По следам своей юности

В конце осени, когда спала жара, я неожиданно для себя оказался в Джелалабаде. Как-то вечерком, засидевшись за рюмкой чая с предпринимателем Энайятуллой, которого все здесь звали не иначе как Эрик, мы с ним решили сгонять в этот шикарный город, где всегда тепло. У Эрика там были дела на «индийском» базаре — он с братом и родственниками строили торговый центр, а мне позарез нужно было встретиться с одним человеком, который никак не мог приехать в Кабул, по работе.

Административный центр восточной афганской провинции Нангархар, некогда цитадель талибов и оппозиционной «Исламской партии Афганистана», встретил нас по-настоящему летним теплом и низкими ценами. Город, население которого превышало миллион человек, располагается в зоне субтропиков, а потому зимой там тепло, как поздней весной, а летом стоит нестерпимая жара при почти 100-процентной влажности. Многочисленные ирригационные системы, построенные десятилетия назад в Нангархаре советскими специалистами, в свое время превратили этот край в житницу Афганистана. Нангархарские крестьяне снимали урожаи овощей и фруктов по несколько раз в году, занимались охотой и рыболовством, торговлей и строительством, не чувствуя себя обделенными судьбой. В сравнении с Джелалабадом афганская столица, конечно, проигрывает во всем. Улицы в Джелалабаде и его пригородах в отличие от Кабула давно вымощены ровным асфальтом, воздух чист, так как машин тут немного — местное население, как и 30 лет назад, предпочитает передвигаться на моторикшах, которые из-за своего маленького размера не создают пробок. Почти все улицы Джелалабада торговые. От проезжей части, где стоят более дорогие магазины, в глубь глиняной застройки уходят целые торговые кварталы и города, где население продает всякую всячину — от золотых изделий до зубных щеток. Здесь же в дукане можно приобрести по своему вкусу отрез материи и сшить себе на заказ за несколько часов национальную одежду — «шальвар-камиз», подобрать национальный головной убор — паколь, который местные мастера тут же подгонят по голове.

Принимавшая меня в Джелалабаде семья бизнесменов, которой принадлежали десятки магазинов — от ювелирных дуканов до закроечных мастерских и парикмахерских, сдавала их в аренду. Арендаторы прекрасно знали хозяев помещений, были всегда приветливы к ним и к их гостям. В укромном дуканчике на «Хинду-базар» молодой мастер предложил мне на выбор несколько паколей и «свернул» его на специальной подушке, предварительно подпоров швы и намочив шапку водой. У иностранцев так туго и ровно сложить афганский национальный головной убор никогда не получится. Самым удивительным при посещении Джелалабада оказалось то, что местные жители, увидев иностранца, которые здесь большая редкость, безошибочно узнавали во мне русского и начинали говорить со мной на родном языке.

В свое время здесь работало очень много советских специалистов, которые учили афганцев русскому языку. Да и никто, кроме сумасшедших русских, никогда не рискнет так запросто разгуливать по старому городу и общаться с народом. Американцы тут вообще не появляются или передвигаются на бронетранспортерах очень большого размера, в полной боевой выкладке и спешиваться не рискуют. То, что местные жители не любят других иностранцев кроме «шурави», я заметил еще при посещении общественного туалета в местечке Шахидан, на пути к Джелалабаду, там, где раньше останавливались на короткий отдых наши военные колонны. Внутри одной из кабинок было выведено углем воззвание: «Марг бэ дустане Амрика!» («Смерть американским друзьям!»)

Посетить Джелалабад я мечтал очень давно. Прошло почти 30 лет, когда по этим местам пришлось поползать на танке. Это был далекий 1980 год. Горная трасса от Кабула до Джелалабада тогда представляла собой обычную вырубленную в горах дорогу из бетонных плит, которую часто минировали. С высоких скал, окружающих трассу, по военным колоннам постоянно стреляли. Зажатые в ущельях колонны горели, шла война. Но и в наши дни эта трасса, уже асфальтированная, была совсем не безопасна. Талибы и другие оппозиционеры планомерно уничтожали на ней бензовозы, которые возили из Пакистана бензин и дизельное топливо для войск НАТО. Первый дымящийся наливник попался нам уже перед въездом на перевал Махипар. За несколько минут до нашего появления граната угодила в кабину бензовоза, которая еще дымилась. Однако дизтопливо не воспламенилось, и водитель остался жив. Рядом с ним стояли полицейские, помогавшие устранить затор и проехать машинам.

