ГЛАВА 20. ЧЕЛОВЕК СУДЬБЫ

ГЛАВА 20.

ЧЕЛОВЕК СУДЬБЫ

Единственными, кто проявлял еще более необъяснимый оптимизм, чем Уилсон и Авракотос, были моджахеды, которые в том году погибали в рекордных количествах. Для них все было совершенно ясно: есть только одна сверхдержава, и если Аллах с ними, они не могут проиграть. Аллах сам выберет орудие их спасения.

Но в конце концов не божественное провидение и не мистическое озарение позволило Гасту и Чарли довести партизанскую войну до победы. Подлинным кудесником оказался невзрачный с виду молодой человек, прослуживший в ЦРУ лишь полтора года. Он был лишен предрассудков, абсолютно рационален, но никому не могло прийти в голову, что за несколько недель ему удастся полностью перестроить и преобразить афганскую программу ЦРУ Годы спустя Авракотос рассматривал включение Майка Викерса в состав своей оперативно-тактической группы как часть особой судьбы, направлявшей события этой драмы.

Когда Майк Викерс прибыл для первого собеседования со своим будущим руководством, он находился в ранге GS-11, что было гражданским аналогом капитана вооруженных сил. В возрасте 31 года, через полтора года после службы в Агентстве он занимал такое низкое положение на служебной лестнице, что был одним из самых младших сотрудников никарагуанской оперативно-тактической группы, состоявшей из девяноста человек.

Было совсем не просто найти дверь Авракотоса на шестом этаже. Любой другой офис в отделе Ближнего Востока имел табличку рядом с дверью: «снабжение», «финансы» и т.д. У Викерса был только номер 6С18, и он искал белую дверь в белом коридоре без опознавательных знаков, кроме очень маленьких цифр рядом со входом.

За этой безликостью скрывалось желание избавиться от нежелательных посетителей. Впрочем, любой мог войти в офис Авракотоса, но, оказавшись внутри, он сталкивался с огромным манекеном советского солдата в полном облачении специалиста по химической защите. Форма была настоящей, снятой с советского солдата, убитого в Афганистане. Можно было видеть дырочку от пули в груди рядом с эмблемой серпа и молота, но угрожающая фигура в резиновых перчатках и противогазе напоминала Дарта Вейдера из «Звездных войн».

Сотрудники Авракотоса разработали новаторский подход к проблеме безопасности. Они не заботились запирать и отпирать дверь каждый раз, когда приходили и уходили, поэтому поставили советское пугало в качестве первой линии обороны. Разумеется, угроза исходила не от советских «кротов», а от службы внутренней безопасности, регулярно посылавшей своих агентов в разные отделы с целью доказать, что их руководители плохо охраняют свои секреты. Гаст подготовился к такому вторжению, посадив рядом с русским солдатом секретаршу, которой было поручено отказывать в доступе всем посетителям, подозрительно похожим на сыщиков.

Впрочем, секретарша ожидала Викерса и проводила его в кабинет Авракотоса, где службе безопасности удалось настоять на установке специальных дверей с кодовыми замками и смотровыми глазками.

Авракотос не протестовал. Одним из его железных правил было никогда не перечить людям из службы безопасности. Он просто держал двери открытыми. Другие сотрудники любили окутывать свою повседневную работу покровом таинственности. Ритуал запирания дверей создавал у окружающих впечатление важной секретной деятельности.

Авракотос ненавидел эту игру. Любой, кто имел неосторожность закрыть за собой двери его кабинета, видел нечто странное: вероятно, единственную дверь в здании Агентства, выкрашенную в черный цвет. Авракотос испытывал предрасположенность к этому цвету. Он всегда носил черное, когда отправлялся на тайные задания, особенно если хотел кого-нибудь запугать. Но Викерс не стал закрывать за собой дверь, и он был не из тех, кто поддается запугиванию.

Сотрудники ЦРУ обычно стараются не выделяться на общем фоне, и Викерс со своими очками в роговой оправе и тихими манерами казался особенно неприметным. Он был похож на молодого биржевого маклера, возможно окончившего хороший колледж. Он явно не выглядел человеком, готовым взять на себя планирование крупнейшей операции в истории ЦРУ.

Авракотос отличался нетрадиционным подходом к кадровой проблеме. Он не доверял Агентству в выборе кандидатов для своего подразделения. Его поиск начинался с обращения к сети неформальных контактов, главную роль в которой играли секретарши Секретной службы. С его точки зрения, они были единственными, кто мог обеспечить его достоверной информацией о перспективах того или иного сотрудника. «Они подслушивают разговоры своих боссов, — объясняет Авракотос, — они знают все местные сплетни. Если какого-то парня донимает жена и звонит ему по тридцать пять раз в день, им известно об этом».

За двадцать лет своих скитаний по миру с обязательным посещением оперативных пунктов Агентства в каждой стране Авракотос построил виртуальную сетевую организацию, состоявшую из этих женщин. По его прикидкам, в 1984 году он лично знал девять из каждых десяти секретарш из Управления специальных операций, в том числе всех, кто работал на Ближнем Востоке. Он взращивал их почти как своих тайных агентов, обращался с ними как с равными и приглашал на ланч даже после того, как получил работу у Махгаффина.

