Если бы кладбище заговорило…

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

В Кабул в то время довольно часто приезжали ветераны нашей афганской кампании, и причин тому было много. Кто-то хотел совершить экскурсию по местам былых сражений и насыпать в мешочек афганской земли, чтобы потом унести ее с собой в могилу. Кто-то — прикрепить к далекой безвестной скале мемориальную табличку с текстом, повествующим о том, что здесь держало оборону подразделение советской воинской части, кто-то собирал фотографии для книг и альбомов, а кто-то приезжал просто по работе. Среди афганских гостей было много моих хороших товарищей — ребята из Свердловской ветеранской организации воинов-интернационалистов, секретарь ОБСЕ Миша Евстафьев, издатель Андрей Дышев, телевизионщик Артем Шейнин, да разве всех упомнишь? И хотя программы деловых и не очень командировок людей, прошедших в свое время Афганистан в погонах Советской армии, были разные, мы неизменно ездили вместе на осмотр знаменитого кабульского мемориального кладбища, где стоит мавзолей афганских монархов. Оно стоит того, чтобы написать о нем отдельно.

Погост Тапа-йе Маранджан, расположенный на вершине живописного зеленого холма — одного из тех, что возвышаются над восточной частью города, более века назад получил имя афганской патриотки Биби Маранджан, которая героически сражалась с захватчиками в годы афганско-британской войны. Именем ее сподвижницы Биби Махру назван один из больших муниципальных районов Кабула и еще один холм. В наши дни это кладбище в народе называют также Тапа-е шахидан (Холм шахидов), а в 80-е годы прошлого столетия его именовали не иначе как кладбище павших героев революции.

Украшением Тапа-йе Маранджан, превратившегося в излюбленное место отдыха взрослых и детей, которые запускают тут воздушных змеев, является величественный мавзолей Надир-шаха — отца последнего афганского монарха Захир-шаха, скончавшегося в 2007 году в Кабуле. По распоряжению президента Афганистана Хамида Карзая была проведена реставрация этого памятника истории, превратившаяся в долгострой. Рядом с мавзолеем расположилась смотровая площадка, откуда открывается замечательный вид на район Танке-Логар, где начинается дорога в соседнюю с Кабулом провинцию Логар, и крепость Бала Хиссар. Здесь по пятницам стоят десятки легковых автомобилей, а взрослые мужчины и старики молча сидят на краю площадки, свесив ноги, и смотрят, как причудливо меняется Кабул в лучах заходящего солнца.

С южной стороны подножия мавзолея расположено еще одно старинное кладбище. В 1980 году здесь можно было отыскать склепы и надгробные плиты, датированные 16-м и 17-м веками, рядом с которыми едва заметно возвышались холмики еще более древних захоронений. Тут же на краю обрыва стоит усыпальница Тэла-Хана (Золотого Хана). По преданию, в 17-м веке в Кабуле жил очень богатый человек, которого в народе прозвали золотым ханом. Он был сказочно богат, но всю свою жизнь посвятил помощи беднякам. Когда он состарился, то сам обеднел и умер почти нищим. Тогда благодарные кабульцы построили на свои средства ему «табут» (усыпальницу), чтобы грядущие поколения помнили о доброте этого человека.

Десятки детей носятся по могильным холмикам и запускают в небо воздушных змеев. Тут же сидят продавцы этих игрушек и катушек с леской длиной от километра до пяти. Когда однажды я поинтересовался, зачем такая длинная леска, продавец, не задумываясь, ответил, что змей должен летать высоко.

— Но ведь на высоте в два километра его уже не видно, — вновь возразил я.

— Но ведь леска, которую вы держите в руке, натянута? Значит, змей парит в небе, — парировал торговец. С афганской логикой поспорить трудно.

С восточной стороны холма Тапа-йе Маранджан люди, в основном этнические таджики из долины Панджшир, начали строить частные дома, вплотную примыкающие к пуштунским могилам. В Кабуле сегодня 80 % населения не имеют собственного жилья, в то время как в 1980-е жилье было почти у всех. Бывший президент Демократической Республики Афганистан Бабрак Кармаль разрешил строить тогда кабульцам дома на отрогах гор, окружающих город. Но в результате гражданской войны большинство строений были стерты с лица земли, а за почти три десятилетия население города увеличилось более чем втрое. Не дожидаясь разрешений, сейчас люди сами захватывают землю и строят на ней жилье. Раньше «коммунистическое» правительство ДРА раздавало землю всем желающим бесплатно, реквизируя ее у латифундистов, но большинство населения отказывалось от нее, считая это противоречащим шариату и учению Корана. Сегодня земля в Кабуле стоит баснословно дорого, и уже никто из простых горожан при всем желании не может ее купить. Вот и селятся люди на кладбищах, и строят там жилье, справедливо полагая, что никакого государственного строительства здесь вестись не будет.

Рядом с этими частными новостройками как памятник былым сражениям застыл танк Т-54 советского производства. В свое время его передали афганской армии, а потом, после падения «коммунистического» режима, танк перешел в руки моджахедов. Старый подбитый танк уже никто и никогда отсюда не вывезет — со всех сторон он обстроен глинобитными хижинами. Его пушка направлена в сторону смотровой площадки, где когда-то обороняющаяся сторона стреляла по нему из гранатометов. На каменном подножье смотровой площадки видны воронки от танковых снарядов. Картина боя, который происходил здесь в 90-х, запечатлелась почти вечным художественным полотном под открытым небом. И тут подпись автора не так уж важна. Это коллективный труд «художников-баталистов». Проголодавшиеся дети и взрослые покупают со стоящих здесь лотков «булани» — треугольные пирожки с картошкой и оранжевую фанту. Подкрепившись, они опять идут гулять среди надгробий.

