как люди практики, успешно ведут борьбу с оставшимися во Владивостоке агентами Семенова, будирующими слух о новом перевороте, – они постепенно упрятывают их в тюрьму.

Вот учреждение, которое не может сокрушить даже революция. Оно меняет название в зависимости от устремлений и искренности власти, но сущность его остается неизменной³⁴⁴.

Поднимается вопрос о возвращении России переданной большевиками Китаю полосы отчуждения КВЖД. Японцы по этому поводу заявили мне: «Это вопрос очень большой, и мы его непременно будем изучать».

Дело безнадежное, так как все вопросы они изучают очень долго.

Вопрос с возвращением захваченных грузов тоже затягивается. Японцы откладывают его до народного собрания³⁴⁵.

2 июля

Р. пишет из Харбина, что отношение ко мне там неблагоприятное: все будто бы из-за злополучной истории на реке Хор, где красными были зверски убиты офицеры, вывезенные из Никольска в апреле 1920 года. Я ни с какой стороны не причастен к этой ужасной бойне, она произошла до моего прихода к власти, и, наоборот, заняв пост управляющего военно-морским ведомством при земском правительстве, я, вместе с А.Н. Кругликовым, бывшим тогда управляющим внутренними делами, поднял это дело, добился назначения особой следственной комиссии. Трупы были разысканы, переданы родственникам. Наиболее нуждающимся сиротам оказана помощь.

Сегодня с большим успехом, при огромном стечении публики, прошло устроенное Демократическим союзом предвыборное собрание. Мне пришлось скрестить оружие с лучшим оратором правых В.Ф. Ивановым. Я использовал некоторые промахи его горячей речи и вопросом – сколько еще столетий они, правые, собираются держать в темноте русский народ? – вызвал бурю оваций в зале. После выступления Иванова по личному вопросу дело едва не закончилось потасовкой его и моих сторонников. Выступали представители всех группировок до коммунистов включительно. Последние, впрочем, под флагом профсоюзов.

7 июля

Крайне обострился вопрос с хунхузами. Область стонет от грабежей и убийств. Через русско-японскую согласительную комиссию я заявил японцам о необходимости пересмотра штатов русской милиции и ее вооружения, писал, что «из прилагаемых в копии документов и обшей схемы хунхузских очагов можно с достаточной наглядностью усмотреть, что размеры деятельности хунхузов становятся переходящими всякий предел терпимости…»

Весьма часто хунхузские очаги были на виду стоянок японских гарнизонов, обязанных, в силу соглашения 29 апреля 1920 года, охранять порядок и спокойствие мирного населения. Но так говорило соглашение, иначе было в действительности.

Хунхузы, видимо, имели основание не особенно стесняться присутствием непрошеных охранителей русского населения… «не ограничиваясь обычными данями и оброками с русского населения, они производили вооруженные набеги, убийства, грабежи, поджоги, насиловали и уводили с собой женщин, причем нередки были случаи насилий и над малолетними детьми…»

Японцы ограничивались отписками, уведомляли о посылке небольших отрядов и определенно тормозили с вопросом о русской милиции. Несомненно, на хунхузах была построена чья-то определенная игра.

21 июля

День открытия народного собрания. Большой наплыв публики. Большинство городская интеллигенция. Налицо все иностранные представители, много японских офицеров. В зале вся власть – правительство и Совет управляющих ведомствами.

Архиерей служит молебен.

Советские эмблемы на стенах зала задрапированы трехцветным флагом.

Меньше всего в зале депутатов, крестьяне еще не прибыли. Кворума нет, между тем правительству во что бы то ни стало надо открыть собрание.

Правительственная фракция, национал-демократы, нарочно рассеялись по всем секторам, чтобы скрыть зияющую пустоту зала.

Я в случайном соседстве с князем Кропоткиным, который, как старейший из депутатов, после прочтения премьером Колесниковым указа об открытии народного собрания, вошел на председательское место и не особенно твердо заявил, что кворум есть, а затем объявил народное собрание открытым.

Кропоткин заметно волнуется. Все время называет народное собрание Государственной думой.

Выбрали секретаря.

На кафедру входит председатель правительства С.Д. Меркулов.

Он бледен, волнуется. Сухая, деловая, но по-своему образная речь не столько к депутатам, сколько к собравшейся публике. Реверанс в сторону армии и союзников, вызвавший аплодисменты зала.

«Тяжелый, ответственный момент переживают честные русские люди… ликуют лишь большевики и коммунисты – эти шипящие языки – голоса сатанинские» – так начиналась речь председателя.

Перечисляя положительные факторы, необходимые для спасения Родины, которые порождают надежду в кажущемся безнадежном положении, Меркулов в первую очередь отмечает «русских людей».

«…Я имею в виду, – говорит он, – всех живущих в России и любящих Россию, без различия племен и наречий…» Второй фактор – геройская армия и третий – союзники.

Отношение правительства к «коммунистической власти, к вопросу о том – вести ли нам активную борьбу с ней или вести борьбу мирную, культурную» оратор определяет так:

«Мы полагаем необходимым по возможности вести мирную борьбу, принять все усилия к тому, чтобы тут, у нас, жизнь устроить неизмеримо лучше, чем там, у них: чтобы они, видя это лучшее, имели самый убедительный факт, во-первых, и, во-вторых, чтобы те, которые в этом уже убедились, почерпали мужество для дальнейшей борьбы…»

Но «если нас вынудят, мы, стремясь к защите населения, к самообороне, вынуждены будем в таком случае нарушить также принципы мирной борьбы и пойти, против своего желания, с оружием в руках защищать безопасность и порядок».

В отношении народа Меркулов заявил, что «вообще в истории никогда нельзя было спасти национальное дело, не опираясь на народ, и если даже этот народ в тот или иной момент ошибался, что приводило к печальным последствиям, тем не менее это не меняет общего положения, нельзя спасти национального дела, не опираясь на народ».

Даже эти выпуклые места, не лишенные содержания и некоторой своеобразности языка, прошли без особого подъема. Впечатлению мешала монотонность речи и сухой, слегка гнусавящий, голос оратора³⁴⁶.

Меркулова сменил командующий армией генерал Вержбицкий. Два «Георгия», странная полуштатская при погонах форма, польский акцент и некоторый излишек пафоса: он приветствует депутатов: «Бог помощь народному собранию» и благодарит за внимание к армии.

«Великий и тяжелый путь прошла армия, путь страдания и искупления… На наших знаменах кровью были написаны заветные слова: счастье России, ее свобода и Всероссийское учредительное собрание… В состав армии вошли лица различных оттенков политической и общественной мысли. Армия братски открыла свои объятия для разных национальностей, ибо армия своего нового члена не спрашивала, как он верует и во что верует, а спрашивала лишь, любит ли свою родину больше, чем себя, и готов ли пожертвовать жизнью для нее. И только объединенная этой высокой идеей спасения родины, армия является монолитным целым».

Дальше зачитываются приветствия³⁴⁷. Аплодисменты. Повестка следующего заседания. Конец.

У выхода работает американский кинематограф.

Вопросы внутренней политики, вопросы хозяйственно-экономические – программа предстоящей деятельности правительства – были изложены в «декларации» и. о. премьера Колесникова. Однако декларация эта меньше всего походила на программу. Бесцветная по существу и по форме, она не остановила на себе должного внимания народного собрания.

Колесников, недурной чиновник, немножко, кажется, и коммерсант, мало известный не только в крае, но даже и во Владивостоке, с первых же шагов своей крайне ответственной деятельности пришелся, как говорится, не ко двору. Он добросовестно принимал все удары оппозиции, направляемые против правительства, защищал его, как мог и умел. Его не особенно горячо поддерживало и правительственное большинство народного собрания, оно грезило своим любимцем, веселым и легкомысленным «златоустом» В.Ф. Ивановым.

Иванов был очень нужен и правительству, и его большинству в народном собрании. Как адвокат и недурной оратор, он мог говорить и говорил горячо и увлекательно на любую тему.