Он знал, как тяжело им было возвращаться в штаб-квартиру и жить на 18 тысяч или 19 тысяч долларов в год. За рубежом, в Дакке или Тегусигальпе, на эти деньги они могли содержать дом, а во времена сильного доллара вообще жили в роскоши, по собственным понятиям. В Лэнгли они были так бедны, что им приходилось ютиться вместе в крошечных домиках или квартирах, чтобы свести концы с концами. Гаст всегда следил, чтобы они получали максимально возможные премии за сверхурочную работу, и не раз доказывал, что готов отстаивать их права.

Однажды, когда его личная секретарша отправилась в зарубежную командировку, руководитель оперативного пункта в стране пребывания заклеймил ее позором и назвал «шлюхой». Преступление заключалось в ее романе с женатым оперативным сотрудником, который, разумеется, не понес никакого наказания.

Авракотос немедленно встал на защиту своей секретарши, хорошенькой разведенной блондинки. Когда Гаст предстал перед начальником регионального отдела и потребовал объяснения, тот совершил ошибку, когда назвал его секретаршу прелюбодейкой, которая может нарушить деятельность оперативного пункта, если он оставит ее на работе.

— В таком случае вам придется уволить собственную секретаршу и одного из ваших агентов, — сказал Авракотос.

— Почему?

— Потому что я вые…л их обоих. Они оба прелюбодеи.

Вернувшись в офис, Гаст вызвал свою секретаршу и оперативного сотрудника, с которым она сошлась. «Все улажено: вы можете работать дальше, если хотите, — сказал он, — но на вашем месте я, наверное, послал бы их ко всем чертям. — Он добавил: — Мне жаль, но вам придется прекратить отношения».

Слухами земля полнится, и секретарши знали, что у них есть друг в лице Гаста Авракотоса. Если бы не они, Гаст даже не подумал бы нанимать человека, который вскоре стал его незаменимым сотрудником. По словам секретарш, он был особенным человеком — почти гением, который лучше всех составлял оперативные доклады и был предметом зависти в отделе военных операций, который даже не внес его имя в список кандидатов на новую работу.

Отдел военных операций ЦРУ, официально известный как «специальная оперативная группа», находился в процессе реорганизации после нескольких лет увольнений и сокращений. Некогда это был важный компонент ЦРУ — целая дивизия с сухопутными, воздушными и морскими подразделениями. Когда Агентство проводило операцию против Кастро в заливе Свиней, двое ковбоев из отдела военных операций высадили кубинцев на берег и сделали первые выстрелы. Сотрудники этого отдела организовали успешное свержение правительства Арбенца в Гватемале в 1954 году. Около сотни из них участвовало в крупномасштабной операции воздушной поддержки в Лаосе в конце 1960-х годов. Они играли ключевую роль в каждой крупной секретной операции с применением силы, так как обычные оперативные сотрудники редко обладали подобным опытом[46].

Авракотосу интуитивно нравились эти люди, многие из которых начинали свою карьеру в вооруженных силах. «Большинству из них ничего не светило в обычной армии, — объясняет он. — Это такие люди, которые запросто могут послать генерала куда подальше. Они не любят драить пуговицы и до блеска вылизывать сапоги. Они всегда говорят прямо и только то, что хотят сказать. Они ненавидят бюрократов. В армии у них сплошные неприятности — например, выпил лишку и отдубасил подполковника в баре, — поэтому они уходят оттуда и отправляются туда, где делают дело, то есть в ЦРУ».

Эти люди были близки по духу Авракотосу, но многие из них обладали сильно ограниченным кругозором. Теперь, когда Гаст стал руководить афганской программой, он чувствовал, что нуждается в помощи настоящего военного специалиста, но не думал, что в группе специальных операций ему смогут подобрать нужного человека.

Афганская операция была единственной в своем роде не только из-за своего размаха, но и потому что за непосредственные контакты с моджахедами отвечали сотрудники пакистанской разведслужбы ISI под руководством генерала Ахтара. В будущем Авракотосу предстояло посылать целые команды американских военных специалистов на временные тренировочные базы в пакистанских лагерях беженцев. Но в качестве личного военного советника ему не нужен был мускулистый герой, совершающий подвиги на территории противника. Он нуждался в услугах эксперта по оружию, который в первую очередь должен был обладать стратегическим мышлением.

Когда Авракотос сидел в своем офисе и листал резюме десяти офицеров из военного отдела, которых он рассматривал для этой работы, досье Викерса бросилось ему в глаза. Десять лет службы в «зеленых беретах», первые пять из которых он находился на передовой линии НАТО, изучал советские вооруженные силы и готовился к партизанской войне на вражеской территории. Целый ряд внутренних приказов с вынесением благодарности; дважды был назван «спецназовцем года». Свободно владеет чешским и испанским. Закончил подготовку в офицерской школе со вторым результатом в своей группе. Прошел обучение на курсах взрывного дела, легких и тяжелых вооружений, рейдов и засад, высотного парашютирования, альпинизма и скалолазания. Три года выполнял контртеррористические миссии в Панаме. Затем резкий поворот в карьере: в возрасте тридцати лет вступил в программу подготовки элитных специалистов ЦРУ. Внимание Авракотоса привлекли две записи, указывавшие на выполнение миссий в Гренаде и Бейруте. За одну из этих миссий Викерс получил награду за храбрость под огнем противника. Этого было достаточно для более близкого знакомства с кандидатом.