Спастись от обстрела здесь можно, только двигаясь на высокой скорости, но она резко падает при приближении машины к горным тоннелям. Своды тоннелей круглые, тут могут разъехаться только легковушки, а большие фуры и бензовозы могут ехать по вырубленным в горах проходам только посередине, чтобы не задеть стены. Поэтому военные и полиция на некоторое время перекрывают движение, позволяя машинам двигаться в тоннелях попеременно в разные стороны. На самой высокой точке Махипара в 80-е годы стояла советская застава, о чем напоминает «Привет из Джамбула» — до сих пор сохранившаяся надпись масляной краской на скале. После спуска с Махипара начинает заметно теплеть, тоннелей больше нет, и легковые автомобили несутся с сумасшедшей скоростью. Двигавшаяся примерно в ста метрах от нас «Тойота Королла» с пассажирами внезапно потеряла управление, врезалась в отбойник, но в пропасть не упала, а начала крутиться по трассе. Подъехав поближе и убедившись, что все живы и экстренной помощи не требуется, мы продолжили путь.

Эрик, сидевший за рулем белого «Мерседеса», рассказал занятную историю, когда мы проезжали ущелье Танги-Абришом, что в переводе означает «Шелковое ущелье».

— Когда в 1996 году талибы наступали на Кабул, войска «Северного альянса» при отступлении заминировали все ущелье. Сначала талибы посылали на «разминирование» отдельных смертников — «пишмарага», потом прорывались через минные поля на автомобилях, которые «цепляли» по пять-шесть мин, прежде чем окончательно разрушиться от взрывов. Но когда смертники и машины кончились, талибы погнали по минным полям стада баранов, — рассказал Эрик. — Тогда в Джелалабаде уже были талибы, и мы с братом и директором ГЭС «Дарунта» пробирались в Кабул, где надеялись спастись. Когда мы подъехали к ущелью, то содрогнулись. На протяжении километра лежали тела баранов и смертников и просто случайно убитых людей, повсюду валялось оружие. Отсюда мы уже пробирались ночью в Кабул пешком, — сказал Эрик грустно.

Чуть дальше на трассе стоял ухоженный мавзолей муллы Бурджана — бывшего министра обороны правительства талибов, память которого уважают в этих местах многие. По словам Эрика, министр ранее был военным, служил в афганской армии и лишь потом перешел на сторону талибов. Он хотел, чтобы доктор Наджибулла, находившийся четыре года на территории миссии ООН в Кабуле после падения его «прокоммунистического» режима, стал бы премьер-министром страны. Но Пакистан его мыслей не разделял, а потому министр был убит ракетой, выпущенной по нему с пакистанского вертолета.

— Погиб он прямо на трассе, мавзолей теперь как память тому смутному времени. Все едут, останавливаются, заходят. И на мавзолей взглянуть, и на ущелье. Места здесь дивные, — улыбнулся мой попутчик.

Вся поездка до Джелалабада заняла у нас три часа. После горной трассы шла уже открытая дорога через выходившую сюда боком зеленую провинцию Лагман. По обочинам дороги стояли жилища афганцев, разрушенные в ходе 30-летней войны, играли дети, гуляли бараны и верблюды.

— В этих местах тогда сильно воевали с «шурави». А теперь все забылось, вас снова любят. По сравнению с американцами вы очень много сделали для нашей страны, а народ у нас неглупый. Просто допустили большую ошибку в свое время. Америка тогда предложила моджахедам оружие, Саудовская Аравия — деньги, а Пакистан — свою территорию. Вот и стали воевать. И до чего довоевались? Устал наш народ от всех вооруженных людей — и от моджахедов, и от талибов, и от иностранных военных. Хочет жить в мире, — задумчиво произнес собеседник.