Между тем и правительство, кроме С. Меркулова, и Совет управляющих ведомствами, и особенно правительственная фракция народного собрания не блистали ни именами, ни ораторами. В последней, кроме 5–6 лиц, остальная масса представлялась городским обывателем и чиновниками. Входившие в это большинство «правые» крестьяне, почти всегда безмолвные, выдвинули лишь одного весьма «популярного» впоследствии крестьянина-фронтовика германской войны, человека себе на уме, «халкидонского мудреца» (из деревни Халкидон Приморской области) Бардина. Он много чудачил, увеселяя депутатов и публику, и демонстрировал «настроение земли», включительно до просушки портянок под своим депутатским креслом.

В связи с частыми переменами властей деловитые крестьяне не особенно любили высказываться и предпочитали слушать. И в группе крестьян, сидевших в крайнем левом секторе, выступали, главным образом, их лидер – учитель Абоимов и лидер входивших в эту группу корейцев – кореец Ким. Во фракции так называемой Трудовой крестьянской партии, прошедшей под флагом пресловутого Всероссийского крестьянского союза, действительных крестьян не было.

Роль приморского Пуришкевича выполняли депутаты большинства, енисейский казак Донченко и О.

Оппозиция – Демократический союз и примыкающие к нему одиночки, впоследствии «дикие», а также и эсеры – была значительно сильнее интеллектуально.

Неутомимым и едким застрельщиком и в то же время хорошим оратором был кадет Л.А. Кроль, считавшийся блюстителем парламентской этики и традиций. Некоторые речи Кроля были и содержательны, и остроумны. Особенно удачно отвечал он на реплики с мест.

Часто досаждали правительству и большинству народного собрания демсоюзцы – живой и пылкий, всегда чрезвычайно осведомленный Павловский, темпераментный Кругликов и внешне смиренный, но временами злой и едкий Знаменский. Ценным оратором в союзе был и опытный военный юрист депутат Старковский.

Удары Демсоюза нередко скрещивались и на левом крыле, на эсерах. Оттуда выступал массивный рыжебородый Мансветов. Хороший оратор, он «рубил» своих врагов с особым характерным ударением на последнем слоге последнего слова в каждом предложении его речи, нередко горячей и всегда более или менее содержательной. Он, по его словам, «взрывал народное собрание».

Колоритны были «маститые – старейшие»: изящный Рюрикович, старый земец князь Кропоткин и прошедший по списку Демократического союза старый кооператор, бывший народоволец А.В. Сазонов.

Оппозиция штурмовала правительство запросами. Обыватель из парламентского большинства часто был бессилен перед ухищрениями интеллигентов из оппозиции. В этих случаях В.Ф. Иванов был незаменим. Как юрист и адвокат, он, конечно, разбирался в тонкостях запросов, и если не всегда был доказателен, то, во всяком случае, постоянно был готов к ответу…

Действительно, когда Иванов в первый раз стал премьером, выступления власти сделались значительно более колоритными.

В этом отношении его первая речь как премьера представляется достаточно интересной, чтобы на ней остановить некоторое внимание.

Темпераментный и довольно несдержанный премьер в определении задач власти шел значительно дальше весьма хитрого и сдержанного председателя правительства. Он открыто высказал то, на что Меркулов только намекал, особенно в отношении Японии и в отношении советской России.

В своем выступлении Иванов так характеризовал переворот 26 мая: «Майские события – это не продукт искусственного создания, а историческая неизбежность, естественное движение масс под влиянием крайней необходимости, движение против медленного умирания за жизнь и существование» и… результат некоторого участия интервентов, – следовало добавить оратору, без которого 26 мая едва ли было бы возможным.

«Наша основная задача – это скорейшее и, по возможности, безболезненное прекращение Гражданской войны, поддержание социального равновесия и сохранение гражданского мира…»

Для национального возрождения он видел два пути: оздоровление масс и разумная внутренняя политика.

Иванов уверял, что «население тоскует о порядке, твердой и сильной власти, о мирной жизни».

«Наша система – это система демократического правового государства. Наши принципы: закон, свобода и порядок. Воплотить эти великие девизы в жизнь силами одной исполнительной власти невозможно. Для этого необходима поддержка со стороны общества в лице его представителей… Главная и основная задача наша – это созыв Учредительного съезда, который призван установить постоянную власть и выработать конституцию края».

В области финансово-экономической политики Иванов больше всего уделял внимания жалобам на предшествующее правительство… «от павшей власти мы получили руины» и «долг в 1 600 000 рублей».

В вопросе о хлебе его точка зрения, что хлеб «одинаково необходим для всех, и бедного и богатого, для левого и правого».

Касаясь внешней политики, Иванов полагал, что большевизм «открыл блестящие возможности для европейской дипломатии проводить политику свободных рук, построенную на ослаблении и расчленении России». Он заверял, что со стороны других держав «не будет проявлено альтруистических чувств», а будет лишь «национальный эгоизм – неумирающий принцип международной политики всех народов».

«Наше отношение к советской России и ДВР – а никакого различия между той и другой мы не устанавливаем – можно характеризовать так: мы эти образования не признаем… и будем вести с ними непримиримую борьбу».

В отношении Японии он полагал, что «простой национальный расчет подсказывает японскому правительству сохранить Приморье как национальный буфер между советской Россией и Японией, вполне лояльный и дружественный к последней».

Это только основа, опорные пункты речи, полной красивых, порою сильных образов, сравнений и неглубокого, но увлекательного задора.

Иванов, противореча себе, питал гражданскую борьбу, волновал молодых каппелевских командиров, легкомысленно оценивал обстановку, плохо понимал психологию массы, но красиво пел о борьбе, навеял мечты о победе и невольно подогревал задуманный Меркуловыми поход на север.

Посещаемость народного собрания сторонней публикой была огромная. Там была постоянная, временами интересная трибуна, часто занимательное зрелище.

Заменяя, как товарищ председателя, предпочитавшего мирно сидеть среди депутатов председателя народного собрания, старого, умного, а в прошлом опытного дельца Лихоидова, я часто с председательского кресла принужден был сдерживать порыв наиболее пылких посетителей, стремившихся вырваться из рамок установленной дисциплины в наиболее боевые дни.

Другим товарищем председателя был лидер левой группы крестьянства Абоимов. Секретарями: молодой, начинающий ученый, заметно англизированный и слегка чудачивший Широкогоров³⁴⁸ и товарищ городского головы, ктитор местного собора Лякер.

Наиболее крупным событием, привлекшим внимание народного собрания за первые месяцы его существования, было кровавое столкновение между Союзом грузчиков и Владивостокской трудовой артелью, имевшее место на Эгершельде[96] 2 сентября 1921 года.

Парламентская комиссия, которой поручено было расследование этого дела, была создана при моем участии, и мне же от ее имени пришлось выступить с обширным докладом по этому весьма характерному и в бытовом, и в политическом отношении вопросу.

Союз грузчиков существовал с 1917 года. Согласно уставу (§ 1а), этот союз имел целью «защиту экономических интересов и прав своих членов и поднятие умственного и нравственного уровня их». Конечная цель – «уничтожение власти капитала над трудом» (§ 1i).

Поддержка союза предшествующей властью, сочувствие со стороны господствовавшей тогда партии (коммунистов) ставили союз, являвшийся сильной профессиональной организацией, в особо привилегированное положение. В союзе числилось до 4800 человек. Средний заработок грузчика доходил до 9 рублей в неделю.

Владивостокская трудовая артель организовалась в начале весны 1920 года группой безработных офицеров, занявшихся грузовыми работами. Впоследствии в артель вошли рабочие, ранее бывшие в Союзе грузчиков, солдаты и безработная интеллигенция.

Это была конкуренция союзу, считавшему себя монопольным распорядителем всеми погрузочными работами Владивостока.

Несмотря на закон (8 июня 1921 г.) о свободе труда, изданный меркуловским правительством, Союз грузчиков постоянно оказывал противодействие артели. Правда, он заявил, что «никаких насильственных мер к работающим без конкуренции применять не будет», но артель только благодаря конкуренции и могла получать работу.

Два разных мировоззрения на вопрос о труде в конце концов обусловили наличие вражды. Влияния регулирующего правительственного аппарата не было, существовало ведомство труда, но оно бездействовало. Единственным решающим аргументом оставалось силовое внушение сторон, сначала в виде кулака, а затем и бомбы.