Гаст начал с того, что прошелся по военному отделу и посмотрел на Викерса. То, что он увидел, не произвело на него впечатления: «Он был единственным хилым на вид парнем во всей группе; остальные ребята напоминали неандертальцев, а он был похож на книжного червя». Авракотос решил побольше узнать об этом человеке. Решающую роль сыграла информация, полученная от одной из секретарш, принадлежавших к его тайной сети; по мнению женщин, Викерс вовсе не был хиляком и встречался с самой красивой девушкой с курсов подготовки оперативных сотрудников.

К большому разочарованию Гаста, руководитель группы специальных операций Руди Эндерс объявил, что Викерс слишком молод и не годится для новой работы. Это было уже не первое прямое столкновение Авракотоса с военным отделом, и он не собирался отступать. В том же году он сцепился с предыдущим начальником отдела из-за другого сотрудника, которого хотел позаимствовать для своих целей. Развернулась ожесточенная телефонная баталия. «Вам лучше извиниться, — кричал Авракотос, — потому что если вы этого не сделаете, я спущусь и засуну телефон вам в задницу». Этот человек, которого звали Уильям Бакли, вскоре был отправлен в Бейрут в должности начальника оперативного пункта. Когда Гаст строил планы по привлечению Викерса в свою команду, Бакли попал в плен к проиранским террористам, устроившим ему многодневные пытки. Они послали видеопленку с записью мучений своего пленника, где они ухмылялись в камеру, медленно переламывая ему все кости.

Авракотос не сомневался в том, что бы он сделал с иранцами, если бы мог принимать решения. Он бы приказал разбомбить их главную святыню в Куме или выместил свой гнев на семье Хомейни. С его точки зрения, видеозапись была классической провокацией, предназначенной для того, чтобы Агентство нанесло ответный удар и продемонстрировало свое бессилие. Он сказал Кейси, что, если они не готовы совершить нечто поистине ужасное, лучше вообще ничего не предпринимать. Но он согласился, что запись должна быть обнародована, чтобы мир хотя бы мог узнать, с кем он имеет дело.

Бакли мог быть внутренним противником, но как только он попал в руки настоящего врага, то стал частью семьи Авракотоса. Впоследствии Гаст удостоил его высшей похвалы: «Те, кто похитили его, не знали, с кем имеют дело. Он не доставил им удовлетворения: он был упрямым козлом».

На смену Бакли в военном отделе пришел не менее несговорчивый персонаж. Руди Эндерс не собирался отдавать одну из наиболее лакомых должностей для военных специалистов самому младшему оперативному сотруднику в своем отделе. Между тем Гаст мучительно сознавал свою профессиональную некомпетентность в области стратегии и вооружений. Теперь, когда деньги от Чарли пошли сплошным потоком и нужно было принимать много важных решений, он был готов на все, чтобы заполучить Викерса.

Дуайт Вебер, полковник морской пехоты и последний сотрудник, направленный к нему из военного отдела, доводил его до исступления. «Он все делал строго по уставу и не имел абсолютно никакой личной инициативы, — говорит Авракотос. — Воображение полковника не распространялось дальше текущего финансового года — если бы уровень финансирования удвоился, он бы попросту удвоил существующий порядок, сохранив такое же соотношение оружия и боеприпасов, уже давно установленное Говардом Хартом. У него и в мыслях не было изменить тип оружия — только одно и то же год за годом».

Более того, полковник Вебер нарушил неписаное правило, когда обратился к Ларри Пенну, помощнику Гаста, и спросил его, имеет ли смысл афганская программа как таковая. Он казался обеспокоенным растущими потерями, принимая во внимание крайне малую вероятность успешного исхода войны. Взбешенный Авракотос прямо спросил его: «Что вы за военный?»

Все остальные участники программы пылали энтузиазмом, и Авракотос считал подобные сомнения непростительными. Пожилой Арт Олпер не терзался сомнениями, когда изобретал свои смертоносные устройства; наоборот, он считал, что совершает доброе дело. «Вот человек, который ходит в синагогу, молится и крепко спит по ночам. Именно такой убийца был нужен в моей команде. Бог и правда были на нашей стороне».

Вебер снова довел Авракотоса до белого каления, когда вместе с другим офицером из военного отдела сопровождал его в Швейцарию, где им предстояло осмотреть зенитные орудия. На самом деле Гаст взял их с собой для того, чтобы защитить свою спину. «Мне не хотелось, чтобы кто-то заподозрил, что я заключил личную сделку с Чарли или что он каким-то образом хочет получить комиссионные». Авракотос предпринял особые меры предосторожности, так как хорошо знал, с кем имеет дело. «Мы вели переговоры с двумя швейцарскими пройдохами, Гербертом и Йоханом. Во время Второй мировой войны «Эрликон» продавал оружие обеим сторонам. Они сотрудничали с нацистами, они продавали оружие в Ирак, Иран, Израиль и Саудовскую Аравию в то самое время, когда мы разговаривали с ними. Это мерзавцы международного масштаба, и думаю, мне не удалось скрыть мои чувства, так как один из них за обедом признался мне: “Гаст, я чувствую, что не нравлюсь вам”».

