В Киото

Киото. 15 октября

Сегодня, рано утром, покинул «Кайгетцу» – мою гостиницу в Камакуре, где я провел более пяти месяцев. Дружески простился с хозяевами, конечно, опять обменялись подарками, причем мне среди других мелочей презентована деревянная коробочка с зубочистками.

Дорога очень живописная, особенно окрестности Фуджи и последние перегоны перед Киото. В общем большая часть пути по плодоносной равнине из сплошных рисовых полей; рис уже местами жнут – урожай, по-видимому, хороший.

С восторгом, не отрываясь, смотрел я весь день на изумительную культуру, достигнутую великим трудом и исключительной любовью японца к своей земле. Клочка не пропадает даром. Невольно вспоминались необъятные просторы России. Мы засыпали бы мир зерном при такой обработке. Среди рисовых полей много участков, занятых шелковицей, кое-где кусты чая, местами лотос – более ценные культуры, чем основа японского питания – рис.

В вагоне преобладают японцы. Любопытна дисциплинированность женщин. Мужья, сидя один против другого, ведут живую беседу, жены не смеют им мешать и молча обмениваются лишь взглядами, не упуская при этом из виду взаимную оценку туалетов. А японки любят одеться, конечно в своем духе, и это удовольствие стоит их мужьям не дешево.

Завтрак в вагоне-ресторане совсем плох, а главное – скуден. Выходя оттуда, я ощущал определенное чувство свежего аппетита. Цена довольно высокая – 1,40 иены; обед немногим лучше и стоит 1,70.

В международном вагоне ехала какая-то важная «морская» особа. На всех станциях почетные часовые и почтительно склоненные головы гражданской администрации в неизбежных корректных, наглухо застегнутых сюртуках. При всей важности особа тем не менее не имела своего салон-вагона: здесь на этот счет весьма скупо.

К стыду японского железнодорожного ведомства, экспресс прибыл в Киото с опозданием почти на полчаса. Решил остановиться в «Киото-отеле» – легче запомнить.

Улицы Санджодори и Театральная дивно освещены и полны народу. Первая напоминает токийскую Гинзу, вторая – Театральную улицу Йокогамы.

Сейчас же, уладив дело с комнатой, пошел бродить по городу. Впечатление пока серое. Ничего не поделаешь – мысли сосредоточены на другом, не отвлекает даже и интересное путешествие.

Киото. 16 октября

После спанья на полу здешняя постель, на которой можно было бы уместиться втроем, показалась очень удобной. Какой комфорт, какие жизненные удобства создают англичане везде, куда бы они ни проникали! Эта сторона их творчества вне всякой конкуренции. Чтобы несколько ослабить это ощущение, надо побродить по бедным кварталам туземцев.

А в далекой России? Там борются за счастливое будущее, умирая с голоду в богатой хлебом стране и замерзая в нетопленых жилищах среди огромнейших запасов леса, угля, торфа!..

День восхитительный. Сколько любопытного в Киото! По путеводителю, изданному администрацией Miyako Hotel, беглый обзор рассчитан на 10 дней, у меня всего 5, и, кроме того, я еще хочу побывать в Наре и Осаке.

Начал с знаменитого буддийского храма Шион-ин (секты Джодо). При огромных размерах храм изящен по стилю. Характерна скромность украшений, главным образом, резьба из дерева; нет тех изумительных красок, как в храмах Никко, – здесь лак только черный и золотой. Внутри красивы люстры и то, что у нас называется хоругвями, из золота очень тонкой работы.

Но всего лучше изумительный запах от курений. В Японии, где вас повсюду преследует или запах удобрения полей, или запах горелого жира, – благовоние этих курений удивительно приятно.

В храме тишина, посетителей очень мало, хотя сейчас Киото полон экскурсантов – учащейся молодежи. Ученик-бонза лениво гнусавит себе под нос и монотонно бьет деревянным молоточком в нечто похожее на красный барабан.

С билетом в 5 сен вы обходите внутренние покои храма, где среди целого ряда комнат с старинной живописью, вероятно весьма ценной для знатоков и любителей, показывают комнату микадо, наследного принца и просто принцев и принцесс. Это обычные японские комнаты, у наследного принца даже очень небольшая, судя по числу татами (циновок – их числом определяются в Японии размеры комнат), с небольшим квадратным возвышением на середине, покрытым четырехугольным шелковым ковриком, – вот и все.

Соджи (раздвижные стены) расписаны знаменитыми художниками. Кое-где висят большие красные шелковые кисти.

В комнатах темно, неуютно. Невесело, думаю, это почетное одиночное заключение. Не много развлечений и в изящных маленьких садиках с карликовыми деревцами, игрушечными озерами и мостиками.