«Когда мы убедились, – заявили члены артели следственной комиссии, – что защиты ниоткуда не дождешься, мы решили сами защищаться. А решив защищаться, естественно, избрали и тот способ защиты, который казался нам наиболее действительным при учете сил и обстановки».

2 сентября стороны встретились при перегрузке и перевалке резины на пароход «Шинью». У представителей артели оказались с собой револьверы и бомбы, у Союза грузчиков, как у классовой организации, привыкшей к известным профессиональным навыкам, численное большинство, которое они имели намерение использовать в переговорах.

Слова оказались бессильными. Раздался револьверный выстрел и оглушительные взрывы бомб. Союз грузчиков потерял одного убитым и 8 тяжело раненными.

Появление воинской команды и милиции прекратило свалку. Конечно, заблаговременное появление милиции предотвратило бы столкновение, но власть бездействовала или, во всяком случае, опоздала принять необходимые меры. Кровь пролилась.

Происшествие это, глубоко взволновавшее все слои населения и особенно рабочие круги, вызвало резкое осуждение народного собрания. Оно признало наличие бездействия со стороны власти и совершенную недопустимость примененных членами артели средств для защиты их экономических интересов³⁴⁹.

26 сентября

Кабинет все еще формируется. Денег по-прежнему нет. Многие уже гадают, сколько времени осталось до прихода красных.

Японский главнокомандующий генерал Тачибана не возобновляет контракта на аренду квартиры. Для обывателя и это представляется весьма показательным.

28 сентября

В народном собрании весь вечер занял вопрос о Дайренской конференции[97]. Около часу скрипел Колесников, и столько же времени порхал в вихре слов «златоустый» премьер Иванов. Формула перехода, предложенная Демократическим союзом, почти собирала большинство. Раскол внесли левые крестьяне, после чего упорно начали настаивать на своем предложении и национал-демократы.

Формула их, собравшая большинство в 44 голоса, кроме протеста конференции включала и требование о возврате в распоряжение правительства оружия, захваченного японцами.

Заседание закрылось глубокой ночью после скандала с выходкой депутата Кроля, крикнувшего большинству, упрекавшему оппозицию в отсутствии патриотизма: «Этому правительству оружие? Никогда!»

Я выступал в этот вечер с обширной мотивировкой обычного для каждого заседания заявления Демократического союза о необходимости создания комиссий военно-морской и по иностранным делам, неуклонно отвергаемого правительственным большинством народного собрания будто бы из-за недоверия к оппозиции.

«Миказа» (японский броненосец), потерпевший на днях серьезную аварию около острова Аскольда после похода в северные воды нашего побережья, вернулся и стоит на рейде.

Чудеса: его стянули в самый разгар тайфуна. Сейчас в Золотом Роге уже три японских боевых судна. Полагают, что это демонстрация против Америки, видимо, остро вмешавшейся в работу Дайренской конференции.

Может быть, и «Миказа» «сел» на камни, чтобы дать повод заменить его другими боевыми судами во Владивостоке.

1 октября

К. сообщил о наступлении на Спасск красных – это совпало с распоряжением об эвакуации из Спасского района семей военнослужащих.

Правительство наметило делегацию на Вашингтонскую конференцию: Хорват, Окулич и кто-то из народного собрания. Под видом участия в этой делегации будто бы собирается проехать в Германию Н.Д. Меркулов. Идея русско-германского сближения заметно крепнет в здешних правых кругах.

Вечером у А. познакомился с одним из бывших членов Архангельского правительства князем Куракиным. Он очень удивлен и возмущается, что его дети, оставшиеся в советской России, не только привыкают к режиму, но даже имеют возможность веселиться.

Там же встретил молодого офицера, прибывшего из Бары на пароходе «Франц Фердинанд». Здешние условия жизни он считает значительно худшими заграничных и все же бесконечно рад, что оказался на родине.

Полагал, что его сразу заберут на фронт – такое представление у эмигрантов, его бывших товарищей. Все они стали англофобами.

Рассказывал о случае не особенно лестном для характеристики английских войск. Это было у Баку, где более тысячи англичан будто бы положили оружие перед 300 большевиками. «Офицеры в панике срывали погоны»³⁵⁰.

4 октября

В сегодняшнем заседании народного собрания эсеры неожиданно внесли запрос по поводу смертного приговора над осужденными из шайки «21», терроризовавшей город убийствами и уводами жителей, особенно детей богатых граждан, в сопки в целях вымогательства денег[98].

Оппозиция голосовала за замену смертной казни (кстати сказать, это была дешевая игра на популярность – бандиты стоили своего приговора) другим наказанием, большинство же – за невмешательство в дела суда.

Страсти разгорелись. Последовавшее затем выступление члена Демократического союза Павловского в связи с незаконным расходованием правительством 636 000 рублей, подкрепленное крайне неприятными для власти документами, вызвало грубый окрик находившегося в публике редактора «Вечерней газеты» В.Н. Иванова³⁵¹, бывшего в нетрезвом виде.

Начался настоящий скандал, пришлось прервать заседание.

Партизаны утвердились в Полтавском районе, где уже давно упрочилось влияние коммунистов. Таким образом, режется сообщение (западная ветвь Уссурийской железной дороги) к Пограничной и еще более суживается территория Приамурского правительства.

6 октября

Во флотских частях Владивостока определенное засилье семеновских приверженцев во главе с контр-адмиралом Б. На вечерней перекличке на судах поют «Боже, царя храни» – старая омская история и, вероятно, с тем же конечным результатом. Своеволие командиров, с которыми не может справиться власть, не опирающаяся на массы.

Морские суда в значительной степени укомплектованы моряками, прибывшими на «Франце Фердинанде» из Месопотамии. Большинство – бывшие команды судов Черноморского флота, уведенных Врангелем после падения Крыма. Все это отличные матросы, хорошо знающие службу, политически – ярко правого уклона.

Суда ремонтируются, постепенно вооружаются; внешне большой порядок. Меркуловы не скупятся на расходы по флоту. Ломают семеновские настроения в свою пользу. В этом направлении работает командующий флотилией адмирал Старк.

Хуже дело в сухопутных войсках: там прежняя острая враждебность между каппелевцами и семеновцами. Один из активнейших руководителей переворота генерал Лебедев весьма мрачно расценивает обстановку и настаивает на необходимости создания высшего военного органа, авторитетного для всех взаимно враждующих частей армии.

Не совсем гладко и в народном собрании. Правительство имеет там большинство – 43 голоса («блок несоциалистов») из общего числа депутатов в 75 человек. Но едва ли это большинство будет постоянным. Приходится усиленно ухаживать за казаками, которые только и обеспечивают отмеченное большинство³⁵².

10 октября

Перемены в составе кабинета. Председатель народного собрания Лихоидов принимает портфель управляющего государственными финансами. Генерал Вержбицкий назначается управляющим военным ведомством с подчинением только верховной власти. Его конкуренту генералу Лохвицкому, все время демонстрировавшему себя народному собранию, придется, по шутливому выражению Широкогорова, опять танцевать свои неизменные pas d’argent pas de cr?dit (ни денег, ни кредита).

В беседе я заметил премьеру Иванову, что японцы, кажется, сердятся за статью «Русского края» о захваченном ими оружии.

«Полноте, они, наоборот, просят, чтобы мы их ругали – это скрепляет их дружбу с ДВР».

14 октября

Завтрак в кавалерийском полку. Старые традиции. Настроение полка монархическое. Присутствуют верхи власти. Член правительства Н.Д. Меркулов – каскад громких фраз, произнесенных могучей грудью и голосом.

В речи премьера Иванова – гимн старой императорской армии. Популярный генерал М. возвышает и укрепляет авторитет власти и начальства.

Захмелевший командир полка Зеленцов провозглашает тост «за здравие государя императора» (покойного).

Я с удивлением смотрю на военного министра Вержбицкого. Сидевший рядом Андрушкевич заметил: «И грустно, и приятно, сегодня ведь праздник монархистов»³⁵³.