Герберт и Йохан были похожи на любых других торговцев. Они собирались получить кучу денег от ЦРУ и лезли из кожи вон, лишь бы угодить гостям. Они спросили, где американцы хотели бы пообедать. Вебер простодушно сообщил, что ему всегда хотелось побывать в ресторане, где поют швейцарские йодли. Авракотос пришел в ужас. «Для швейцарцев это самый низкий класс, какой только можно представить, — говорит он. — Герберт понимал, как мне неловко, но они старались угодить нам, поэтому отвели нас в такой ресторан. Я заказал водку, а Вебер диет-колу. Потом Том, мой другой специалист по вооружениям, спросил: “Как вы думаете, у них есть шоколадное молоко?”»

«Нет, но, наверное, у них есть обычное молоко», — вежливо ответил Герберт.

«Разве у них нет шоколада, который можно положить в молоко?» — уныло осведомился Том.

Авракотос не верил своим ушам. «Я пытаюсь купить оружие, чтобы побить этих долбаных русских, и тут один из моих крутых парней заказывает диет-колу, а другой шоколадное молоко. И это мои гребаные крутые парни! Между тем Герберт заказывает коньяк и говорит: “Ах да, я слышал, что американцы очень любят шоколадное молоко”».

Швейцарцы знали, что Агентство получило 40 миллионов долларов по законопроекту Уилсона, и старались убедить Гаста потратить на «Эрликоны» все деньги, а не половину, как он намеревался. Главная прибыль для производителей оружия заключалась не в первичной сделке, а в продаже боеприпасов. Каждый выстрел из «Эрликона» стоил 50 долларов, а скорострельность орудия достигала нескольких сотен выстрелов в минуту. Если бы зенитки нашли широкое применение, это сулило торговцам баснословные барыши.

По словам Авракотоса, сотрудники компании «Эрликон» в Цюрихе применяли всевозможные доводы и аргументы, для того чтобы обеспечить крупную сделку. На заключительном этапе визита один из руководителей компании, ухоженный аристократ, устроил частный ужин для Гаста. Он сделал ему личное предложение о трехлетнем контракте на 600 тысяч долларов после ухода из Агентства и был готов заплатить вперед 500 тысяч долларов.

— Засуньте их себе в задницу, — отрезал Авракотос. — Я сделаю вид, что не слышал ваши слова, поскольку вы меньше всего хотите, чтобы я рассказал Конгрессу, как вы пытались подкупить меня.

Щедрый швейцарец ничуть не выглядел оскорбленным или сконфуженным. Вместо этого он сделал предложение, которое больше пришлось по нраву Авракотосу

— Вы любите блондинок?

— Это другое дело, — ответил Авракотос.

По словам Авракотоса, он доложил начальству об этом инциденте. Неизвестно, оказался ли он той ночью в постели с блондинкой, но можно с уверенностью утверждать, что сын Оскара Ласкариса Авракотоса пришел в ЦРУ не для того, чтобы набивать карманы за счет своей страны. Кроме того, он остро сознавал, что в сделке с «Эрликоном» каждый его шаг впоследствии могут рассмотреть под микроскопом. Для того чтобы ходить по такому канату, нужно иметь стальные нервы, а не двух морских пехотинцев, совершенно лишенных воображения и здравого смысла.

Это стало особенно ясно в Вашингтоне, когда настало время свидетельствовать перед Конгрессом о закупках «Эрликонов». Гаст был готов приобрести небольшое количество этих орудий, так как это входило в его негласную сделку с Чарли: дать конгрессмену за его деньги оружие против вертолетов, даже если оно окажется неэффективным. Объяснив это Веберу, Авракотос велел ему засвидетельствовать, что Агентство на самом деле не нуждается в «Эрликонах», но, безусловно, может найти им применение.

— Нет, — ответил Вебер, — честно говоря, это лишние траты.

— Тогда ты не будешь давать показания, — заявил Авракотос.

— Но я должен, — возразил Вебер.

— Нет, не должен, потому что ты заболел. Отправляйся домой. Это приказ. Ты не хочешь подчиниться приказу?

Разумеется, слухи об этой истории дошли до военного отдела, а вскоре там стало известно о намерении Гаста нанять Викерса. Руководитель отдела Руди Эндерс отказывался отпускать Викерса до тех пор, пока Авракотос не пригрозил ему личным вмешательством директора. Как он и надеялся, Эндерс пошел на попятный.

Викерс не знал о бюрократических маневрах, предпринимаемых Авракотосом с целью заполучить его. Ему лишь сказали, что его кандидатура рассматривается на должность военного специалиста в афганской группе. Его собеседование продолжалось полчаса, и хотя было бы преувеличением сказать, что Авракотос влюбился в него с первого взгляда, это недалеко от истины.