Этот храм, как и масса других, расположен по склонам возвышенностей, окаймляющих город с восточной стороны. Отовсюду красивые виды на Киото.

Сам город расположен в плоской долине по обоим берегам реки Камо, текущей по каменистому руслу в меридиальном направлении.

В противоположность Токио, Киото имеет прямые улицы, что очень облегчает ориентировку. «Японская Москва», конечно, гораздо скромнее Токио. Здесь не чувствуется в той мере, как в богатом Токио, победного шествия капитала. Здесь преобладают: старина, традиции, обрядность… быт.

Из Шион-ина попал в храм Хигачиотани, при котором большое кладбище, красиво разбросанное по склону гор. Долго бродил среди жилищ мертвых. Тишина изумительная, свойственная только японской природе, когда слышишь, ощущаешь свои собственные мысли. Вековые криптомерии величавы, хранят покой усопших. Кое-где курятся благовония (особые свечи).

Седая старушка-японка с коротко стриженной милой головой русской интеллигентки из «народниц» 60-х годов положила на могилу в чашечке рис. Рядом тоненькой благовонной струйкой дымилась поминальная свеча…

Перед каждым памятником, а они на каждой могиле, или цветы, или маленькие деревца – все в зелени.

Мальчик-японец одиннадцати лет водил меня по жилищу даймио, скороговоркой называл все предметы и заметно удвоил энергию, когда услышал от меня несколько японских слов. К сожалению, за довольно продолжительный период пребывания в Японии я сделал ничтожные успехи в японском языке, но пригодилось и то, что знал.

Из царства мертвых я сразу попал в волну живой жизни, как только покинул ограду храма.

По улицам шли школьницы и школьники, и те и другие с песнями. Немцы, имевшие большое влияние в Японии перед войной, дали европейскую музыку национальным песенкам японцев. Малышам нравится походный ритм и бравурный напев. Они с удовольствием горланят их во время прогулок.

Чувствуется маленькая армия, которая вот-вот наденет хаки, возьмет ружья и превратится в настоящих солдат.

При входе в район храма Киномизу столпилась целая куча школьников и школьниц, пробуют воду, текущую из пасти дракона. Пьют деревянными кружечками с длинными рукоятками. Соблазнился и я. Вода чудесная из горных ключей. Рядом гомон и споры по поводу тяжелых чугунных гета, находящихся у одной из колонн торы (ворота). Великий должен был быть силач, которому под силу были эти чугунные башмаки. Не были ли они когда-нибудь орудием пытки?

По пути в отель заехал в школу гейш, где находится знаменитый зал для апрельского «танца вишен».

Школа – огромное здание японского типа, в отдельных классах-комнатах преподаются: игра на музыкальных инструментах, пластика, танцы, вышивка и, надо думать, искусство занимать гостей.

Я видел класс игры на самизене и кото, там же преподавали пение. Видел уроки вышивки, пластики, причем юные девочки, все более или менее миловидные, особенно занимались постижением искусства жестов с веером.

Три маленькие воспитанницы в коридоре изучали мимику и жесты рук, стоя перед зеркалом.

Нигде не чувствовалось оживления, впрочем, это в стиле японских требований. В школе до 600 воспитанниц, начиная от очень юного возраста. Сопровождавший меня представитель администрации школы заявил, что это единственная школа для всей Японии и что она очень популярна.

Во дворце Авата проводником у меня был опять 11–12-летний мальчуган. По-английски он знал только слово yes (да). При осмотре обычного маленького садика проводник мой быстро забыл свою роль, увлекся черепахой и, узнав, что я русский, начал расспрашивать, как по-русски черепаха, мост и пр.

Посидев рядом на тумбочках и полюбовавшись видами на Киото, мы возвращались уже друзьями. Маленький Тая-сан (имя мальчика) весело скакал на одной ноге и имел нескрываемое намерение затянуть беседу. При расставании получил 10 сен, что окончательно закрепило нашу дружбу.

В Киото курума (рикша) вежливее токийских, лучше возят и не так безбожно дерут: правда, здесь мостовые лучше.

Из дворца Авата попал в Бутокуден – школу джи-джитсу (особый вид гимнастики) – огромное новое здание на площади, где как раз происходила какая-то священная церемония. На огромном бамбуковом шесте находилось нечто вроде церковной хоругви с плоским золотым языком в виде жала, поднимающегося вверх, к которому, в свою очередь, был прикреплен молоток. Несущий хоругвь танцует и, делая особые телодвижения, раскачивает жало, которое производит звук от ударов молотка.

Упражнение весьма трудное при тяжести и гибкости шеста.