Вержбицкий резко сдерживает командира полка и говорит о народе, под упрямое бурчание командира о «монархии».

Встает молодой бригадный генерал Сахаров, мужественно и твердо говорит тост за Всероссийское учредительное собрание.

Я передаю приветствие от президиума народного собрания.

Какой же из лозунгов при этом бесшабашном разброде дойдет до солдата?

В помещении, где происходил завтрак, были трубачи и чудесный хор песенников. Я видел возвращающиеся с парада эскадроны. Лихие, бравые ребята на хорошо содержимых конях. Они готовятся к борьбе. За какой из произнесенных лозунгов?

17 октября

В утренних газетах большая сенсация – убийство Цейтлина. Убийство совершено в квартире старшего врача переселенческой больницы А.Б. Моисеева на Эгершельде. Убийцы – трое неизвестных в военной форме. Версий много, включительно до тайного проживания Цейтлина в японском жандармском управлении, откуда он руководил местными большевистскими организациями и подготовкой задуманного переворота.

Необходимо отметить, что за время своего нахождения на посту уполномоченного ДВР во Владивостоке, при правительстве Антонова, Цейтлин³⁵⁴ приобрел обширные знакомства и в политическом представительстве Японии, и среди японского командования. Он очень быстро сделался и наиболее ответственным работником среди местных коммунистов, хотя сравнительно недавно вошел в состав партии.

21 октября

Председателем народного собрания вместо Лихоидова, принявшего пост управляющего финансами, избран выдвинутый большинством Н.А. Андрушкевич, получивший, однако, всего 37 голосов за и 24 против.

Андрушкевич известен пока как автор остроумных заметок в редактируемой им газете «Блоха» и в «Слове», а также как один из видных членов совета Съезда несоциалистических организаций.

На вечернем заседании дельно говорил Кроль по вопросу о цензуре. Тем не менее интерес к народному собранию начинает падать. Невзгоды жизни отвлекают внимание к мелочным насущным заботам дня.

26 октября

В газетах опять телеграмма «Кокусая» об эвакуации японских войск и о выдаче в связи с этим оружия Дальневосточной (каппелевской) армии.

Поездка делегации в Вашингтон не состоится… Фракция эсеров лишилась своего лидера Мансветова, у него что-то вроде горловой чахотки, едет в продолжительный отпуск.

27 октября

В комитете Демократического союза предположена постановка инсценировки «Суд над советской Россией». Хроническое безденежье не позволяет развивать работу в должных размерах. Благодаря полному отсутствию агитации, союз провалился на выборах во Владивостокскую городскую думу. Любопытно отсутствие интереса к выборам: из 150 000 населения голосовало всего 4000 человек. Случай здесь небывалый.

Ходят слухи о роспуске народного собрания, как дорогостоящей затеи, мешающей «работе» правительства. Говорят о созыве третьего съезда несосов.

Читал письма с мест. Мрачно. Почти анархия. В одной из деревень, чтобы не допустить богослужения, выбили окна и напакостили в церкви.

На некоторых стоянках отношение к каппелевцам весьма сдержанное, особенно на Сучане, где правит стачечный комитет. Влияния Владивостока никакого.

Везде в городе и в области много политики, но совсем нет денег.

28 октября

А. рассказывал о подвигах русского военного судна «Батарея», изловившего у японских берегов американский пароход, везший оружие коммунистам под английским флагом. Недурна комбинация.

Среди пассажиров был игравший видную роль в ведомстве продовольствия за время земского и антоновского правительств коммунист Якум.

Задержанное судно было отведено в ближайший японский порт[99].

Капитана парохода спросили: «Откуда взяты замки к русским орудиям?»

«Куплены на семеновском базаре (во Владивостоке)», – ответил улыбаясь командир.

Много чудес творится во Владивостоке. Кроме ружей и пулеметов, в которых так нуждались все правительства, там можно, оказывается, приобретать умеючи даже пушки, хотя и в разобранном виде, по частям.

В народном собрании очередной скандал. Касаясь интервентов, бывший на трибуне депутат Оленин резко заявил по адресу чехов: «Пусть будут прокляты чехи, а все, кто с ними, – предатели».

Председательствовавший в это время Андрушкевич не остановил увлекшегося оратора. Слово взял представитель ведомства иностранных дел Колесников, заявивший резкий протест против выступления депутата (Оленина). Подзадоренный с мест, председатель неожиданно и резко оборвал Колесникова.

Поднялся неимоверный скандал, едва не кончившийся потасовкой депутатов Донченко и Куржанского.

Опять обострились прения по вопросу о цензуре. Мне пришлось выступить против правого депутата Руднева, требовавшего самой суровой цензуры для печати, ввиду исключительности переживаемого времени, а также и потому, что «народ наш еще дитя и требует опеки».

Я говорил:

«Свободная мысль выражается только свободным словом…

Наш народ, по словам депутата Руднева, дитя. Да, граждане депутаты, дитя, которого долго и искусственно задерживали в темноте, но видите, чего стоит порыв этого дитяти к свету, вы видите, что вместе с повязкой, которую он хотел сорвать со своих глаз, он разметал тысячелетнюю государственность, уничтожил веками созданное строительство, разрушил духовное достояние нации и полунагой, грязный, голодный и озлобленный тянет всех назад в ту тьму и невежество, в которых, боясь вольного духа, отечески старались удержать это стомиллионное дитя.

…Я на днях видел тяжелое зрелище: цензор кромсал гранки набора, кромсал по собственному разумению человеческую мысль. Редактор вышел.

Сотрудники подавленно молчали, а я испытывал чувство безграничного стыда и за цензора, и за тех, кто послал его на это дело…»

30 октября

Раут в Версале. Хозяин раута – новый председатель народного собрания Андрушкевич. Среди огромного количества гостей консульский корпус, журналисты, до полсотни японских офицеров и моряков.

Нарушал «объединение» японский профессор Х.: он ссорился с хозяевами и уверял, что «России больше нет и не будет, как нет старой Римской империи».

Лучше дело шло у казаков и крестьян, приглашенных на раут. Их объединила русская песня с надрывом и слезой, как умеют петь только в России³⁵⁵.

Сегодня опять торжество – прием у японского консула по случаю дня рождения микадо, там же собрались члены японской колонии и все японские представители от армии и флота, во главе с главнокомандующим генералом Тачибаной, который и принимал приветствия. По заранее заявленной просьбе японцев, общее поздравление (от всех консулов и русских политических и общественных деятелей) сказал С.Д. Меркулов. Очень заметен внешний перелом в отношении к его правительству. В этом зале он был персоной.

Как раз удачно для Меркуловых было получено радио о занятии Петропавловска на Камчатке войсками Бочкарева, отправленными с особой экспедицией, возглавленной бывшим крупным промышленником Биричем и предназначенной для организации управления Камчатским краем.

Присутствующий на рауте Колесников не преминул сообщить мне, что японцы, в связи с этим радио, просили уже покровительства для их резидентов на Камчатке, на что скептически настроенный В. заметил: «Не к добру это – опять готовят какой-нибудь трюк».

У А. показывали письмо, шедшее из Петрограда в Харбин всего 16 дней – это лучший показатель, что те восстания в Сибири, о которых ежедневно сообщает «Русский край», нисколько не мешают нормальной работе почтовых сообщений по Сибирской магистрали³⁵⁶.

2 ноября

Русско-японскую комиссию осаждают просьбами об отпуске конфискованного японцами пороха – и всё для целей охоты. Все сделались охотниками. Рыночные цены на порох значительно упали.

Вечером в народном собрании впервые единодушное, за исключением эсеровской тройки, постановление о борьбе против ставших нестерпимыми насилий хунхузов.

Миролюбивое настроение нарушила речь депутата Павловского по поводу указа об усиленной охране. Цитируя речь Шингарева в Государственной думе, он недвусмысленно обозвал правительство «хулиганами».

Я, председательствовавший в собрании, понял, что это слова приведенной цитаты, и не остановил вовремя оратора.

Начался неописуемый скандал. Министры бежали из ложи. Следом за ними покинуло зал и правительственное большинство.