Для начала Гаст обнаружил, что Викерс относится к представителям этнического меньшинства. Он выглядел и говорил как настоящий американец, но все его дедушки и бабушки прошли через Эллис-Айленд: двое из Италии, двое из Словакии. Дед-словак работал на сталелитейном заводе в Чикаго, был чрезвычайно доволен своим заработком и рад жить в стране «неограниченных возможностей». Гаст сразу же почуял родственную душу. Как и Викерс, он самостоятельно проложил себе дорогу и жил только своей головой. И наконец, он не мог не уважать то обстоятельство, что этот невзрачный очкарик, скорее всего, может надрать ему задницу.

У человека, слушающего лекцию Викерса о партизанской войне, сначала возникает легкое ощущение дезориентации. Он говорит так, словно читает курс в школе бизнеса. Сам Авракотос был ошеломлен сухими и точными ответами молодого человека на его вопросы о стратегии и вооружениях. Создавалось впечатление, будто он цитирует по учебнику, но такого учебника не существовало.

Авракотос, который сам знал толк в математике, был зачарован. Викерс изучал партизанскую войну так, как другие изучают медицину Казалось, он точно знал, какое лекарство следует прописать и в какой дозе, когда нужно тревожиться о симптомах, а когда можно отступить назад и выждать время. За всем этим стоял некий организующий принцип, и Гаст чувствовал твердую цель, скрытую под маской невозмутимости, особенно когда молодой человек уверенно заявил, что он не видит серьезных причин, которые помешали бы моджахедам одержать победу. Авракотос сразу же взял его к себе и велел подготовить обзорное исследование афганской программы.

Викерс — чрезвычайно методичный человек, и когда он приступил к изучению архивов Агентства и истории войны, то не отрывался до тех пор, пока не вобрал в себя все. То, что он узнал, одновременно порадовало и ужаснуло его. Хорошая новость заключалась в том, что сопротивление выжило и даже ширилось, несмотря на огромные потери. (В соответствии с доктриной спецназа США, если партизанское движение выживает и ширится, то оно по определению выигрывает.)[47]

Многое другое шокировало его. Насколько он мог понять, тот, кто отвечал за выбор оружия и общую стратегию поддержки бойцов за свободу, был виновен в преступной небрежности. Викерсу уже сообщили, что у афганцев нет эффективного оружия для борьбы с авиацией. Но он поразился, когда узнал, что у них нет современных коммуникаций и портативных радиостанций для координирования атак, очень мало гаубиц и противотанковых вооружений, легких пулеметов и пакетов медицинской помощи, не говоря уже об отсутствии нормальной обуви, что приводило к многочисленном обморожениям. Им не хватало еды, чтобы их семьи не голодали, пока они оставались на фронте; у них не было миноискателей и снайперских винтовок и катастрофически не хватало современных автоматов. По какой-то причине основным оружием ЦРУ для моджахедов была винтовка системы Ли-Энфилда времен Первой мировой войны.

Это имело бы определенный смысл в начале XX века, когда армии занимали неподвижные позиции в окопах и траншеях… Но теперь? Очевидно, за решением Говарда Харта наводнить Афганистан винтовками Энфилда стояло желание создать у моджахедов ощущение боевой мощи, пусть даже иллюзорное. Винтовки были дешевле современных автоматов Калашникова, и, с учетом очень скудных бюджетов ЦРУ на раннем этапе войны, такое решение выглядело оправданным. Однако доктрина партизанской войны требовала оснастить моджахедов тем же оружием, которым пользовался их противник. Только так они могли пользоваться захваченными боеприпасами. Не стоит и говорить, что советские солдаты не пользовались винтовками Энфилда. Тем не менее Агентство с механической неизменностью снабжало моджахедов сотнями тысяч единиц этого устаревшего оружия, чего нельзя было сказать о боеприпасах.

Викерсу сразу же стало ясно, что в такой ситуации афганцы не могут вести войну на истощение. Этот секрет, извлеченный из архивных папок ЦРУ, оскорблял его профессиональное достоинство. По протоколу Агентства он занимал слишком низкое положение и не мог во всеуслышание объявить свои выводы. В сущности, если бы не Авракотос, он вообще не имел бы права предпринять какую-либо инициативу.

История Викерса тем более замечательна, что организация и поддержка грандиозной по своему размаху тайной военной кампании требует сочетания множества необычных навыков. Правительство США не готовит специалистов по такой дисциплине. Но вышло так, что Майк Викерс всю свою жизнь осознанно или неосознанно готовился именно к этой работе.

* * *

Координация огневой мощи — залог успешного боя, но вместо технического жаргона Викерс начал с того, что предложил своему новому боссу метафору. По его словам, путь к успеху заключался в ассортименте вооружений и в правильной организации работы. Викерс объяснил, что по своим потребностям моджахеды почти не отличаются от «зеленых беретов», эффективность которых зависит от разнообразного оружия и соответствующих навыков. Повстанцы также должны пройти курс параллельной подготовки по таким предметам, как связь и коммуникации, чтение карт, оказание первой помощи, взрывные устройства и вспомогательные вооружения. Но все это было второстепенным по сравнению с правильным сочетанием противопехотных, противотанковых, зенитных и осадных вооружений.