Перед самыми воротами школы встретилась новая процессия – толпа молодежи в светлых с синим коротких костюмах – кимоно – тащила огромные брусья с укрепленным на них очень красивым резным домиком или храмом.

Толпа почти неистовствовала, приплясывая в такт очень короткому резкому напеву. Процессию замыкало какое-то духовное лицо верхом.

Школа, видимо, недавно построена. В огромном зале половина пола голые доски – для фехтования, другая половина покрыта циновками – для борьбы. У стены, противоположной выходу, – ложа, пользующаяся особым почетом, в сторону этой ложи делает поклон каждый входящий в зал.

Меня просили обождать. Точно в указанное время вошел в зал кто-то из администрации, после глубокого поклона в сторону ложи позвонил деревянным молотком в висящий у дверей колокол. Вслед за ним вошел в зал, видимо, начальник школы, сел по-японски невдалеке от ложи. Все ученики, взрослые и дети, построились в несколько шеренг лицом к ложе, обменявшись каждый взаимным земным поклоном с начальником, а затем все вместе отвешивали поклон в сторону ложи.

Начались занятия. Послышался удар бамбуковых мечей и неистовый визг, которым всегда сопровождается японское фехтование.

Меня больше интересовало джиу-джитсу. Участники в этой борьбе в белых штанах и белых длинных рубахах из прочной материи, подпоясанных черными поясами. Все босиком.

Красивы приемы – броски на землю, причем бросаемый, если это входит в его расчеты, ловко перевертывается через голову, опираясь на руку, согнутую в локте от кисти до локтя. Часто практикуется подножка, многим это стоит поранения ноги.

Боролись с большим азартом, особенно дети с учителями; малыши волчком вертятся около взрослых противников. При джиу-джитсу это главная цель – при помощи исключительной ловкости и особых приемов (болезненный нажим на мускул врага, в крайности перелом его кости) не только оказать противодействие сильнейшему, но и одолеть его. При мне во время борьбы в лежачем положении как раз практиковался нажим на мускул, парализовавший вследствие сильной боли сопротивление одного из боровшихся. Искусство в том, чтобы в борьбе быстро найти этот мускул и сделать соответствующий нажим и самому не допустить этого со стороны противника.

Киото. 17 октября

Решил поехать на озеро Бива. Говорят, что название это дано из-за сходства его очертания со старинным музыкальным инструментом самураев «бива», в виде сжатой посредине груши. Бива – самое большое озеро Японии, около 38 миль в длину и 13 миль в ширину. Существует легенда, что за счет впадины, образовавшей озеро Бива, получилось возвышение, создавшее знаменитую гору Фуджи.

Около начальной станции трамвая, невдалеке от моего отеля, была огромная толпа народа. Кого тут только не было: и дети и взрослые, и бедняки и богатые, и мужчины и женщины. Мимо то и дело мчались автомобили с семьями нарикенов и с иностранцами. Я предпочитал трамвай и возможность наблюдать японскую толпу. Ее не изучишь, сидя в автомобиле. Одиночные вагоны трамвая подходили довольно быстро, тем не менее давка была отчаянная, страшно делалось за детей, привязанных по японскому способу на спине матери или няни. Но их как-то не задевали, только один ребенок неистово кричал, видимо напуганный и слегка прижатый толпой.

В общем же ни криков, ни брани, лезут наперебой, но без грубых толчков, без раздражения, втиснувшись в вагон, сейчас же улыбаются друг другу. Кондуктор принимает самое деятельное участие в нагрузке «до отказа» и затем, переводя соединительный рычаг, добродушно помещает свою особу в раме задней стенки, пока не очистится место на площадке. Он ни на кого не кричит, любезно просит ближнего пассажира дернуть за веревку (сигнал отправления), так как ему самому не достать веревки.

Он понимает, как его соотечественники любят прогулки к любимому озеру – сочувствует им и помогает.

Ему нет нужды беспокоиться, что кто-нибудь не уплатит проездной платы. «Зайцы» в поездах и трамваях Японии – редкость.

Перед Отзу – конечная станция – трамвай проходил очень длинным туннелем. Японцы вообще щеголяют туннелями, их на любом участке их дорог сколько угодно.

Отзу, главный город префектуры Шига, тоже почти сплошь из магазинов и кустарных мастерских.

Курума (рикша) предложил мне проехать в храм Мии-Дера – главный «аттракцион» Отзу, как говорится в отдельных путеводителях, но я предпочел сначала побывать у озера. Остановились у небольшой пристани, где было много туристов-японцев и куда довольно часто подходили небольшие беленькие пароходики, вроде наших финляндских на Неве, совершающие рейсы между наиболее излюбленными пунктами побережья.