Вся северная часть кладбища — могилы времен Апрельской революции. По ориентирам находим массовое захоронение афганских детей. В начале сентября 1985 года моджахеды сбили над Кандагаром гражданский борт Ан-24 афганской авиакомпании «Ариана», в результате его крушения погибли 56 человек. Тогда из Кандагара сюда привезли хоронить трупы 28 детей, родители которых работали в Кабуле. Дети летели из Кандагара в Кабул, чтобы отсюда совершить перелет на отдых в Чехословакию, но была не судьба. Вот тут стоял президент Бабрак Кармаль в окружении сотрудников 9-го управления КГБ из отделения физической защиты, здесь произносились пламенные речи о неизбежной победе революции и нерушимой афгано-советской дружбе. Двадцать восемь детских гробиков были сколочены наскоро из свежеструганных досок, между которыми зияли щели шириной с палец. Было очень жарко, тела уже разлагались, и над кладбищем тогда стоял непереносимый тлетворный запах. Его я запомнил на всю жизнь, как и место, где были похоронены дети.

Чуть поодаль в 1986 году здесь уже без надрывных и пламенных революционных речей массово захоронили детей и женщин — членов семей офицеров 2-го армейского корпуса афганской армии, погибших при ошибочной бомбардировке нашими штурмовиками СУ города Кандагар. Бомбо-штурмовой удар пришелся тогда по центру города — так называемой пушкинской площади, а также многоквартирным домам офицеров, детскому саду и яслям. Пушкинской центральную площадь Кандагара назвали солдаты дислоцировавшейся в то время на аэродроме «Ариана» 70-й отдельной мотострелковой бригады из-за стоявших на ней пушек времен второй афганско-британской войны.

В тот зимний день я получил задание из центра посетить медицинские учреждения города и помимо дежурной справки составить пропагандистский материал о том, как душманы разбрасывают в населенных пунктах полученные из США взрывные устройства, замаскированные под детские игрушки, авторучки и яркие предметы. Первым местом, которое я посетил, был армейский госпиталь «Чарсад бистар», в котором я сам лежал в 1980 году во время службы переводчиком в афганской армии. Пошел искать главного врача, увидел его бегущим к операционной. Тогда он послал меня едва ли не матом. «Вы, б…, уроды, что вы наделали!» Эти слова я никогда не забуду. Подоспевший медперсонал объяснил, что «шурави» наколошматили в Кандагаре семьи афганских военных и что только что в аэропорту разгрузили забитый до отказа транспортник с ранеными, которые все еще поступают в отделение экстренной помощи. Но, несмотря на разыгравшуюся трагедию, дело надо было делать, и я нашел на 5-м этаже госпиталя палаты, в которых лежали дети с оторванными руками. Они мне и рассказали об игрушках и шариковых ручках, которые на деле оказались взрывными устройствами.

Вообще Кандагар и Кабул были как-то незримо связаны неуловимой трагической нитью авиационных катастроф. Помнится, весной 1983 года я и еще один тассовец, мой хороший товарищ, ныне покойный Игорь Шишков, полетели в командировку в эту южную провинцию с афганским министром культуры. Когда наш старенький Ан-24 оторвался от бетонки и начал набирать высоту, у него отказал сначала правый, а затем и левый двигатели. Что сделал афганский летчик, чтобы не разбиться, я не знаю. Помню только, что мы очень «жестко» плюхнулись на советское минное поле и пахали его шасси несколько десятков метров. Господь уберег, мы не наскочили на мину и не взорвались. Но сидели в самолете полтора часа, пока за нами не пришли саперы с собаками, которые вывели нас след в след с минного поля.

То незабвенное время давно прошло, пронеслось как вихрь, оставив после себя тысячи холмиков, где покоятся те, кто верил в идеалы Апрельской революции и отдавал за нее свои жизни…

Юго-восточная часть погоста — «вотчина моджахедов», которые погибли в Кабуле в годы гражданской войны. Тут же захоронены жертвы расстрелов, учиненных боевиками движения «Талибан» в период их нахождения у власти. Смотритель мавзолея Надир-шаха рассказывал нам, что в то смутное время каждый день десятки людей ставили перед входом в мавзолей и расстреливали. Тела сваливали в большие ямы на этом самом погосте.

Ничто не меняется в Афганистане веками. Когда-нибудь археологи будущих поколений откопают на этом холме или в районе центральной тюрьмы в районе Пули-Чархи тысячи человеческих останков, датированных примерно одним и тем же временем. И никто уже не разберет, где тут жертвы войн с англичанами, революционного террора, а где останки погибших в годы гражданской войны и битвы с талибами. Время и ветер сравнивают с землей старые могильные холмики, и на их месте появляются новые.

Последний раз я посетил это кладбище в ноябре 2011 года. Солнце садилось за горы, окаймляющие Тапа-йе Маранджан с юго-запада, освещая багровыми лучами заката мавзолей и поле с елочками среди многочисленных холмиков и рядом с полуразвалившейся сторожевой башенкой, когда-то служившей постом «царандоя» — афганской милиции. Все взрослые афганцы, бросив свои занятия, сгрудились на смотровой площадке, глядя в небо. О чем они думали? Наверное, о том, что сами когда-то были детьми и бегали здесь, запуская в облака воздушных змеев. О том, что отняли у них бесчисленные войны, перевороты и революции; о том, что точно знают, где закончится их жизненный путь. И наверное, о том, что в следующую пятницу они опять приедут сюда и будут смотреть на темно-красное небо и солнце, пытаясь разгадать, когда оно уйдет за горы в последний для них раз.