Стратегия нуждалась в пересмотре в соответствии с новыми правилами игры. Викерс хотел немедленно прекратить закупки устаревших винтовок Энфилда и перейти на автоматы Калашникова. По его словам, следовало думать об основной боевой единице моджахедов как об отряде численностью 100 человек. Каждое из этих подразделений нуждалось в трех пулеметах DShK калибра 12,5 миллиметров, но не более того, и Викерс полагал, что у афганцев уже более чем достаточно такого оружия. Он предложил прекратить покупки DShK и вместо этого приобретать более дальнобойные тяжелые пулеметы калибра 14,5 миллиметров, пули которых могли пробивать броню штурмовых вертолетов. Он также указал на необходимость приобретения дальнобойных гаубиц, способных поражать мишени на большом расстоянии, не навлекая на себя мгновенный ответный огонь.

Его расчеты по боеприпасам заставили Авракотоса признать недостаточность существующего бюджета. Если у вас есть стрелковое оружие, объяснил Викерс, главный вопрос состоит в том, сколько боеприпасов оно будет потреблять в течение года. Возьмем, к примеру, автомат АК-47, который легко может израсходовать 200 патронов в ходе одного боестолкновения. Десять боев в месяц «съедят» 2000 патронов. С учетом того, что ежегодный боевой сезон продолжается три или четыре месяца, одному моджахеду понадобится около 7000 патронов в год. При цене 15 центов за патрон это составляет примерно 1050 долларов на человека в год только для того, чтобы один автомат АК-47 ценой 165 долларов оставался снаряженным и готовым к бою. Говард Харт уже раздал моджахедам более 400 тысяч единиц стрелкового оружия, главным образом винтовок Энфилда и автоматов Калашникова. По словам Викерса, полное обеспечение боеприпасами всего этого оружия подорвет бюджет тайной войны. Только для того чтобы снабжать боеприпасами в течение года 100 000 воинов ислама, вооруженных АК-47, нужно было выложить более 100 миллионов долларов.

В Агентстве уже решили использовать дополнительные средства на закупку новых винтовок, но, по утверждению Викерса, это лишь оставило бы повстанцев без боеприпасов и без такого оружия, которое действительно могло бы повлиять на исход войны. Все нуждалось в переработке в соответствии с новой концепцией.

Когда Викерс закончил перечислять виды оружия и количество боеприпасов, стало ясно, что речь идет о расходах, которые до сих пор считались немыслимыми. И это было лишь началом. Когда решение об эскалации конфликта будет принято, оно повлечет за собой огромные параллельные затраты на материально-техническую поддержку и транспортировку: грузовые самолеты и корабли, поезда и грузовики, верблюдов и мулов. Нужно было построить новые склады, назначить инспекторов по контролю качества и, как всегда, специалистов по маскировке.

На свой незатейливый манер Викерс показал Авракотосу совершенно новый мир, когда он говорил о том, как должно выглядеть сопротивление через два, три и четыре года. Теперь дело уже не ограничивалось незначительным кровопусканием. Викерс, тренированный убийца, представил систематический план проведения Советской армии через ее собственный Вьетнам.

Когда Викерс сидел в офисе Авракотоса с конкретными цифрами в руках, Гаст испытывал смешанные чувства. Он приставил к работе младшего оперативника с мыслью о том, сколько денег еще предстоит потратить. То, что сделали они с Уилсоном, по праву можно было назвать политическим чудом, и он ожидал, что Викерс признает их заслугу. Вместо этого Викерс объявил, что для основательного вклада в победу они должны быть готовы расширить военный бюджет до 1,2 миллиарда долларов в год.

Это было больше, чем ЦРУ тратило на все другие тайные операции, взятые вместе. Это было даже больше, чем мог представить Авракотос. Он поспешно собрал свою команду для проверки полученных результатов. Специалист по логистике выражал особые сомнения, но в конце концов старшие сотрудники пришли практически к такому же выводу. «В результате мы согласились с девятью из каждых десяти пунктов, которые он предлагал», — вспоминает Гаст.

Между тем эксперты из районного отдела тоже добрались до результатов Викерса и поставили под вопрос весь план афганской кампании. На очной ставке с двадцатью ветеранами Викерс повторил, что существующая политика немногим отличается от вооружения моджахедов дубинками вместо винтовок. Если им приходится рассчитывать лишь на текущие средства, лучше прекратить закупки нового оружия и пустить весь бюджет на боеприпасы. По крайней мере, у афганцев будет чем стрелять в противника, даже если у них нет правильного оружия.

В сложившихся условиях моджахеды не могли сражаться круглый год и вступать в интенсивные боевые действия с советской армией. Викерс указал, что, если снабдить их теми ресурсами, о которых он говорит, они смогут сохранять боеспособность в течение всего года. Для этого необходимо лишь достаточное количество боеприпасов, еда для их семей, медпакеты и надежные линии снабжения. Благодаря этому скромному выступлению молодой стратег фактически захватил контроль над программой, убедив всех остальных силой своей логики.