Как ни заманчиво расписывались местечки Каракази и Сакамото, я не соблазнился поездкой и ограничился наблюдением панорамы озера и окружающих его гор. К сожалению, мешал туман. На востоке мрачным, темным силуэтом высился Фуджи. Отсюда он кажется лишенным красок, но величие его конусообразной вершины остается в полной мере.

Рядом с пристанью начало канала, соединяющего озеро Бива с рекой Камо в Киото. Это действительно удивительное сооружение по справедливости составляет гордость Японии. Спланирован канал молодым японским инженером Сабуро Танабе. Постройка выполнена при содействии иностранных инженеров в 5 лет (1885–1890). Длина до 7 миль, из них 1¹/₂ мили сплошного туннеля.

За 3 иены можно совершить это подземное путешествие по каналу к особых лодках.

Храм Мии-Дера расположен по склону гор, примыкающих к Отзу с юго-западной стороны. Храм занимает огромную площадь и содержит много интересной старины. Между прочим, за 2 сена показывают старинный колокол, который, по легенде, в XII веке был украден гигантом-разбойником и унесен на вершину горы Хеией, вблизи Сакамото на берегу озера Бива. Спустя некоторое время бенкей (разбойник) вернул этот колокол монахам с условием, чтобы они угостили его бобовым супом. Видимо, аппетит разбойника был очень велик – суп приготовляли в котле 5 футов в диаметре. За 1 сен (здесь, как и везде в храмах, на все такса) вы можете видеть этот старый котел возле одной из построек храма. Нельзя отказать монахам в находчивости – старое ржавое железо дает недурной доход. За 2¹/₂ сена можно приобрести и жестяную, величиной с наперсток, модель колокола. Торговля идет бойко.

В отеле появилось много русских, часть из них офицеры, пробирающиеся из-за границы в Сибирь.

Вечером поднимался к могиле Хидероши. Я насчитал 543 ступени, пока добрался, наконец, до основания величественного каменного обелиска в 27 футов высоты. Вид на город очень красив, но было уже почти темно. Я оказался совершенно один в этом лабиринте храмов, ворот и рощ.

В темноте с трудом добрался до местного Дайбуцу (статуя Будды). Статуи не видел. При свете фонарей наскоро осмотрел постройки, вернее силуэты их. Задержался у дома бонз, они собирались петь «ута» – священные песни, о чем было вывешено объявление. Но почтенные отцы в белом с синим облачении медлили с началом; собравшиеся мальчишки неистово галдели.

У трамвайных кондукторов, видимо, более популярен Mijako Hotel, они всегда дают мне билеты к нему, приходится делать добрую лишнюю версту пешком. Это одна из расплат за незнание языка, а здесь к тому же и выговор значительно отличается от токийского.

Киото. 18 октября

По пути к киотским дворцам заблудился. Произошла ошибка в ориентировке на добрых 90 градусов. Мысленно выбранил полисмена и трамвайного кондуктора, а виновником был, конечно, только сам. Ввела в заблуждение Episkopal Church (англиканская церковь) и возводимая около нее огромная каменная школа для девиц имени святой Агнесы. Счет поворотов трамвая был заслонен мыслью о том огромном масштабе, в котором ведут англичане и американцы свою, замаскированную религией, экономическую пропаганду. Невольно напрашивались сравнения… поворот был пропущен, и это стоило потери почти часа времени.

Дворец Ниджо, или, вернее, замок, куда я попал, – резиденция бывших властителей Японии – сёгунов. Построен триста лет тому назад сёгуном Иемитцу из династии Токугава, потомок которых председательствует сейчас в верхней палате и состоит покровителем искусств. Склонность эта, по-видимому, унаследована от его великих предков, уделявших много внимания науке и особенно искусствам.

В этом дворце среди многих любопытных вещей особенно красивы золотые орнаменты, а из рисунков чудесно написанный на одной из деревянных дверей зверь вроде леопарда, смотрящий каждым глазом в разные стороны, и «спящие воробьи» – последний рисунок действительно изумителен.

Новинки вытесняют старину – электричество оживляет задумчивый сумрак прохладных комнат, ковры заменяют татами (циновки). Все это смущает тени древних сёгунов, старые дворцы теряют их загадочную прелесть.

Вход в императорский дворец (это уже новая Япония) с восточной стороны через так называемые ворота Ми-даи-докого, где ваш пропуск берет дворцовый полицейский, проводит вас в контору; здесь посетитель заносит свое имя в книгу гостей и в сопровождении чиновника идет на осмотр. В конторе же любезно снабжают рукописным английским путеводителем, составленным в порядке обхода.