Я объявил перерыв, затребовал стенограмму и затем по возобновлении заседания, выяснив свой недосмотр, предложил исключить Павловского из заседания. Попутно объявил замечание и депутату Оленину за призыв о поддержке правительства, обращенный к публике.

Предложение было принято; тем не менее атмосфера вражды и раздражения не утихала, пришлось закрыть заседание.

Борьба Демократического союза против цензуры увековечена появившейся сегодня в «Слове» интересной карикатурой: я – «Илья Болдырец» с «Добрыней Старковичем» (Старковским) и «Алешей Кроличем» (Кроль) идем на «Чудище Озольское» – цензор Озоль.

Павловскому грозят дуэлью и 102 статьей. От меня требуют извинения перед председателем Совета управляющих и т. д.

Правительственная «Вечерка» неистовствует.

Ни дуэли, ни извинения даже в виде «соболезнования» премьеру, конечно, не было.

Вероятно, в связи с тайфуном и отвратительной погодой в виде снега, дождя, грязи и леденящего ветра, у всех не в порядке печень. Злоба шипит изо всех углов.

Генерал Молчанов опубликовал в газетах письмо на имя председателя народного собрания по поводу выступления депутата Куржанского (крайний правый), будто бы оскорбившего армию. Бедный Куржанский оказался и «товарищем», и «агентом большевиков».

Письмо это вызвало всеобщее возмущение. «Командиров много, у каждого свои претензии, на всех не угодишь. Во что обратится народное собрание, если со всех сторон в него будут направлены дула револьверов и угрозы насилиями. Мы же осуждали, когда слушали рассказы о Чите, что там единогласные постановления в Учредительном собрании принимались под стук партизанских прикладов» – так выражались наиболее сдержанные депутаты.

К чести большинства, поддержанного и советом съезда несосов, отношение к этому письму было выявлено самое отрицательное.

12 ноября

Вчера горячо дебатировался в народном собрании законопроект об изменении указа правительства, касающегося применения ст. 279 кн. XXII старого свода военных постановлений (смертная казнь).

После скандала с выступлением Павловского министры не посещают заседаний народного собрания. Начался поход и против меня, как председателя Русско-японской согласительной комиссии, за игнорирование власти.

Город пугают наступлением семеновских войск (таковые все еще существуют) из Гродекова, руководимых генералом Глебовым и полковником Глудкиным.

Говорил с Н. Меркуловым. Он «нюхом чувствует что-то неладное: в Дайрене поворот – туда вызван Блюхер (главнокомандующий ДВР). Правда, все затянется еще месяца на два, но в общем в воздухе нехорошо».

«А как история с глебовским наступлением?» – спросил я Меркулова.

«Да ничего, рассасывается».

Местные англичане говорят о сильном вздорожании жизни в Англии: «Многие переезжают во Францию, там гораздо дешевле, но нет прислуги».

15 ноября

Опять сделал нажим об освобождении японокомандованием наших русских грузов.

Арестован полковник Глудкин, наиболее резкий выразитель сепаратизма в армии.

Кругом жалобы на отсутствие денег.

Заходил вождь здешних «засельщиков»[100] Давыдов. Они прочно организовались и на выборах в городскую думу оказались весьма влиятельной общественной силой.

По мнению Давыдова, эти крепнущие массы объединит и поведет за собой установление права собственности вообще и мелкой земельной собственности в частности, то есть то, что закрепит захват ими чужой земли.

Я сказал, что мысль многих давно уже фиксируется на этом новом общественном образовании – «мелкой буржуазии», весьма цепкой и стойкой в борьбе за мелкую собственность.

Мне вспомнилось, как они с вилами и топорами в руках отстаивали чье-то крыльцо, нарушавшее утвержденную городом распланировку улиц. Наряд милиции оказался бессильным.

Народным собранием довольно гладко принят закон о применении ст. 279 кн. XXII старого свода военных постановлений (смертная казнь). Протесты Кроля пропали даром.

Создался и крепнет новый триумвират – Н.Д. Меркулов и генералы Вержбицкий и Молчанов.

Арестован руководитель переворота 26 мая генерал Лебедев. Появился слух, что какие-то «повстанцы», после боя с партизанами, заняли Ольгу[101].

В мелких правых газетках ряд клеветнических выпадов по моему адресу. Вместе с редактором В. Ивановым в этом упражняется какой-то Клепиков, выдающий себя за адъютанта Б.В. Савинкова, а теперь что-то вроде личного секретаря у премьера Иванова.

18 ноября

В народном собрании бюджет, первая смета государственного контроля, прошел гладко.

Обстоятельно и довольно эффектно выступал сегодня премьер Иванов по поводу запроса об издании указа № 49 (нарушение конституции) об усиленной охране. Выдержками из захваченной переписки он установил факт готовящегося заговора, руководителем которого был убитый коммунист Цейтлин. Выступление было назначено на 18 октября.

Относительно заговора будто бы даже велись переговоры с представителями оппозиции народного собрания и каппелевскими офицерами во Владивостоке и Раздольном³⁵⁷.

«Исключительные меры вводились нами не для того, чтобы подвергнуть население террору, а наоборот, чтобы избегнуть пролития крови… Эти меры не репрессии, а превенции» – таковы были заключительные слова премьера.

Беседовал с одним из руководителей харбинской газеты «Русский голос» Востротиным. Он задержался во Владивостоке перерывом сообщения, вызванного взрывом на железной дороге. Смотрит на положение вещей пессимистически. Новая склока, по его мнению, неизбежна.

20 ноября

Совет старейшин народного собрания постановил считать рождественские каникулы с 25/XII по 25/I.

Среди депутатов ропот – не дают денег. «Предпочту любую частную контору, где платят», – возмущенно заявил мне Старковский.

«А разве есть еще такие конторы?» – заметил я по поводу его возмущения. Действительно, с деньгами плохо.

«Слово» неожиданно взяло меня под защиту и крайне резко высказалось против неумных и резких газетных выходок Клепикова и К^о; считает, что ответственность за это падает на патрона Клепикова, то есть на премьера В.Ф. Иванова.

Факт этот обратил на себя внимание – «Слово» в свое время (1920 г.) немало трудилось над моей персоной. Это несомненный показатель новой трещины в правительственных группировках. Там продолжается глухая, упорная борьба.

Беседовал с начальником штаба японских войск генералом Иосимурой. Вопрос касался возвращения захваченных японцами после 4–6 апреля 1920 года военных грузов. Официально, как и следовало ожидать, «нет», а неофициально для целей «гуманности» и по частям – «да». Что же, будем возвращаться для целей гуманности, другого выхода пока нет.

Спросил Иосимуру: «Придаете ли вы значение приезду Блюхера в Дайрен?»

«Никакого», – было коротким ответом.

Конечно, цена этому ответу небольшая. Все же вопрос об эвакуации, видимо, вопрос назревший.

21 ноября

Был на празднике артиллерийского дивизиона в Гнилом углу. Бедно и холодно в давно не ремонтированной казарме. Наряд артиллеристов с винтовками произвел впечатление хороших кадровых солдат. Офицерство, большею частью, кадровое. Эта роскошь только в специальных войсках. Командир дивизиона грузин Бек-Мамедов с добродушным, приветливым лицом и чудесной шевелюрой. Весьма популярен в армии, прекрасный начальник, заботливый хозяин и отличный артиллерист.

Прибыл взвод саперов – у них тоже сегодня праздник их части. Народ видный, дельный, большинство «спецы» из рабочих и мастеровых.

Приехали С. Меркулов и Вержбицкий. Первый без заметных следов утомления его почти единоличным управлением.

Вержбицкий нездоров, прихрамывает, с палочкой, без оружия. Он у себя, почти по-домашнему.

«Главковерх» Н. Меркулов пышет здоровьем и энергией. Воплощение физической силы с крепким ядреным словцом и повадками матерого амурского шкипера, прикрытого модным пальто и дорогой шляпой. С ним неразлучен генерал Молчанов, худоба и бледность которого еще резче оттеняются рядом с плотной фигурой Меркулова. Говорят, что от прежнего демократизма Молчанова не осталось и тени.