На подъезде к ГЭС «Дарунта» в пригороде Джелалабада мы несколько раз останавливались у придорожных дуканов. Здесь за копейки продавали спелые гранаты, сахарный тростник, свежую рыбу. Торговцы, увидев русского, вспоминали уже основательно подзабытые слова и норовили отдать все за бесценок. Очень были рады, что иностранец говорит на их языке. Многие из них, те, кто постарше, 30 лет назад стреляли в этих местах в меня, а теперь вот просто мирно разговаривают. Время уходит, происходит большая переоценка ценностей. А главное, что государств, в которых мы родились и за которые воевали, уже нет. Нет СССР, как нет и Демократической Республики Афганистан. Пройдут еще годы, и, наверное, не будет и нынешних государств, в которых мы живем, а дети тех, кто сражался на этих горных склонах за непонятные идеалы, будут пересказывать внукам страшные истории о войне.

Рядом с ГЭС «Дарунта», которую построили советские специалисты, Эрик угостил меня свежевыловленной рыбой, которую мы сами выбрали у местных рыболовов. Было очень вкусно и необычно. В дукан пришел старик в мокрых коротких штанах с двумя ведрами. В одном ведре была «махи-е шурави» (советская рыба), а в другом «махи-е чинаи» (китайская рыба). Дед только что выловил ее в реке сетью. Наша рыба представляла собой удивительную смесь карася, карпа и сазана в «одном лице», а китайской была незнакомая мне рыба с белой чешуей. Мы взяли две китайских, самостоятельно взвесив их на весах, а потом пошли в дукан пить холодное пиво. Тогда еще в этих местах оно продавалось. Принесли хорошо прожаренную в масле рыбу, которая по вкусу больше напоминала чипсы, а также овощи и лепешки. А на «третье» повар принес нам на блюдечке две дымящихся сигареты с… чарсом. Для тех, кто не знает, чарс — это гашиш, который афганцы не считают наркотиком и курят повсеместно. Памятуя, как безудержно ржал два часа после такой сигареты в далеком 1980 году, я вежливо отказался и попросил принести чай.

Вечером того же дня мы ездили к главе администрации уезда Бехсуд. Ночью проскочить туда можно спокойно, а вот днем — не рекомендуется.

— На той стороне моста, где начинается Бехсуд, сначала стреляют, а потом думают. Если узнают, что подстрелили русского, конечно, искренне огорчатся. Но на тебе же не написано, что не американец, — посмеялся брат Эрика Атик, встретивший нас в Дарунте. Уже поздно ночью мы сидели на втором этаже аптеки в Бехсуде, где в компании бородатых мужиков, явно не любивших нынешнюю власть, пили пиво и виски. Я рассказывал тогда афганцам о происходящих в мире переменах в свете вредности сионизма для судеб их и моего отечества. Они прониклись моей пламенной речью.

Ночевали мы в афганской семье — у двоюродных братьев Эрика и Атика. Спали в гостевой комнате на топчанах, после очень вкусного и сытного ужина. Завтракали свежей печенкой убитого теленка, яичницей, простоквашей, теплым молоком с сахаром, разнообразными фруктами. И конечно, вели нескончаемые разговоры. Утром мы вновь гуляли по Джелалабаду, осмотрели древний синий глобус в центре города, оклеенный обрывками листовок, и бывший дворец афганского монарха — его зимнюю резиденцию. На клумбе, где стоял глобус, в 80-м году танк, в командирский люк которого я свесил ноги, потерял управление и завалил на дуканы огромную пальму, раздавив при этом велосипед проезжавшего мимо индуса. Здесь ничто не изменилось с тех пор, разве что дуканов тех уже не оказалось. Было нечто мистическое в том, что спустя почти 30 лет я вновь оказался на том же самом месте. Мог ли я себе представить много лет назад, что, когда стану почти стариком, опять приеду сюда, чтобы разглядеть себя в кривом зеркале времени, сидящем на башне Т-62? Вспомнил, мог! Именно тогда, когда танкисты пилили сосну и чинили крышу дукана, я искал у кого-нибудь фотоаппарат, чтобы навсегда запечатлеть эту сцену из жизни. Но фотоаппарата тогда не нашлось, все кадры «отснял» только мой мозг…