Дворец прост, кроме панно на стенах, ничего больше нет. Любопытен способ извещения о прибывшем на аудиенцию просителе – в комнате перед приемной микадо одна из половиц качающаяся и поэтому издает легкий звук (скрип) от нажима на нее ногой.

Очень красивы троны в Ши-ши-ден (Пурпурный зал), в котором происходила церемония коронации нынешнего микадо в 1915 году. Трон императрицы несколько меньше и беднее украшениями, нет лаковых столиков, на которые микадо кладет меч, скипетр и пр.

Чудесны внутренние садики. Покои, в которых теперь останавливается по прибытии в Киото императорская чета, закрыты для публики.

На обратном пути заезжал в нашу православную церковь, находящуюся в весьма скромном квартале. Встретил у дверей ограды молодой человек – псаломщик – сын настоятеля отца Андрея Местоки (японец). Сейчас же пригласил к себе в квартиру – бедно; супруга его принесла стакан европейского чаю и две смоквы с деревьев из церковной ограды.

«У нас их много», – заметил отец Андрей, как бы конфузясь за свое скромное угощение. Из короткого разговора я убедился, что в связи с финансовым крахом русской православной миссии в Японии, о котором я знал от епископа Сергия, еле влачит свое существование и киотский приход.

Прихожан вместе с детьми не более 100 человек. Школа за недостатком средств распущена. Это не то что огромное многоэтажное здание святой Агнесы при английской миссии.

Киото – положительно город храмов. Устаешь перечислять даже их названия. Киатано – синтоисский храм, очень красив по стилю, карнизы и крыши очаровательны по рисунку. Великолепен путь к храму из целого ряда ворот и каменных обелисков по сторонам широкой дороги. Интересен навес с художественными изображениями рисованными и лепными, причем на переднем фасаде навеса помещена наша 3-линейная винтовка, полный набор русского шанцевого инструмента и смятый сигнальный рожок. Эти трофеи Русско-японской войны вместе с 37-миллиметровой пушкой, стоящей рядом, воскрешают в памяти миллионов посетителей образы героической и славной для Японии борьбы.

И это по всей Японии, везде в каждом сколько-нибудь известном храме, музее, парке, не исключая площадей небольших городов и местечек, везде разбросаны для всеобщего обозрения и вдохновения эти трофеи кровавых битв. Для успеха милитаризма это чрезвычайно удачная мысль.

В Киото много статуй быков. Один из таких каменных быков лежит у каменных водовместилищ, его усердно поливают водичкой благочестивые посетители. Это, пожалуй, наиболее дешевая жертва, ценность ее повышается разве только усердием.

Киото. 19 октября

Ездил в Нару, городок в 27 милях от Киото, столицу Японии с 709 по 781 год. Нара славится лаковыми изделиями, белой бумажной одеждой, производством саке, скульптурными и гравюрными изделиями и безделушками из оленьих рогов. Олени, в сущности, тоже одна из достопримечательностей Нары. Они совсем ручные, всюду бродят по огромному нарскому парку, окруженные такой же лаской и заботой, какой пользуются в Японии только дети.

Дорога в Нару по так называемоой Kwansai line, вагончики небольшие. Пассажиры нашего поезда преимущественно японцы и семья англичан. Японцы, конечно, со всей своей детворой и обычными узелками. Поезд идет долиной, сплошь засеянной рисом. Встречаются участки промышленного типа с массой фабричных построек. Всюду густая сеть электрических проводов. Тепло, свет днем и свет ночью – это два величайших блага Японии. Светло целые сутки. Оттого так и тянет на улицу, на воздух.

Проехали станцию Момояма, где похоронен микадо Мацухито, родоначальник нынешней династии Мейджи.

В Наре маленькая грязная станция, народу без числа, день праздничный, погода чудная, всех тянет побродить за городом.

В парке толпы народа, дети и бродящие между ними олени. Прирученность оленей изумительная. Спускаешься с лестницы храма, вдруг вскакивает на ступеньки молодая козочка, посмотрит умными ласковыми глазами, подождет, не дадите ли ей чего-нибудь, затем прыжок, и она далеко около детей или других оленей.

Лучший из храмов Касуга, где много художественных работ знаменитого скульптора Хидари Джиугоро, автора чудесных никкских обезьянок.

Звонил в знаменитый древний колокол – что-то вроде нашего Царь-колокола в Москве – почтенной старины 732 года, весит 37 тонн (2220 пудов). Било огромное бревно на канатах. Звон очень мелодичный, но короткий.

Вблизи Хачиман-чу мое внимание привлекла музыка и ружейные выстрелы. Пошел туда. Это у подошвы горы Вакакузаяма готовилось состязание на скорость подъема на гору. На горе стояла тоже толпа с флагами различных цветов и иероглифов. Ждали состязующихся. Эти последние построились в одну шеренгу, одетые в крайне несложные, белые костюмы с перевязками на головах. После условного числа ружейных выстрелов все бросились вперед. Сначала шли резво, но крутизна подъема быстро убавила прыть, и я удивился, как скоро и как много выбыло из строя.

