Джелалабадские оазисы

Талибы талибами, но нужно было снова ехать работать в Джелалабад. Хотя поездки на неспокойный восток Афганистана — в провинции Лагман и Нангархар — всегда таят в себе опасность, но вместе с тем каждая такая поездка обогащает человека чем-то новым, если, конечно, он остается в живых. Сколько бы раз вы ни проехали от Кабула до Джелалабада, этот извилистый путь через перевал по горному серпантину и гонки с включенными фарами по холмам провинции Лагман оставляют в памяти неизгладимые впечатления.

На Махипаре воздух сильно разряжен, движки грузовиков «не тянут», и поэтому они ползут с черепашьей скоростью, стараясь не заглохнуть. Если машина встанет, заставить ее вновь двигаться вверх будет очень и очень проблематично. Тут стало очень неспокойно. Из Пакистана в афганские провинции Нангархар, Лагман, Кунар и Пактия бензовозы везли топливо для войск НАТО. На колонны часто нападали мятежники, обстреливая «наливники» из гранатометов и пулеметов. Боевики также разрушали мосты и другие транспортные коммуникации, чтобы колонны не смогли проехать по заданному маршруту. То там, то здесь вдоль дороги встречались сожженные бензовозы. По остову обгоревшей машины легко можно было определить, что с ней произошло. Обычно новые машины действительно подвергались нападениям мятежников, тогда как старые «рыдваны», которые были хорошо застрахованы в Пакистане, водители зачастую поджигали сами. После этого им, во-первых, не нужно было ехать по опасным афганским дорогам, и, во-вторых, достаточно было сделать фото сгоревшего грузовика, чтобы получить хорошую страховку в Пакистане.

Встречались на дороге и памятники новейшей истории Афганистана. На специально оборудованной площадке для отдыха, откуда открывается чудесный вид на разлив реки Кабул в районе озера Наглу и на горы уезда Соруби, застыл на постаменте советский танк Т-54. Он стоит как напоминание о войне 80-х годов. На этом месте останавливаются отдохнуть многие водители. Бывшие коммунисты и бывшие моджахеды показывают детям и внукам некогда грозную советскую технику. И те и другие испытывают по отношению к СССР не ненависть, а скорее ностальгию по тем далеким и, как они говорят, славным временам. Все как один твердят, что война в Афганистане была страшной ошибкой и что, даже несмотря на это, русские с афганцами были и будут братьями.

Мы тоже решили остановиться у танка и сделать фотографии на память. А когда потом подошли к моему внедорожнику, он не завелся. Выяснилось, что мы полностью разрядили аккумулятор, гоняя слабенький кондиционер и освещая дорогу ближним светом фар. Танк этот стоял в пустынном месте на холме, в обе стороны от которого были только горы. Двое моих попутчиков, один из которых был муллой, предложили толкнуть машину и завести ее с разбега. Но это не могло принести успеха, так как в «Тойоте» стояла коробка-автомат. Тогда я вспомнил, что где-то километров пять назад мы видели какой-то придорожный дукан, возле которого стояли несколько легковых автомобилей. Делать было нечего, и мы стали толкать машину вниз по склону к тому самому дукану. Прикол состоял в том, что из-за коробки-автомата у автомобиля не работали и тормоза, и ее пришлось сдерживать от неконтролируемого ускорения ручником. Тут впору было вспомнить знаменитую фразу «будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого старого пылесоса»: мы два часа толкали тяжелую машину к замеченному мной дукану, который оказался чем-то вроде караван-сарая.

У дукана праздно гуляли два бородатых человека, исподлобья поглядывая на нас. Мои попутчики пошли с ними договариваться о помощи, объяснив, что горе-водитель — это не кто-нибудь, а «шурави». При слове «шурави» из разных щелей начали появляться новые люди. Сгрудившись у капота моего автомобиля, они слушали мою грустную историю о сдохшем аккумуляторе, а потом куда-то испарились. Каково же было мое удивление, когда уже через пять минут они принесли аккумулятор от большого грузовика и попытались запустить двигатель. Но, видимо, при спуске с горного подъема солярка залила все внутренности автомобиля так, что он никак не желал заводиться. В результате аккумулятор посадили. В тот момент я думал уже только о том, как оттуда смотаться подобру-поздорову. Но это было проблематично — на дороге в тот час автомобилей не было.

