Мамантов, Шкуро, Шифнер-Маркевич
Мамантов, Шкуро, Шифнер-Маркевич
Где это было? И когда? Ежедневные стычки с красными, переходы, какие-то ответвления в стороны от главной железнодорожной магистрали Касторная — Валуйки, бесконечный ряд сел, так близко лежащих одно от другого, потеря всех документов-донесений не дают возможности установить, где именно это было?
Наша дивизия отходила вместе с донскими дивизиями на юг вдоль этой дороги, западнее ее и параллельно ей, рядом. Полки шли шагом, почти беспечно. Кто-то цокотом копыт по твердой обледенелой дороге обгонял меня, идущего впереди полка, и когда я повернул голову, чтобы посмотреть, кто это, то увидел вначале пышные, с бакенбардами, русые усы всадника, а потом уже весь его конный облик. Я сразу же узнал во всаднике генерала Мамантова.
В длинной кавалерийской шинели военного времени, своими полами она глубоко спускается до самых стремян всадника; шинель совершенно гладкая, на ней никаких походных ремней; на левом боку висит только одна легкая шашка; на голове мягкая фуражка защитного цвета; под ним легкий поджарый «дончак», почему-то гнедой масти и не высокий, может быть, два с половиной вершка, но не выше трех вершков росту. Конь идет короткой иноходью. Все у Мамантова «легкое» — и конь, и посадка в седле, и походный мундир. Природный кавалерист. За ним, рысцой на крупном рыжем донском коне, следует его конный вестовой. При Мамантове ни адъютанта, ни начальника штаба, ни ординарцев. Никакой внешней помпы. Все это вместе взятое только украшало в моих глазах донского героя, признанного таковым и красными.
«Пленные показали, что возвращение в ряды своего корпуса генерала Мамантова приподняло настроение казаков и дало им некоторый импульс для продолжения борьбы»,[230] — пишет красный командующий Егоров в своей книге.
Неослабевающим наблюдением проводил я его до тех пор, пока он не скрылся в длинной колонне казаков. Больше я его не видел. Это была первая и единственная встреча с ним.
В 10-х числах ноября 1-я Кавказская казачья дивизия сосредоточилась в селении Ольшанка или Волоконовка (точно не помню), севернее Валуйки. Здесь произошло некоторое перемещение старших начальников и переформирование полков. Сюда из Екатеринодара вернулся начальник штаба Шкуро, Генерального штаба генерал-майор Шифнер-Маркевич. Следствием этого было — генералы Шкуро и Губин немедленно же выехали в Екатеринодар, а в командование дивизией вступил Шифнер-Маркевич.
Генерал Шкуро, уезжая на Кубань, издал широковещательный приказ по корпусу, что «ввиду грозных событий он спешно выезжает на Кубань, чтобы поднять там ОБЩЕКАЗАЧИЙ СПОЛОХ».
Идея этого сполоха не указана, и нам, командирам полков, ничего не было известно — чем вызван такой спешный выезд Шкуро на Кубань? Одно нас возмутило, что он взял с собой в вагоны свой «Волчий дивизион», сила которого была равна любому полку дивизии, что-то около 250 казаков со многими пулеметами. Нам показалось, что Шкуро выехал со своими «волками» на Кубань «неспроста».
Появление генерала Шифнер-Маркевича восторженно приветствовалось всеми в дивизии. Все говорили о нем как о храбром и умном генерале и добром человеке. Я его совершенно не знал и не видел ни разу. Верхом он проехал по полкам, выстроенным в конном строю за селом.
Небольшого роста, чистенький, гладко выбритый, пухленький, как будто «нежный» на вид — он произвел на меня впечатление, как что-то игрушечное. Лицо его было нежно и совсем не боевое, «окуренное в боях», как принято говорить. Ему было 35–40 лет, не больше.
Поздоровавшись с полками, он произнес: «В тылу, на Кубани — раздавлена крамола! Власть перешла в руки военных! И теперь, на фронте, будет лучше!»
Какая крамола? где? у кого? — этого он не сказал казакам, и мы были в полном неведении. И лишь потом только мы узнали, что было арестовано несколько членов Кубанской краевой рады и один из них, священник Кулабухов, повешен.
Ничего не зная, по его предложению прокричать «ура!» этому событию, казаки, ничего не понимая, лениво прокричали короткое «ура!», а кому и почему — не знали даже и мы, командиры полков. А тому, что «на фронте будет лучше после этого», мы мало поверили. Нам-то здесь было гораздо виднее!
Первым приказом генерала Шифнер-Маркевича по дивизии было: «Ввиду малочисленности полкового состава, бригады сворачиваются в Сводные полки. 1-й и 2-й Хоперские полки образуют Сводно-Хоперский полк, под командой полковника Елисеева Феодора, а 1-й и 2-й Кубанские партизанские конные полки сводятся в Сводно-Партизанский конный полк под командованием полковника Соломахина Михаила. Отдельные функции по полкам отправляются только в хозяйственном отношении».
Свернувшись в два Сводных полка, дивизия имела около 600 шашек. При Сводно-Хоперском полку было что-то до 16 пулеметов. Полк был разбит на шесть сотен. 1-й дивизион, то есть:
1-ю, 2-ю и 3-ю сотни, составляли казаки 1-го Хоперского полка, а 2-й дивизион — 4-ю, 5-ю и 6-ю сотни — составляли казаки 2-го Хоперского полка. Полки стали достаточно сильными, но численность всей дивизии оставалась та же.