С. Меркулов, Вержбицкий – Н. Меркулов, Молчанов – это то, что правит сейчас Приморьем.

Здравицы говорил Молчанов, в корпус которого входили артиллеристы. Слышу: «За здоровье представителя президиума народного собрания и народа…» Протискиваюсь сквозь толпу приглашенных и кланяюсь.

Здесь, в этой войсковой части, все иначе – просто, деловито. Здесь чувствуется идейное руководство. Здесь учитывают революцию и о народе говорят как о хозяине страны.

За завтраком С. Меркулов развивал его любимую тему: «все от помощи Бога». Наша работа здесь, в Приморье – чудо.

Я передал приветствие народного собрания, а потом просто, живыми примерами из жизни и личного опыта двух больших войн, охарактеризовал современную роль артиллерии и необходимость бережного отношения к ее настоящим опытным кадрам.

Хотелось говорить, я чувствовал, что и пожилые, и юные артиллеристы предпочитали эту родную им тему пышному застольному тосту.

«Первый раз слышу представителя народного собрания без политической темы», – слышу сочувственное замечание со стороны соседа генерала С.

Артиллеристы тоже готовятся к братоубийственной войне. Мне жаль их молодых жизней. Они будут драться упорно.

22 ноября

Запрос по поводу усиленной охраны (указ № 49) отклонен всего лишь 32 голосами – это, конечно, очень мало для обеспечения доверия кабинету.

Глухая затяжная борьба с властью чувствуется и в народном собрании. Она утомляет обе стороны.

Председатель народного собрания Андрушкевич сообщил мне, что С. Меркулов готов был к роспуску народного собрания на 4 дня, чтобы провести закон о полевых судах.

Восстал против этого комитет несос-съезда. Вопрос пока на весу.

Последние дни успехи: адмирал Старк разогнал и пленил большевистский флот (суда, уведенные из Владивостока в день переворота 26 мая), настигнутый им в бухте Ольга. Вчера привели последнего беглеца «Лейтенанта Дыдымова».

Газеты пишут об успехах на Сучане и в Анучино.

28 ноября

На Вашингтонскую конференцию правительство командирует Колесникова и Бодиско, без какого-либо участия народного собрания.

Таинственные белые повстанцы теснят красных; видимо, близок захват Имана.

Во Владивосток пришел японский стационер «Ивами», бывший русский «Орел», плененный у Цусимы в 1905 году. После «Хизена» (русский «Ретвизан») это – второе проявление японской неделикатности в отношении русского национального чувства. На борту «Ивами» новый командующий адмирал Текаучи.

Генерала Лебедева выслали за границу. Глудкин еще под арестом.

Генерал Молчанов со штабом и генерал Смолин выехали на север – это в связи с продвижением и успехами белых повстанцев. Для народного собрания все это движение тайна.

30 ноября

В народном собрании в состав фракции Трудовой крестьянской партии (лидеры – полковник Попов и кооператор Славянский) вошел отделившийся от национал-демократов князь Крапоткин.

Сюда же перекочевал и сибирский автономист-областник А.В Сазонов… Эта фракция втягивается в состав вновь формирующегося правительственного большинства, тщетно пытающегося диктовать свою волю в народном собрании. Члены этой фракции связаны с правительством деловыми коммерческими интересами. Они под вывеской Всероссийского крестьянского союза организовали особое коммерческое предприятие, ставшее почти монопольным органом снабжения армии и флота.

Сообщают о взятии повстанцами Имана и о разоружении их, в свою очередь, японцами – отобрали 15 винтовок. Этого «требуют» условия Русско-японского соглашения от 29 апреля 1920 года.

3 декабря

Вечером с удовольствием слушали игру А. Холодно и не особенно уютно у них, и тем не менее как оживляет и бодрит искусство! Меня все время преследовала мысль – возможно ли это наслаждение, дает ли хоть музыка временный душевный покой и отдых в кажущейся кошмарной обстановке советской России? Или, может быть, мы здесь преувеличиваем, не будучи в состоянии заглянуть за создавшуюся мертвую грань, которая отделяет нас от мук, страданий и смерти, преувеличиваем, не видя другого, не видя проблесков новой жизни среди родного народа.

А оттуда опять вести. С непонятным любопытством, как на что-то из другого мира, смотришь на конверт, марку, почерк. Это Н. П. пишут сыновья из Москвы. Почти бодрые строки: «сыты и не будем мерзнуть»…

Вот предел современного счастья!

Содержательны и вполне грамотны, конечно, по советской орфографии, письма внуков. Здесь же берегут пресловутый «?» и только по экономическим соображениям пытаются обойтись без твердого знака («ъ»).

У меня имеется целый научный трактат весьма образованной лингвистки, правда несколько опустившейся под ударами личных несчастий и тяжелых условий современной жизни, где научно обосновывается символическое значение буквы «?» (K – крест и держава), тесно связанное, по мнению автора, с судьбой России.

Это тоже борьба за «аз», стоившая жизни сожженному на костре протопопу Аввакуму. Сторонница «?» умрет, но не так эффектно. Умрет – ей тесно и скучно в мире без лишней буквы в алфавите³⁵⁸.

9 декабря

Праздник георгиевских кавалеров, Генерального штаба и академии. Торжественный молебен. Парад при огромном стечении публики. Завтрак, речи.

Мне передавали сегодня справку обо мне простых казаков – «блюду ли я старую линию за народ». Вопросом, куда идет моя линия, интересуются и здешние рабочие – при моих случайных единичных встречах с ними я определенно чувствую атмосферу доброжелательства³⁵⁹.

Произошла ликвидация гродековской (семеновской) группы. Глава ее – генерал Глебов арестован несколько дней тому назад. Надеются, что это объединит все вооруженные силы. Надолго ли?

Белые повстанцы неуклонно продвигаются на север к Хабаровску.

С. Меркулов выпустил воззвание с призывом к борьбе с «сатанизмом» – большевиками.

Постепенно открываются карты в начатой правительством большой, сложной и опасной игре.

19 декабря

С освобождением грузов опять заминка.

В японской военной миссии имеется сведение о проходе через Благовещенск в сторону Хабаровска 8 эшелонов красных войск, будто бы не выражающих особого желания сражаться в гражданской войне.

Уходит премьер Иванов, вернее – его заставляют уйти из-за каких-то служебных недочетов. Проще говоря, у С. Меркулова нашелся более надежный и преданный кандидат.

Правительство и председатель народного собрания сегодня объединены – вместе присутствуют в соборе на панихиде по покойному императору Николаю II. Мне говорили, что церковь полна народу. Сегодня же монархическая «чашка чая» в «Русском обновленном обществе».

Был в Народном доме на заседании правления «Общества народных чтений», куда я избран членом правления. Возложили на меня руководство общеобразовательной и юбилейной комиссиями. Общество справляет в этом году 35-летний юбилей, очень ослаблено сменой властей и режимов, а также и острым безденежьем³⁶⁰.

22 декабря³⁶¹

Третий день жестокие морозы.

В заседании президиума народного собрания решали вопрос о перерыве сессии. Предположено сделать это постановлением самого народного собрания, причем полагалось считать этот перерыв простой отсрочкой заседаний, отнюдь не предоставляющей правительству возможности единоличного законодательства.

В ближайшую субботу намечено последнее экстренное заседание для проведения «временных правил» по предоставлению правительству возможности использовать ежемесячно шестую часть сметы 2-го полугодия 1921 года.

Идет разговор о мобилизации офицеров.

Заключен заем, вернее ссуда, по которой правительство, по заключению Павловского, ничего не получит.

В печати появилось интервью депутата правительственного большинства Подгорбунского, резко подчеркивающее зависимость правительства от совета несоциалистического съезда, что особенно выразилось при составлении нового совета управляющих, в связи с уходом премьера Иванова.

Я, да и многие другие из непосвященных были удивлены серьезностью темы интервью со стороны более чем посредственного депутата Подгорбунского.

Это, несомненно, какой-то ход, знаменующий появление опасной трещины между правительством, вернее С. Меркуловым, решившим опираться исключительно на армию и наиболее реакционную часть несосов, и правительственным большинством.