Конечно, начал взбираться и я, и, несмотря на сложный костюм, почтенный возраст и вес, оказался далеко не из последних.

По мере приближения взбирающихся к вершине там начался неистовый визг и гам – это сильно подбодряло на финише небольшую кучку кандидатов на первенство.

Вид с горы прекрасный. Вся Нара как на ладони. Скат горы покрыт карабкающимися еще людьми и «трупами» свалившихся и не пришедших в себя бегунов. Все это напоминало настоящие боевые сцены атак, не было только грома орудий, огня и дыма. Я был горд, встречая при спуске с горы своих конкурентов, не достигших и половины подъема.

Внизу на треке тоже состязание в беге под музыку. Вообще везде оживление, спорт, музыка, немного саке и совсем не наш флирт. У многих в руках ветки с плодами смоквы и кака (фрукт вроде абрикоса).

У местного Дайбуцу (статуя Будды) большое скопление народа. Статуя Будды огромна по размерам. Будда изображен в сидячем положении, лицо мне положительно не нравилось. В нем что-то даже отталкивающее. Это далеко не тот величественно вдумчивый облик, какой предстает перед зрителем при виде камакурского Будды.

Здесь довольно назойливо собирают лепту. При выходе из храма суют в руки книжку с приложенным объявлением, что за большую очистительную (конечно, от грехов) дощечку надо заплатить иену, за среднюю – пол-иены и за самую маленькую – 20 сен.

Я дал 20 сен и написал в книге свою фамилию по-русски – да простит мне великий Будда!

Далее у конечного выхода (отсюда сразу не выберешься) пришлось купить открытки. Ими торгуют всюду. Для японцев это очень удобно. У них, возвращаясь даже из короткого путешествия, принято привозить подарки друзьям и знакомым. Роль подарка и исполняет открытка. Дешево – 1¹/₂–2 сена, а внимание оказано. Имеют большой успех у детей, как подарки, картонные олени, хороши и резные изображения богов и смертных из дерева – напоминают наших кустарей.

В общем, Нара мне представлялась несколько иной – более уютной, тенистой, и я того очарования, с которым о ней говорят, не вынес. Никко для меня остался непревзойденным.

В отеле встретился с английским военным агентом генералом Вудров. Он очень любезно спросил меня, уезжаю ли я в назначенный мною срок, о чем он телеграфировал уже через Нокса моей семье.

Я ответил: «По-видимому, нет». Генерал высказал опасение, что мне будет отказано в визе, ввиду существующих будто бы на это очень строгих правил.

«Тогда я буду иметь основание думать, что вы содействуете моему плену в Японии», – дружелюбно ответил я генералу.

Вопросом о срочности выезда, конечно не без участия Омска, интересуются и французы. Посмотрим. Решительно откладываю отъезд.

Киото. 20 октября

Бродя за окраиной города, затерялся среди рисовых полей; набрел на артель женщин, работавших на забивке свай. Поднимая прочными канатами тяжелую чугунную бабу, они хором тянули что-то вроде нашей «Дубинушки» для большего успеха своей тяжелой работы.

С трудом уговорил их позволить снять фотографию. Опять помогли два-три нужных слова, сказанные по-японски. Вообще, японцы перед аппаратом иностранца позировать не любят. Зато их агенты очень злоупотребляют снимками и в открытую, а еще больше, конечно, тайком.

Несмотря на тяжелую работу, женщины весело смеялись, на этот раз, думаю, не по этикету, а искренно, над смешным выговором блуждающего в необычных для туриста местах иностранца.

Признаться, я устал от бесконечных храмов и кладбищ, с удовольствием вдыхал запах полей.

Возвращался домой мимо зданий университета, высшей и средней школы. Все это новейшие постройки. Университет основан в 1897 году. В нем факультеты: права, инженерных искусств, медицинский и общественных наук.

Здесь же госпиталь и медицинский колледж. На соседних прямых улицах много студентов; по фуражкам они напоминают наших железнодорожных машинистов, такие же канты из белого позумента.

В последние годы образовалось в Японии несколько женских университетов, вернее, это название присваивается частным высшим женским школам. Это дань времени. Японские девушки, борясь за равноправие, стремятся к высшему образованию. Они ярые феминистки и доставляют большое огорчение своим реакционно настроенным родителям. Вместо домоводства и кулинарии они предпочитают заниматься политикой, участвуют в борьбе парламентских партий, в рабочем и даже в социалистическом движении.