После обеда мы общались с бригадирами и авторитетами из состава многочисленных джелалабадских ОПГ. Один из них держал центральный оптовый рынок, куда без перерыва прибывали из Пакистана фуры, груженные ароматными красными яблоками. Вооруженные «быки» бригады сидели на втором этаже, где отдыхали от ночных трудов, чистили ножами яблоки и ели их без кожуры мелкими дольками. Я взял самое большое яблоко из стоявшего тут же ящика, хорошенько потерев его о рукав куртки, постаравшись придать блеск, и аппетитно захрустел им вместе с кожурой. Афганец, сидевший рядом со мной, сильно удивился и, не промолвив ни слова, протянул мне «финку».

— В кожуре самые витамины, в мякоти их мало, — сказал я, взяв второе яблоко. Через полчаса почти все сидевшие на ящиках «братаны» терли яблоки о свои одежды, нагоняя на них глянец. Потом меня пригласили посмотреть, как проходят оптовые «торги».

Спустившись вниз, бригадир подозвал одного из стоявших внизу рядом с разгрузочным пандусом водителей фур.

— Разгружайся, сейчас ты пойдешь, у тебя товар скоропортящийся, — сказал он. Что тут началось! Как тараканы мелкооптовые покупатели облепили фуру, ожидая, пока объявят цену на алычу. Первоначальную стоимость ящика назначал сам бригадир, а потом уже все шло как на настоящем аукционе. В результате алыча досталась коммерсантам по какой-то фантастически высокой цене, в Кабуле она была раза в полтора дешевле. — Ничего, у них дуканы и телеги простаивают, все, что было, уже продали, а продавцам нужно зарплату платить. Поутру всегда высокие цены, а ближе к вечеру они падают, ведь нужно все распродать, а водителю поспеть в Торкхам на границу, — пояснил мне бригадир — владелец торговой площадки, отдавая несколько пачек денег — пакистанских рупий — водителю фуры и рассовывая остальные по бездонным карманам шаровар. — Не подумай, что мы тут голимым произволом занимаемся. Сейчас наши ребята сядут в «джип» и будут сопровождать водителя этой фуры с деньгами до самого КПП на границе. Тут много грабителей, да и полиция знает, что человек возвращается с деньгами. А если его «хлопнут» по дороге, кто тогда сюда вообще что-то повезет?

Ближе к обеду посетили виллу «смотрящего» по Джелалабаду, сына бывшего губернатора. Сразу за воротами дома мы очутились в райском саду с пальмами, банановыми деревьями, благоухающим цветущим кустарником и собственным озером. Среди всего этого великолепия летали зелено-желтые попугаи и порхали гигантские бабочки. Бородач с портативной радиостанцией в нагрудном кармане и автоматом на плече начал обыскивать Эрика. Когда он двинулся ко мне, рация прохрипела ему сдавленным человеческим голосом: «Гостя не досматривать!» Пройдя через двор мимо двух ниссановских «Патролов» с позолоченными дисками, мы сняли обувь и поднялись на второй этаж виллы. Такого кричащего великолепия я не видел никогда. На инкрустированных золотой нитью и слоновой костью деревянных резных столах стояли такие же красивые деревянные вазоны, наполненные разнообразными орехами и изюмом. Пока ждали хозяина, я полвазы потихонечку умял. Хотелось пить, но традиционного чая почему-то не несли.

Хозяин не выходил минут тридцать, и все уже начали беспокоиться, не случилось ли чего? Но потом он вышел, причем с помятым лицом и хорошим перегаром. Видать, вчера хорошо погулял. Он сел в кресло, оглядел всех нас и стал… молчать. Молчал он минут десять, пока все беспокойно смотрели на него, силясь понять, в чем загвоздка.

— Что-то я неважнецки себя чувствую, — наконец заговорил «смотрящий». — Зачем приехали?