23 декабря

На интервью депутата Подгорбунского последовал чрезвычайно резкий официальный ответ председателя правительства.

Ответ этот и по форме, и по содержанию – оплеуха правительственному большинству, роль которого, как и роль совета несос-съезда, сводится этим документом к нулю.

«Зачем же я вырывал камни из мостовой, чтобы швырять ими в Семенова? Не для того, конечно, чтобы создать вместо него Меркулова!» – горячился депутат Оленин.

«Вы три месяца прикрывали грехи правительства, а оно третирует вас, как холопов», – подумал я, слушая возмущенного Оленина.

Серьезнее замечание спокойного, выдержанного Андрушкевича: «Мы их породили, мы и убьем».

На заседании президиума стало известно, что правительство, не считаясь с постановлением совета старейшин о возобновлении заседаний с 24 января 1922 года, решило издать указ о роспуске народного собрания до 14 февраля.

Председатель народного собрания Андрушкевич предложил собрать необходимое число (50) подписей, чтобы получить обусловленную положением о народном собрании возможность требовать открытия заседаний народного собрания 24 января, если бы указ правительства действительно был выпущен.

Выпуск указа будто бы задерживается вследствие несогласия премьера Иванова контрассигнировать этот указ.

Предрешена замена премьера и части министров.

Пятьдесят подписей, на случай требования досрочного открытия народного собрания, уже имеются.

24 декабря

Сегодня последнее экстренное заседание народного собрания. Зачитан весьма резкий протест совета казачьего съезда, как ответ на вызов, брошенный вчерашним официальным сообщением правительства большинству народного собрания.

Кроме того, принято пожелание народного собрания о скорейшем созыве Учредительного съезда для выбора новой постоянной власти, вместо настоящей – временной.

Протест и пожелание, выдвинутые и принятые доселе верным правительству большинством, произвели огромное впечатление. Аплодисменты всего зала. Один из депутатов оппозиции, показывая в сторону большинства, заметил: «Мы – донкихоты народоправства, а вот они – его реальные защитники».

Настроение напряженное. Несколько законопроектов протаскиваются на курьерских.

Еще удар по правительству – избирается «комиссия для приветствия населения в местностях, освобожденных от коммунистов» – это глаз на север, в район успешных действий таинственных повстанцев. В комиссию вошли: Лихоидов, Данченко, Улитин, Пашкеев и я.

Перед закрытием заседания весь президиум демонстративно на эстраде. Председатель объявляет, что следующее очередное заседание народного собрания 24 января.

Раскол правительственного большинства имел слишком большое влияние на дальнейший ход событий. До начала этого раскола если оппозиции и удалось поколебать, правда, и без того ничтожный престиж правительства, то все же практические результаты ее работы были малы.

Меркуловы все более и более выявляли свои самодержавные наклонности, почти самовольно распоряжались финансами, разматывая остатки тех товарных ценностей, которые еще уцелели от прежних властей.

Платя за все ассигновками, постепенно теряющими валютную ценность, правительство умело влияло на их реализацию и тем самым держало в своих руках всех кредиторов казны, в том числе и значительный кадр служащих и даже депутатов народного собрания.

Парламентское большинство, при всей скромности его интеллекта, бывшее до сих пор паладином Меркуловых, все же начало прозревать, что оно только ширма для их махинаций.

Большинство это сплошь и рядом становилось, как перед свершившимся фактом, перед вопиющими деяниями правительства и должно было прикрывать таковые своим вотумом.

В интервью депутата Подгорбунского и суммировались все неудовольствия большинства, а также отмечался и уклон Меркуловых в сторону наиболее реакционной части несоциалистического съезда. Пока это было предупреждение доселе верных союзников.

Чрезвычайно резкий ответ председателя правительства С. Меркулова на интервью Подгорбунского, его крайне задевающая оценка не только роли большинства, но и породившего правительство совета несос-съезда были открытым вызовом и тому и другому.

Вражда обострилась, большинство народного собрания начало дробиться. Сторонники Меркулова образовали новую фракцию национально-демократического союза, во главе с наиболее ярким реакционером Рудневым. Эта фракция, совместно с крайне правыми представителями крестьян, пыталась создать новое большинство для Меркуловых, отвергающее уже не только идею ответственности Совета управляющих, но начавшее поход и против самих себя, то есть против самого народного собрания.

В противовес этой комбинации выделилась небольшая монархическая фракция во главе с депутатом Олениным, которая, вместе с входившей раньше в состав большинства фракцией несоциалистического съезда и остатками национал-демократов, повела резкий поход против Меркуловых.

Это был достаточно продуманный ход, он вырывал у Меркуловых инициативу открытого заявления о их склонности к опоре на монархическую идею, и не только отрывал, но и делал враждебной руководящую группу несоциалистов, в том числе и большую часть совета их съезда.

Нажим оппозиции и развал в большинстве были крайне неприятны правительству. Неприятны особенно потому, что в это время, как потом обнаружилось, Меркуловы, совместно с высшим командным составом каппелевцев, не только готовили, но и начали поход против красных.

Подготовка велась в глубокой тайне, о ней не знали даже многие из состава Совета управляющих ведомствами. Демократический союз и левое крестьянство били тревогу; каждое заседание народного собрания начиналось их требованием немедленного образования военно-морской комиссии и комиссии по иностранным делам, при этом в мотивировке требований ясно намекалось на готовящуюся военную авантюру.

Пугливое, хотя и расколовшееся уже большинство, боясь подвоха «соглашателей с ДВР», неизменно проваливало эти требования.

Но тайное, наконец, стало явным. «Повстанцы», оказавшиеся скрытыми каппелевцами, взяли Иман и начали усиленное продвижение на Хабаровск.

Успех поднял шансы правительства. В связи с одержанными боевыми успехами и присоединением Камчатского края, ждали резонанса этих успехов на Амуре и в Забайкалье. Более же горячие головы, как и всегда в подобных случаях, мечтали не только о Сибири, которая считалась охваченной волнением, но и о… Москве!

Печать трубила победу и нещадно клеймила «предателей-соглашателей» из состава народного собрания. Делались попытки к поднятию религиозного порыва, служились молебны о чудесном избавлении то одного, то другого братьев Меркуловых. Пугливый обыватель, составлявший прежнее правительственное большинство, готов был к раскаянию.

Примирение, вероятно, состоялось бы, особенно после столь крупного успеха, как занятие Хабаровска.

«Les insurges blanc’s vient q‘emporter grande victoire dans la region d‘Ameur par prise de Khabarovske»[102] – так извещались иностранные представители для информирования своих правительств.

У Меркуловых закружились головы, в сущности, они имели к этому основание. Ими, в сравнительно короткий срок, была проделана огромная работа. Они не только начисто ликвидировали широко задуманный большевистский заговор, но и загнали местное бюро коммунистической партии в под полье.

Широко и умело организовали «повстанческое» движение. Урок прошлого года в Забайкалье не прошел для них даром. Но они переоценили свои возможности.

Опираясь на достигнутые успехи и верхи каппелевской армии, Меркуловы рвали не только с той общественностью, благодаря которой они пришли к власти, но и повели штурм как на мешавшее им народное собрание, так и против совета несос-съезда, сотрудничество с которым они считали для себя уже не обязательным.

Народное собрание ощетинилось, сплотившись на протесте против указа правительства о его роспуске до 14 февраля, которым Меркуловы хотели развязать себе руки для развития военных действий.

Глубоко оскорбились и несоциалисты. Они поняли наконец, что были только мавром, которого просят уйти, так как он уже сделал свое дело.

Вражда загорелась с новой силой.

Фронт требовал подкреплений, но ни вооруженные группы семеновской ориентации, ни уссурийские казаки этого подкрепления не давали. У последних в Гродеково для решения своих вопросов, в том числе и вопроса о вооруженной поддержке похода на север, созывался очередной казачий круг. Надо было удержать казаков на своей стороне: их фракция в народном собрании еще кое-как обеспечивала, хотя и ничтожное, большинство, а главное – они нужны были для закрепления боевых успехов.