И тут к капоту подошел бородач, который, поковыряв клемму ногтем, что-то сказал бегавшим рядом детям на языке пушту. Через минут двадцать четверо бачей, обливаясь потом, притащили к машине настоящий танковый аккумулятор. Как они его донесли, для меня было загадкой. Закидывать его на капот «Тойоты» нам помогали бородачи. Я повернул ключ зажигания и стал ждать чуда. И оно случилось. Раздался небольшой взрыв — из глушителя вылетела большая жидкая солярная пробка и повалили клубы черного дыма. На все мои попытки как-то отблагодарить своих нежданных помощников они отвечали отказом и не желали брать деньги. Тогда мы решили что-нибудь купить у них в дукане и приобрели два килограмма льда, как оказалось, самого ходового здесь товара. Сосать, конечно, мы его не стали, но вот свои головные уборы — два паколя и тюбетейку муллы — наполнили хорошенько, после чего водрузили их себе на головы. Стояла дикая жара, и таявший на голове лед струйками сбегал из-под шапок по щекам, принося долгожданную прохладу…

Когда горы и предгорья на трассе Кабул — Джелалабад сменились пустынно-холмистым ландшафтом, началась провинция Лагман. Здесь в небольших оазисах слева от дороги через реку размещались многочисленные военные базы афганской армии и американских войск. Над новой совместной военной базой «Гамбар» висел огромных размеров дирижабль, на котором были закреплены десятки камер слежения за местностью, что позволяло военным быстро реагировать на возникавшие в регионе внештатные ситуации и оперативно прибывать на помощь попавшим в засады колоннам. Точно такой же дерижабль натовцы повесили и над Кабулом, но провисел он там недолго — порывы шквалистого ветра унесли его в неизвестном направлении.

Провинция Лагман тянется вплоть до населенного пункта Дарунта, пригорода Джелалабада. По мере приближения к городу жара усиливается — уже в Дарунте температура воздуха повышается более чем до 40 градусов в тени. Влажность в Джелалабаде и Дарунте почти стопроцентная, так что поездка по этим местам весной и летом напоминает долгий поход в сауну.

В Дарунте разгружались дальнобойщики, которые привезли товары из Пакистана. Здесь возникали постоянные автомобильные пробки из-за контрольно-пропускных пунктов полиции. В Джелалабаде же пробки возникали по другой причине — как правило, из-за американских военных колонн. Перед ними и за ними дорожная полиция оставляла свободное пространство, чтобы местные водители не могли приблизиться к американцам. Зачастую американцы начинали стрелять по автомобилям, опасаясь, что в них сидят террористы.

Сам по себе Джелалабад — город не очень большой и почти полностью торговый. После предрассветного намаза и до предзакатного все джелалабадские улицы представляют собой базары под открытым небом. Над центральным «Хинду-базаром» натянуты одеяла и тенты — так торговцы и покупатели спасаются от безжалостного солнца. Бросается в глаза, что местное население воды пьет немного и почти совсем не потеет. Базар в Джелалабаде — это не только торжище, но и «бизнес-центр». Здесь заключаются многомиллионные сделки и собираются джирги — встречи авторитетных пуштунских старейшин, которые решают деловые вопросы, связанные с наследством, правами на землю и даже лицензированием торговой деятельности. Здесь никто никуда не торопится, только дети бегают за иностранцами, выпрашивая деньги. Кажущийся хаос на самом деле представляет собой восточный порядок, где каждый знает свое место.

Русскому на базаре афганцы расскажут все, так как очень многие помнят русский язык. Оказалось, что у одного из торговцев-лоточников, седобородого старика, два сына работали в Сибири, и он был рад перекинуться со мной знакомыми ему русскими словами. Нынешние нангархарские муллы в 80-х годах прошлого столетия были офицерами афганской армии и царандоя, а врачи и специалисты в области сельского хозяйства стали сегодня торговцами. Жизнь загнала их всех в этот водоворот «рынка под одеялами», но они не роптали и встречали все превратности судьбы с присущей пуштунам стойкостью.

На выезде из Джелалабада в сторону Пакистана расположен небольшой, полностью заброшенный городок Самархейль, где в 80-е годы жили «шурави» — советские военные и гражданские советники. Здесь царило запустение, только старики, работавшие и отдыхавшие неподалеку, помнили, что когда-то тут бурлила жизнь. Старые люди еще помнили русский язык и имена-отчества всех советских советников и специалистов, работавших здесь на строительстве джелалабадской оросительной системы, которая когда-то позволила Афганистану стать «чемпионом мира» по производству оливок. Кстати, завод по производству оливок, хоть и в полуразрушенном состоянии, работает до сих пор, а вот самой оросительной системы не стало. Все каналы пересохли, а местным властям до нее нет дела. Большие деньги зарабатывались здесь совсем не на оливках, мандаринах и орошении. Источником сверхдоходов многих джелалабадцев служила коррупция, а порой и наркоторговля. Возможно, именно поэтому под Джелалабадом, как грибы после дождя, десятками вырастали многоэтажные виллы. Таких огромных и роскошных вил я не видел даже в Кабуле. А здесь, на почтительном расстоянии от столицы с ее центральной властью, вопросы о происхождении состояний задавали редко. Если человек богат, это считалось признаком ума, а «прищучить» умного человека даже органам правопорядка бывало довольно трудно. Хотя иногда в Нангархаре и представители силовых органов занимались рэкетом, порой и с похищением людей. Философия этих поступков была проста: кому-то Аллах предначертал торговать, хитрить и быть богатым, а кому-то — собирать дань с таких торговцев. Система мироустройства, заложенная в сознании многих поколений афганцев, при этом нисколько не страдала.