Эрик стал подробно объяснять ему суть земельного спора с соседом, попутно сообщив, что я из «старых друзей». Понятно, что он меня сюда притащил для придания своему рассказу «большего веса». Бывшими или старыми друзьями в Афганистане иносказательно называют русских. В этом доме русские раньше бывали едва ли, и молчаливый хозяин, видимо, судорожно собирая в пучок разбежавшиеся после вчерашнего застолья мысли, силился понять цель моего визита.

— Сделаем так: завтра к шести утра, пока не начали стрелять, подъедете в Бехсуд, у главы администрации будет джирга, там все и порешаем.

Провожать он нас пошел сам, но вместо привычного рукопожатия положил правую руку на мое левое плечо и пожелал счастливого пути. Потом я узнал, что такой ритуал существует только в Джелалабаде. Рано утром после джирги в белом «Мерседесе» на враждебной территории мы распивали бутылку виски с сыном бывшего губернатора, муллой и каким-то чиновником, обмывая удачное разрешение проблемы Эрика. Это был какой-то сюр…

Чтобы понять человеческую сущность Эрика, нужно было хорошо знать нюансы его разностороннего бизнеса. По-своему он, конечно, был человеком талантливым и инициативным. Помимо торговых центров и ресторанов он открыл в Джелалабаде энергетическое предприятие под звучным названием «Энерджи Интерпрайз лимитед», занимавшееся поставкой электроэнергии сотням клиентов — владельцев жилых домов. Предприятие располагало двумя большими ангарами, в которых что-то постоянно гудело. Оттуда к столбам тянулись гроздья проводов. Чем не электростанция? На деле в ангарах работало всего несколько маломощных дизель-генераторов, а основные мегаватты электричества работники компании «добывали» бесплатно из незаконной подземной врезки в главный электрокабель, тянувшийся к городу от ГЭС «Дарунта». Естественно, что за это электричество «Энерджи Интерпрайз лимитед» никому ничего не платила, так как о врезке просто никто не знал. А может быть, и знал, но не говорил. Примечательно, что в друзьях у Эрика ходил начальник местного управления энергетики Риди Голь Пеймани, который в свое время был близким другом председателя Революционного совета Афганистана Бабрака Кармаля, с которым вместе учился. Надо сказать, что Риди Голь потом стал и моим хорошим товарищем.

Перед отъездом в Кабул мы заехали в небольшую харчевню на берегу реки Кабул, рядом с мостом, ведущим в уезд Бехсуд, где в компании с длиннобородыми местными моджахедами, поставившими свои автоматы в пирамиду, ели «кераи» — заказное блюдо, в которое входили жареная козлятина, помидоры и жгучий перец. Харчевня называлась «У полковника» — ей владел бывший полковник ВВС, воевавший в 80-е годы «за нас». Он очень обрадовался гостю из прошлого и раздобыл для нас «из-под полы» две банки голландского пива White Bear, которое больше напоминало портвейн. В пиве было 18 градусов крепости.

Прямо перед нами крестьяне добывали камень, вытаскивая большие белые валуны из бурных вод «кабулки» и укладывая их в трактор, паслись овцы… Если бы в этих краях никогда не было войны, то здесь можно было бы запросто построить дом и жить бок о бок с афганцами, которые по своей натуре, пусть и хитроваты, но достаточно порядочны. Они живут по шариату, верят в Аллаха и Мухаммеда. И этого права их никогда и никто не лишит. У каждого народа свои понятия о цивилизации и мироустройстве. Но ведь в этом и суть — все мы разные, но должны постараться сохранить в целости наш общий дом, имя которому планета Земля. Если мы будем жить по «законам», которые пишут для нас незваные воры высокого полета и разного рода аферисты, то не выживем. Они постоянно будут сталкивать нас лбами.