В Гродеково с этой целью должен был поехать Н. Меркулов; туда же послали свои делегации и народное собрание, и совет несос-съезда.

Гродеково. 25 декабря

Утром в составе делегации народного собрания выехали из Владивостока в Гродеково на открытие казачьего круга. Вагон грязный. Тесно – правительство не очень заботливо к депутатам. Тем не менее казаки и крестьяне, начавшие «завтракать» сейчас же с отходом поезда, видимо, чувствовали себя прекрасно и очень быстро организовали не очень стройный, но достаточно шумный хор.

В нашем купе собрались депутаты Зибзеев, Бардин («халкидонский мужичок»), генерал Анисимов и какой-то молодой человек, только что прибывший из советской России и теперь командированный делиться своими впечатлениями с населением области³⁶².

Гродеково – большая, богатая станция в широкой плодородной долине. Белые дома с огромными усадьбами, занятыми хозяйственными постройками, огородами и садами. Чувствуется былая сытость и приволье. Главная тяжесть по обработке земли ложилась на арендаторов-корейцев. Сейчас в Гродеково тихо. Знаменитое гнездо опустело. Квартировавшие здесь семеновцы только что двинулись на Хабаровский фронт. Правительству, наконец, удалось этого добиться.

На железнодорожной станции Гродеково хозяева – японцы.

На вокзале встретили представители войскового правительства и местные жители-казаки. Попали сразу на ужин с чудесными пельменями и обильной выпивкой… Контрабандный дешевый китайский спирт здесь под рукой. А казачки отличные хозяйки: соленой, вареной и всякой другой снеди, а также наливок и настоек – изобилие.

Гостеприимство и радушие исключительное.

Хозяин, депутат Понявин, имеет 9 душ детей. Весел, энергичен и, по-видимому, счастлив; семья, во всяком случае, сыта. Где теперь в остальной России можно себе позволить роскошь иметь столько детей и не бояться, что они погибнут от голода?

За ужином много и хорошо пели. Запевал отец П., крепкий старик, основательный хозяин, знаток и любитель песни.

Гродеково. 26 декабря

В полдень прибыл в Гродеково член правительства Н.Д. Меркулов. Большая помпа. Впереди его экстренного поезда шел броневик со всеми принадлежностями для боя и железнодорожных починок на случай повреждений дороги, которые стали теперь обычными.

Встречали войсковое правительство, почетный караул, станичные атаманы с булавами и местная знать. Поднесли хлеб и соль. Меркулов производит выгодное внешнее впечатление – энергичен, бодр, с хорошими голосовыми средствами.

Открытию круга предшествовал молебен и «вечная память» павшим на поле брани.

Собралось более 50 делегатов. Северные округа, охваченные гражданской борьбой, запоздали с присылкой своих представителей.

Председатель, войсковой атаман Савицкий, открыл заседание, очертил будущую работу круга и предложил заслушать приветствия.

Первым говорил довольно долго и толково Меркулов. Он охарактеризовал работу правительства, создавшееся, в связи с началом военных действий, настоящее положение и энергично звал казаков к поддержке.

Я выступил от имени президиума народного собрания, указал на заслуги казаков в прошлом, как строителей и защитников здешнего края, подчеркнул общность работы круга с работами народного собрания, как органа народной воли, и пожелал успеха в достижении намеченных кругом задач.

Были приветствия от армии, от совета съезда казачьих войск, от крестьянских фракций, народного собрания, Демократического союза и т. д.

Все речи горячо принимались, хотя вообще круг производил впечатление или сдержанности, или неловкости непривычных к большому залу делегатов.

Чувствовалось, что мысли съехавшихся казаков не здесь, а там, где гремят уже пушки и льется кровь. Надо было оформить свое отношение к начавшейся войне. Они имели уже большой опыт и хорошо учитывали его последствия. Красные, белые, партизаны, хунхузы – все в той или иной степени ослабляли и разрушали их хозяйственную мощь, требовали материальных и личных жертв.

Они аплодировали призыву правительства, но в то же время жадно ловили намеки на возможность мира и соглашения. Особого порыва, во всяком случае, не было.

После перерыва часть депутатов, в том числе и я, спешившая во Владивосток, воспользовалась наличием свободных мест в поезде Меркулова, остальные остались для ознакомления с деловой работой съезда.

За время дороги Меркулов много жаловался на противодействие и интриги совета несос-съезда и на полное безлюдие при огромной работе³⁶³.

Он, между прочим, не скрывал некоторого уклона в сторону Америки, откуда будто бы имеется сведение, что вся территория до Хабаровска включительно будет закреплена за их правительством и что есть предположение направить сюда всех, ныне находящихся на попечении Франции, русских беженцев. Новый вариант о переброске Врангеля.

Слушая проекты о грядущей судьбе Приморья, за время остановки в Никольске, я все время наблюдал за деловитой, спокойной работой японских солдат. Они разгружали эшелон с ружейными патронами и чувствовали себя хозяевами среди растерянно сновавших по станции пассажиров, разносчиков и зевак.

Японцы не сказали еще своего последнего слова, они еще сила, с которой нельзя не считаться при решении по крайней мере ближайшей судьбы края.

Владивосток. 28 декабря

В газетах появился указ № 2, которым народное собрание распускалось до 15 февраля. Таким образом, положение обострялось. Правительство идет ва-банк, закрыло будто бы даже кредиты для народного собрания.

Во всяком случае С. Меркулов воспретил оплату ассигновок без его личного распоряжения. Это косвенный удар по управляющему ведомством финансов Лихоидову – председателю совета несос-съезда.

Против этого восстал даже весь Совет управляющих ведомствами, но от этого не легче; в казначействе военная охрана, там дежурит главный начальник снабжения армии, который и забирает все дневные поступления в кассы казначейства.

29 декабря

Решен вопрос с отъездом в Хабаровск, задержка с отпуском вагона. Правительство «беспокоится» за безопасность нашей комиссии ввиду начавшихся покушений на железную дорогу. Просто не хотят нас пускать.

Докладывал в комиссии народного собрания по учету грузов о том имуществе, которое до сих пор находится под японской охраной. Имущество огромное, многомиллионная стоимость. Как богат был Владивосток всевозможными запасами!

По газетам, Ллойд Джордж предлагает Бриану признать советское правительство; если это случится – как упростится общее положение и как уменьшится значение местных событий!

Россия там, а не здесь.

Успешный ход боевых операций белых повстанцев, проникших уже на Амур, неожиданно затормозился упорным сопротивлением, оказанным красными у станции Ин, на левом берегу Амура. Красное командование успело подтянуть к этому пункту значительное подкрепление и нанесло ряд поражений белым.

Население оставалось безучастным к ходу событий. Казачество очень туго мобилизовало свои силы. В тылу оживилось партизанское движение. Усилились взрывы на железной дороге, затруднявшие и без того плохо налаженное довольствие армии.

Армия начала голодать и мерзла, вместо валенок ей посылали резиновую обувь, совершенно не предохраняющую от наступивших жестоких холодов.

Возникли слухи о грандиозных мошенничествах в связи с армейским снабжением.

Народное собрание было бессильно, все нити безраздельно находились в руках Меркуловых.

Начался перелом и в рядах армии.

Японцы тоже как-то меняли отношение. Возможно, что они учитывали перемену ориентации правительства на Америку в период их наибольших осложнений с этой страной.

В Спасске, конечном пункте нахождения японских войск, все более и более учащались затруднения с продвижением русских эшелонов. Под видом обеспечения подвижным составом остальных участков Уссурийской железной дороги японцы ограничили пропуск на север вагонов и паровозов установленной ими нормой.

И тем не менее, при начавшейся неблагоприятной перемене обстоятельств, С. Меркулов упорно шел на разрыв с народным собранием. Последнее было распущено «на рождественские каникулы».

Не желая оставаться безмолвным свидетелем происходящего, народное собрание торопило отъезд своей комиссии в Хабаровск, поручив ей наряду с официальным заданием – приветствовать население и пригласить его к посылке своих депутатов в народное собрание, получить и точную информацию о происходящем на фронте, а также выяснить степень злоупотреблений в довольствии и снабжении армии, что стало уже общей темой среди населения.