Ездил в Хотзу, смотрел знаменитые Rapids (стремнины). Очень красив участок от Саги до Камеоки. Здесь стремнина представляет небольшую речку, быстро несущуюся по пенистому руслу в глубоком ущелье, заросшем чудесной зеленью. Дорога часто переходит с одного на другой берег ущелья, поезд то и дело скрывается в туннелях. По реке ходят особые лодки-плоскодонки из тонких досок, без всяких поперечных скреп – для легкости. Доски сшиваются гвоздями, которые забиваются в особых желобках, так что вес гвоздя идет за счет дерева, выдолбленного из желобка.

На лодку ставят стулья для катающихся. Вверх лодку тянут бечевой три человека. Идет довольно быстро. Тройка босиком в легких костюмах почти бежит по береговой тропинке, перескакивая с камня на камень. Находящийся на лодке человек отталкивается и направляет лодку шестом. Проезд 1¹/₂–2 часа стоит в одной лодке 7 иен.

Киото. 21 октября

Утром выехал в Осаку. От Киото всего час с минутами езды, можно ехать и электрическим трамваем. Уже не доезжая Осаки появляются выставленные по сторонам железнодорожной линии плакаты, фабричные трубы и другие атрибуты большого промышленного города. Осака – важнейший центр промышленной жизни Японии, с огромным разнообразным производством и громадным рабочим населением.

Город расположен в долине реки Уодо. Первое впечатление по выходе с вокзала даже неприятное – пыль, шум трамвая и как будто отовсюду сквозняк.

Привокзальная часть – сплошь конторы, магазины, склады, фабрики, преобладает европейская архитектура. Редкие японские домики кажутся такими жалкими, как-то жмутся среди каменных гигантов, они доживают последние дни.

В этой части города босые ноги японцев кажутся вульгарными, даже костюм их женщин теряет красоту и оригинальность. Для него нет здесь подходящей обстановки, необходимой декорации. Меньше видно и мужских национальных костюмов. Здесь новая европеизированная капиталистическая Япония. Идут навстречу, обгоняют исключительно местные и приезжие деловые люди. Почти без перерыва снуют автомобили разбогатевших купцов, бегут по всем направлениям рикши, все спешат, – здесь время – деньги. Иена, доллар, доллар, иена…

Как это шумно, назойливо после величавой тишины киотских храмов и дивных тенистых садов и парков!

Резкий ветер и пыль портили настроение, суета деловых людей представляла мало любопытного. Я был близок к решению закончить свой вояж и вернуться в Киото, но старый привратник храма Ниши Нонгвонджи уговорил меня все-таки взглянуть на Тенноджи и замок. Там старая Япония.

Замок я посмотрел издали, в нем сейчас размещен штаб квартирующей здесь 4-й дивизии. Мельком взглянул на артиллерийские казармы, конюшни. Ничего особенного, деловая жизнь, пыль. Зато Тенноджи полон интереса. Если Осака в общем европейский город, то здесь, в Тенноджи, несмотря на соседство такого учреждения, как луна-парк, со всеми аттракционами в чисто американском стиле, – тем не менее настоящая старая Япония.

Район, занимаемый храмами, настоящий городок. Всюду полно народа. Здесь молятся, поминают усопших, смотрят фокусников, лечатся, торгуют, едят и забавляются бродячими актерами.

Перед входом в главные ворота ряд лавчонок с разным мелким товаром и съедобным. Мое внимание привлекли вареные крабы. В чугунном котле, подвешенном на деревянных стойках, кипит вода. Через пену видны покрасневшие уже крабы. Рядом в чану с водой шевелятся их еще живые товарищи, топорщащие свои выпуклые глаза в сторону кипящего котла.

В ограде храма кольцом стоит толпа, слышатся звуки барабана и хриплый женский голос. В середине живого кольца бродячий актер в убогом наряде с огромным мечом изображает танцы древних самураев. Жена его с папиросой в зубах неистово барабанит и что-то поет в ритм барабану. Третье действующее лицо – грязная растрепанная девчонка, видимо дочь артистической семьи. Ей до смерти надоело «искусство». Она глазеет на толпу и никак не может справиться со своим носом, пораженным сильнейшим насморком.

Еще дальше несколько стариков и старушек набожно молятся перед каким-то каменным идолом, сыпят щепотки риса и курят свечи. Один из старичков истово читает. Старушки внимательно слушают.

Неподалеку расположились продавцы живых и сушеных змей и настоек из них. Кругом толпа покупателей – торговля идет бойко. Я попросил снять фотографию. Один из торговцев привел в порядок свой товар и горделиво встал за стеклянным баком с живыми змеями.