Авракотос знал, что Чак Коган со свойственной ему крайней осторожностью положит этот план под сукно и не даст обсудить его с более высоким начальством. Но в тот год ему сопутствовала удача: преемником Когана в должности начальника отдела оказался ветеран-оперативник Берт Данн.

Данн был старым военным, служившим в Афганистане и Пакистане. Он знал местность, знал действующих лиц и преклонялся перед стратегическим планом Викерса. Что более важно, он доверял Авракотосу, поэтому отступил в сторону и позволил Гасту взять бразды правления в свои руки. Это оказалось неоценимым подспорьем в предстоящие годы.

После того как Данн поставил свою подпись под планом Викерса, двое мужчин отправились представить свое творение Клэру Джорджу. Судьба снова была к ним благосклонна. Данн работал заместителем Джорджа в Африканском отделе и располагал его доверием. «Клэру не нравятся сложные расчеты и многочисленные подробности, — объясняет Авракотос. — Он просто сказал: “Берт, если ты готов подписаться, я согласен”». Но «главный шпион» Агентства предположил, что инициатива в целом не имеет смысла, поскольку Конгресс никогда не выделит таких денег.

В качестве заместителя директора по оперативным вопросам Джордж постоянно сталкивался с массой проблем. Ему приходилось выбирать точки приложения своей энергии и делиться ответственностью. Когда он узнал, что его бывший заместитель Берт Данн стал начальником Авракотоса, то испытал облегчение и не видел причин вдаваться в подробности афганской программы. Авракотос еще больше разрядил обстановку: он был подчеркнуто дипломатичен и сказал, что они ничего не проиграют, если попробуют предложить свой план. По крайней мере, они смогут получить хотя бы часть денег. Он не собирался раскрывать Клэру свой маленький секрет и рассказывать ему о своих тайных договоренностях с Уилсоном.

Между тем в отношениях Уилсона и Авракотоса назрела проблема, требовавшая быстрого решения. Когда речь шла о военных усилиях ЦРУ, Чарли продолжал гнуть свою линию и настаивал, что деньги в первую очередь должны расходоваться на зенитные орудия для борьбы с вертолетами. Ночные кошмары до сих пор будили его посреди ночи, и он регулярно звонил Гасту и спрашивал, как обстоят дела с «Эрликонами» и другими видами оружия, к покупке которых он подталкивал Агентство.

Осенью 1984 года, когда Викерс появился на сцене, Уилсон уже набил оскомину у многих сотрудников ЦРУ своими попытками решить проблему борьбы с авиацией. Он побуждал израильтян к продолжению работы над «Лошадкой Чарли», хотя Гаст уведомил его, что не будет финансировать эту программу. Исламский мир формально находился в состоянии войны с Израилем, и ему не хотелось рисковать всем, позволив евреям вмешаться в дело джихада.

Теперь Уилсон при поддержке Агентства убеждал Авракотоса приобрести британские «Блоупайпы» — выстреливаемые с плеча управляемые снаряды, якобы доказавшие свою эффективность во время войны на Фолклендских островах. Гаст видел это оружие на последнем авиасалоне и уже побеседовал с представителями Shorts Brothers, компании-производителя. Но такая сделка тоже носила строго секретный характер и требовала разрешения от британского правительства на самом высоком уровне. Авракотос сознавал, как опасно затягивать с разрешением этого вопроса, особенно потому, что он практически одурачил Уилсона с «Эрликонами». Уилсон считал швейцарскую зенитку неким волшебным оружием; он держал миниатюрную модель «Эрликона» на своем письменном столе и показывал ее афганским визитерам, уверяя их, что оно станет главным орудием их освобождения. Между тем Гаст знал, что пройдет по меньшей мере один год, прежде чем первые «Эрликоны» попадут в Афганистан, и в любом случае их будет так мало, что они окажут лишь незначительное влияние на ход войны.

Было удручающе ясно, что Агентство не нашло способ противостоять советскому господству в воздухе. Никаких рабочих планов не существовало, и Гаст понимал, что рано или поздно Чарли развернет свою тяжелую артиллерию против него.

Викерс и глазом не моргнул, когда Авракотос спросил его, что делать в такой ситуации. Он сказал, что Уилсон неправильно подходит к решению проблемы. Победа в сражении редко достигается с помощью единственного оружия. Не обязательно искать идеальное оружие. Как и раньше, ответ заключался в концепции широкого ассортимента вооружений.

Выслушав Викерса, Авракотос решил нарушить протокол и привести его в офис Уилсона. Для молодого оперативника в чине GS-11 было неслыханным делом отправиться к конгрессмену, а тем более устроить ему секретную презентацию по спорному вопросу. Но Авракотос был в отчаянии. «Это будет самый важный брифинг в твоей жизни, — сказал он Викерсу. — Иди, поупражняйся перед зеркалом».

Даже спустя годы после того как русские ушли из Афганистана, Уилсон не имел представления о той роли, которую сыграл Викерс в ходе войны. Он пропускал мимо ушей (или по крайней мере не запоминал надолго) имена инструкторов и советников, приезжавших к нему из ЦРУ на протяжении многих лет. Для него они были безымянными собирательными фигурами, работавшими на Гаста Авракотоса, а впоследствии на Джека Девайна или Фрэнка Андерсона. Он неизменно приписывал все успехи этих военных лет собственным усилиям и результатам своего тайного сотрудничества с Гастом.

