Хоперцы и кавалеристы князя Гагарина
Хоперцы и кавалеристы князя Гагарина
От села Избища полк был послан куда-то на запад, где находился полуконный кавалерийский полк полковника князя Гагарина. Об этом полку мы слышим впервые. Представившись почтенному князю-полковнику с длинной седой бородой, отошел к своим казакам.
Было очень холодно, морозно и снежно. Стоим в какой-то бугорчатой местности. Казаки курят, топчутся на месте, от холода забавляются разными движениями. Чего мы стоим? Кого ждем? — мы не знаем.
— Господин полковник… разрешите казакам потанцевать под гармошку?.. Уж очень холодно! — спрашивает меня командир 3-й сотни сотник Ковалев, бекешевец. Конечно, разрешаю и подхожу к казачьему кругу собравшихся, чтобы ближе рассмотреть своих «хопров» в быту.
Обветренные холодом сизые лица. Редко кто бритый, хотя все молодые. Лица свежие, хорошо кормленные. Вид не забитый, даже смелый. Но я уже видел, что дай волю некоторым — они могут быть и дерзки. Хоперцы живут меж горцев и от них многое восприняли, насчет «карапчить» и другие отрицательные замашки в европейском понимании. Но в понятии горца и казака они только похвальные, как молодечество всякого джигита.
Все они в шубах в талию или в шубах-черкесках. Все при шашках и винтовках. Через грудь — патронташи. Не у всех кинжалы, да они и не нужны были даже и в Великой войне, как показал долгий опыт. А теперь, на овчинную шубу в талию, они и не нужны. Иное дело на черкеску, да в своей станице, да пойти на люди или к теще. Все в папахах. Башлыки или за плечами, или на плечах, или подвязана шея. В общем — воинский вид хороший, а в суровый холод — и вид суровый.
Хоперцы отлично танцуют лезгинку. Она у них является главным казачьим танцем. Танцуют они хорошо, стильно, чисто по-горски, от которых не только что ее переняли, но считают «своим танцем».
Развернулась «двухрядка», и, когда я подошел, лезгинку танцевал статный казак в овчинном полушубке до колен, сшитом в талию, как бешмет. Он в полном вооружении, даже с винтовкой за плечами. Не передавать же винтовку соседу на время танца. Это просто стыдно и недостойно воина. А тот нарочно передаст другому… вот и ищи тогда свое оружие?
Танцующий при револьвере. На нем дорогой ингушский пояс. А по овчинной шубе тянется к револьверу осетинский шнур ручной работы женщины, плетенный черными шелковыми нитками и золотом. Видно было, что этот казак особенный молодец, любит оружие и понимает толк в нем. По утоптанному снегу, хотя он и в сапогах, но танцует стильно. Увидев меня, он смутился, но продолжал танцевать.
— Это немой казак, — говорит мне Ковалев, указывая на танцующего («немой», то есть и не говорящий, и ничего не слышащий).
— Почему же он на фронте? Ведь он не подлежащий мобилизации?! — спрашиваю я Ковалева.
— А он добровольно здесь… во-первых, он ненавидит большевиков, а во-вторых, он хороший хозяин и приобретенное посылает жене, — говорит и весело улыбается Ковалев.
Я его понял. Немой танцует хорошо и, главное, не слыша звука гармонии — такт не теряет в танце. Увидев меня, он смутился и хотел бросить танцевать, но казаки знаками с ним говорят: «Танцуй еще!.. Сам командир пришел посмотреть на тебя!» — и он скромно протанцевал еще, и очень стильно.
— Как же он может держать такт в танце, если он не слышит? — спрашиваю казаков.
— А он, господин полковник, часто поглядывает на гармошку и глазами запоминает такт, — отвечают они.
Потанцевали еще некоторые, но хуже немого и остановились.
— Запойте что-нибудь, хлопцы, — говорю им. — Ну, вот эту, «Жили-были на Кубани», — добавляю я.
Казаки улыбнулись и запели свою новую песню хоперцев, составленную кем-то о терроре красных над ними после восстания в 1918 году. Она пелась ими очень душевно, с переживаниями и на мотив старой песни линейных казаков «Русский Белый Царь желает, да гордых турок наказать».
Содержание песни было очень трогательное и очень подходило к этому бурливо-жалобному напеву. Вот она:
Ой, жили-были на Кубани,
Да добры люди, казаки
(это затягивал запевала).
Прилетели, тай, насели,
Те злодеи, мужики…
(подхватывал хор).
Ой, с ними жили, проживали,
В проходящие года,
Чем же можно, поделялись…
Поделились завсегда.
Но, боса-сила взбунтовалась,
Тай собралася в отряд,
Их собралося немало,
Тай назначили поход…
Их собралося немало,
Тай назначили поход,
Балахон с своим отрядом,
Наступает по реке.
Дальше слова забыл, но песня заканчивается тем, что казаки были разбиты, многие были арестованы и казнены, что выражено словами:
Они били и рубили
Всех невинных казаков…
По их словам, Балахон был подпрапорщик одного из пехотных полков и из крестьян Кужорской станицы Майкопского отдела. Когда его выбили оттуда, он прошел с отрядом в Баталпашинский отдел и там терроризировал население, главным образом казачье.
Поющих казаков окружили кавалеристы князя Гагарина и с большим интересом рассматривают их.
Этот полк был составлен из интеллигенции, больше из студентов Воронежской губернии, уже при отступлении. Полковник князь Гагарин был начальник одного из уездов этой губернии и теперь отходил вместе с нами. Солдат и офицеров в полку было очень мало, лошадей не хватало. Да и людей-то было, может быть, на один эскадрон мирного времени. В переходах они «менялись» — то есть конные уступали пешим своих коней и, дав передохнуть пешим, вновь садились на них. Конечно, такой полк мало был боеспособный.
Все они одеты в шинели, в фуражки. Некоторые студенты и ученики классов средних учебных заведений — в своих форменных фуражках. Несомненно, они были неопытны в военном деле, может быть, впервые видят кубанских казаков в их доподлинности, да еще и боевой — почему с интересом и как-то наивно вглядываются в суровые лица хоперцев. Мне их было жалко. И когда тронулись полки куда-то на юг, они, вперемежку со своими конными, запели кавалерийскую песню «Журавель». В их юношеских голосах она была далека от воинственности.
В своих воспоминаниях Буденный пишет: «В бою с 6-й кавалерийской дивизией был уничтожен Сводно-кавалерийский полк полковника князя Гагарина. Убит был и сам Гагарин».[229] Насколько это верно — неизвестно, печать белых об этом ничего не говорит.
…Дивизия стоит в каком-то селе. Издали раздается голосистая песня. Все невольно выскочили на улицу. Из-за угла показался конный строй. Впереди человек тридцать песенников. Ими управляет плетью солидный подхорунжий с бородой, явно упиваясь сам и песней, и своим генералом Шкуро. Они поют так любимую песню на Кубани: «По-над лесиком, ой, да шлях-дороженька…» И, переиначив слова, подхорунжий затягивает:
Ой, да попереди, сам Шкуро молодой…
И хор мощно, витиевато подхватил:
Гэ-э-э-э-эй! Сам Шкуро молодой,
На конике сидит, выхиляется,
Выхиляется,
Своим войском выхваляется…
Слушая их и видя такой бодрый и молодецкий вид «волков», на хороших лошадях, тепло одетых, радовалось сердце. Казаки, безусловно, любили Шкуро. И нам казалось, что это есть наши временные неудачи. Счастлив, кто верует!