На обратном пути мы заехали в гости к Риди Голю в Дарунту, и он провел для нас экскурсию по одной из старейших афганских гидроэлектростанций, построенных при экономическом и техническом содействии СССР. Афганцы ее обслуживать были не в состоянии — все местные специалисты сбежали, спасаясь от моджахедских кровавых разборок, и там в то время работали ребята с Украины. По словам Риди Голя, электростанция в Дарунте 45 лет удовлетворяла потребности города Джелалабад и его окрестностей в электроэнергии, однако ее турбины сильно износились. Первоначально суммарная мощность всех агрегатов составляла 11,5 мегаватта, но с износом турбин упала до девяти. Поэтому уже несколько месяцев на ГЭС вместе с афганцами ремонт турбин вели высококвалифицированные украинские коллеги из фирмы AIP, подрядчика компании ANHAM, получившей средства на реконструкцию объекта у американского агентства экономического развития (USAID).

— Тридцатого сентября мы остановили одну турбину и сейчас ее полностью разобрали в целях проведения ремонта. Потом придет очередь второй и третьей турбин. Надеемся, что при лучшем исходе ГЭС в Дарунте сможет вырабатывать 15 мегаватт электроэнергии, — рассказал мне в дружеской беседе украинский специалист по гидросооружениям Руслан Назаренко. По его словам, ремонт каждой турбины требовал в среднем пяти месяцев, а значит, через год и три месяца объект должен был быть сдан в эксплуатацию.

— Обстановка в Дарунте спокойная, местное население относится к нам хорошо, никаких неприятных инцидентов не происходило, — сказал он, глядя на старый советский железобетонный волнолом, который за долгие годы не смогла разрушить вода каскада электростанции. — Многие иностранные специалисты до сих пор удивляются прочности советского железобетона, из которого сделаны волнорезы. Арматура в этих блоках проржавела почти полностью, а самому бетону ничего не делается.

— Плотина в Дарунте помогала не только обеспечивать жителей Джелалабада электроэнергией, но и развивать орошение, сельское хозяйство. Правда, в этой области, многое из того, что было сделано руками советских специалистов в 70-е и 80-е годы, уже заброшено, — рассказывал Риди Голь, судьба которого сложилась очень нелегко. Во времена Советского Союза он окончил ленинградский политехнический институт и получил профессию специалиста по гидротехнике. По возвращении в Афганистан стал начальником ГЭС «Дарунта» и с оружием в руках вместе со своими единомышленниками защищал ее от разрушения при моджахедах и талибах. В годы последовавшего за падением режима доктора Наджибуллы лихолетья Риди Голь был вынужден скрываться, получая угрозы быть убитым, уехал в Пакистан, но потом вновь вернулся на родину и стал командовать местной энергетикой.

Сидя на берегу реки Кабул, седой Риди Голь с юмором рассказывал о перипетиях своей судьбы, никого при этом не ругая. Собеседник сообщил, глядя на воду, что сейчас в Нангархаре начинается рыболовецкий сезон и скоро рыба всех сортов в контейнерах со льдом отправится на фурах в Кабул.

— Раньше рыбу здесь выращивали искусственно, и совсем недалеко от Дарунты вы еще можете увидеть остатки этих рыболовецких предприятий. Однако сейчас местные жители предпочитают ловить ее сетями и продавать живой в прибрежные ресторанчики, — пояснил товарищ Бабрака Кармаля. — Рыба в Джелалабаде стоит сейчас примерно 150 афгани за килограмм (около трех долларов), в то время как цена на нее в Кабуле возрастает почти в два раза.

Начальник управления, которого местное население величало не иначе как «командир света», пригласил нас попробовать дары мутных волн реки Кабул. Прямо на берегу мы купили у рыбаков живую рыбу, выбрав самую лучшую, так называемую молочную. Хотели еще пообщаться с ребятами с Украины и пожарить вместе с ними и рыбу, и шашлыки, но время сильно поджимало. А жаль.

Уехали мы все-таки из Дарунты вовремя. Уже через несколько часов после нашего отъезда талибы напали на колонну афганских бензовозов, зафрахтованных НАТО, проходившую через тоннель, примыкавший к ГЭС. Я позвонил Руслану из Кабула, узнать, как дела, а он мне в ответ рассказал, что никто из украинских и афганских специалистов гидроэлектростанции Дарунта не пострадал.