Уилсон пришел к выводу, что молодой человек в очках, бесстрастно излагающий суть дела, является блестящим техником, но определенно не автором плана, который дал моджахедам шанс на победу. Викерс объяснял, каким образом новое сочетание вооружений должно радикальным образом изменить ситуацию в пользу повстанцев. Когда он дошел до вертолетов, Уилсон стал слушать с особым вниманием.

По словам Викерса, не было необходимости искать одно новое оружие в качестве «серебряной пули». Покончить с советским господством в воздухе могло сочетание разных вооружений, которое изменит равновесие в пользу моджахедов.

Авракотос молча наблюдал, как Викерс обрабатывает Уилсона своими неотразимыми логическими аргументами. Вместо 12,7-миллиметрового пулемета DShK, бьющего на 1000 метров, афганцы нуждались в гораздо более мощных и тяжелых 14,5-миллиметровых пулеметах с вдвое большим радиусом поражения и большей проникающей силой. Хотя «Эрликоны» дороги и статичны, их снаряды, которые взрываются при ударе, могут поражать воздушные суда на расстоянии нескольких тысяч метров. Последним элементом, по предложению Викерса, должно стать двадцатикратное или тридцатикратное увеличение количества управляемых снарядов класса земля—воздух, которые должны были довершить дело. Советские SA-7, оснащенные головкой теплонаведения, могли пролететь до 5000 метров на хвосте у МиГа, в то время как британские «Блоупайпы» управлялись с земли, и их нельзя было сбить с толку отстреливанием осветительных патронов.

Гаст ощущал сдерживаемое волнение Чарли, когда Викерс перешел к финальной части своего выступления и заключил, что ни одно из этих вооружений само по себе не может быть совершенно эффективным, но целое будет больше, чем сумма отдельных частей. Все, что им нужно, — убедить советских пилотов, что этот ассортимент разнообразного оружия существует на самом деле и находится в руках повстанцев. Тогда каждый советский пилот будет знать, что у него нет эффективной защитной тактики, на которую он может полагаться. До сих пор штурмовые вертолеты могли оставаться за пределами досягаемости пулеметов и безнаказанно расстреливать моджахедов. Отстрелив несколько тепловых патронов, они могли сбить с курса любой управляемый снаряд с головкой теплонаведения. Но при правильном сочетании вооружения они просто не будут знать, что моджахеды подготовили для них на этот раз.

По словам Викерса, еще более важное значение имел тот факт, что правильное сочетание противовоздушных средств заставит вражеских пилотов подниматься выше, а тогда их действия будут гораздо менее эффективными и они не смогут терроризировать моджахедов на земле.

Через день после виртуозного выступления Викерса Авракотос вернулся в офис Уилсона, и они поговорили о деньгах. С помощью Уилсона финансирование афганской программы теперь достигало 500 миллионов долларов. Половина этих денег шла от Конфесса, а другая половина — от Саудовской Аравии. Авракотос уведомил Уилсона, что им может понадобиться еще больше денег.

Теперь Авракотос находился в плотном контакте с этим потенциально опасным конгрессменом. В Агентстве подозревали, что Уилсон может иметь некий материальный интерес в сделке с «Эрликонами», и хотя эти подозрения до сих пор не утихли, Чарли объявил, что его друг Мохаммед Абу Газаля, министр обороны Египта, готов продать ЦРУ оружие, необходимое афганцам для борьбы с советскими вертолетами.

Разумеется, Авракотос знал, что СССР раньше оснащал египетскую армию. Агентство уже вело некоторые дела с египтянами, но в отношениях с ними то и дело возникали организационные трудности. Абу Газаля сообщал, что у него есть 800 SA-7 и пригодная для транспортировки на мулах советская зенитка под названием ZSU-23. Он уже пригласил Уилсона для инспекции, и Чарли хотел, чтобы Гаст отправился в Каир вместе с ним.

Для Гаста это было поистине рискованное предложение, одновременно соблазнительное и угрожающее. Мохаммед Абу Газаля считался вторым самым могущественным человеком в Египте и другом Соединенных Штатов. Но, по слухам, министерство юстиции вело расследование в отношении транспортной компании, созданной Абу Газаля и бывшим оперативником Агентства для перевозки товаров по линии американской зарубежной помощи Египту. Говорили про обвинение в коррупции.

Ситуация была вдвойне неловкой, так как бывший сотрудник ЦРУ Том Клайнс был старым знакомым и теневым бизнес-партнером Эда Уилсона. По воле случая именно Клайнс составил для Уилсона многомиллионный план, который Чарли представил Сомосе много лет назад. Этот сложный клубок едва ли стоило распутывать, если бы не вопрос, внезапно возникший у Авракотоса: как быть, если в Египте окажется, что Чарли Уилсон, тот самый конгрессмен, с которым он вступил в заговор ради благородного дела, окажется продажным человеком?