В одном из храмов оживленная практика заклинаний. Женщина двумя вытянутыми пальцами делала пассы над больной частью тела пациента, тыкала потом ими в больное место, дула и что-то шептала. Некоторых она смазывала каким-то маслом особой небольшой кисточкой. Желающих полечиться было очень много.

Рядом целая шеренга слепых массажистов и массажисток. И здесь была недурная практика. Массаж в Японии – везде наиболее распространенный вид труда среди слепых. Многие из них большие искусники в этой области.

В одном из портиков храма толпа. Опускают молитвы или поминанья на дно находящегося здесь большого колодца. Поминанья написаны на небольших тонких, как стружка, дощечках, которые кладутся в деревянные кружечки на длинных рукоятках и опускаются в воду. Все это делается весьма заботливо и с глубокой верой. Здесь, главным образом, женщины.

По соседству танцуют фокусники, смех, живой обмен остротами. Это не смущает каких-то странных людей в белом одеянии с огромными соломенными шляпами на головах и деревянными коробочками на груди. Не то монахи, не то сборщики на храмы. Они величаво и гордо безмолвствуют, красиво отставив длинные палки – посохи.

Кругом варят, жарят, едят, пьют. Всюду жизнь, всюду движение.

Тенноджи считается одним из самых обширных буддийских храмов. Основан около 1300 лет тому назад принцем Шотоку. Среди зданий храма 5-этажная пагода в 147 футов высоты.

Да, здесь, как нигде, старая Япония, с ее суевериями и бытом, может быть немногим отличающимися от эпохи Шотоку.

И какой контраст с остальной Осакой, с ее автомобилями, будирующей прессой, стачками, с тяжелой борьбой за жизнь, с общей погоней за новым кумиром – долларом-иеной!

Может быть, от всех этих новшеств и бегут слушать заклинания в старом Тенноджи и пить настойку из змей.

Элементарная грамота, даже и поголовная, еще не в силах покончить с привычным суеверием и темнотой. Они еще долго продержатся в портиках старых храмов. Борьба будет длительной и упорной.

Вернулся в Киото. Хотелось использовать последний вечер для ознакомления с местным театром. Но наиболее известный здесь театр Минамиза закрыт до будущего месяца. То, что видел на Театральной улице, очень сходно с токийским кабуки. Игра, пение, декорации интересны, но лучше всего, конечно, костюмы. Давалась какая-то волшебная сказка. Народу было не очень много.

Киото. 22 октября

Сегодня покидаю Киото. Утро посвятил рынку. Саканоя (рыбная лавка) чрезвычайно богата сортами рыб. Чистота и изящество препарирования и приготовления порций изумительны. Если это результат надлежаще организованного санитарного надзора, у него есть чему поучиться нашим комиссиям, наблюдающим за рынком.

В продаже масса грибов, сейчас как раз их сезон. Любопытно приготовление молочных блинов. В четыреухгольных деревянных кубах кипит смешанное с чем-то молоко. По мере образования пенки получается квадратный блин, чрезвычайно тонкий, как папиросная бумага; его снимают особыми палочками и сушат тут же на деревянных перекладинках. Блины эти потом изящно свертываются, обертываются сушеным листом и в таком виде передаются покупателю. На 10 сен давали не особенно много, видимо, это блинное удовольствие не очень дешевое.

Рынок – целый город, чего и кого там только нет. Последнее развлечение – знаменитая октябрьская процессия «Джидай Матсури», или процессия даймиев.

Для иностранцев, взявших билет на процессию, был устроен особый балкон, где собрались почти все обитатели нашего отеля. Там же, но ступенькой выше, поместилась юная японская принцесса в чудесном кимоно и оби.

Моим соседом оказался атташе чехословацкого посольства, капитан Р., сообщивший мне последние сибирские новости, а также и то, что меня разыскивает курьер из Владивостока.

Процессия очень интересна и по группировкам, и по костюмам. Старый мир эпохи даймиев проходит перед глазами более чем на протяжении 1¹/₂–2 верст. Замыкалось шествие рядом огромнейших носилок с поставленными на них тронами и походным храмом. Японская публика начала хлопать в ладоши, выражая этим молитвенное благоговение. Иностранцы приняли это за аплодисменты и начали громко аплодировать. Получилась некоторая неловкость, но где же разобраться во всех этих тонкостях.

Любопытная деталь. Культура стесняет старину. Густая сеть телеграфных и телефонных проводов мешала процессии. Башни-носилки приходится делать ниже и скромнее – они задевают провода.

Вечером покинул Киото. Купе спального вагона на японский рост – европейцу тесновато. Какой комфорт давала наша железная дорога, это начинаешь сознавать только за границей.