— При выходе из тоннеля один бензовоз загорелся. Машины, следовавшие в хвосте колонны, развернулись и покинули место происшествия. Сразу туда понаехали полицейские, они помогли получившим ранения водителям, — сказал Руслан.

Как это мы вовремя оттуда убрались и не остались на шашлыки, подумал я, сортируя дома сводки МВД и ГУНБ по убитым, раненым и похищенным за год в Афганистане журналистам. Вполне ведь мог пополнить собой ряды «невезунчиков». А этого допустить было никак нельзя. Если жизни иностранных журналистов их головные офисы страховали на сумму от одного миллиона долларов, то наше агентство больше чем на обычную туристическую страховку не раскошелилось. В случае чего нужно было рассчитывать или только на самого себя (пистолет и граната в походной сумке), или на военврачей контингента НАТО. В посольстве работал только медпункт, где хирургическую помощь получить было невозможно ввиду отсутствия профильного специалиста. А вот итальянские и французские хирурги нам в случае необходимости помогали всегда и безотказно.

Итак, что мы имели в сухом остатке: афганский журналист Джавид Яземи, работавший оператором на канадский телеканал CTV, убит в городе Кандагар. Застрелен при выходе из своего городского офиса. Фигура достаточно известная — в 2007 году он был арестован американскими военными по обвинению в пособничестве террористам и провел почти 11 месяцев в американской тюрьме для особо опасных преступников на авиабазе в Баграме. И кто же его убил — американцы или талибы? Еще один афганец, журналист частного телеканала «Эмруз» Мунир Ахмад Амаль, застрелен полицейским на контрольно-пропускном пункте в районе Пайкуб Насвар афганской столицы. Двадцатилетний парень, работавший в детской программе телеканала, находясь за рулем своей автомашины, не отреагировал на сигнал полицейского остановиться и был расстрелян им из автомата. Американские солдаты, проводившие массовые обыски и облавы в домах жителей провинции Хост, избили и арестовали поэта и журналиста Нураджана Бахира, сотрудничавшего со многими местными печатными СМИ, радиостанцией «Келид» и одноименным журналом. Этого, правда, освободили — вмешались международные общественные организации, да и РИА «Новости» тоже.

Корреспондент американской телерадиокомпании CBS Ками Маккормик получила серьезное ранение при взрыве в провинции Логар. Автомобиль, в котором ехала Маккормик, подорвался на мине. Раненая журналистка была прооперирована в местной больнице, потом ее доставили в госпиталь базы ВВС США в Баграм. Маккормик в Афганистане занималась подготовкой новостей для CBS Radio News. Корреспондент газеты «Нью-Йорк таймс» британец Стивен Фаррел вместе с афганским коллегой Султаном Мунади были похищены мятежниками в провинции Кундуз, когда встречались с жителями деревни. Во время операции по их освобождению Мунади был убит. Какой-то малопонятный норвежский журналист по имени Павел был похищен боевиками радикального движения «Талибан» в уезде Ватапур провинции Кунар. Он не предупредил о намечавшейся «прогулке» представителей сил безопасности. Ну а про смелую канадскую журналистку и двух ребят-журналистов, которым ампутировали ноги в Кандагаре, я уже рассказывал.

Кстати, хирурги тоже частенько попадали «под раздачу». В сентябре американские военные избили врачей афганского госпиталя, находящегося под патронажем Красного Креста, в уезде Саидабад провинции Вардак, полагая, что они оказывали медицинскую помощь боевикам «Талибан». Солдаты ворвались в госпиталь «Мохаммад Джан Хан», устроили там обыск и погром, после чего измордовали семерых врачей до полусмерти. А в декабре афганский Красный Крест обвинил военнослужащих США в нападении на сотрудников своего офиса в провинции Заболь. При проведении обыска американские солдаты убили гостя одного из служащих офиса и арестовали трех сотрудников провинциального отделения АКК. В августе, по данным Минздрава, иностранные военные частично разрушили госпиталь АКК в провинции Пактика, вступив в перестрелку с отрядом талибов, которые привезли в медучреждение своих раненых для оказания им помощи.