Одной из целей поездки на восток Афганистана было выяснить, как относятся пуштуны к талибам и американцам и что они думают о своем будущем. Во-первых, в Джелалабаде активно велось строительство торговых и деловых центров, что свидетельствует о том, что местное население за свое будущее не беспокоилось. По мнению многих собеседников, американцы не должны были отсюда уйти скоро, и все их заявления о том, что они не будут строить здесь постоянные военные базы, всего лишь слова, так как базы уже построены. Один только джелалабадский военный аэродром — это уже город в городе. За его периметром сразу над несколькими военными базами реяли афганские и американские флаги. И, хотя американские дипломаты заявляли, что войска США будут присутствовать в Афганистане ровно такое время, о котором их попросит афганская сторона, местные жители считали иначе. Они не без оснований говорили, что американцы — не кочевники и в палатках посреди пустынь жить не будут. То есть будут жить, как и раньше, на территориях своих военных баз. Во-вторых, жители Нангархара талибов не боялись. В середине 90-х годов пуштуны с ними не воевали, а приняли их власть как данную свыше. Потому войны здесь практически не было, город и соседние населенные пункты от боев не пострадали.

Что же касалось талибского «правосудия» и их «зверского» отношения к людям, местные об этом рассказывали много и интересно. Одного из собеседников талибы наказали за драку, нанеся ему в шариатском суде 180 ударов палкой по пяткам. После экзекуции ему объяснили, что, даже если он и был прав, наказание было справедливым, ибо палкой по пяткам досталось обоим участникам потасовки. Споры должны были разрешаться в судах, а не на улице при помощи кулаков, объяснили талибы. Собеседник это хорошо запомнил, так как почти неделю после экзекуции отмачивал пятки в соляном растворе. Многие афганцы, особенно на пуштунских юге и востоке, считали, что талибы, взяв под контроль 90 % территории Афганистана, смогли покончить с анархией в стране. Придя к власти и в 1996 году захватив Кабул, талибы взялись за торговцев наркотиками, которых вешали и расстреливали, а также стали налаживать централизованную систему правосудия. При «моджахедах», которые пришли к власти после падения режима Наджибуллы в 1992 году, в Афганистане повсеместно творилось беззаконие, рассказывали собеседники. Различные кланы этнических группировок отнимали у людей дома, квартиры, насиловали женщин и расстреливали людей без суда и следствия. При талибах же, по словам джелалабадцев, все стало иначе. Они организовали шариатские суды и проводили дознания. Если, например, какой-нибудь бывший моджахед представлял в такой суд подложный документ о землевладении либо лжесвидетельствовал, ему отрубали руку, которой он писал фальшивку, или отрезали язык, если он говорил неправду.

Вместе с тем, по словам афганцев, даже при столь жестких средневековых установках, простой человек мог не совершать ежедневных намазов и даже смотреть запрещенный талибами телевизор, разумеется, не афишируя этого. Главное было оставаться честным перед людьми и Аллахом, и тогда была реальная возможность выжить, говорили джелалабадцы. После их долгих рассказов стало ясно, почему в 90-е пуштуны не воевали с талибами и почему первые недолюбливали представителей «Северного альянса», в рядах которого воевали в основном непуштуны. Впрочем, национальные меньшинства Афганистана — таджики, узбеки и хазарейцы — тоже не жаловали пуштунов. И хотя политики иногда пытались представить себе и миру афганский народ как единое целое, такого не было и в ближайшей перспективе не предвиделось. И в относительно мирное время афганцы тяготели к своим этническим группам. Во время жестокой войны они сбивались в ярко выраженные национальные группировки. Поэтому довольно легко было объяснить, почему в 90-е движение «Талибан» так быстро овладело почти всем Афганистаном, вытеснив войска «Северного альянса» в небольшую долину Панджшер и окраинную провинцию Бадахшан. Большинство офицеров афганской армии в 1980-е годы составляли пуштуны, многие из которых учились в СССР. Когда в 1992 году в Афганистане пал просоветский режим и началась гражданская война, пуштуны ушли воевать за талибов, большинство из которых принадлежало к этому народу. Именно поэтому у «Талибан» быстро и в достаточном количестве появились свои военные летчики, танкисты и артиллеристы.

Нангархарские афганцы твердо верили в свое будущее при любых правительствах и уезжать в Пакистан, как 20 лет назад, не собирались. Наоборот, они строили здесь свое будущее своими же руками. В Джелалабаде совсем недавно появился центральный парк отдыха, который вечером, когда садилось солнце и становилось не так жарко, был полон гуляющего народа. Здесь можно было побродить по зеленым аллеям, помолиться в мечети, просто посидеть отдохнуть на уютных лавочках. В Дарунте активно велось строительство зоопарка, который обещали открыть к 2011 году. В городе реставрировали объекты истории и культуры, своевременно убирали мусор и асфальтировали улицы. В сравнении с суетливым Кабулом Джелалабад представлял собой мини-оазис восточного спокойствия и гостеприимства, хотя и здесь довольно часто происходили неприятные события, связанные с террором. Однако общая уверенность в завтрашнем дне у жителей афганского востока чувствовалась даже тогда, когда в стране шла война.